ГЛАВА 27
Сидя в кресле возле очага, в котором только начало разгораться пламя, робко подбиравшееся к днищу закопченного котелка, Опаль с интересом рассматривала жилье человека, прозванного Чернокнижником. Отправляясь на встречу с загадочным колдуном, девушка ожидала увидеть убогую лачугу посреди дремучего леса, вроде той, в которой прозябала старуха Берзэ. Полную засушенных лягушачьих лапок, крысиных хвостов и прочей мерзости.
Каково же было удивление герцогини, когда поиски привели ее в небольшой городок на западе Вальхейма, радовавший взор опрятными улочками и добротными домами с тенистыми двориками. Жилище мага, увитое плющом, с ухоженным палисадником, в котором росли яблоневые деревья, заставило девушку задуматься, увенчалось ли успехом ее расследование или она ошиблась.
Внутри жилье колдуна, к которому горожане почтительно обращались не иначе как лекарь Дюбуа, тоже было чистым, с мебелью, может, и грубоватой, лишенной изящества, к которому так привыкла молодая герцогиня, зато сработанной на совесть. И в воздухе витал аромат готовящейся с пряностями дичи.
Каменный пол устилали шкуры животных. Два стеллажа, темневшие по углам гостиной, ломились от книг. И пока месье Дюбуа ходил за сидром, дабы гостья могла утолить жажду (почему-то этот высокий, худой как щепка мужчина, одетый в темный костюм из грубого сукна и до блеска начищенные туфли с пряжками, не жаловал вина), Опаль из любопытства заглянула в несколько талмудов.
И это только укрепило ее сомнения. Едва ли можно было найти какое-нибудь хитрое заклинание в исторических трактатах и преданиях Единой. К разочарованию девушки, она не обнаружила ни одного тома, хранящего в себе древние, скрытые от большинства знания.
— Наверное, книги по магии он где-то прячет, — приободрила себя гостья и вернулась в удобное кресло.
Больше всего Опаль опасалась повстречать шарлатана, который только голову ей заморочит. Нет, денег герцогине было не жалко — жалко времени. Каждый час, что проживал Моран, упиваясь любовью своей треклятой женушки, а она, Опаль, страдала, мысленно вновь и вновь возвращаясь к тем светлым дням, когда была счастлива со своим кумиром и чувствовала себя пусть не любимой, но хотя бы желанной, был подобен пытке.
Герцогиня д’Альбре устала жить прошлым, устала теряться в своих мечтах, так и не осуществившихся. Следовало как можно скорее разорвать этот порочный круг. Развеять чары стража, которого одновременно и любила и ненавидела.
Только смерть маркиза могла принести ей избавление от этого затянувшегося кошмара.
— Ваша светлость, — вернулся в комнату лекарь и протянул гостье большую кружку сидра, не преминув похвалиться: — Сам готовлю из своего урожая и по своему собственному рецепту.
Герцогиня натянуто улыбнулась.
Хозяйственный чистюля днем, исцеляющий людские хвори, а по ночам могущественный чародей, приносящий в жертвы младенцев? Девушка нахмурилась. Как-то не вязался образ этого господина, такого любезного и улыбчивого, с образом безжалостного колдуна, который Опаль рисовала в своем воображении.
— Так что же вас привело ко мне, дорогая герцогиня? — Помешав густое варево в котелке, которое постепенно начинало шипеть и булькать и по запаху очень напоминало чечевичную похлебку, Чернокнижник опустился в соседнее кресло.
Отпив из кружки немного освежающего яблочного сидра, Опаль вгляделась в лицо колдуна. Совершенно невыразительное, и глаза его были такие же: светло-карие с зеленцой, что-то вроде болотной тины.
— Никак не пойму, месье, из какой стихии вы черпаете силу?
— Я не стихийник, — улыбнувшись одними уголками тонких бескровных губ, признался месье Дюбуа.
— Демоны? — деловито осведомилась Опаль, гадая, действительно ли этот нескладный верзила — потомок великих морров.
— Разве ваша светлость приехала ко мне из самой столицы, только чтобы выведать все мои секреты? — увильнул от ответа лекарь.
— Просто пытаюсь понять, как вы… хм, помогаете страждущим вроде меня.
— Мои методы не должны вас заботить. Главное — результат, — веско заметил мужчина. Закинув ногу на ногу, переплел на колене длинные худые пальцы и вкрадчиво попросил: — Лучше расскажите, что привело вас ко мне. А я подумаю, чем смогу быть полезен такой красавице.
— Мои имя и честь были запятнаны. Одним человеком. Стражем, — осторожно подбирая слова, начала девушка. — Я не могу есть, не могу спать. Не могу жить, зная, что он остался безнаказанным! Согласны ли вы помочь мне в этом деликатном деле, месье Дюбуа?
— Значит, причина вашего визита кроется в мести, — усмехнулся хозяин дома. — Насколько сильно вы его ненавидите, мадам?
— Настолько, насколько когда-то его любила, — с горечью прошептала Опаль.
— А сейчас?
Девушка замялась, не способная признаться в постыдном чувстве даже самой себе.
— Впрочем, — отмахнулся колдун, — для меня это не имеет значения. Хочу только сразу предупредить, мадам, я не убиваю людей, — разочаровал гостью маг, но тут же поспешил уточнить: — Не убиваю собственноручно. Однако это при желании сможете сделать вы. Если, конечно, решитесь.
— Я потому и обратилась к вам! — возмутилась гостья. — Против стража я бессильна!
Чародей загадочно улыбнулся.
— Самое опасное оружие женщины — хитрость. Почаще ею пользуйтесь для наказания обидчиков. Я научу, как сделать так, чтобы он оказался перед вами беззащитен. Но это будет дорого стоить.
Опаль вся внутренне напряглась, опасаясь, что взамен колдун потребует что-то, чего она не сможет ему дать. Ладно, если попросит принести жертву. Она, в отличие от этого уныло одетого жердя, не настолько щепетильна.
Но если замахнется на что-то более ценное… Кто знает, с какими силами месье Дюбуа водит дружбу.
К счастью Опаль, все оказалось намного прозаичней.
— Пять сотен алидоров, мадам. Половина сейчас. Половина — когда расквитаетесь со своим стражем.
— Думаете, ваш план сработает? — отстегивая от пояса тугой кошель с вышитыми на нем инициалами, недоверчиво поинтересовалась девушка.
— О, я не сомневаюсь, мадам, — расплылся в зловещей улыбке маг, алчно сверкнув глазами при виде кожаного мешочка, распухшего от золотых монет.
В тот момент Опаль подумалось, что облик милого, добродушного буржуа — лишь искусная маска, которую привык носить этот колдун.
— Он обязательно сработает. Будьте уверены, — заверил гостью чародей.
До сегодняшнего утра я даже не подозревала, насколько это приятно просыпаться так же, как и уснула, а именно — в объятиях мужа. И блаженно жмуриться, ощущая россыпь нежных поцелуев на своем лице.
— Не так-то просто добудиться до вашей светлости, — шутливо попеняли мне. — Как насчет завтрака? — Последний поцелуй достался кончику носа. Вернее, он оказался предпоследним, после чего я почувствовала ласковое прикосновение мужниных губ к своей щеке. — Умираю от голода.
Закончив с безумно приятным ритуалом побудки, маркиз принялся одеваться. А я лежала в обнимку с подушкой и любовалась им, взглядом скользя по широкой мускулистой спине с татуировкой вдоль позвоночника, по сильным рукам, в которых ночью умирала и воскресала снова.
При воспоминании о мгновениях страсти по телу разлилась сладкая истома.
— Уже встаю, — пообещала полусонно и с наслаждением прикрыла веки, желая понежиться еще немного во власти приятных видений.
— Пришлю к тебе Мадлен. — Надев рубашку, его светлость самым бессовестным образом стянул с меня одеяло — видите ли, из опасения, что я задрыхну сразу же после его ухода, и поспешил к себе собираться.
Еще какое-то время повалялась в кровати, гадая, что бы такое наплести Морану, чтобы увильнуть от поездки во дворец. Не то чтобы мне там не нравилось, просто были дела поважнее, не хотелось тратить целый день на прогулки по парку да на игру с придворными в карты.
Прошло уже столько дней, а от мэтра Леграна ни весточки. Нет, я, конечно, понимаю — у пожилого учителя наверняка и своих забот полон рот; тем более сейчас пора экзаменов. Но он ведь обещал помочь. Наверное, стоит о себе напомнить.
Боюсь только, если поделюсь планами с Мораном, ни в какой коллеж меня не отпустят. И наверняка упрекнут в том, что малознакомому магу я доверяю больше, чем собственному мужу.
За минувшие дни я, кажется, еще больше влюбилась в стража и теперь не мыслила без него жизни. Моя привязанность к мужу все крепла, вот только недосказанность между нами так никуда и не делась.
Она омрачала нашу семейную жизнь. Она и неожиданные перепады настроения маркиза. Моран то был весел, внимателен и нежен со мной, то в его взгляде снова появлялся холод и отчуждение.
Всякий раз, глядя на мужа, я не знала, что увижу в его глазах.
Перед тем как отправиться на завтрак, достала из шифоньерки зеркальце, чтобы снова увидеть папа. Это стало моим ежеутренним и ежевечерним ритуалом. Произнося слова заклинания, молила Единую, чтобы показала мне родителя в добром здравии. Но зеркало каждый раз демонстрировало одну и ту же картину: отец по-прежнему пребывал в оковах сна.
— Я бы все отдала, чтобы ты очнулся, — прошептала, вглядываясь в безмятежные черты лица спящего родителя.
— Почему бы тебе его не навестить?
От неожиданности едва не уронила зеркало. Обернулась к мужу, замершему на пороге спальни.
— Отправиться в Луази? — сказала, растерянно глядя на его светлость.
Еще совсем недавно де Шалон и слышать не хотел ни о каких поездках, заявляя, что я вся его без остатка и что он не желает расставаться со мной даже на час.
А теперь спешно выталкивает из себя слова, словно боится, что в любой момент может передумать:
— Конечно! Встреча с родными пойдет тебе на пользу. Мне больно видеть тебя такой. Ты почти не расстаешься с этим зеркалом, и, когда смотришь на отца, в глазах появляются слезы.
Решительно приблизившись к резному гардеробу, Моран принялся одно за другим выуживать из его недр платья и бросать их в кресло.
— Погости там какое-то время. Пока барону не станет лучше. Тем более что в столице сейчас неспокойно. А в Луази ты будешь в безопасности. Вернешься, когда нападения демонов прекратятся. — Короткие, рваные фразы, от которых болезненно сжимается сердце.
— Ты меня выгоняешь?
Знаю, абсурдное предположение. Но когда твой собственный муж вдруг ни с того ни с сего начинает опустошать твой шкаф и желает твоего скорейшего отъезда, причем на неопределенный срок, — это первое, что приходит в голову.
Страж был бледен, напряжен. Казалось, стоит его коснуться, и он лопнет, точно натянутая до предела тетива лука.
— Моран, что с тобой? Все ведь было в порядке, — приблизившись, мягко дотронулась до его плеча. Маг вздрогнул и обернулся. — Почему ты так спешно хочешь от меня избавиться?
— Не хочу, — улыбнулся так, словно за миг до того хотел скривиться от боли, но в последний момент сумел с собой совладать. — И ты даже не представляешь, как сложно мне тебя отпускать. Но лучше тебе уехать. Сегодня же. Сейчас.
— Но…
Что за странные метаморфозы?
— К этому платью больше подойдут те янтарные бусы, что я подарил тебе на нашу помолвку.
Опомниться не успела, как с меня сорвали кулон и швырнули его в раскрытый ларец, выудив из него же дурацкие бусы.
— Я привыкла к моему кулону! — потянулась было за вожделенным украшением, с которым не было сил расстаться.
Как и с любимым мужем.
Маг удержал. Сжал мою руку в своей, порывисто поцеловал кончики дрогнувших пальцев и потащил, не обращая внимания на робкий протест, за собой к лестнице.
— Служанки уложат вещи. Карету сейчас подготовят. А ты пока позавтракаешь.
— Моран!
— Разве не соскучилась по отцу?
— Очень. Но… — Сильнее сжала руку мужа. Появилось гнетущее, мерзкое ощущение, что, если сейчас он ее отпустит, отпустит меня, мы расстанемся не на неделю, не на несколько дней.
Навсегда.
— То зеркало, что стоит в спальне отца… сможешь ли ты навещать меня через него?
Стремительно сбежав по ступеням, страж замер посреди холла, заполненного пронзительно ярким светом полуденного солнца. А у меня внутри, казалось, ядовитым сорняком разрасталась тьма, пуская корни глубоко в сердце.
Моран зажмурился на миг. В резких, заострившихся чертах его лица мне виделась тоска и мука, а еще злость. Вот только непонятно, на кого он злился: на меня или на себя.
— Я постараюсь, — спустя невыносимо долгие секунды прошептал чуть слышно. Привлек меня к своей груди и поцеловал.
Наш поцелуй отдавал горечью, нежеланием расставаться, страхом перед этой самой разлукой, внезапной и такой болезненной. Не менее горьким оказался и тот, которым муж коснулся моих губ, уже когда я садилась в карету.
Кажется, его светлости было сейчас не менее тяжело, чем мне. Я видела, что в нем происходит внутренняя борьба. На какой-то миг Моран даже попытался меня удержать. Схватил неожиданно за запястье, сдавив крепко, почти до боли. Обжег взглядом. А потом… отпустил, велев кучеру хриплым, дрожащим голосом не останавливаться, пока не покинем пределов Навенны. Двум всадникам, что должны были меня сопровождать, приказал не спускать с кареты глаз, дважды повторив, что отвечают за маркизу своими головами.
Я смотрела на мужа, пока за экипажем не закрылись ворота. Растерянная, подавленная, опустошенная. Кусала до крови губы, чтобы не заплакать. Чтобы не поддаться слабости и не повернуть обратно.
Несмотря на приказ маркиза как можно скорее покинуть Навенну, одну остановку, возле коллежа стихий, мы все же сделали. Дубоголовые охранники поначалу ни в какую не хотели внимать моим просьбам. Даже угрозы пожаловаться стражу на них не действовали.
К счастью, Кантен, испытывавший вину за то, что некоторое время назад наябедничал на меня Морану, убедил этих бессердечных, что несколько минут промедления погоды не сделают и что ничего плохого с ее светлостью в наполненном магами заведении уж точно не случится. К тому же (как бы невзначай добавил конюх) госпожа весьма злопамятна (убедился на собственном опыте) и не успокоится до самого Луази, будет гневаться и попрекать своих попутчиков на протяжении всего путешествия.
Столь заманчивая перспектива молчаливых конвоиров, конечно, не обрадовала, и мы свернули с широкой улицы, что вела к окраинам Навенны, чтобы вскоре оказаться у стен коллежа.
Где меня ждало разочарование. Как выяснилось, мэтр Легран находится в отъезде, а когда вернется — неизвестно. Покидала обитель знаний я расстроенная, с тяжелым сердцем и сумбурными мыслями.
Один выгнал, другой исчез. А где еще искать ответы — я не представляла.
Единственное, что придавало силы, — это грядущая встреча с отцом. На постоялых дворах мы почти не задерживались. Останавливались в трактирах глубокой ночью, а с первыми лучами солнца снова отправлялись в путь, что позволило мне добраться до дома всего за три дня.
Домочадцы искренне обрадовались моему приезду. Сестры, мама и немногочисленная прислуга: пожилая кухарка Наннон и ее сын Сильвен — мастер на все руки, без которого фамильный особняк ле Фиенн уже давно бы превратился в груду обломков.
— Ксандра, а почему ты одна? — когда с объятиями и поцелуями было покончено, поинтересовалась родительница.
— И без подарков, — не преминула попенять мне Лоиз, заглянув в сундук, который Кантен с Сильвеном внесли в прихожую. К разочарованию девушки, там не обнаружилось ничего, кроме нескольких платьев да смен белья.
— Со стражем, что ли, поссорилась? — флегматично осведомилась Соланж, присоединившись к сестре, которая проводила тщательную ревизию дорожного кофра и при этом недовольно морщилась.
— Нет, просто по вам соскучилась. А так все в порядке.
Может, в качестве откупных отдать им сережки да бусы, что нацепил на меня маркиз, перед тем как отправить в ссылку? Надеюсь, что не пожизненную. Ни одно украшение не могло сравниться с кулоном, к которому я прикипела всей душой и о котором не переставала думать.
Так же как и о своем загадочном муже.
— А мы как раз собирались обедать, — удовлетворившись скупым ответом, сказала ее милость.
— Как папа?
Баронесса сникла:
— Не хуже, но и не лучше. Лекари утверждают, что это очень редкая болезнь, и несчастный, подхвативший ее, может проспать годы.
— Или даже вовсе не проснуться, — прервав свое занятие, грустно добавила Лоиз.
В наступившей тишине было слышно, как в саду шелестит листва. В распахнутые настежь окна ветер приносил немного терпкий запах родной земли, свежескошенных трав, смешивавшийся с ароматами цветов, за которыми так любила ухаживать баронесса.
Наверное, даже больше, чем за собственными детьми.
Перед трапезой я заглянула на минутку к отцу и после, когда близняшки коротали время за примеркой моих нарядов, а матушка удалилась к себе для послеобеденного сна, тоже сидела с ним. Держала за руку, вслушивалась в мерное дыхание родителя и все боролась с искушением схватить его за плечи и хорошенько потрясти.
Знаю, глупо, но мне так хотелось, чтобы он очнулся, что я готова была пойти на любые глупости. Любое безумство.
Например, проникнуть в чужое имение и порыться в чужой библиотеке, которой когда-то похвалялся перед соседями граф ле Круа. Отец Серен был заядлым коллекционером и не жалел алидоров на редкие манускрипты.
Эта спонтанная идея меня настолько захватила, что я решила не мешкать и отправиться в Тюли немедленно. Путь до родового гнезда кузины был неблизким. Но если поеду верхом, как раз успею обернуться к ужину. Возможно, там удастся обнаружить какое-нибудь животворное заклинание для отца. Или какой-никакой ответ для себя.
За обедом даже мама обратила внимание, что с моими глазами что-то не так. А уж если метаморфозы, происходящие со мной, заметила баронесса, игнорировать их и дальше было бы преступной беспечностью.
Не знаю, насколько усердно ищет ответы Моран. Про достопочтенного мэтра вообще молчу… Вполне возможно, он уже давно обо мне забыл. А я продолжаю ждать и надеяться на его участие.
Подумав так, решительно поднялась. В ближайшие дни свободного времени у меня будет предостаточно, а значит, следует потратить его с пользой. Захвачу из Тюли книг, да побольше, и засяду за чтение. Вдруг на сей раз удача окажется ко мне благосклонной.
Прежде чем покинуть отцовскую спальню, подошла к зеркалу — подарку стража. Коснулась своего отражения, грустно мне улыбнувшегося. Интересно, Моран меня видит? Скучает ли так же сильно, как я по нему? Думает ли обо мне?
Захочет ли проведать? Всего-то и нужно ведь пройти через зеркальную гладь. Нас разделяли сотни лье и тонкая грань чар.
А еще страх, что он не придет. Просто вычеркнет меня из своей жизни.
Вряд ли, конечно. С чего бы ему так со мной поступать? Но воспоминание, с какой поспешностью меня выставили за дверь, заставляло сердце сжиматься от беспокойства.
Мне повезло улизнуть из дома незамеченной. Кантен еще не успел расседлать всех лошадей, и я позаимствовала игреневого скакуна, на котором путешествовал один из моих сторожей. Погладив усталое животное по холке, пообещала по возвращении дать ему вкусной сочной морковки и несколько кусочков сахара.
Не знаю, поняло ли меня животное, но упрямиться не стало. Только фыркнуло безнадежно, тряхнув белоснежной гривой, и покорно побрело к воротам. Благо те оказались открыты, и тишина, окутавшая старый дом, не была потревожена громким противным скрипом. А сопровождавшие меня всадники так и не узнали об исчезновении маркизы.
Я пришпорила коня, быстро переходя в галоп, и понеслась по проселочной, изрытой колеями дороге, вдоль гречишного поля. Над белыми и нежно-розовыми шапками цветов, наполнявших окрестности медово-сладким ароматом, слышалось несмолкающее жужжание тружениц-пчел. Теплый ветер ласкал мое лицо, трепал волосы, нагонял на небо седые облака. Наверняка вечером пойдет дождь, но едва ли это могло помешать моим планам.
Наоборот, снова оказаться на лоне родной природы, вдыхать полной грудью воздух, пьяняще пахнущий грозой, — ни с чем не сравнимое удовольствие. В такую погоду грех оставаться дома.
