ГЛАВА 12
Моран был зол. На себя, на взбалмошную девчонку, так некстати решившую на него обидеться и под воздействием эмоций разорвать помолвку. На старую каргу-ведьму, к совету которой опрометчиво прислушался. Вместо того чтобы набраться терпения и постепенно самому приручать невесту. Но он поспешил и теперь расхлебывал последствия этой спешки.
До самого вечера страж не покидал своих покоев, надеялся и ждал, что девчонка образумится и явится к нему с мольбами о прощении. Или ее «образумят» родители. Те-то уж точно не позволят Александрин уехать, наверняка сумеют переубедить дурочку. Тем более после данного баронессе обещания — его светлость великодушно согласился выступить в роли крестной феи и пристроить ее младшеньких дочерей.
Оставалось только найти несчастных, которые согласятся взять этих демонов в юбках себе в жены.
На все попытки Касьена поговорить с ним маркиз отвечал безразличным молчанием. Больше всего на свете его светлость ненавидел вести задушевные беседы, не важно с кем. Никто и никогда не смел прокрадываться к нему в душу.
Никто, кроме Серен.
Время от времени чародей подходил к зеркалу, чтобы взглянуть на невесту. Видел, что та в смятении. Сначала безутешно рыдала в парке, и в заледеневшем сердце стража на один краткий миг шевельнулось нечто, похожее на сострадание. Которое в ту же секунду поглотил очередной приступ злости и раздражения.
Не думал, что с этой пустышкой, которая, по идее, должна была сходить с ума от счастья и радоваться оказанной ей чести, придется столько возиться. Тратить время, которого у него нет.
Мужчина снова приблизился к зеркалу. Стоило к тому прикоснуться, как отражение пошло рябью, и перед взором стража предстала просторная спальня в кремовых тонах. В последний раз, когда Моран проверял, в каком состоянии пребывала его избранница, Александрин сидела на кровати, понуро опустив голову, и вертела в руках подаренное ей украшение.
А сейчас… девушки не было. Зато остался зачарованный кулон и белевшее на шитом золотом покрывале прощальное послание. Маркизу не составило труда догадаться, куда подевалась строптивая красавица.
Сбежала.
Идиотка!
Сорвавшись с места, страж кинулся к лестнице. Слетел по ступеням вниз, едва не сбив с ног так не вовремя появившуюся в холле баронессу.
— Ваша светлость, я хотела с вами поговорить…
— Потом, — отрезал де Шалон. Даже не взглянув в сторону будущей родственницы, помчался на конюшню.
Как и предполагал, Искра, которую удалось отыскать в Артонском лесу после нападения демона, исчезла. Вместе со своей хозяйкой.
— Зачем выпустил?! — рявкул на перепуганного привратника, топтавшегося у ворот, разъяренный маркиз.
— Мадемуазель отправилась на прогулку, — вперившись взглядом в мыски своих давно не чищенных сапог, испуганно промямлил слуга.
Еще один идиот.
— В следующий раз… — Моран не договорил, выругался сквозь зубы. Остервенело пришпорил Демона, заставляя животное сразу перейти в галоп.
Очень скоро широкоплечую фигуру всадника поглотили сумерки, которые с каждой минутой становились все гуще. Будто подстраиваясь под его настроение, небо затянулось тучами. Где-то вдалеке раздавались первые громовые раскаты, наполняя пространство тревожным гулом. Начал накрапывать дождь, грозя в любой момент превратиться в настоящий ливень.
Демон мчался по проселочной дороге, разрывая сырой холодный воздух. Поднявшийся ветер трепал смоляную гриву цергейского скакуна. Редкие вспышки молний, пронзавшие небо, казалось, отражались в опасно сузившихся черных глазах охотника, неотвратимо настигавшего свою добычу.
Свинцовые тучи закрыли все небесное пространство. Крупные капли забарабанили по земле, быстро превращая дорогу в вязкое месиво. Должно быть, этот холодный весенний ливень подействовал на стража отрезвляюще. Моран почувствовал, как ярость отступает, ее вытесняет страх. Страх упустить девушку. Не догнать.
Потерять свой единственный шанс.
Много ли у Серен родственниц, не владеющих магией?
Только Александрин.
Сейчас его светлость готов был наступить на горло собственной гордыне, наобещать невесте любых глупостей, клясться и божиться, что влюбился в нее без памяти, а потому пытался приворожить при помощи магии, боясь не получить ее согласия. Умолять, лишь бы ему поверила и согласилась вернуться.
Добровольно.
Страж мысленно возликовал, заметив мелькнувшую вдали наездницу, и снова вонзил шпоры в лоснящиеся бока своего скакуна. Услышав звуки погони, Александрин испуганно обернулась. Надеялась оторваться, но уже через каких-то несколько минут дорогу незадачливой беглянке преградил взмыленный Демон.
Успевшая промокнуть до нитки всадница попыталась его упрямо объехать, но Моран ухватил Искру за повод, не давая лошади сорваться с места.
— Пусти! — гневно выкрикнула девушка и по привычке гордо запрокинула голову, точно королева. Правда, без короны и королевства. А в скором времени останется и без крова, если будет по-прежнему проявлять свой норов.
Вряд ли барон с баронессой примут непокорное чадо обратно.
— Александрин, нам надо поговорить, — вкрадчиво сказал его светлость и, словно отвечая ему, небо отозвалось очередным громовым раскатом.
Лошади тревожно заржали. Нетерпеливо перебирая копытами по влажной рыхлой земле, они торопились пуститься вскачь, наверняка мечтая как можно скорее оказаться в сухом теплом стойле, защищенном от непогоды.
— Пусти по-хорошему, — зашипела несостоявшаяся беглянка, негодующе сверкнув глазами.
— Не то — что? — усмехнулся де Шалон. Вспомнив, что собирался вести себя хитрее, принялся увещевать: — Александрин, побег — не выход. Ну куда ты пойдешь? Без средств, без силы, не привыкшая к физическому труду… Ты и дня в одиночестве не продержишься.
— Я что-нибудь придумаю, — упрямо тряхнула она мокрой копной волос, облепивших побелевшее от гнева личико. — Уж лучше запру себя в монастыре, чем выйду замуж за такого негодяя, как ты!
Сколько ни пыталась скрыть свои истинные чувства, было очевидно, что за маской негодования скрывается разочарование и боль. Как и всякая молодая девушка, Александрин мечтала о большой и чистой любви, о нежности и понимании. О том, чего была лишена в кругу семьи.
Оставалось только как-то заставить ее поверить, что и заботу, и любовь она обретет, выйдя за него замуж.
— Я ошибся и признаю свою вину…
Отвернулась, давая понять, что не желает слушать его оправдания.
Подавив вспышку гнева, маркиз мягко продолжил:
— Мне всегда было сложно находить общий язык со слабым полом. Я не романтик, как Касьен. Да и до сердцееда, вроде де Грамона, мне тоже далеко. У меня непростой характер…
— С мадмуазель де Вержи вам легко удалось находить общий язык, — едко заметила девушка, многозначительно подчеркнув последние слова.
— Опаль осталась в прошлом, — поспешил заверить ревнивицу Моран, и на этот раз голос его прозвучал твердо и совершенно искренне. — Вы действительно мне интересны, Александрин. Не испытывай я к вам чувств, и зелье бы попросту не подействовало. Всю прошлую ночь ни о ком, кроме вас, не мог думать. — Это тоже было правдой, вот только уточнять, что под воздействием чар он уступил желаниям плоти и до самого рассвета оставался у бывшей любовницы, его светлость благоразумно не стал. — Возможно, мне недостает обходительности…
— Вам недостает искренности! — снова перебила его озябшая беглянка.
Ее уже всю трясло, то ли от переживаний, то ли от холода. А скорее, от того и другого.
— Счастливо оставаться, мессир!
— До ближайшего монастыря не меньше сотни лье, — честно предупредил Моран, не преминув добавить: — Но до него вы вряд ли доберетесь. А если вам все же повезет и сумеете выжить на дорогах Гавойи, то точно не доедете целой и невредимой. Станете легкой добычей разбойников. Мало кто устоит перед такой красавицей.
Промокшая красавица поежилась, только на сей раз не от холода, а от страха.
— В лучшем случае просто сляжете с лихорадкой, — живописал в красках итог ее путешествия страж.
— Зато хотя бы вас не будет рядом! — огрызнулась непокорная.
— Александрин, вы смелая и умная девушка. Но то, что сейчас совершаете, — глупо и безрассудно. Вернитесь со мной в Валь-де-Манн, и я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы вновь заслужить ваше доверие. А главное, вашу любовь. Но если все же решите уехать — удерживать вас не стану. Даю вам слово.
— Вы-то, может, и не станете. Но вот мои родители… — горько шмыгнула носом. Холодные дождевые капли, скользившие по лицу, смешивались с горячими слезами.
— Я приму любое ваше решение, а значит, примут и они, — покладисто заявил маркиз и тихо, но твердо заверил: — Уж я-то об этом позабочусь. А сейчас поедемте обратно. Вы вся продрогли. Не прощу себе, если по моей вине сляжете с простудой.
— Почему же? — грустно усмехнулась девушка. — Это вам будет только на руку. Тогда уж точно в ближайшее время не смогу никуда уехать.
— Я все же надеюсь привязать вас к себе иным способом, — почувствовав, как тревога отступает, весело улыбнулся Моран. Заметив молнии в прекрасных голубых глазах, проговорил поспешно: — И я совсем не имею в виду чары. Если вы и полюбите меня, то полюбите добровольно.
Мой побег бесславно провалился. Я все-таки последовала за стражем обратно в Валь-де-Манн. Не потому, что поверила его сладким речам, а потому, что понимала: Моран во многом прав. Уповать на одну удачу и слепо надеяться, что никакой негодяй не позарится на мое тело и на мою жизнь — глупо. Лучше переговорю с отцом и попрошу его (нет, настою!), чтобы сделал хотя бы одно доброе дело для своей не самой любимой дочери: пристроил меня в какой-нибудь монастырь где-нибудь на окраине Вальхейма, где я буду в мире и покое доживать свои дни.
Так думала я, замерзшая и усталая, возвращаясь с маркизом в его родовое поместье. А утром, проснувшись, поняла, что не смогу распрощаться с привычной жизнью. Не смогу похоронить себя в крошечной затхлой келье, где с утра до вечера вынуждена буду возносить молитвы Единой. Не смогу в знак послушания и смирения остричь себе волосы, которые когда-то в далеком-предалеком детстве вечерами расчесывала мне мадам Ортанс. Назвать баронессу мамой язык больше не поворачивался. Возможно, когда-нибудь в будущем… Когда обида перестанет терзать мою душу.
Увы, в Луази, что бы там ни говорил маркиз, вернуться мне не позволят. А если и позволят, то от бесконечных упреков я там с ума сойду. Хоронить себя заживо в монастыре тоже не выход. Остается… Да ничего не остается! Только демонов брак с его демоновой светлостью. Но на Морана я была обижена не меньше, чем на баронессу.
Влюбился он, как же! Вот прямо-таки взял и сразу забыл свою распрекрасную Серен, променяв ее на пустышку.
Все утро промучилась сомнениями, в волнении искусала себе все губы, кидалась из одной крайности в другую: монастырь или брак? Хотя… и там, и там клетка. С одной лишь разницей: клетка, в которой надеялся заточить меня страж, была золотой. В то время как монастырская келья наверняка окажется убогой. Нет, я не была неженкой, но все же… С другой стороны, там наконец позабуду, что такое унижение, и больше никогда не буду чувствовать себя ущербной.
Неожиданно принять решение мне помогли сестры. Или, может, с их помощью я просто пыталась оправдать свое малодушие. Перед завтраком близняшки заявились ко мне, как всегда, сияющие улыбками, и принялись наперебой делиться радостной новостью про бал, который уже в следующем месяце намеревался устроить в их честь наш великодушный маркиз и пригласить на него самых завидных женихов королевства. Да не где-нибудь в провинции, а в самой столице!
Глядя на их счастливые лица, я понимала, что Моран и на этот раз меня переиграл. Будущее близняшек отныне действительно в моих руках. Откажусь выходить замуж — и не видать им женихов. Между нами не останется ничего, кроме жгучей ненависти, которую сестры пронесут через всю свою жизнь. Не уверена, что такой груз ответственности мне по плечу.
И я смирилась.
Или, скорее, сделала вид, что смирилась, поклявшись самой себе во что бы то ни стало разгадать все тайны своего уже почти мужа и выяснить, почему именно мне суждено стать новой маркизой де Шалон.
Ну а что касается его светлости… Пусть думает, что в моем лице обрел покорную избранницу и жену. Я не буду его разубеждать и разочаровывать.
Пока не буду…
