Мертвые не кусаются

Есть одна фраза: «Смерть это последнее приключение». Не знаю, кто сказал, но он ошибался. Когда ты умираешь – все заканчивается, и в первую очередь заканчивается то, что может с тобой произойти. Просто потому что заканчиваешься ты сам, тебя нет – ex nihilo nihil fit.

Сначала с тебя сдергивают внешнюю оболочку. Она может еще функционировать: сердце качает кровь, мышцы сокращаются, синапсы мелко искрят. Но это уже не ты.

Потом на мелкие элементы разваливается пазл твоего разума. Мысли становятся отрывистыми, суматошными, утрачивают связность. Как домены ферромагнетика при температуре выше точки Кюри; не спрашивайте, откуда я это знаю. То, что остается, мечется, чувствует – это все еще ты.

А затем приходит великое ничто, которого на самом деле тоже нет. И ты погружаешься в него, от альфа до Аматерасу, от омега до ортогональности, вдоль, поперек и в совершенно непредставимых ранее измерениях. Остаточные волновые функции размываются прибоем белого шума, и ты наконец перестаешь быть собой.

Ты думаешь, это финал. Ты тоже ошибаешься.

– Знаешь, имеется в Приднестровье такой город, Дубоссары… – Виктор передернул плечами под курткой и выразительно огляделся вокруг. Вид с Коммунального моста открывался живописный – в любое другое время года или хотя бы суток. Сейчас где-то внизу задумчиво плескался Енисей, но из-за парапета, сменившего кованые перила, было видно только ночь и туман. Убрав смартфон, Ада поинтересовалась:

– К чему ведет эта аналогия?

– К тому, что я задубел и ужасно хочу… – Под конец фразы мужчина крепко стиснул зубы и втянул воздух. Его спутница изящно, на полсантиметра подняла бровь. Левую.

– Что тебя останавливает? – В голосе не оказалось ни грамма издевки, только вежливое сочувствие. Тот случай, когда придраться было не к чему и хотелось просто приложить подушкой, чтобы вразумить хитроумного насмешника и научить его не быть слишком хитроумным. Виктор дернул челюстью.

– Во-первых, не при дамах. Во-вторых, ты мой начальник.

– Я не начальник, – ровно уточнила Ада, заправляя короткую темную прядь за ухо. – Я просто старшая в группе. Мы напарники, помни об этом и не рой под собой землю. Серьезно, что тебе мешает? Кинь «сферу невнимания», попроси меня отойти, если смущаешься. Я не фарфоровая, не переломлюсь.

– Не фарфоровая, ага… – Кожа девушки выглядела молочной в свете фонарей, и Виктор улыбнулся. – Прости, но я иначе воспитан. Неудачная была шутка.

– Знаешь, если нам вдруг придется за кем-то бегать, а ты окажешься с полным мочевым пузырем и к тому же окоченевший, это плохо будет смотреться в рапорте о провале. – Ада шагнула вперед, приставив к уху ладонь. Кожа на черных, контрастирующих с алым полупальто перчатках скрипнула. Мужчина посерьезнел.

– Согласен. С другой стороны, если придется бегать – я перекинусь. А в рабочем облике меня эти проблемы не побеспокоят.

Естественное женское любопытство отразилось на лице напарницы, но озвучить себя не успело. Оба вдруг замерли, напрягая слух. Первым определился Виктор.

– Это с парковки. Ни фигашеньки себе! Вконец края потеряли, почти напротив отделения!

Ада молча устремилась по мосту. Дойдя до второго балкончика, она посмотрела вниз и слегка скривилась – рделый шрам губ на алебастровой маске лица изогнулся. Напарник согласно кивнул.

– Да, в обход долго. Ну, держись.

Две фигурки – ярко-красная на руках у темно-серой – изящной параболой перелетели с моста на асфальт. Зрелище, достойное массовых репостов в случае попадания в сеть, вот только никто не снимал. Потому что никто ничего не видел.

Еще две фигурки плавно двигались посреди завитков тумана на пустой парковке. Откуда-то доносилась музыка – вполне реальная, не чародейская, хоть и чудесная.

– «Человек из ниоткуда», – перевела Ада и улыбнулась, кивнув на памятник Чехову. – Надо же.

– Скорее, не человек. Скорее, из никогде, – принюхался ее спутник. – Твою налево, аж разит…

– О, ты читал Геймана? – Оба решительно направлялись к танцующим. Музыка не стихала, но и не усиливалась. Туман ритмично пульсировал вслед за ней.

– Планирую, – хмыкнув, мужчина подобрался. – Ну, ты старшая, тебе и фраг в руки.

– Флаг?

– Фраг. Звездочка на фюзеляж. Зарубка на приклад.

– Поняла. – Ада обрубила поток метафор и сделала еще пару шагов. – Ночной Дозор. Выключить музыку и прекратить любую активность в Сумраке.

Танец остановился. На пришедших с уважительным, терпеливым любопытством смотрела пара влажных, выразительных темных глаз. Глаза обрамлялись тонким породистым лицом, украшенным элегантной бородкой и дорогой прической, сформированной в кажущемся беспорядке. Дополняли картину изящества и сдержанной роскоши твидовое пальто и нарочито потертые дизайнерские джинсы. Виктор аж крякнул от неприязни.

Вторая пара глаз упорно и беззаветно ловила взгляд первой. Девушка была такая худенькая и невесомая, с этими своими распущенными волосами цвета горького шоколада и огромными темно-зелеными глазищами, что Ада на ее фоне смотрелась вполне себе культуристкой. Как-то даже неудобно было ругаться при подобной фее. Но надо.

– Чем могу помочь, дозорные? – вежливо осведомился вампир, расстегивая верхнюю одежду. – Эрнест Смолин, постоянная регистрация, живу, работаю, соблюдаю. Проблемы?

– Проблемы, – согласилась Ада, считывая печать. – Вы создаете проблемы, гражданин Темный Иной Эрнест Смолин. Причем не только нам. Я удивляюсь, как вас до сих пор свои же не окоротили.

– Из-за танцев? – елико возможно сахарно пропел тот, застегиваясь. – Право слово, экая ерунда. Городу катастрофически не хватало чудаков, и я дал ему чудаков. Это оживило ширнармассы…

– И YouTube, – охотно поддержал Виктор, достав смартфон. – Тот просто кипит. Если вы еще не заметили, вас снимали. На регистратор. Причем довольно любопытно вышло: вот танцующие в кадре, но машина проезжает столб – и их уже нет. А вот еще столб, и на краю поля зрения – снова танцы.

– И к слову. – Взгляд Ады не выражал ничего, кроме безукоризненного профессионализма. – Ваша спутница в курсе, кто вы такой? На нее наложены соответствующие заклятия?

– Спутница? – изумился Эрнест. Он покрутил головой и озабоченно уточнил: – Где? Ах, это… – Голос его потеплел. – Это еда. Бутерброд про запас.

Накрывшую парковку тишину разорвал звук тяжелого, жесткого удара. Кулак Виктора взвился в воздух – и врезался в собственную же ладонь. Опять. И опять.

– С-с-с… – Светлый давился словами, боксируя с воздухом и с собой. – С-с-с…

– Сдерживайте вашего питомца, уважаемая. – Обращаясь к Аде, вампир отодвинулся. Буквально на полшажка, но отодвинулся. – Плохая собачка. Фу.

Ровно и размеренно вздохнув, Ада снова улыбнулась. Казалось, ее лицо действительно стало той маской, которой выглядело со стороны.

– Лицензию. И… – Она ненадолго, но отчетливо, с намеком замялась. – Знаете, в мое время было не принято играть с едой. Особенно прилюдно.

– А в наше время не принято докапываться до низших по пустякам, – довольный, слегка развязный голос прозвучал откуда-то сбоку. – Дневной Дозор. У нас что-то серьезное или опять балду гоняем?

Еще одна гостья парковки выглядела ярко и молодежно: камуфляжные легинсы, розовая жилетка-пуховик, синие волосы, кеды со шнуровкой до колена. Оставив один из наушников-капелек болтаться за ухом, она чуть приплясывала на месте. Правда, при взгляде через Сумрак зрелище радикально портилось – кожа ведьмы обвисала, глаза тускнели, волосы путались и редели. Получался вполне себе Totetanz.

– Че-почем, хоккей с мячом, опять вампиров достаем? – пропела Темная. – И не надоедает ведь. Уважаю целеустремленность, не понимаю мотивации.

Улыбнуться пришлось и теперь. Поведя рукой, Ада уточнила:

– То есть ваше руководство не имеет претензий к еженощному парному – или, стоит сказать, паранормальному? – карнавалу? Это любопытно. К тому же сейчас не ваше время. Мне передать Зинаиде Мефодьевне?

Сине-розовая изумилась:

– Из-за этого весь шум? Вот делать вам не фиг, железно говорю.

К сему моменту пришел в себя Виктор. Он навис над Темной и прорычал низко и глухо:

– А еще ваш гемоглобинозависимый некросапиенс везде таскает с собой лицензированную жертву! Это издевательство над человеком!

Ведьма комично подпрыгнула.

– Охти, божечки-кошечки, бяда-то какая… И че? Лицензия есть? Есть. Выдали ее вы? Вы. Эрнестик, шалун, любит широкий жест. Порицаете?

Светлый опять поперхнулся и стиснул зубы, а сине-розовая, разведя руками, ухмыльнулась:

– Так что, миляга, будем стоять здесь, словно кедры на увале, и пипирками меряться?

Этого ее собеседник, по-видимому, стерпеть уже не мог. Он опустил руки на пояс и заложил большие пальцы за толстый, аутентичный армейский ремень.

– Я бы не советовал.

Темная открыла рот в целях, далеких от хвалебных. Но не успела. Пряжка глуховато брякнула об асфальт, обгоняя хлопья тумана. Ада билась в тихой истерике, обнимая фонарный столб и пытаясь выдать некуртуазное хрюканье за приличествующий благородной даме светский смешок. Ведьму перекосило. Она подвигала нижней челюстью, потом шлепнула губами и вымолвила совсем иным тоном:

– Знаете, вот я планировала высказываться в тоне обидном и уничижительном. Но не могу. Это будет против объективной правды. Скажите, молодой человек, а что вы делаете сегодня вечером и в ближайшую пару сотен лет?

Атмосферу легкого бардака перекрыл донесшийся издалека вопль ужаса. Иные напряглись. Вопль повторился, его поддержал еще один – уже не столько напуганный, сколько возбужденный. Происходило что-то. Эрнест, наблюдавший эскападу Виктора со сдержанным одобрением, обнял свою жертву:

– Сладенькая, иди домой. Мы с тобой обязательно повторим. И продолжим…

Девушка, так и простоявшая все это время с видом глупого счастья на мордочке, послушно кивнула и направилась через дорогу. Светлый дернулся за ней, но застыл, глядя на напарницу. Та рубанула ладонью.

– Идем. Здесь все понятно. Учтите, я все равно подам рапорт.

– Учтем, – хмуро посулилась ведьма, прекратив клоунаду. – Учтем. Эрнест, ты мне нужен.

Вампир пожал плечами и присоединился к дозорным.

Крики доносились от «Биг-Бена», и на подходе к нему, несмотря на глухую ночь, уже собралась небольшая толпа. Ауры людей искрили и потрескивали, сталкиваясь и взаимопроникая друг в друга: страх, возмущение, азарт, сопереживание. Все смотрели вверх.

У самой кровли башни, над циферблатом, застыл человек. На фоне подсвеченной крыши он выглядел темным силуэтом, но его ауру хорошо было видно издалека – такой яркой она была. Не разомкнутой, расчехранной, как у Иного, но практически на грани. В подобном состоянии люди способны на самые отважные поступки. Или самые глупые.

Приблизившись, Виктор потянулся в Сумрак. Ведьма чуть не вцепилась в него, зашипев:

– Никакого вмешательства, Светлый! У вас нет права!

– Насчет прав я бы поспорил, – мрачно отшил дозорный. – Но я и не вмешиваюсь. Это воздушная линза.

Ада покосилась на напарника и тоже поколдовала – правда, вместо воздуха она придала форму собственному хрусталику. Мир вокруг расплылся, а потом глаза перефокусировались. Человек на башне стоял, закусив губу. Мужчина, молодой, низенький и полноватый. На круглом лице блеснули очки в толстой оправе, капельки пота на лбу. Да уж, тут и суровая красноярская весна не остудила бы.

– Чего им не хватает? – лицемерно вздохнул Эрнест и облизнулся. – Кормобаза и так скудная: этот пьяница, тот наркоман, третий вообще геймер или хипстер какой-нибудь. Виктор, вы случайно не хипстер?

– Еще одна провокация, и я начну подворачивать. Только не штаны, а шеи, – холодно, веско уронил тот. Вампир закатил глаза: мол, why so serious?

Из толпы выкрикнули: «Прыгай!» С другого края ответили: «Заткнись, придурок!» Началось движение на встречных курсах, антагонисты явно намеревались выяснить, чье кунг-фу сильнее. Публика на время отвлеклась. Впрочем, близко к башне никто предусмотрительно не подходил. Воспользовавшись суматохой, Виктор задел локтем Аду и, когда та опустила взгляд, незаметно развернул ладонь чашечкой вверх. Это могло сработать: воздушная линза замедлила бы падение, приняв самоубийцу на подушку. Тяжело вздохнув, Светлая снова поправила волосы, замаскировав отрицательный кивок. Положения Договора следовало соблюдать. Ordnung muss sein.

Она не заметила, в какой момент захотелось моргнуть. Правда, удивиться успела: заклинание должно было обеспечивать идеальное увлажнение склеры и роговицы. Наблюдатель не имел права отвлекаться. А тут словно едкая, зудящая, черная колючка попала под веко. Под оба века.

Возле отчаянно вжавшегося в скат силуэта возник еще один. Этот был не просто темным – он словно поглощал поливающий крышу свет, вычитал из него, делил на ноль. Правда, длилось это ощущение ровно секунду. Снова моргнув, Ада поняла, что видит девочку. Подростка. Невысокую. Одетую глупо, по-летнему, в белом. С прямыми белыми волосами. Тонкими, нитяными губами девочка улыбнулась стоящему рядом, словно старому знакомцу. И махнула рукой.

Мужчина покачнулся, ноги его дернулись – и нелепой куклой он полетел вниз. Толпа охнула, раздалась, несомая отливом страха. Виктор, стиснув зубы, демонстративно развеял линзу, сплюнул и побежал вперед. Темные больше не мешали.

Прыгун, скорчившись, уткнулся лицом в асфальт и орал. Ада облегченно выдохнула:

– Голос есть, жить будет. Чем отделался?

– Перелом. – Пальцы напарника быстро порхали вокруг тела, сканируя ауру. – Удивительный везунчик. Сорок два метра, я посчитал. Никому бы не поверил, если б сам не видел.

Сзади раздалось деликатное покашливание. Сине-розовая ведьма была сама тактичность и предупредительность.

– Официально заявляю, что Дневной Дозор не имеет к этому никакого отношения. Я в душе не гребу, че эт за бикса. – Переход от канцелярита к вульгарщине давался Темной с удивительной легкостью. Ада снова посмотрела наверх. Девочка стояла на карнизе, замерев, словно ледяная фигурка.

– Вик, – это обращение товарищ воспринимал даже с удовольствием. – Я пойду пообщаюсь с белой гостьей. Паси вокруг. А вы, – Эрнест с готовностью наклонил голову, – вызовите «Скорую». Позаботьтесь о кормобазе.

Перед входом в здание администрации пришлось войти в Сумрак. Охранники, вместо того чтобы вызвать полицию, высыпали наружу и смотрели представление. Миновав их, Ада побежала в сторону подъема на башню.

Туман развеивался. Поднимался ветер, наверху это чувствовалось особенно. Фигурка на краю башни торчала недвижимо, словно белая статуя, снежные волосы ее тоже не шевелились. Дозорная попыталась посмотреть через Сумрак – и тут же вскрикнула, скривилась, прикрыла глаза ладонями. Колючка под веки – опять. И опять.

Раздался легкий, почти невесомый стук. Подняв взгляд, Ада снова увидела девочку. Та стояла прямо перед ней, тощая, белая, неестественно выпрямившаяся, словно будучи вздернутой за макушку. А потом одним щелчком наклонила голову набок. «Так насекомые двигаются, не люди», – отстраненно подумала Светлая. И наконец посмотрела гостье в глаза.

Истаяла еще секунда.

А потом произошло то, чего Ада ждала с самого начала, – беловолосая побежала. Совершенно по-девичьи, размахивая руками, вскидывая палочки-голени в стороны. Разве только ужасно быстро.

Но не быстрее боевого мага под Ходом.

Набрать скорость несложно. Вот маневрировать, сражаясь с инерцией и силой трения, – уже гораздо веселее. Правда, Иному в этом смысле помогает Сила Сумрака: можно делать короткие, быстрые погружения, в которых время замедляется; да здравствует первый слой. Цена за эту возможность – усталость и падение уровня сахара в крови. Если цель не оправдывает средства, тем хуже для средств.

Первая крыша закончилась как-то вдруг. Беглянка перемахнула на балкон построенного встык бизнес-центра, сжалась в пружину – и отрикошетила на темно-бордовые скаты соседнего здания. Мысленно дозорная присвистнула: прыжок был что надо. Она оценила расстояние, угол, ветер, положение зодиакальных созвездий – а потом, просто надбавив скорости, срезала угол мощным толчком. Секунда полета, сердце замерло в высшей точке… Наконец под пятками грохнуло и болезненно отдалось в суставы. Погоня продолжилась.

Дальше пошло как-то само собой. Они с энтузиазмом проскакали по крыше Департамента имущества и земельных отношений – Ада еще мимоходом подумала, что бо́льшего издевательства над самим принципом частной собственности и придумать нельзя. Потом белая девочка, обернувшись на магичку, топнула – и все такой же неестественно прямой тростинкой перелетела на крышу «Айсберга». «Поздновато за покупками», – пошутил внутренний голос. Светлой пришлось проделать то же самое, только предварительно разогнавшись и добавив ускорения телекинезом.

С удобной, почти плоской крыши торгового комплекса охота переместилась на скаты уютного, выкрашенного в желтый колер домика с классицистическими белыми колоннами на фронтоне. Домик заворачивал на улицу Сурикова, и за ним мрачным контрастом шло грубое, серое здание бюро Медсоцэкспертизы. Беглянка и здесь шутя преодолела разницу в пару этажей, махнув вверх безо всякого напряжения. Ада подумывала перейти на отборную инвективную лексику времен становления хохдойча, но сдержалась. Прыгнула вместо этого следом, чуть не разбив набойки.

Здесь уже пошел бег с препятствиями. Сумрачный енисейский гений архитектора зачем-то спроектировал крышу разновысокой, с выпирающими ребрами несущих стен. Их приходилось то проходить насквозь в Сумраке, то огибать, петляя не хуже лисы за зайцем. Вместо ругательств дозорная решила вспомнить детство. «Раз-два-три-четыре-пять… – свирепо считала она, перепрыгивая очередной выступ. – …Eine alte Frau kocht Rüben… Ну погоди, поймаю, будет тебе Rüben!»

Девочка держалась строго впереди, задавая темп и вектор. Несмотря на все ухищрения, сократить дистанцию не получалось. Но и увеличиваться она не спешила, словно целью белой фигурки было не уйти от погони, а погоня сама по себе. У Ады мелькнула мысль, что все это какая-то издевка, шутка, розыгрыш, но она деловито прогнала ее вон. Так же как и желание остановиться и пальнуть «фризом»: по быстро движущемуся объекту, на пересеченной местности – не вариант.

Ветер ударил в лицо, промозглой лапой нырнул под пальто, заставив съежиться, когда внизу мелькнула узкая улица Урицкого. А еще из-под карниза напротив вылетел заполошный, очумевший от грохота воробей: заметался перед глазами, зачирикал гневно. Из-за этого магичка чуть не потеряла равновесие, приземлившись на следующую крышу. А потом едва удержалась от кривой ухмылки: гостиница «Уют», вот как называлось здание. Определенно, маразм ситуации крепчал.

Следующий прыжок отнял последние силы – опять в высоту, опять неблизко. Ада положила руку на гребень, скреплявший прическу: хороший артефакт, старая школа – и оружие, и защита, и батарейка, если надо. Сразу почувствовав себя бодрее, она наддала, устремившись наперерез беглянке. Та как раз сворачивала поверх корпуса городской клинической больницы. Светлая чуть не закатила глаза; да, санитары тут явно были бы нелишними.

И тут девочка, не сбавляя скорости, спрыгнула – в сторону «Огней Енисея», очевидно не долетая до скатов. Ада попыталась затормозить, но ее такие удобные, плотно сидящие сапожки, почти лишенные каблука, вдруг за что-то зацепились. Взмахнув руками, она утратила баланс. В голове промелькнуло: «Ну, приехали…» На полной скорости девушка ухнула вперед и вниз.

Между домов возникла темно-серая тень. Огромный маламут устремился наперехват – высунув язык, разрывая жилы и связки в отчаянном сверхусилии. Он взвился вверх…

– Взял! Жива?

– Буду. Ушла?

– А?

Ада перевела тяжелое дыхание, потерла двумя пальцами переносицу и пошевелила коленями. Виктор понятливо поставил напарницу обратно на землю.

– Значит, ушла. – Голос девушки не дрожал. Совсем. Почти. – Кстати, спасибо. Вниз – это однозначно не мое.

– Да, – согласился перевертыш. – Вниз – это не твое.

Он посмотрел в сторону краеведческого музея и уточнил:

– Зато «вверх-вниз» нас сейчас будут за милую душу. А может, и по горизонтали.

Сил хватило только на то, чтобы похлопать напарника по плечу.

Нарком просвещения молодой Советской республики Анатолий Васильевич Луначарский в своей статье «Сибирь оживающая» писал: «Странно высится в этом городе новое здание музея, весьма элегантно построенное в египетском стиле и украшенное египетским фигурным орнаментом. Некоторые жители Красноярска диву даются и руками разводят, почему на берегу Енисея построен храм, перенесенный с берегов Нила, и почему краевые коллекции обширного Красноярского округа должны помещаться в египетских стенах. Однако большой беды в этом нет. Правда, кажется, что этот храм-музей немножко зябнет у сварливых льдов седого Енисея, но, в общем, он все-таки красив».

Светлые тоже считали, что офис Ночного Дозора располагается в живописном месте. И обстановка музея их вполне устраивала. Даже более чем. Особенно в те часы, когда поток посетителей обеспечивал стабильную энергетическую подпитку артефактов-аккумуляторов, спрятанных среди экспозиций. Темные немножко ворчали, что это-де, мол, нарушает дух Договора. Но поскольку буква была соблюдена – по сути ничего заявить не могли.

Храмовая архитектура тоже была выбрана не случайно. Поговаривали, что автор проекта, Леонид Чернышев, будучи не очень сильным, но талантливым Иным, специально ездил в Египет, проводил замеры и уточнял особенности распределения силовых потоков в древних святилищах. Естественно, в его биографии этот факт отражен не был – в той, что была доступна обычным людям.

А здание стояло.

Помещения Дозора располагались на подземных этажах. Таким образом, храм-музей словно имел две половины – верхнюю и нижнюю. Люди не мешали Иным, а Иные приглядывали за людьми. И за своими Темными коллегами тоже. Получалась своеобразная пищевая пирамида, только наоборот, что усугубляло египетские мотивы.

– Во что она, говоришь, была одета?

Ладони никак не желали согреваться. Виктор вернулся от чайника и передал полулитровую емкость кипятка. На дне энергично растворялись кубики сахара, кружились дольки лимона, откровенно натягивало коньяком. Ада благодарно смежила веки.

– Н-н-не одета, а раздета. Топик, бриджи. Сан-н-ндалии. Все такое… обесцвеченное.

Зинаида Мефодьевна поправила шаль движением плеч и сложила руки домиком, опустив на них подбородок.

– Погоды нынче стоят предсказанные. М-да. А вот Виктор, – перевертыш, отвернувшись к стене, дернул носом, – Витя, – перевертыш поежился, – Витюша…

Перевертыш сложился вдвое и чуть ли не заскулил. Глава красноярского отделения Ночного Дозора, пожилая предсказательница второго уровня, наставила на него обтянутый желтоватой кожей указующий перст – и вдруг захихикала. Смех был таким заразительным, что не удержалась и Ада, переставив кружку на стол, дабы не облиться в процессе. Сам виновник торжества выглядел побитым.

– Знаешь, я давно поняла, что тебя бесполезно перевоспитывать. – Голос начальства был чуть надтреснут, но не раздражал, а скорее завораживал. – Да и в общем, оно того не требует. Только прошу, в следующий раз – не маши кулаками. Достаточно порычать. Можно гавкнуть. Но негромко.

– Зинаи-и-ида Мефодьевна… – протянул Виктор. Та строго посмотрела поверх очков.

– Я не издеваюсь. Это практический совет: оборачиваешься и рычишь. С угрозой, но не сходя с места. И портки при этом снимать тоже не обязательно. Хотя вот, помню, однажды клан Маккаллумов…

– Честное дозорное, больше не повторится! – Вытянувшись в струнку, напарник напомнил Аде персонажа из советского послевоенного фильма. Правда, совершенно невозможно было вспомнить, кого именно и из какой конкретно ленты. Вернув чай в ладони, она отхлебнула. Ужасно. Отвратительно. Но пробирает, это факт.

Вздохнув, начальница порылась в карманах. На свет была извлечена темная, видавшая виды курительная трубка с длинным чубуком. Лица дозорных синхронно осунулись. Правда, через пару мгновений трубка перекочевала обратно, и ее заменил поблескивающий оливковым хромом и светодиодным глазком аппарат.

– Статистика самоубийств в Красноярске имеет позитивную динамику, – менторским тоном произнесла предсказательница. – Позитивную в том смысле, что число снижается. И это хорошо. А вот что плохо: я не предвидела произошедшее. Ни на одной из линий вероятностей.

Она затянулась из вейпа и выпустила ароматное облако, привнесшее в уютный кабинет запах корицы и апельсинов. Коньячный чай сразу стал вкуснее.

– Может, уровень… – предположил Виктор. Зинаида Мефодьевна тряхнула соломенными кудряшками.

– И не только я. В любом случае, даже если бы вмешался Иной первого или Высшего уровня, само событие не было бы укрыто. Такие вещи всегда окружает целый лес побочных линий: последствия, обстоятельства, корреляции. Прямая улика не нужна, когда есть столько косвенных. Все их не под силу было бы замести даже Завулону.

– Это действительно странно. – Тепло наконец разлилось по телу, и Ада смогла разлепить губы, излагая в привычной неспешной манере, а не отрывисто и вибрируя. Край крыши. Енисей, блеснувший за домами. Падение. Она закрыла глаза, открыла и продолжила: – Публичное самоубийство не могло не всколыхнуть Сумрак. Там собралось человек двадцать – поздние гуляки, дежурные из администрации, охранники. Эмоции можно было ложкой есть.

Предсказательница покивала и снова затянулась.

– Верно говоришь. Волна всегда идет не только вперед, но и назад. В этом суть предсказания: поймать отголосок, прочесть интерференционную картину. Так вот, сейчас она есть. А еще пару часов назад – не было.

Все притихли. Где-то невдалеке зазвонил стационарный телефон. Трубку подняли, приятный голос произнес угадываемую даже сквозь стены фразу: «Ночной Дозор, дежурный слушает». Вздохнув еще раз, начальница усмехнулась.

– Теперь к забавному. Темные обвиняют нас в спасении этого идиота. Утверждают, что человек не мог выжить после падения с такой высоты.

– Не мог, – подтвердил Виктор. – Я об этом уже Аде говорил. Там сорок…

– Сорок два метра, – кивнула Зинаида Мефодьевна. – С половиной. Ты считал. Молодец. Собственно, у Дневного Дозора никаких доказательств. И то, что они прислали нам донельзя формальную бумагу… Кстати, молодежь. А синие волосы – это что, действительно так теперь носят? Ужас. В общем, их заявление означает только одно: Дневной Дозор тоже озадачен. И с некоей определенностью это не их козни.

Она встала, слегка сутулясь, и обвела всех присутствующих взглядом внимательных серых глаз. Не потускневших от возраста голубых, а именно серых. Урановых. Даже Ада слегка подобралась.

– Вольно, – негромко скомандовала старушка, и голос ее словно донесся сквозь свист снарядов, грохот разрывов и завывание поземки. – До завтра всем отбой. Отдыхать, не обсуждать, не цепляться за версии. Проснетесь – тогда можно думать. Ясно?

– Так точно! – чуть не козырнул Виктор. Девушка просто кивнула.

Оба отправились исполнять.

Следующий вечер не задался сразу. Ада не выспалась – томили какие-то смутные предчувствия, обрывочные видения и путаница в мыслях. Ближе к будильнику удалось нырнуть в беспамятство без сновидений, но оно было коротким и не освежающим.

До работы пришлось добираться через неожиданные пробки – пара балбесов ткнулась бамперами, перекрыв удобный перекресток целиком. А зайдя со служебного входа и спустившись по предельно зачарованной лестнице, магичка услышала неприятно знакомые крики.

– Вы! – Вампир орал, надрываясь и захлебываясь воздухом. – Я буду писать! В Инквизицию! Завулону! Пока не!

Маленький, сморщенный, похожий на среднеазиатского гнома Назар, одетый в форму экскурсовода, приветливо махнул Аде свободной лапкой. Второй верхней конечностью он поддерживал Щит, не пропускавший Эрнеста в приемную. Оттуда уже с интересом глазели.

– А давайте вы напишете мне! – включив задор в голосе, выпалила дозорная. Стоило, конечно, помнить, что разъяренный вампир – это серьезно, и выдерживать дистанцию. Но Темный, кажется, не собирался крушить и разрушать. Он замолчал, обернулся на девушку и моргнул. Вообще в его голосе опытное ухо уловило бы скорее нотки жалобные, просящие. У Ады такой опыт имелся. Хорошо, что Виктора нет, уж он-то не упустил бы шанса…

Как будто специально напарник в то же мгновение слетел по лестнице. Правда, он не стал ухмыляться, не зарычал, не принял боевую форму. Быстро подбежал к Назару, обнял того за плечи, шепнул что-то на ухо – и охранник пропустил всех троих.

Пока целительница с ресепшена усаживала вампира в кресло, упаивала водой и успокаивала ненавязчивыми пассами, Ада шепнула Виктору:

– Молодец. Сразу прости: не ожидала.

Тот покосился и нервно потер затылок.

– Знаешь, у моей звериной части сильно развита интуиция. И если я вижу, что наглый позер, утиравший нам вчера носы и помахивавший лицензией, вдруг слетел на край резьбы – к бабке не ходи, это как-то связано с Эльзой.

Ада махнула ресницами. Требовались пояснения.

– Мультики не смотришь? Главная героиня, белые волосы, не мерзнет… – начал перечислять перевертыш.

– Отлично, у нее уже есть прозвище. – Смешок вышел нервным, как вся ситуация в целом. – А к бабке идти все же придется. У моей женской части интуиция тоже имеется.

В кабинете Зинаиды Мефодьевны ничего не изменилось. Ада сильно подозревала, что помимо необходимого ремонта в нем все всегда оставалось на своих местах с двадцать девятого года прошлого века. История места, которое хранит историю места, – и внутри этой египетской похоронной куклы, легкомысленно названной северянами «матрешка», они. Иные. Бессмертные и нетленные.

– Эрнест, расскажите, что случилось. – Предсказательница была сдержанно-вежлива. Опасный признак для знающего. Вампир знал. Он поерзал на краешке стула и промямлил:

– Понимаете, я… Вчера, после того, как меня… Как мы пообщались с вашими сотрудниками, я пошел… Реализовывать лицензию. – Последнее было сказано решительнее, но с истеричным смешком. Глава Светлых кивнула, посетитель приободрился. – Уже позже, вот буквально только что я осознал – вы не могли выдать ее, если бы знали. Но вы ведь должны были проверить! – Голос его окреп, зазвучал с прежней требовательностью, под конец снова опав до шепота. Виктор деловито уточнил:

– Мы проверяем. Есть критерии. – Желваки на скулах дергались, выдавая, как тяжело ему дается официальный тон. – Эрнест, изложите конкретику. Что именно произошло?

– Я… – Вампир опять начал сбиваться. Он упер взгляд в ковер, лежащий поверх паркета, закусил губу. – Я пришел к ее дому. У меня было разрешение входить, но я вывел ее на улицу, Зовом. Одетой, чтобы не беспокоить родственников. Ну, потом. После. Все должно было быть максимально тихо и… гуманно. – Он снова запнулся. – И тут мне что-то взбрело в голову. Я посмотрел на нее сквозь Сумрак.

– И что? – подтолкнула Ада. Ей начинало очень не нравиться, к чему вел Темный.

– У нее рак! – сорвался тот. Крик был словно у чайки, падающей в штормовое море. – Рак в четвертой стадии! Я не могу! У меня есть принципы! В конце концов, вы должны были проверить! Должны!

Зинаида Мефодьевна, все это время угрожающе молчавшая, поднялась, словно гаубица, и грохнула из главного калибра:

– Отставить!

Эрнеста смело к стене. Ада, снова задействовав интуицию, вовремя пригнулась, и звуковая волна прошла поверху. Виктор покачнулся, но устоял. Хрупкая старушка, пригладив светлую кудель волос, просканировала наличный контингент тяжким свинцовым взором. Потом уже нормальным голосом, без артиллерийских ноток, попросила:

– Охолоните, господин Смолин. Оно вам сейчас нужно. А вы, – тонкий палец пересчитал дозорных, – пройдитесь до больницы. Свой глазок смотрок. – И предсказательница совсем по-девичьи ухмыльнулась. Вампир, отлипая от обоев, робко прошептал:

– А можно…

– Да, конечно. – Брови Зинаиды Мефодьевны даже слегка приподнялись. – Только потом составите заявление. И нам, и в Дневной. Чтобы мы могли дать официальный ход делу. Ну, чего стоим? Разомните ноги, граждане Иные. Нет, Ада, я снова не издеваюсь – молочная кислота застаивается в праздных мышцах, пройтись будет полезно. Все, жду.

Все трое не заметили, как оказались в коридоре. Лишь тогда перевертыш почесал в затылке и глубокомысленно протянул:

– М-да-а-а… Баб Зина в ударе. Пойдемте, что ли, к эскулапам, пока мы еще посетители, а не пациенты.

– Как странно получается, – сказала Ада, проведя пальцем по списку дежурных медсестер. – Вчера мы бегали по крыше. А сегодня идем навещать больную. И все в одном доме. И даже далеко идти не пришлось.

– Ага, – поддержал светскую беседу Виктор, шагая за напарницей. Больничные запахи явно его нервировали, и он пытался скрыть это болтовней. – Насчет далеко: мне вчера вспомнилось, когда первые аккорды услышал. Я же, не соврать, в две тысячи третьем пробовал играть на гитаре, писать стихи… Слушай, четырнадцать лет прошло. Казалось бы, вчера. А уже четырнадцать лет. Мне самому когда-то было всего четырнадцать лет. А так быстро…

Эрнест молчал. Он ловко, по-вампирски зачаровал дежурного врача, и та теперь разливалась соловьем, ведя их к палате: анализы, обследования, томограмма, гамма-камера. Ада тронула за плечо, и низший дернулся.

– Это вы организовали?

– Да.

– Зачем? – На непонимающий взгляд девушка уточнила: – Вы Темный. Зачем вам это?

Желание отбрехаться от докучливой, но неизбежной спутницы против желания поделиться сокровенным – вот какая борьба отражалась на лице брюнета. Наконец он решился.

– Это сложно. Понимаете, я сам еще не до конца… Действительно, какое мне дело. Ну, попросил бы новую… – Эрнест хотел цинично ухмыльнуться, но не смог. – Понимаете… «Тu deviens responsable pour toujours de се que tu as apprivoise».

– «Приручили», значит. – Виктор хотел набычиться, но передумал. Видимо, ему тоже было нелегко бить лежачего. Девушка тронула его за локоть, но локоть дернулся, а сам перевертыш скривился, как от больного зуба. Впрочем, отодвигаться он не стал.

Возле нужной двери Эрнест замер.

– Я не пойду. Во-первых, обследуйте сами. Чтобы не было повода придраться. Во-вторых… я не могу. Просто не могу.

Дозорные переглянулись. Ада повернула ручку.

– Вик, пошли. Эрнест, стойте. Я вам доверяю.

Внутри было хуже всего. Одиночный люксовый номер с огромным телевизором, с букетом цветов в трехлитровой банке, с какими-то фруктами в вазе на тумбочке. – Перевертыш хотел было цапнуть яблоко, но рука, не достав, замерла в воздухе. Он выдохнул и весь как-то съежился.

– Никому… – Голос его сник до шепота, хотя тень, оставшаяся от хрупкой, изящной девушки, мирно дремавшей на подушках, не смогла бы его услышать при всем желании. – Никому бы не пожелал. Ни врагу… Никому.

В Сумраке все выглядело почти пристойно. Обстановка, конечно, сменилась, телевизор пропал, но синего мха практически не было. То ли постарался Эрнест, то ли сказывалась близость отделения.

А вот гнилостно-желтые рвотные пятна метастазов было видно невооруженным глазом. Аду аж передернуло, хотя казалось бы.

– Мне хочется выругаться. Нет, не так: мне нужно выругаться, – ровным тоном произнес Виктор. – Но я помню, что нельзя. А если я опять начну сублимировать – отобью руку вконец. Ада, выругайся за меня, пожалуйста. Ада… – Его голос дрогнул.

– Вик. – Напарница подошла ближе. Обе ладони легли на широкую, бурно вздымавшуюся грудную клетку. – Нельзя, Вик. – Перевертыш вздрогнул, мотнул головой, попытался отодвинуться, но девушка буквально зажала его у стены. – Слушай меня. Слушай. Только меня слушай. Больше никого не слушай. Перестань. Срочно перестань плакать. Вот, возьми платок. И слушай.

Ты Иной. Ты будешь жить сотни лет. Твои близкие и просто люди вокруг – они будут умирать. Поверь, я знаю. Хочешь, скажу, как меня зовут? Ты тогда спрашивал, я отшутилась, оба забыли. Вот, скажу. Адельхайда фон Рихтхофен. Я родилась в четырнадцатом веке, Вик. В одна тысяча триста шестьдесят третьем году. Чертову уйму лет назад. Казалось бы, вчера. А так быстро…

Отдай платок. Мне не жалко, он просто уже мокрый весь. Вот, возьми другой. Да, у женщины всегда с собой запас. Нам же приходится думать и за себя, и за того парня… Который нам нравится.

Отец хотел мальчика. Очень хотел. А еще любил маму, умершую при родах. Когда та отходила в лучший из миров, он пообещал ей, что будет заботиться обо мне. И даже умудрился не возненавидеть меня, хотя казалось бы; святой, щедрой души человек. Но забота его была весьма специфической.

Представь себе женщину в средние века. Что она может? Ничего. Рожать детей, вести хозяйство, ублажать супруга – вот и все ее права, неотъемлемо связанные с обязанностями. Отец решил иначе. «Позаботиться о человеке более, нежели он сам, не может никто», – так он твердил мне каждый день. И обучал всему, что может для этой цели понадобиться.

Я ездила на лошади, фехтовала, дралась на кулаках, поднимала тяжести, бегала и делала растяжку. Я постигала математику, латынь, ведение хозяйства – не маленького домашнего, а большого дворянского. Я воспитывала в себе стойкость, храбрость и независимость мышления. На конфирмации я чуть не ввергла в панику друзей отца, а также их жен и дочерей, вовремя, правда, сообразив, что лучше молчать и наблюдать, чем болтать и давать пищу для сплетен.

Позже, конечно, и отец скумекал, что без женских благопрехитростей дочери все же не обойтись. Мимикрия: слово это в мои годы еще не придумали, а я уже вовсю ее применяла. Видимо, к этому у меня оказался талант: слухи не развеялись окончательно, но поутихли.

А потом я выросла и вышла замуж. Мне ужасно повезло: граф фон Рихтхофен оказался согласен с отцовским мировоззрением. Мы с ним очень быстро нашли общий язык, и я стала не просто приложением к приданому, а другом, советником и поверенной в его делах.

Но мужа убили. Вернее, не так: его нашли мертвым в своих покоях. И обвинили меня: кого же еще? Решили, что я ведьма и наслала на любимого супруга сглаз или порчу, дабы завладеть его добром. Нет, тогда я еще не знала, что Иная. И помыслить о колдовстве не могла: католическое воспитание, знаешь ли. Но обвинителю, инквизитору – человеческому, естественно, – было все равно.

Тогда я бежала. Дала по голове одному, сломала руку другому, украла коня – технически это был мой конь, но де-юре я ведь была вне закона, правда? Спряталась в городе, убедила пару пройдох помочь мне докопаться до правды; тоже не обошлось без рукоприкладства. И в итоге вышла на двоюродного брата покойного мужа. Также покойного.

Дело становилось все мрачнее и опаснее. Я забралась в дом родственника и обнаружила там описание стригов – так в Германии называли вампиров. Сначала не поверила глазам, потом перечитала… И поняла: эти существа могли проделать то, что произошло с моим супругом. И с его братом.

Тогда же на меня наткнулся один из них. Нет, не тот, что стоял за убийствами. В мои времена Темные и Светлые порой враждовали между собой не из-за цвета, а из-за власти, влияния, иных соображений. Стриг, как выяснилось, был из тех, кто жаждал порядка, кто планировал в будущем составить тот самый Великий Договор. Ради этого он и его единомышленники даже сотрудничали с человеческой инквизицией. Тайно, конечно. И от других Иных тоже.

Я рассказала все, что знаю. Предоставила улики. Меня оправдали, убийц мужа развоплотили. Инквизиторы на поверку оказались гораздо более вменяемыми ребятами, чем мне казалось поначалу. Вампир уговорил их взять меня «на работу» – агентом в среде аристократии. И работа эта мне понравилась. Годы шли, удача сопутствовала. Удалось даже проникнуть в ближний круг германского императора, стать его доверенным лицом.

А потом меня убили.

Кто-то из Иных, противившихся новым порядкам, подослал ко мне ассасинов. Нет, не тех, что употребляли гашиш и наводили ужас на Египет двенадцатого века. Скорее, просто хорошо подготовленных головорезов. Меня пырнули ножом, а дом подожгли. Одного я успела зацепить, но сам понимаешь – толку было мало.

И тогда стриг снова помог мне. Вытащил из огня и рассказал, кто я есть на самом деле. Неумело, коряво, жертвуя собственной Силой, провел обряд инициации. Как понимаю, ему хотелось сделать из меня подобную себе, но изначальная Сила неинициированной Иной то ли оберегала от укуса, то ли вызывала у него сомнения по поводу провороненной – в перспективе – возможности завербовать Темную магичку. А вот когда выхода не осталось, он рискнул.

Попытка вышла не очень удачной.

Я была слишком слаба. С огромным трудом вышла – вернее, была выволочена, – из Сумрака. Потеряла много крови. И тогда мой спаситель решил, что надо что-то делать.

Он прибег к рецепту, которым пользовались его дальние родичи, бескуды. Доволок меня до ближайшей подходящей пещеры, погрузил в летаргию – перенес на меня, поверх меня, вокруг меня свою Иную сущность. Свою душу, если угодно. Закрыл и защитил меня от мира.

Естественно, после этого он погиб.

А я провела пять с половиной веков в стазисе. Проснулась, увидела изменившийся мир, вступила в контакт с Дозорами. Все, кого я знала когда-то, оказались мертвы. Как я не стала после такого Темной – не представляю. Видимо, сказалось глубочайшее чувство благодарности – и та любовь, которую спроецировал на меня стриг, жертвуя собой. Да, любовь. Она не чужда даже Темным. Она движет всеми – мутит разум, проясняет взор, разрушает и создает, калечит и порождает. Вик, после того, как меня пытались зарезать и сжечь, после того, как я попала в абсолютно новый для себя мир, я осознала, что нельзя сдаваться. Не хочу сказать, что тебе не больно. Тебе больно. Я не отнимаю этого. Просто знай: ты не один, Вик. Ты не один.

Они стояли возле постели еще живой, но плавно вкатывающейся в тусклые врата посмертия девушки. Никто не заметил, как перевертыш обнял боевого мага. Никто не заметил, как та обняла в ответ.

Никто не заметил, как тихо начала играть музыка.

В комнату ворвался Эрнест. Он замер на пороге с перекошенным лицом, с отвисшей челюстью, с выкаченными в полное боевое клыками. Ада и Виктор разлетелись по углам: один в облике гигантского пса, вторая – приняв боевую стойку. Гитара вступала все увереннее.

А подле изголовья, на тертом больничном табурете, сидела белая девочка в белом. Она держала больную за покойно расслабленную кисть. Улыбалась. Наушники от валявшегося рядом с фруктами плеера были у нее в свободной руке.

– Она не мертва! – завопил вампир. – Слышишь? Не мертва! Не смей…

В этот момент девушка открыла глаза. И белая гостья пропала.

– А вот интересное от наших аналитиков. – Теперь облако пара обладало ароматом яблок и мяты. – Скажите, Эрнест, вы знали, что вчерашний самоубийца был тайным обожателем вашей девушки?

– Она не моя девушка, – промямлил вампир, неубедительно пощелкивая себя ногтем по клыку.

Зинаида Мефодьевна улыбнулась.

– Ну да. Именно. Как же я могла забыть. А вы просто развлекались перед трапезой. Еще вопрос: вы точно непричастны к его прыжку?

Лицо Эрнеста выражало широкую гамму чувств: изумление, возмущение, прорывающийся нервный хохоток. Клык втянулся, Темный откашлялся.

– Должен принять это как комплимент. Мне поклясться?

– Достаточно подписи под копией показаний, – успокоила глава Ночного Дозора. – Теперь вопросы к моим бойцам. Ада, Виктор: метастазы в ауре девушки – были?

– Были, – синхронно ответили оба и улыбнулись. Зинаида Мефодьевна сощурилась.

– А вчера? – Дозорные переглянулись. Теперь на их лицах отображалось недоумение и лихорадочная работа памяти. Зинаида Мефодьевна покривилась.

– Ладно. А повторный осмотр, сегодня? Ну, после визита Эльзы… так, уже и ко мне прилипло, – усмехнулась она.

– Чисто. Абсолютно здоровая барышня. Хоть и с недокорму, – отрапортовал Виктор, получив легкий тычок в бок от Ады. – Что любопытно конкретно мне: этот ее воздыхатель – он что, получается, знал?

– Совершенно верно. – Голос начальницы звучал размеренно и спокойно.

– А вы, Эрнест, ни разу до этого не смотрели? Ни одного взгляда через Сумрак?

– Я не помню, – забормотал вампир. Лоб его наморщился, он потер его двумя пальцами. – Совершенно не помню. Вроде бы нет. Я еще сам удивился вчера…

– Значит, картина становится все запутаннее. Девушка не знала, пока не прошла… – перевертыш щелкнул крепкими пальцами, – …эту вашу сумеречную диагностику. Эрнест не знал, пока не осмотрел больную. А самоубийца-то кто тогда? Латентный пророк?

– Предельно обычный человек. – Еще одна затяжка, еще один клуб ароматного пара. – Утверждает, что был в гостях – это, кстати, подтверждается, – и видел историю болезни. Случайно. Наши проверили: больничная карточка действительно лежит у девушки дома. Но рак там не указан.

– Как ее зовут? – устало откинулась на спинку кресла Ада. Ей стало казаться, что она погружается в какой-то сон. Сумбурный, глупый. Вспомнился Абнетт: «Я чувствую себя несвязно. Вы не можете ничего посоветовать?». – Девушка. У нее есть имя. Как ее зовут?

Благодарные взгляды. Причем с двух сторон – и Виктор, и Эрнест. Investigabiles viae.

– Юлия, – почти нежно произнес вампир. Потом его тон сменился: – А этого тюфяка я тоже знаю. Андрей, Артем… Нет, Алексей, кажется. В общем, на «А». Не мог придумать ничего лучше, чем, узнав о болезни любимой женщины, прыгнуть с «Биг-Бена». Слабак и позер.

– Меня все еще не устраивает эта… Эльза. – Поставив вейп на стол, Зинаида Мефодьевна оглядела всех присутствующих. – Я начинаю чувствовать себя некомфортно. И подозреваю, что не одинока в этом.

– С Эльзой выходит достаточно интересно. – Перевертыш жестом фокусника развернул начальственный ноутбук к себе и наклонился над ним. – В ночь, когда Ада ловила ее по всем соседским крышам, я позвонил знакомому художнику. Он не Иной, но образы схватывает с потрясающей точностью, плюс, конечно, легкий гипноз…

– Слушаю тебя. – Предсказательница сощурилась. – Нарисовал?

– Очень похоже, – кивнул Виктор, и на экране проявилась картинка. – Я воспользовался контекстным поиском среди открытой дозорной документации…

– Это который мальчики из Генисарета запустили? – уточнила Зинаида Мефодьевна. – Я всегда говорила, что иудеи башковитые ребята.

– Ага. – Перевертыш возил пальцем по тачпаду, прикусив губу. – Просто удивительно, сколько у них там в одном кибуце собралось толковых Иных. Да еще и шарящих в нейросетях. Короче, – хлопнул он ладонями наконец, – вот она.

К типовому лаконичному бланку была прикреплена фотография из школьного альбома. Светлые волосы собирались в пару бантов, белая блузка давала больше объема, чем угадывалось в худых подростковых плечах. Девочка смотрела лукаво и вместе с тем открыто.

– Елизавета Савитас. Жертва вампира Биркена, город Воронеж. Лицензия выдана Ночным Дозором по месту регистрации.

Эрнест сглотнул и потупился, Ада тоже почувствовала себя нехорошо. Сколько таких лицензий подписывается ежемесячно… Но без них было бы еще хуже. Виктор, кинув на нее быстрый взгляд, продолжал:

– Собственно, сама Лиза упоминается в деле вскользь. Да и дело какое-то… невнятное. Пишут, что воронежскому отделению пришлось сотрудничать с Темными из-за брата девочки, Олега. Тот упоминается под рабочим псевдонимом «Обвальщик»… Ого! – Он почесал нос и нахмурился. – Это же вроде мясник какой-то, да? Не хотел бы я иметь дело с парнем, которого нарекли подобным прозвищем, да еще и ловили двумя Дозорами сразу.

– Девочка мертва? – уточнила магичка. Зинаида Мефодьевна отобрала компьютер у подчиненного и пролистнула виртуальную страницу.

– Вне всякого сомнения. Лиза-Эльза… – Она снова затянулась, и пар окутал столешницу. – Не нравишься ты мне, девица-краса.

– Ну, строго говоря, – неожиданно вступился Виктор, – она пока не сделала ничего плохого. Мне кажется, именно благодаря ей этот самопадающий «Артем-Андрей» остался жив. Доказать не могу, но нюхом чую. С болезнью у Юлии сложнее: тут я не вижу причин и следствий. Может, мы вообще не с того конца цепочки пытаемся тянуть. А может, концов и нет, и все это замкнутый контур, бег по кругу. Что-то мне подсказывает – будет еще третье появление. Обязательно будет.

– Вот оно мне и не нравится, – подытожила предсказательница и вздохнула. – Я, знаете ли, уже немолода. У меня привычки. Я люблю, когда понятно. А когда непонятно – не люблю. Ладно, уговорили. Пока просто подождем. Вольно. А хотя нет. – Она помахала пальцем, успев поймать дозорных на выходе из кабинета. – Напишите-ка отчеты. Эрнест, с вас тоже. Чтобы не расслаблялись.

– Отчеты – это еще нормально так, – потянулся перевертыш, когда дверь закрылась. В коридоре было тихо, вторая смена оперативников уже заступила, прочие сотрудники шуршали по архивам и сводкам. Кто-то негромко слушал музыку. – Помнится, когда я перепутал машину и вынес лобовое какому-то депутату, Зинаида Мефодьевна заставила меня найти и подкинуть ему щенка хаски, попородистее. Чтобы избавить, понимаешь, от кинофобии.

– Вик… – Они шли в сторону рабочего оупенспейса, и напарник улыбнулся Аде.

– Ага. Знаешь, оказалось, в Красноярске не так просто добыть хорошую псинку. Я перерыл все питомники…

– Вик!

– Что?

– Слушай.

Музыка доносилась из-за закрытой двери. Запертой, если уж на то пошло. В Сумраке в том числе. Перевертыш прохрипел:

– Зар-р-раза…

Они ввалились туда втроем, по очереди, но почти одновременно: маламут, вампир, магичка. Сидящая возле стола на одном из кресел для посетителей девочка помахала им ладошкой. Из динамиков ноутбука Ады доносилось:

– На самом деле… – Голос у Эльзы был неожиданно взрослый, живой, лишь слегка неестественно интонированный, как у хорошего робота. – На самом деле здесь говорится не о моряках, конечно же. Поэты всегда понимали немного больше, чем могли выразить. Именно этим объясняется структура стихов: ритм – самый простой способ справиться со стрессом. Обсессивно-компульсивное расстройство, данное через плетение смыслов и слов. Добавить музыку – и получится три компонента.

Ада первой опустила руки, медленно обошла говорящую, присела на свободное кресло. Она слушала очень внимательно. Перекинувшийся обратно Виктор достал из ящика стола экшн-камеру и включил запись. Вампир остался стоять у двери.

– Когда-то давным-давно в далекой-далекой галактике… – улыбнулась девочка, – три сущности решили, что им чего-то не хватает. Они «пересекли океан и бросили якорь у мельничного камня». – Она кивнула в сторону ноутбука, где Нольвенн Леруа как раз перешла к третьему куплету. – Того самого, который ваш Мерлин потом назвал «венцом всего» и втихаря присвоил. Они посмотрели вокруг – и создали Кольцо.

– Кольцо? – уточнил перевертыш. Ада молчала.

– Уроборос, – с охотой пояснила Эльза. – Колесо Сансары. Семь слоев Сумрака, замкнутых встык.

Слышно было, как подавился Эрнест. «Семь! Семь. О Тьма…»

– Это очень простая схема. – Девочка наклонила голову набок, на этот раз плавно, без насекомьей дерганости. – Семь, три и один. Семь слоев, три аспекта, единый Сумрак. Все это самозамыкалось и вращалось вокруг себя исключительно ради одной цели: самозамыкаться и вращаться.

– Подожди, – наконец смогла разлепить губы Ада. – Подожди. Я не понимаю. О каких аспектах ты говоришь?

– Тигр. Двуединый. Вы слышали о них – то, что происходило в Москве, в Нью-Йорке, на курорте в Австрии. А еще каждый из вас видел третий аспект. Чертополох. Он же Страж.

– Ты имеешь в виду… – Голос вампира был еле слышен. – Но это всего лишь…

– Сумеречный мох. Паразит. Основа. Игла, сшивающая слои. Двуединый не был им – проистекал, но не порождал, следовал, но не причинял. И сейчас, когда вы, Иные, уничтожили первые два аспекта, остался только он. Чертополох.

Ада поймала себя на том, что дрожит. Словно тогда, когда под ней вдруг закончилась крыша. Или когда вокруг полыхал дом, в котором ее истекающее кровью тело лежало подле ступеней на второй этаж. Она победила воспоминания, тряхнула головой и втянула воздух между зубов. Виктор встал, подошел и обнял ее за плечи, присев на край стола.

– Поймите. В этом нет ничего сложного. Сумрак был всемогущ. Он мог исполнить любое желание. И в то же время не имел никаких желаний. Он поймал себя в ловушку, из которой, как тогда казалось, не было выхода, и это едва не разорвало Кольцо. Но в тот же момент выход был найден – Сумрак сотворил нас. Всех нас. Ни на что не способных, но обладающих желаниями, потребностями, векторами и градиентами. Это тоже разрывало Кольцо, распределяло потоки, но, ловко подставляя предыдущее звено к последующему, Сумрак создавал иллюзию, что на самом деле все хорошо да ладно. А если наблюдатель один и наблюдает он сам себя – какова будет его картина мира?

Песня закончилась. Девочка поболтала ногами. Сандалии тоже были белыми, без единого пятнышка. Они бы сливались с ее кожей, если бы не имели текстуры. Если бы не обладали формой, дающей угольно-черную тень на беспощадно белой коже.

– Сейчас у Сумрака есть только инерция. Он пытается нащупать новые пути, породить новые аспекты, сотворить новые формы. Такие вот, как, например, я. – Эльза снова улыбнулась, почти как человек. Белые волосы льдисто искрили в свете настольной лампы. – А я – настоящее мертвое. Не этот ваш обман смерти, которым занимаются вампиры. Не обман обмана, которым занимаются остальные Иные. – Она вздохнула и потянулась. – Мертвые не кусаются. Они существуют, чтобы служить живым. Чтобы из праха вырастала трава.

А что вырастает из вас? Чего вы хотите? На самом деле?

Тишина, казалось, просочилась за дверь и погасила весь офисный шум. В этой мучительной звуковой тьме слова Эрнеста прозвучали больно, режуще, словно лезвия, вынутые из обоймы безопасной бритвы:

– Жить. Я хочу быть живым.

Эльза махнула рукой. Словно старому знакомому. Словно в этом взмахе ничего не было. Вампир задохнулся. Он ощупал лицо плохо слушающимися пальцами, потом схватился за сердце. Неожиданно икнул. И захохотал.

Потом все присутствующие наблюдали дивное. Бывший – в чем не было никаких сомнений – вампир стоял посреди рабочего кабинета Светлых дозорных. Он орал какую-то невнятицу. Прыгал. Смеялся. Плакал. И рвал на мелкие кусочки документ, отделяющий жизнь от смерти, а человека – от бесчеловечности.

Когда клочки лицензии наконец опустились на пол, прокружившись в затейливом танце, а дверь за Эрнестом хлопнула, девочка обернулась к Аде и Виктору.

– А нам ничего не нужно. Мне ничего не нужно, – поправился перевертыш. Магичка согласно кивнула:

– У меня есть работа. Друзья. Наверное, даже больше, чем друзья. – Виктор покраснел, Ада щипнула его за ногу и продолжила: – Вот одно интересно: как Эрнест собирается объяснить все произошедшее Юлии? И что он планирует делать со своей вновь обретенной жизнью? Без способностей пусть низшего, но Иного…

– Это не интересно Сумраку. – Эльза встала, одернула топик, сморщила нос. – Но, может быть, я им немного помогу. От меня не так много осталось, но я еще помню, каково это – быть живой. У меня была мама. Брат… – Голос стал неуверенным, но лишь на секунду. – Дурачок на башне, он тоже хотел жить. И Юлия. И Эрнест. Я просто исполнила их желания. А у вас… – Она задумалась. – У вас действительно есть все нужное. Дальше давайте сами.

И исчезла.

– Совершенно не представляю, – буркнул Виктор, глядя в потолок, – как мы все это будем заносить в отчеты. У тебя есть идеи?

Ада не ответила. Она положила голову на бедро перевертыша и закрыла глаза. Перед внутренним взором все кружилось, и кружилось, и кружилось, будто карусель, и играла музыка. Словно угадав, Виктор предложил:

– Слушай, а давай бросим все и пойдем потанцуем?

– На парковку? – оживилась магичка. Мужчина с энтузиазмом кивнул.

– Именно! Устроим этому городу танцы с призраками… У меня и песня отличная есть.

Из портативной колонки донеслись знакомые аккорды и голоса. Ада захохотала.