Когда все эти вопросы и идеи только начали появляться в разговорах и публикациях, я получил неожиданное приглашение. К тому времени я уже десять лет не работал на полную ставку в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса, но был как никогда поглощен научными поисками. Медицинский факультет Гарвардского университета попросил меня выступить с программной лекцией о важности эмоций и нарратива в медицине. В свое время я ушел из этого самого вуза, потому что мне не хватало внимания к внутреннему психическому опыту человека, из-за ощущения острой необходимости сосредоточиться на чувствах и историях наших жизней, поэтому подобное приглашение одновременно озадачило и позабавило. Прошло почти 25 лет, и вот я снова здесь, в Бостоне, вхожу в Ether Dome — амфитеатр Общей больницы штата Массачусетс.

Если видеть базовую отношенческую и телесно воплощенную природу разума, с научной точки зрения совершенно очевидно, почему врачи должны учитывать не только тело, но и разум пациента. Жаль, что в студенчестве я к этому еще не пришел, и у нас не было этих знаний. Тщательно всматриваясь в лица студентов, а затем обсуждая с ними эти вопросы, я видел, что наука может помочь укрепить человечность медицины.

Разум — это сердце человеческого существования.

Предпринятое нами путешествие в сущность жизни позволяет задать основополагающие вопросы, чтобы с помощью ответов на них оживить разум, сделать его реальным, обнажить его центральную суть для здоровья и исцеления.

Видеть разум. Именно в этом заключается суть инсайта и эмпатии. Видение разума, или майндсайт, стало для меня спасательным кругом и помогло вернуться в эти залы. Оно было указующим лучом света, намерением и отношением, поддержанным наукой и ощущаемым внутри, и, возможно, именно оно не дало мне сойти с ума. Кроме важных способов ощущения собственной и чужой субъективной психической жизни, видение разума включает уважение к различиям и создание связей сопереживающей коммуникации. Майндсайту также присуща интеграция.

Видение разума — это трио взаимосвязанных фундаментальных человеческих переживаний: инсайта к своему разуму, эмпатии к разуму других, а также интеграции, стимулирующей доброту и сострадание для правильных и полезных для здоровья отношений.

Сложно описать, что я чувствовал в Ether Dome, рассматривая эти вопросы в той самой комнате, где четверть века до этого пребывал в полном отчаянии. Со мной был пятнадцатилетний сын, и его глаза, пристально следящие за всем происходящим, усиливали этот трогательный момент.

Примерно в то же самое время благодаря удачному применению слова «осознанность» в книге Parenting from the Inside Out, которую я написал вместе с Мэри Хартцелл, многие родители начали просить научить их медитации. Мы с Мэри взяли научные открытия, изложенные в книге The Developing Mind, и подготовили выжимку принципов межличностной нейробиологии, а также истории специально для родителей, чтобы они смогли использовать их в поиске смысла жизни. Мы не были профессионалами в медитации. Я оставил полноценную научную работу, придя к убеждению, что отношения формируют головной мозг, и то, что мы делаем с разумом, может изменить структуру мозга, — тем самым выйдя за пределы принятых представлений. Моя жена Кэролайн десятилетиями каждое утро тихо медитировала, однако в то время медитация казалась мне слишком «не от мира сего», чтобы подключать ее к медицине. Мы с Мэри использовали термин «осознанность» в том смысле, что родители должны взаимодействовать с детьми сознательно и целенаправленно.

Вскоре после выхода книги и начала мастер-класса меня попросили приехать на мероприятие с участием Джона Кабат-Зинна, всемирно известного специалиста в области внедрения практики осознанной внимательности в медицину и автора собственной программы снятия стресса. Готовясь к встрече, организованной журналом Psychotherapy Networker, я прочел всю немногочисленную научную литературу о практике осознанной внимательности. Поразило, что критерии эффективности при обучении этой методике почти идеально совпадали с критериями в моей научной области — теории привязанности. Безопасная привязанность и осознанная внимательность, видимо, были параллельными процессами. Меня очень увлекло возможное пересечение осознанности и безопасной привязанности в отношениях, основанных на эмпатии, сострадании, доброте и заботе.

Что может быть общего у внимательного осознавания, культивируемого путем медитации, и эмпатического общения в отношениях привязанности?

На заседании я поднял вопрос о странных совпадениях между тренировкой внимательного осознавания, безопасной привязанностью, а также префронтальной корой головного мозга. Последняя, как мы говорили, связывает различные области мозга — кору, лимбическую область, ствол мозга, — а также сигналы, идущие от организма, и социальные сигналы. Пять источников дифференцированного энергоинформационного потока объединяются, а затем координируются и гармонизируются интегрирующими волокнами префронтальной области.

Могут ли эти три аспекта человеческой жизни отражать некую общую почву интеграции? Способно ли внимательное осознавание быть тем самым интегрированным состоянием разума, где безопасная привязанность отражает отношенческое состояние интеграции, а префронтальная область — воплощенную интеграцию мозга?

Я не был знаком с практикой медитации и в ходе научной работы занимался исследованиями привязанности, поэтому Кабат-Зинн побудил меня самому попробовать медитацию внимательного осознавания. За следующие полтора года я прошел ряд тренингов, по итогам которых родилась книга — рассказ о том, как новичок (то есть я) знакомится с осознанной внимательностью. Еще мы с Джоном Кабат-Зинном и двумя коллегами, присутствовавшими на встрече Networker — Дианой Акерман и Джоном О’Донохью, — провели конференцию Mind and Moment («Разум и момент»), во время которой я обнаружил, что вопросов у меня все больше. Когда в Mindsight Institute я с учениками смотрю видеозаписи того мероприятия, меня наполняют энергия и ощущение, что это происходит сейчас. Неужели прошло более десяти лет? Во время просмотра помещение пропитывается чувством непосредственного участия, присутствия, которое мы испытывали там. Присутствие кажется каким-то вечным. И может быть, именно этому посвящена настоящая глава о значении времени для разума. Что в действительности означает прошлое и наше субъективное переживание времени?

Подзаголовок того мероприятия о разуме и моменте звучал так: «Нейронаука, осознанная внимательность и поэзия преобразований в повседневной жизни». Прошедшее событие продолжает питать меня глубоким чувством благоговения и признательности за меткие мысли Дианы — натуралиста и поэтессы; Джона, сделавшего буддийскую практику медитации приемлемым элементом работы по снятию стресса, и О’Джона (так мы прозвали О’Донохью, чтобы отличить его от другого Джона) — философа, поэта, католического священника и, по его словам, мистика, глубоко уважающего незримый мир вокруг нас. Мы решили сделать видеозапись той встречи доступной общественности в надежде, что она приблизит зрителей к этим способам изучения жизни и пробуждения разума. Однако прежде чем этим планам было суждено сбыться, О’Джон скоропостижно скончался. Когда я пишу эти слова, обращаюсь к его последней книге To Bless the Space Between Us («Благословлять пространство между нами»), вышедшей незадолго до его смерти, и перечитываю некоторые фрагменты, в том числе рассказ об отце и друге в разделе благодарностей. Словами об отце, Пэдди, О’Джон прекрасно выразил чувства, которые я испытываю по отношению к нему самому. «Его тихая способность присутствовать изменяла пространство, а мягкий взгляд был полон любви к незримому миру». Не скажу, что О’Джон был тихим, но в его глазах была умиротворенность, что-то одновременно манящее и вопрошающее. То, как он писал о своих отношениях с другом, который тоже умер молодым, выражает и мои мысли: «Я никак не ожидал, что смерть придет так скоро, и очень тоскую по нашим беседам, которые так и не состоялись».

Отношения глубоко формируют и преобразуют нас. В то время было ощущение, что с любовью и жизнью возникает что-то новое, глубоко волнительное. Когда я теперь размышляю об этом, вижу, что в новом тысячелетии и расширились мои профессиональные увлечения, и разум открылся новым горизонтам, которые я никогда до этого не представлял частью своей жизни. Личное было неотделимо от профессионального, субъективное переплеталось с объективным. Я целиком открылся для нового, возникающего за пределами моего понимания и власти. У меня было чувство, что лучше всего просто позволить этому происходить, открыть разум и не пытаться заставить жизнь идти в каком-то узко заданном направлении.

В первом десятилетии нового тысячелетия у меня завязались дружеские отношения с упомянутыми выше и другими чудесными людьми, и разум получил приглашение иначе взглянуть на то, кто мы такие, по-новому изучить и выразить тайну нашего бытия.

Во время этой декады я сблизился с Джеком Корнфилдом, который одним из первых перенес практику осознанной внимательности из Юго-Восточной Азии на Запад. Джек еще в 1970-х годах сделал медитацию прозрения, характерную для тхеравады — одной из школ буддизма, — доступной широким слоям американцев. Он был одним из первых учителей Джона Кабат-Зинна по этой медитации. Когда мы начали общаться и вместе преподавать, я поразился, как много объединяющего у этой 2600-летней традиции с ее культурными ценностями и медитативными практиками и у открытий межличностной нейробиологии. Совместная работа с Джеком постоянно побуждала меня изучать все новые, иногда пугающие сходства духовных практик и науки. Вскоре мы их рассмотрим.

Тогда, в начале тысячелетия, я работал преимущественно клиническим психиатром и занимался детьми, подростками, взрослыми, парами и семьями. Тем не менее я был одержим идеями, и меня одолевали вопросы о времени и том, что можно, а что нельзя увидеть. Я задумывался, как связать наши отношения и воплощенный мозг с практикой внимательного осознавания. Где точки пересечения отношений и медитации?

Как психиатр и ученый, я посещал много научных мероприятий. Одно из них, очень интенсивное, было посвящено нейробиологии аутизма. Участники сообщали об эмпирических результатах, обсуждали вопросы социальной коммуникации, управление эмоциями и обработку сенсорной информации. Незадолго до делового обеда я услышал рассказ об исследовательском проекте, показавшем, что у больных аутизмом на магнитоэнцефалограмме уменьшены гамма-волны. Магнитоэнцефалография позволяет заглянуть в работу головного мозга, а низкий уровень гаммаволн указывает на сниженную интеграцию. До меня уже доходили слухи, — эти данные позже были официально опубликованы, — что в других исследованиях были обнаружены аналогичные функциональные и анатомические свидетельства нарушения интеграции в головном мозге не только аутистов, но и у людей с иными нарушениями, не вызванными опытом, например, шизофренией и биполярным расстройством.

В конце первого десятилетия XXI века я и еще 15 интернов работали над новым изданием книги The Developing Mind. Мы сделали обзор примерно тысячи научных статей, вышедших после ее первой публикации. Я попросил интернов опровергнуть выдвинутые тогда предположения, например, что разум и воплощен в теле, и погружен в отношения, не находится исключительно в черепе отдельно взятой головы и может быть самоорганизующимся процессом, культивирующим интеграцию — основу здоровья. Они удивились, что надо искать эмпирические данные, опровергающие, перечеркивающие и отрицающие эти идеи, но я пояснил: это нужно для того, чтобы убедиться — мы не просто подбираем случайные данные в пользу исходных утверждений. Нам нужно было найти сведения, пусть даже мнение меньшинства, которые опровергали бы эти идеи. «Давайте просто напишем новую книгу, — предложил я, — а старую отбросим».

Мы обнаружили, что большинство предположений о разуме и интеграции, которые изначально не были подтверждены эмпирически, хотя и вытекали из научных рассуждений, в итоге были доказаны открытиями независимых научных лабораторий. Некоторые идеи в свете новых данных оказались ошибочными. Главным результатом стало приведенное выше утверждение, что в правом полушарии эмоциональная интенсивность выше. Мы выяснили, что это явление более непосредственно связано с организмом, но не смогли найти надежных источников в пользу того, что в левом полушарии интенсивность меньше.

Прочесывая литературу, мы с интернами нашли в основном поддерживающие открытия и предсказанные гипотезами результаты, но не доказательства их правильности. Было здорово, что независимые лаборатории приходят к эмпирическим открытиям, которые уже заданы базовыми рамками межличностной нейробиологии: о самоорганизующейся природе разума и центральной роли интеграции в благополучии. Наука идет небольшими шажками, отыскивает подтверждение в каждом новом исследовании, и очень радостно, что рядом есть молодые, стремящиеся к знаниям разумы. Открывать для себя и углублять согласие широкого спектра дисциплин было настоящим интеллектуальным приключением. Мы веселились, много смеялись, и я до сих пор благодарен интернам за сотрудничество. Очень волнительно, что картина, которую мы с вами изучаем в этом путешествии, продолжает сходиться с основами, имеющими такую широкую научную поддержку.

Когда я услышал о снижении интенсивности гамма-волн и спросил авторов исследования о подоплеке этого, они ответили, что точно не знают. Другие работы указывали, что у некоторых пациентов с заболеваниями из спектра аутизма в первые два-три года жизни головной мозг по какой-то неизвестной причине перестает дифференцировать свои части. Я задумался: не указывает ли уменьшение гамма-волн на проблемы с функциональной интеграцией в результате такого нарушения интеграции анатомической? Не может ли затрудненная нейрональная интеграция порождать у этих людей некие осложнения в межличностной интеграции?

Межличностная нейробиология здесь и сейчас создает концептуальную систему координат для понимания целого ряда случаев и научных проблем.

Вернемся к встрече по вопросам аутизма в Вашингтоне. Мне нужно было уйти раньше, и я вышел из аудитории в коридор на нижнем этаже гостиницы. Когда я направлялся к лифту, мне преградил путь рослый мужчина в темном костюме с наушником в левом ухе. За ним я заметил других федеральных агентов. Затем из комнаты рядом вышел невысокий человек в оранжево-красном одеянии, сопровождаемый охранниками и ярко одетыми тибетскими монахами. Группа пошла к лифтам, а я ждал своей очереди. Вдруг из туалета появились двое уборщиков. Агенты тут же бросились им наперерез: от первого монаха их отделяло всего несколько метров, а я стоял еще ближе. Но тот прошел мимо охраны и направился прямо к незнакомцам — им было на вид лет 40–50, и выглядели они и растерянно, и радостно одновременно. Монах поприветствовал их хлопком ладоней и глубоко заглянул каждому в глаза. Затем он взял их за руки, образовав тесный круг — охранники, наверное, едва не сошли с ума. Разговор продолжался три-четыре минуты, которые остальным показались вечностью. Потом они опустили руки, почувствовав, видимо, что все сказано. Монах махнул вспотевшим от напряжения агентам безопасности и двинулся к лифтам.

Когда он повернулся, я, наконец, увидел его лицо и понял, что передо мной далай-лама. Он уделил свое время — казалось, все время в мире, — чтобы соединиться с простыми уборщиками, которые каким-то образом проскользнули мимо охраны, защищающей главу Тибета в изгнании, духовного лидера тибетского буддизма.

В тот момент я подумал, что далай-лама создает межличностную интеграцию. Он проявил уважение к дифференцированным сущностям этих людей, а затем соединился с ними, взявшись за руки и с любовью посмотрев им в глаза. (Не уверен, что охранники согласятся с моей интерпретацией — они, скорее всего, чувствовали испуг и поражение.) Я стоял позади, впитывая этот застывший момент. Но именно в этом суть нашей главы: может быть, во времени нет ничего, кроме «настоящего», — и тот момент был мгновением встречи, интеграции, освещающим вневременную реальность нашей жизни.

На той неделе в Вашингтоне я побывал еще на двух мероприятиях, где выступал далай-лама. В Институте разума и жизни мне представилась возможность услышать много ученых, представляющих Его Святейшеству Далай-ламе (часто для удобства его имя сокращают до аббревиатуры ЕСДЛ) свои научные открытия, касающиеся медитации и ее влияния на мозг. Позже я участвовал в масштабном ежегодном съезде по нейронауке — было более 30 000 специалистов, и еще около 10 000 смотрели его на расстоянии. Люди более двух часов стояли в очереди, чтобы попасть в громадный конференц-центр и лично услышать обращение Его Святейшества к этой престижной группе. Меня поразил один факт. Рядом с залом находилось много помещений, где можно было в прямом эфире смотреть видеотрансляцию: экран показывал всю сцену, поэтому присутствие было почти полным, хотя и в двух измерениях. Я решил наблюдать за выступлением там, потому что буквально три дня назад видел этого человека вблизи и не хотел упускать другие превосходные презентации на этом революционном мероприятии. Однако по какой-то причине все очень хотели физически быть с далай-ламой в одном зале. Было поразительно, что эти ученые мужи выстраивались в очередь. В чем дело? Этот наблюдаемый феномен в кулуарах конференции и даже сам факт приглашения далай-ламы — символа сострадания и созерцания — казалось, отражал некий сдвиг в культурном разуме. Скорее всего, конечно, это было простое любопытство и стремление увидеть знаменитость. Но, возможно, имело место нечто большее, чем желание поглазеть на звезду. Не является ли это отражением глубокого томления по чему-то непонятному, которое воплощает и выражает Его Святейшество?

Возникает нечто коллективное, причем не только восхищение знаменитостью. Это впечатление подкрепляется растущим интересом к социальному и эмоциональному обучению в школах, к осознанности в образовании и вообще в мире, а также тем, что журнал Time — очень подходящее название — опубликовал в 2014 году передовицу, озаглавленную «Осознанная революция». Похоже, в коллективном психическом процессе — от корпораций до учебных заведений и от залов заседаний до обычных гостиных — возник интерес к поискам способов усилить и, может быть, объединить отдельные разумы, соединить культуры, области человеческих устремлений.

На том мероприятии я участвовал в официальных презентациях, одну из которых провела нейрофизиолог Сара Лазар: выступление было посвящено ее новым открытиям в области изменения структуры головного мозга при медитации внимательного осознавания. В Ether Dome, где я в том же году читал лекцию, мне шепнули, что Лазар и ее коллеги вскоре выпустят статью о том, что у людей, десятилетиями занимавшихся медитацией внимательного осознавания, утолщаются интегративные области. Где именно? В тех зонах, которые соединяют разделенные области, например, гиппокамп и префронтальную кору, включая островок головного мозга. Более поздние исследования показали, что благодаря медитации внимательного осознавания растет мозолистое тело, соединяющее левое и правое полушария. Эти исследования можно резюмировать так: тренировка осознанной внимательности интегрирует мозг.

Я попросил интернов найти разновидность саморегуляции, которая не зависит от интеграции в головном мозге. Они не смогли. Регуляция внимания, аффекта или эмоций, мыслей, импульсов, поведения и отношений — все это зависит от связи дифференцированных областей мозга. Теперь можно утверждать, что тренировка внимательного осознавания с большой вероятностью усиливает саморегуляцию, стимулируя нейрональную интеграцию.

На том же съезде по нейронауке в Вашингтоне я посетил и стендовые доклады — можно было просто подойти к постеру, пробежать глазами работу и задать ученому вопрос. Остановившись у одного такого плаката, посвященного медитации внимательного осознавания, я спросил молодого исследователя о полученных им данных, и у нас завязалась беседа. Когда я сказал, что меня интересует вероятная связь между медитацией внимательного осознавания и привязанностью, он возразил, что я плохо представляю, о чем говорю. Я признался, что действительно никогда не медитировал и вскоре собираюсь поучаствовать в научно обоснованном недельном безмолвном ретрите по медитации внимательного осознавания. «Нет, я не об этом, — сказал ученый. — Я имею в виду сами концепции. Они неверны. Цель буддийской философии и практики — избавиться от привязанностей». «Что?» «Именно так: избавиться от привязанностей», — повторил он.

Я пригласил этого исследователя и одного из его учеников на обед, и мы разобрались в вопросе, опираясь на его образование и исследования, — у меня не было научной подготовки в области буддийской мысли. «Буддийская философия, — сказал он, — в широком смысле подразумевает, что источником страданий оказывается попытка избежать вещей или привязанности к ним. Если избавиться от такого отвращения или привязанности, страдания отступят. В этом цель медитации осознанности: глубоко принять то, что есть, в том числе преходящность всего сущего».

«Чудесно», — подумал я, не имея глубоких познаний в буддийской философии и медитации. «Однако, — ответил я ему, — я имел в виду не привязанность к вещам, а любовь. Любящие отношения включают в головном мозге систему привязанности, которую имеем мы, млекопитающие, и которую разделяют все люди». Мой собеседник не имел представления о вопросах привязанности с точки зрения науки об отношениях, поэтому можете догадаться, какой оживленной вышла беседа. Его аспирант с изумлением наблюдал за этой встречей двух разумов, двух путей знания. В итоге к решению мы так и не пришли, но у меня осталось глубокое чувство восхищения — мы строили мосты, соединяли разные области знания, науки, медитации, повседневной жизни.

Я все-таки прошел недельный ретрит тихой медитации внимательного осознавания. Со мной были около сотни ученых, и я бы с огромным удовольствием с ними пообщался, но мы все должны были хранить «благородное молчание»: не просто не разговаривать, но даже избегать зрительного контакта и других форм невербальной коммуникации. Я думал, что сойду с ума, но на самом деле обрел свой разум. После нескольких дней благородного молчания оказалось, что под наслоениями занятости, забот о внешнем мире и чужих потребностях есть глубинное чувство умиротворения и ясности. Оно-то и проявилось в результате. Я был удивлен существованием этого внутреннего святилища и огорчен, что оно как будто ускользнуло, как только мы прервали безмолвие и вернулись в мир научных дискуссий и социальной жизни.

Когда я освоил разработанную Джоном Кабат-Зинном методику снятия стресса на основе осознанной внимательности, а затем преподавал вместе с ним, Дианой Акерман и светлой памяти Джоном О’Донохью на нашей конференции Mind and Moment, меня наполнили идеи и вопросы. Тогда же мне предложили поработать в летней лаборатории Исследовательского института разума и жизни, и я с Сарой Лазар посещал стендовые доклады, задумываясь, как медитация осознанной внимательности влияет на мозг, разум и отношения.

Все эти прогулки и размышления привели к написанию книги , посвященной моему путешествию в новый мир созерцательной нейронауки. С точки зрения новичка я строил гипотезы, что некая форма сонастройки — внутренней в случае внимательного осознавания и межличностной в случае безопасной привязанности — может быть общим стержнем этих явлений.

Научные данные свидетельствовали, что здоровье возникает из поддерживающих отношений в раннем детстве. Как показали исследования неблагоприятного детского опыта (Felitti, et al., 1998), сложный ранний этап жизни может приводить к серьезным психическим и соматическим заболеваниям. В частности, психотравмы в период развития, ранний опыт насилия и пренебрежительного отношения со стороны родителей или опекунов препятствуют развитию интегрирующих волокон в мозге, включая гиппокамп, мозолистое тело и префронтальную кору (Teicher, 2002). Эмпирически доказано, что большинство из девяти префронтальных функций, которые мы обсуждали, — результат отношений безопасной привязанности. Те же самые функции можно назвать и итогом тренировки осознанной внимательности, и это тоже научно доказано. И безопасная привязанность — любящие отношения, и осознанная внимательность — симпатия и любовь к себе возникают из интеграции внутри и между и культивируют ее.

Новые исследования подтверждали то, что в традициях мудрости было известно веками: осознавание настоящего мгновения без потери в суждениях, то есть поддержание осознанной внимательности, ведет к благополучию. По-видимому, присутствие в настоящем создает причины для переживания благополучия. Важно пояснить, что «не теряться в суждениях» — это значит не идти на поводу уже имеющихся взглядов о том, как что-то должно быть. Разум всегда выполняет фильтрацию «сверху вниз», проявляющуюся в виде оценок, прикидок и суждений. Как недавно сказал Джон Кабат-Зинн во время нашей совместной работы, он во многом подразумевает под этим термином просто то, что следует помнить: наши суждения — это психическая активность, и нельзя попадать к ним в плен. Аналогичным образом, майндсайт — видение разума в себе и других и стимулирование интеграции — включает взгляд на то, что значит поддерживать осознанную внимательность. Еще следует уметь различать ситуации, когда стоит использовать рефлексирующий разум для верной оценки. Кто-то использует здесь слово «суждение»: например, инженер-строитель должен оценить, выдержит ли мост необходимое число автомобилей. Различающие суждения — важный элемент здоровой жизни. Присутствие — это термин, который описывает открытость к ситуации, умение не попасть в плен уже имеющихся убеждений и ожиданий, в тюрьму суждений, которые отделяют нас от того, что есть в действительности. Именно это мы имеем в виду, призывая «не теряться в суждениях» или оценках, хотя сам термин «безоценочность», скажем так, довольно оценочный. Когда мы присутствуем для себя, это внимательное осознавание. Когда мы присутствуем для наших детей, мы создаем безопасную привязанность. И безопасная привязанность, и осознанная внимательность стимулируют физическое и психическое благополучие.

Целый ряд исследований показывает, что медитация внимательного осознавания может улучшить состояние больных псориазом, фибромиалгией, рассеянным склерозом и гипертонией. Теперь известно, что внимательное осознавание укрепляет иммунитет и даже повышает уровень фермента теломеразы, который обслуживает и чинит концы хромосом. Также было показано, что тренировка внимательного осознавания приносит психологическую пользу, уменьшая симптомы тревожности и депрессии, компульсивного переедания, дефицита внимания, обсессивно-компульсивного расстройства и злоупотребления алкоголем и наркотиками.

Но каким образом присутствие — внутреннее и межличностное — культивирует благополучие?

Действуя «снизу вверх», как проводник, мой разум делает возможным поток всего, что становится известным, впитывает древние воззрения и современные открытия. «Сверху вниз» мой разум генерирует и интерпретирует, обрабатывает информацию, ищет смысл в происходящем.

Беседа далай-ламы с уборщиками была формой интеграции. Благодаря медитации внимательного осознавания, видимо, активируются и увеличиваются интегративные области головного мозга. На первом этапе погружения в молчаливый ретрит я испытывал дифференциацию многих потоков сознавания, например потока чувствующего и наблюдающего. Для меня состояние осознанной внимательности, скорее всего, было способом интеграции разума: происходит как минимум различение аспекта проводника разума — в нашей терминологии — от аспекта конструктора, дифференциация опыта проведения от конструкции.

Проецировал ли мой разум-конструктор свои убеждения на новый мир, в который я погружался? И действительно ли интеграция находится в центре и осознанности, и привязанности?

Психиатр Эрик Кандел получил в 2000 году Нобелевскую премию за открытие базовых молекулярных механизмов изменения топологии нейронов в результате обучения. Исследования пациентов с психиатрическими заболеваниями, как мы уже говорили, показали, что в основе этих состояний, видимо, лежат анатомические и функциональные различия. Предварительная работа в психотерапии указывала на то, что структуру и функцию головного мозга можно изменить даже без лекарств.

Наверное, одним из самых захватывающих открытий в этой области стало следующее: то, на чем человек сосредоточивает внимание, физически формирует структуру головного мозга. Под руководством таких корифеев, как Джон Кабат-Зинн и его коллега Ричи Дэвидсон, были проведены тщательные исследования участников хорошо устоявшейся к тому времени программы снятия стресса на основе осознанной внимательности, а также людей, долгое время практиковавших медитацию. Результаты были однозначными: тренировка разума сосредоточивать внимание на настоящем мгновении, не давая увлечь себя суждениям, не только улучшает самочувствие, но и меняет физиологию, и укрепляет физическое здоровье. В новом тысячелетии появились предварительные исследования о том, что ежедневная практика внимательного осознавания оптимизирует работу молекул не-ДНК, регулирующих экспрессию генов. Речь идет о тех самых эпигенетических регуляторах, которые меняют конфигурацию определенных областей генома и помогают предотвратить воспаление и состояния, связанные с определенными видами диабета и рака. Осознанная внимательность, видимо, оптимизирует эпигенетические регуляторные изменения в геноме.

Кабат-Зинн рассматривает осознанную внимательность как способ целенаправленно, не осуждающе обращать внимание на настоящее мгновение (Kabat-Zinn, 2005). Другие исследователи, например, Шона Шапиро и ее коллеги, видят в практике внимательного осознавания «открытое, доброе, проницательное» внимание к настоящему моменту (Shapiro & Carlson, 2013: 1). И в том, и в другом случае осознанная внимательность наполнена смыслом, который выражается в акрониме COAL: любопытство, открытость, принятие и любовь. Внимательное осознавание — это то самое открытое состояние присутствия. И тем не менее лидеры в этой области сосредоточиваются именно на внимании. Посмотрим, что оно собой представляет.

Внимание — это направление энергоинформационного потока в определенный канал. Что оно может сделать с головным мозгом? Энергоинформационный поток — сущностная черта разума — ведет к активации нейронных разрядов. Как мы говорили, стоит вспомнить о связи внимания, нейронных разрядов и нейропластичности с этой последовательностью в разуме. Куда направлено внимание, туда текут нейронные разряды. Они, в свою очередь, активируют гены, позволяя проявиться любому из четырех видов нейропластических изменений: это возникновение новых нейронов, образование синапсов, миелинизация, а также модификация эпигенетических регуляторов. Другими словами, психический процесс энергоинформационного потока формирует физические процессы и характеристики на молекулярном и анатомическом уровнях головного мозга. Разум меняет физическую природу мозга, его структуру и функцию.

Однажды во время публичного выступления я высказал эту мысль, и один из присутствующих вежливо, но твердо меня поправил: «Не разум использует мозг, чтобы создавать себя, а, наоборот, мозг создает разум».

Это самая суть вопроса: если один из аспектов разума определяется как регуляторное, самоорганизующееся, эмерджентное, высшего порядка свойство сложной системы, то регуляция энергоинформационного потока проявляется в организме, включая головной мозг. Это видно в наших отношениях — даже сейчас между мной и вами.

Наверное, точнее сказать, что именно разум использует организм наряду с нашими отношениями друг с другом и с планетой, чтобы создавать себя. Под фразой «создавать себя» я имею в виду самоорганизующийся аспект разума, возникающий ежемоментно, чтобы нарабатывать наш опыт. Как минимум в настоящее мгновение возникает энергоинформационный поток. С каждым моментом энергия и информация самоорганизуются. Это «когда» разума, самоорганизующееся движение к соединению дифференцированных элементов нашей системы, которая заключается в нашем теле в виде разумошафта, а также в разумосфере.

«Когда» разума — это эмерджентное свойство настоящего момента.

Ушедшие в прошлое моменты «сейчас», как мы обсуждали в первые мгновения нашего путешествия, имеют свойство застывать, фиксироваться. Нельзя вернуться и изменить их, однако они все равно остаются «сейчас» — или, в физической терминологии, «событиями»; тем, что произошло. А «сейчас», которые находятся в будущем, пока не проявились и поэтому открыты. Фиксированное «прошлое», открытое «будущее» и эмерджентное «настоящее» — это качества постоянно присутствующих текущих событий, «когда» разума.

Осознав, что состояние разума сейчас может быть наполнено доброжелательным вниманием, принятием и неосуждающей заботой, получится почувствовать, что внимательное осознавание создает состояние полной открытости настоящему мгновению. Мы дифференцируем поток наблюдения от потока чувствования и открыты для всего, что возникает с состоянием присутствия в настоящем моменте, — а кроме настоящего ничего не существует. С любовью безопасной привязанности можно почувствовать, как присутствие позволяет соединиться с другими, уважать субъективные переживания любого человека, связаться с ним в сострадательной коммуникации.

Присутствие — это портал к интеграции в каждом эмерджентно возникающем мгновении человеческой жизни.