Глава 26

Было ясно, что за ночь до Манхэттена нам не добраться. Но мне не хотелось, чтобы Джереми остался ночевать в моей квартире, если кто-то точно знал наше местоположение. Черный фургон, который я заметил на улице, всерьез встревожил меня. Было неясно, имеет он отношение к камню, разбившему окно в доме Мэдэлайн Плимптон, или нет. Я мог сказать только одно – это был не тот фургон, который в спешке отъехал от ее дома непосредственно после инцидента.

Схватив сумку и переносной холодильник, в который мы упаковали сэндвичи и еще кое-какие закуски, я спустился на улицу. Затем, осмотревшись, жестом велел спуститься Джереми, который наблюдал за мной из окна. Заперев дверь, ведущую на лестницу здания, я погрузил наш нехитрый багаж в машину и – опять-таки жестом – предложил молодому человеку занять пассажирское место. Однако прежде, чем отправляться в дорогу, мне необходимо было сделать одну вещь.

Достав из перчаточного ящика фонарик, я опустился на колени рядом с машиной и направил луч света на ее днище. Затем тщательно осмотрел колесные ниши, пошарил под передним и задним бампером.

– Что это вы делали? – поинтересовался Джереми, когда я сел за руль.

– Как-то раз, – пояснил я, – кто-то прицепил к моему автомобилю датчик слежения. Точнее, даже не один, а целых два.

– Надо же, – восхитился он. – Круто.

Я коротко взглянул на него.

– Не так, чтобы очень. Из-за этого кое-кого убили.

– О, черт. И когда это было?

– Четыре года назад.

– И что же произошло?

Не ответив, я тронул машину с места. Когда мы выехали за пределы Промис-Фоллз, я направил автомобиль по шоссе 87 на юг – в сторону Олбани. Наша цель состояла в том, чтобы, миновав столицу штата Нью-Йорк по объездной дороге, отправиться в сторону более известного во всем мире Нью-Йорка – мегаполиса. В первый час пути мы прикончили все сэндвичи. Ехали в основном молча – Джереми нечего было сказать, а у меня не имелось ни малейшего желания разговаривать.

Мы были уже совсем рядом со съездом в сторону Мэсс-Пайк, неподалеку от Селкирка, когда Джереми внезапно спросил:

– А мы можем свернуть на следующем съезде с шоссе?

– Зачем?

– Вот здесь. Сворачивайте, сворачивайте!

Я включил указатель поворота и, перестроившись вправо, выполнил маневр, после чего поинтересовался:

– Что происходит?

– В конце эстакады поверните еще раз направо, – сказал Джереми вместо ответа.

– Я сейчас остановлюсь и не тронусь с места до тех пор, пока ты не объяснишь, зачем мы свернули с шоссе.

Было видно, что, прежде чем ответить, Джереми пришлось сделать над собой усилие, чтобы собраться с духом.

– Только обещайте, что не расскажете об этом моей матери, – тихо пробормотал он наконец.

– Прекрати, Джереми. Не надо требовать от меня обещаний, которые я, возможно, не смогу выполнить. Либо ты сейчас же объяснишь мне, в чем дело, либо мы снова поедем на юг.

– Здесь живет мой отец, – признался Джереми. – Ну, то есть совсем близко отсюда. Поверните еще раз вот здесь.

Я снова свернул направо в том месте, где заканчивалась эстакада.

– Ну, хорошо, предположим, мы едем навестить твоего отца. Это что, сильно расстроит твою мать, если она об этом узнает?

Джереми пожал плечами:

– Ну да, вроде того. Наверное. Она его не любит.

– Так часто бывает, когда люди разводятся.

– Верно, но тут дело другое, – возразил молодой человек.

– Что значит – другое? – поинтересовался я, вглядываясь в лицо Джереми, но по его выражению не смог ничего понять. – Твой отец жестоко обращался с матерью?

Жестоким человеком был отец самой Глории, но я знал, что люди порой привыкают к таким вещам, потому что не видели в жизни ничего другого.

– Он никогда не бил ее – такого не было, – заявил Джереми. – Так что тут вы промахнулись.

– Ты, кажется, говорил, что твой отец школьный учитель.

– Ну да, в средней школе.

– А почему тебе хочется его навестить?

Джереми одарил меня таким взглядом, словно я задал глупый вопрос, из-за которого он окончательно во мне разочаровался.

– Потому что он мой отец.

– Понимаю, – сказал я. – Ладно, показывай дорогу.

По просьбе Джереми мы остановились перед скромным двухэтажным кирпичным домом с мансардой. Строение было небольшим, и сразу бросилось в глаза, что двор содержится в образцовом порядке. На ухоженных клумбах цвели весенние цветы.

Следом за Джереми я направился ко входу в дом. Молодой человек позвонил в звонок. Секунд десять спустя дверь открыл лысеющий мужчина в очках, лет пятидесяти пяти, одетый в свитер и джинсы.

– О боже, Джереми! – воскликнул он – как мне показалось, без чрезмерного энтузиазма. Несколько секунд отец и сын смотрели друг на друга, неловко переминаясь с ноги на ногу. Затем мужчина заключил Джереми в объятия и встряхнул. – Что ты здесь делаешь?

– Мы просто проезжали мимо, – ответил молодой человек.

Мужчина через плечо Джереми посмотрел на меня, и его глаза недобро сузились.

– А это еще кто? – спросил он подозрительно.

– Это мой телохранитель. Пап, познакомься, пожалуйста, с мистером Уивером. Мистер Уивер, это мой отец.

– Кэл, – я протянул руку.

– Джек Пилфорд, – представился мужчина, продолжая глядеть на меня с недоверием. – Телохранитель?

– Не совсем. – Я в три фразы объяснил хозяину дома ситуацию.

– Ясно, – произнес мистер Пилфорд с сомнением. – Послушай, Джереми, ты знаешь – я всегда рад тебя видеть, и очень хорошо, что ты решил ко мне заглянуть. Жаль, конечно, что ты не позвонил и не предупредил меня. Понимаешь, какое дело, сейчас не лучший…

Дверь распахнулась шире, и в проеме появился еще один мужчина. По возрасту он был чуть старше Джека. Взглянув на Джереми, он явно напряг память и сказал:

– Надо же, смотрите-ка, кто к нам пожаловал. Худший водитель во всей Америке!

– Господи, Малкольм, перестань, – одернул его Джек. – Не веди себя как придурок.

Малкольм уставился на меня.

– А ты, должно быть, Боб, – предположил он.

– Нет, – ответил я и представился.

– Мистера Уивера наняли, чтобы он охранял Джереми, – пояснил Джек.

– Я не причиню ему вреда, – хмыкнул Малкольм.

– Не от тебя, – сказал Джек Пилфорд и, обращаясь ко мне и к сыну, пробормотал: – Извините меня. Я же говорю, сейчас не самый лучший момент для вашего визита…

– Ну да, – подтвердил Малкольм. – Любовники выясняют отношения.

– Пожалуй, мы лучше поедем, – я положил руку на локоть Джереми, который стал похож на мальчишку, которого по какой-то причине не приняли в игру.

– А почему ты к нам ни разу не приехал? – спросил он.

– Джереми, мы ведь уже говорили об этом тысячу раз. Ты знаешь, что…

– Из-за твоей шлюхи-мамаши, вот почему, – вставил Малкольм.

– Ну все, хватит, – выдохнул Джек и втолкнул Малкольма обратно в дом. Тот нисколько не возмутился по этому поводу – пожалуй, реакция Джека Пилфорда ему даже понравилась. Закрыв дверь снаружи, Джек шагнул вперед.

– Извините, – повторил он. – Джереми, ты ведь знаешь – я хотел присутствовать на процессе, но Глория, твоя мама…

– Ты не обязан поступать так, как она хочет, – перебил отца Джереми.

– Знаешь, что она сказала? Я повторю ее фразу слово в слово. «Нам совершенно ни к чему, чтобы два педерастических голубка превратили судебный процесс в цирк». Еще раз подчеркиваю – это цитата.

– Ты мог бы на это наплевать.

– Дело не только в твоей матери, – продолжил Джек.

– А в ком еще? – не понял Джереми.

– Видишь ли, мне позвонила Мэдэлайн, – сообщил его отец после некоторого колебания. – Она сказала, что поговорила с Грантом Финчем, и он придерживается на этот счет примерно той же точки зрения, что и твоя мама. Адвокат решил следовать определенной стратегии защиты – суть ее была в том, что ты не в состоянии понять возможные последствия собственных поступков. В общем, они не хотели еще больше осложнять ситуацию объяснениями по поводу того, что твой отец – гей. Полагаю, Финч и Мэдэлайн исходили из того, что геи – люди эмоциональные, чувствительные. А если так, то как объяснить тот факт, что мое влияние никак не сказалось на твоем характере в тот период, когда мы с твоей матерью еще были вместе. Разумеется, все это была чушь собачья, но все же я боялся, что в самом деле могу каким-то образом навредить. Мне очень не хотелось вольно или невольно подставить тебя. Впрочем, те, кто хотел, все равно про меня разузнали.

– Что вы этим хотите сказать? – поинтересовался я.

– Именно по этой причине Малкольм и злится, – сказал Джек Пилфорд, кивнув в сторону дома. – Уверен, то, что я тоже стал мишенью, наверняка напрямую связано с тобой, Джереми, и с твоей матерью. И с процессом тоже.

– Мишенью? – переспросил я.

– Мне тоже поступали и поступают звонки с угрозами, надо мной тоже насмехались и продолжают насмехаться в соцсетях. Ну разумеется, я ведь отец Большого Ребенка, папаша-гей, который не смог научить своего сына различать, что хорошо, а что плохо. В самом деле, как я мог это сделать, если я – мерзкий извращенец?

Я снова подумал о том, что социальные сети – зло.

– Малкольм бесится из-за того, что мне приходится все это терпеть, – пояснил Джек Пилфорд. – Но я это переживу. Когда-нибудь, когда все закончится, мы сможем общаться совершенно спокойно, без всяких помех. Теперь вы понимаете?

Джереми взглянул на меня и произнес:

– Пожалуй, будет лучше, если мы в самом деле поедем.

– Ладно, – кивнул я.

– Нет, погодите, – остановил нас Джек. – Может, сходим куда-нибудь вместе, выпьем по чашке кофе?

– Я ненавижу кофе, – сказал Джереми и, повернувшись, зашагал к машине.

Снова выбираясь на шоссе, мы потеряли добрый час, поэтому надежда на то, что нам удастся до утра добраться до Нью-Йорка, растаяла без следа. Когда мы подъехали к Кингстону, стало ясно, что пора искать место для ночлега. Прямо с дороги мы увидели огни отеля «Куолити-Инн». Если бы мы проехали еще милю или две, у нас появился бы более богатый выбор гостиниц самого разного класса, но сил больше не было.

Притормозив перед зданием «Куолити-Инн», я сказал:

– Подожди меня здесь, Джереми.

Молодой человек молча кивнул и выбрался из машины – после нашего визита в дом его отца он был мрачным и неразговорчивым.

На всякий случай я припарковал свою «Хонду» таким образом, чтобы она хорошо просматривалась от стойки портье, и вынул ключи из замка зажигания. У меня не было полной уверенности, что Джереми, подчиняясь внезапному порыву, не попробует совершить еще одну попытку побега. Пока, правда, он вел себя вполне приемлемо. Однако его внезапное желание проведать отца вполне можно истолковать как тревожный сигнал. К тому же своим практически примерным поведением он мог просто-напросто пытаться усыпить мою бдительность. Нельзя исключать, что он каким-то образом умудрился связаться со своей подружкой Чарлин, и сейчас она дожидается его в своей машине где-нибудь за углом.

Подойдя к стойке портье, я спросил, найдется ли в гостинице свободный номер с двумя кроватями – стандартный, люкс, королевский, все равно. Пока женщина за стойкой выясняла это, глядя в компьютер, в вестибюль вошла молодая пара. Краем уха я невольно услышал, о чем они говорили между собой, пока шли к лифту.

– Это был он! – уверенно заявила женщина.

– Кто – он? – не понял ее спутник.

– Ну, тот самый тип из новостей. Большой Ребенок. Это он сидел там, в машине.

– Ты серьезно?

Молодые люди замедлили шаг. Мужчина обернулся и взглянул на мою «Хонду».

– Не ищите больше, я передумал, – сказал я администратору за стойкой.

– Но я кое-что нашла. Есть свободный номер с двумя двуспальными кроватями и…

– Спасибо, уже не нужно.

Выйдя на улицу, я открыл дверь «Хонды», плюхнулся на водительское сиденье и включил зажигание, а затем вытащил из гнезда ремень безопасности и пристегнулся.

– Что, все номера заняты? – поинтересовался Джереми.

– Точно.

«Хэмптон» и «Кортъярд» тоже оказались переполненными, но в «Бест Вестерн» свободный номер для нас нашелся. Останавливаясь перед каждой из этих трех гостиниц, я всякий раз парковался в не слишком хорошо освещенных местах, чтобы Джереми было трудно узнать. Сняв номер в «Бест Вестерн», я провел его через вестибюль быстрым шагом, держа под локоть.

– Вас могут принять за извращенца, которому нравятся мальчики, – заметил Джереми.

– Ты уже не мальчик. Тебе восемнадцать.

– Выходит, с вашей стороны это не было бы нарушением закона?

– Я хотел сказать вовсе не это.

Номер оказался вполне приличным. Бросив рюкзак на одну из кроватей, Джереми первым делом схватил пульт от телевизора и принялся листать каналы.

– Может, закажем какой-нибудь фильм? – предложил он.

– Нет, – отрезал я.

– Тут есть весьма пикантные.

– Я же сказал – нет.

– Вам кажется странным, что мой отец – гей?

– Нет.

– А то, что он живет с Малкольмом?

– Нет.

– Мне он никогда не нравился.

– Кто, Малкольм?

– Ну да. Не потому, что он педик. Ну то есть и поэтому тоже, конечно. И потому, что мой отец в него влюбился и из-за этого развелся с матерью. Но больше всего я терпеть его не могу, потому что он кретин.

– Понимаю.

– Я хочу сказать, что если уж ваш отец уходит из семьи, то вам по крайней мере хочется верить, что для этого есть какая-то серьезная причина, верно? Что человек, к которому он уходит, сделает его жизнь лучше.

– Ты считаешь, что с Малкольмом твой отец несчастлив?

Джереми пожал плечами:

– Да мне, в общем, наплевать. – Он, устраиваясь на кровати, сунул себе за спину подушку, приняв сидячее положение. – И что же мы будем делать?

– Ты не захватил с собой что-нибудь почитать – книгу или, может, журнал?

Джереми отрицательно покачал головой.

– Зато у меня книжек целых три, – я расстегнул молнию на сумке. В это время мой телефон зазвонил.

Я нажал на зеленую кнопку на корпусе и сказал:

– Слушаю.

– Мистер Уивер?

– Здравствуйте, Глория.

– Скажите, Джереми с вами?

– Конечно. – Взглянув на Джереми, я одними губами пояснил: – Это твоя мать.

Поникнув головой, он протянул руку. Я вложил в нее свой сотовый.

– Привет, мам… Да, мы перекусили бутербродами… Я не знаю. – Молодой человек взглянул на меня. – Вы собираетесь покормить меня чем-нибудь горячим?

– Горячим у нас будет завтрак, – ответил я.

– Он сказал, что горячая пища будет у нас на завтрак, – сообщил Джереми в трубку и тут же скорчил гримасу, давая понять, что Глории эта идея не слишком понравилась. – Нет, все хорошо. Я в полном порядке. Нет, мы приехали прямо сюда. Нигде по дороге не останавливались. Мы сейчас в Кингстоне. Думаю, мы едем в Нью-Йорк.

Я покачал головой. Джереми, увидев это, заговорил вдвое быстрее:

– По-моему, мне не следовало тебе этого говорить… Да, я знаю, что ты моя мать и имеешь право знать, где я нахожусь… Пожалуйста, позвони утром мисс Хардинг и расскажи ей, что происходит, ладно?

Не поняв, о ком идет речь, я изобразил удивление. Джереми, оторвавшись на секунду от трубки, шепотом пояснил:

– Это мой инспектор по надзору.

И тут же продолжил разговор с матерью:

– Ладно… Ладно, я зачекинюсь… Хорошо… Я тоже тебя люблю. Пока.

Джереми протянул мне телефон. Я поднес его к уху, думая, что Глория еще на связи, но оказалось, она уже повесила трубку.

– Иногда она в самом деле обращается со мной так, словно мне пять лет, – заметил молодой человек.

– И так будет всегда. Для родителей дети всегда остаются детьми, даже если на самом деле они уже взрослые.

– У нее самой было трудное детство.

– Да, я читал об этом.

Я снова залез в сумку и достал три книги.

– Смотри сюда, Джереми. Я читаю эту. – Я продемонстрировал ему старый экземпляр произведения Джона Ирвинга «Молитва для Оуэна Мини», купленный мной в магазине Нэймана. – Так что ты можешь выбрать любую их этих двух.

Я бросил на кровать Джереми два томика в бумажных обложках. Это были «Ранняя осень» Роберта Паркера и «Противостояние» Стивена Кинга. Джереми вскользь взглянул на книги и взял пульт от телевизора.

– Очень жаль, что у меня нет телефона, – вздохнул он.

Пока я читал, он посмотрел два эпизода сериала «Теория большого взрыва». Звук телевизора мешал мне сосредоточиться. В конце концов я сказал, что нам обоим пора ложиться спать. Затем я сходил в ванную почистить зубы, после чего отправил туда Джереми, чтобы он сделал то же самое. Он закрыл дверь ванной комнаты, и я услышал, как заработал душ. Правда, уже после того, как шум воды прекратился, Джереми довольно долго не выходил.

– Эй, у тебя там все в порядке? – окликнул его я.

– Да, – быстро ответил он. – У меня что-то живот заболел. Я думаю, это из-за сэндвичей. Лучше бы мы купили пиццу или заехали в «Макдоналдс».

У меня сэндвичи никакого расстройства пищеварения не вызвали.

Наконец Джереми вышел из ванной и скользнул под одеяло. Когда я выключил ночник на прикроватной тумбочке, оказалось, что в номере все равно не так уж темно – сквозь занавески в помещение проникал свет фонарей с автостоянки.

– А вы храпите во сне? – поинтересовался Джереми.

– Говорят, что да.

– Прекрасно. Я слышал, как Мэдэлайн говорила, что вы не женаты.

– Теперь уже нет.

– Вы развелись?

– Нет.

Джереми замолчал. Со стороны его кровати долгое время не доносилось ни звука, поэтому я решил, что он, скорее всего, заснул. Однако вскоре выяснилось, что я ошибся.

– Скажите, а что со мной будет? – послышался в темноте его голос. Мне показалось, что в словах Джереми я услышал призыв о помощи.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, как сложится дальше моя жизнь? Все знают, кто я такой, и ненавидят меня. Что меня ждет, когда я вернусь в школу? И потом, когда придет время поступать в колледж или в университет? Если, конечно, до этого дойдет. Или после, когда я начну работать? А вдруг меня никуда не возьмут? В смысле – что, если работодатель загуглит мое имя, выяснит, кто я, и не захочет иметь со мной дело? Похоже, весь мир считает меня мерзавцем.

– Это не так, – отозвался я. – Скорее это можно сказать о Галене Бродхерсте.

Джереми тихонько хихикнул.

– Прошу прощения. Это было непрофессионально, – извинился я и повернулся на бок. – Послушай, Джереми, у меня нет ответов на все вопросы. И уж точно можно сказать, что я не был лучшим из отцов.

– У вас есть дети?

– Был. Сын.

– Вот как. И что, теперь его нет?

– Именно так.

– Ничего себе. Извините.

– Штука в том, что, когда ты совершаешь какой-то поступок, часто бывает так, что после уже ничего нельзя изменить. И этот шлейф порой тянется за тобой всю жизнь. Ты не можешь от этого спрятаться. Если ты не расскажешь о своем поступке другим, а они в какой-то момент узнают о нем сами, они решат, что ты специально от них все скрыл, дабы выглядеть в их глазах лучше, чем ты есть на самом деле. Хотя, возможно, ты не сделал ничего особенного и любой другой на твоем месте поступил бы так же, как ты. Впрочем, с другой стороны, предполагается, что люди не должны лезть в чужую частную жизнь.

– Да, верно. Значит, мне в самом начале резюме надо писать, что я тот самый тип, который сбил насмерть ту девушку?

– Нет. Да, ты в самом деле совершил глупость, сев за руль пьяным. Все молодые люди, дожив до твоего возраста, успевают наделать самых разных глупостей. Просто другие в этом смысле везучее тебя. Вполне может быть, что они тоже водили машину в пьяном угаре, но ничего страшного не случилось. Ты это понимаешь, и, наверное, тебе от этого горько. Но ничего не поделаешь – ответственность за твои поступки, и в том числе твои глупости, ложится на тебя. Так что ты не вправе ни в чем винить других. Ты должен сказать себе: «Да, я сделал это, и теперь мне предстоит с этим жить». И еще – ты не должен забывать о своей ошибке и должен извлечь из нее уроки.

Ответа не последовало.

– Ну что, мои слова тебе как-то помогли? – поинтересовался я, выждав немного.

– Да не особенно.

Я услышал, как Джереми повернулся на другой бок и натянул на себя одеяло.