ГЛАВА 9

Следующие дни прошли в предпраздничной суете и романтических свиданиях. Вечерами, когда возвращалась к себе после очередной прогулки по парку, губы горели от поцелуев. Всякий раз, оказываясь в объятиях стража, я чувствовала себя щепкой, которой достаточно было одной искры — прикосновения, чтобы заполыхать в огне.

Благо Моран, как самый стойкий из нас, умел вовремя остановиться, хоть порой выдержка изменяла и ему. В эти сладостные и опасные мгновения, когда маркиз с жадностью осыпал меня поцелуями, уделяя особое внимание какой-то весьма чувствительной точке за ухом, плечам и груди, я чувствовала себя самой счастливой на свете.

А вот у меня, как оказалось, выдержка напрочь отсутствовала. Вздумай его светлость переступить через запретную черту и пойти дальше, я бы его вряд ли остановила.

Словами не передать, с каким нетерпением ждала грядущего праздника и нашей первой ночи любви. От этих мыслей голова кружилась сильнее, чем от молодого вина. Я только и жила встречами с маркизом и грезами о нашем совместном будущем.

Каждое утро являлась портниха на очередную примерку свадебного платья. Роскошный наряд из голубой парчи и тончайшего серебристого кружева вызывал вздохи зависти у близняшек, а у баронессы и Мари — приступы восхищения.

В последнее время маменька не переставала петь мне дифирамбы. Ласково называла любимой доченькой, а иногда даже своим ангелом. Не забывая при этом ненавязчиво напоминать, что сейчас, пока маркиз мной очарован (а я околдована им), самое время побеспокоиться о судьбе младшеньких.

У меня же язык не поворачивался о чем-то его просить. Не дай Единая, посчитает меня корыстной особой, согласившейся на брак исключительно ради выгоды, а не по любви.

И поди потом докажи, что я действительно влюблена в него по уши.

Обычно перед ужином я уединялась в какой-нибудь беседке парка с книгой или рукоделием. Иногда просто бродила по посыпанным мелким камнем дорожкам, подсвеченным закатом, и предвкушала, как через какую-то пару часов вернусь сюда вместе с женихом.

Милые сестрички меня больше, к счастью, не доставали. Вся их энергия была направлена в иное русло — на бедолагу Касьена, уже при жизни заслужившего памятник за свои заслуги. Главное, чтобы не пришлось в ближайшем будущем беспокоиться о надгробном. Эти пиявки способны свести в могилу кого угодно, даже нашего терпеливого шевалье.

Из задумчивого состояния меня вывели близнецы. Сначала я услышала их веселые голоса, а спустя пару мгновений на дорожке, что убегала к беседке, показались юные прелестницы. Как всегда, нарядные, аккуратно причесанные, обвешанные маменькиными драгоценностями.

— А, вот ты где, — завела Лоиз, устраиваясь у меня под боком. — А мы тебя по всему дому ищем.

— Что-то произошло? — со вздохом закрыла я книгу.

— Лучше скажи, как ты себя чувствуешь? — вопросом на вопрос ответила Соланж, прохаживаясь вокруг увитой виноградной лозой беседки и многозначительно косясь в мою сторону.

— Все в порядке. А что?

Сестры переглянулись и тихонько захихикали.

— А ночами… хорошо спится? — сияя улыбкой, как новенький алидор, продолжила наседать Лоиз.

Я нахмурилась, предчувствуя подвох. Не к добру, что они переглядываются. Да еще эти улыбки… Того и гляди прыснут со смеху. И что-то мне подсказывало, что причиной неожиданного веселья являюсь я.

— Знаешь, бывает, с виду красив, ведет себя самоуверенно, и думаешь — мужчина хоть куда, — непонятно зачем принялась философствовать Лоиз, а Соланж тем временем продолжала глупо хихикать. — А потом выясняется, что у красавца куча комплексов, и собственными силами ублажить супругу он не в состоянии. Вот и приходится прибегать к разного рода хитростям.

— Ну и к чему это все? — кисло осведомилась я, мысленно подыскивая предлог, чтобы избавиться от надоедливого общества.

— Вот скажи, Ксандра, ты в последнее время не чувствуешь себя слегка… перевозбужденной? — задевая носком туфельки желтую головку цветка, с самым невинным видом поинтересовалась Соланж.

— Что значит… — Я осеклась, оглушенная громким хохотом.

Соланж повисла на перилах беседки, Лоиз чуть не сползла под скамейку. А я сидела, пунцовая, тщетно пытаясь понять, что же явилось причиной столь бурного веселья.

— Сейчас же объясните, что происходит?! — с негодованием воскликнула я, вскакивая с места.

— Мы слышали, — вытирая слезы, выступившие на глазах, и давясь смехом, начала Соланж, — как служанки шептались о каком-то приворотном зелье, которое его светлость велел добавлять тебе ежедневно в питье.

— А ночами, по словам Мари, ты стонешь и зовешь во сне своего стража, — добавила страшно довольная чем-то Лоиз, и сестры снова покатились со смеху.

Я же пылала, как факел. Вот только уже не от страсти.

От ярости, которая вдруг заглушила все остальные чувства.

Сбежав по ступеням беседки, рванула в сторону дворца, ощущая, как щеки заливает краска стыда и гнева.

Дожила. Теперь мне перемывает косточки прислуга.

— Эй, ты куда? — бросили мне вдогонку.

Но я их уже не слушала. Домчавшись до белоснежной громады дворца, птицей взлетела по лестнице и понеслась в спальню. Мари как раз заканчивала подбирать украшения к моему вечернему туалету, складывала забракованные ею драгоценности назад в шкатулки, что-то негромко мурлыча себе под нос. А услышав, как резко хлопнула дверь, с улыбкой обернулась.

Правда, при виде взбешенной хозяйки улыбка мгновенно сползла с ее лица.

— Где оно? — из последних сил пытаясь обуздать клокотавшую внутри ярость, процедила я.

— Оно? Я не понимаю, — побледнела служанка.

— Дрянь, который ты меня пичкаешь!

— Но я не понимаю… — упрямо повторила девушка и затравленно заозиралась, словно искала пути к отступлению. Вздрогнула, услышав, как щелкнул ключ, который я демонстративно вытащила из замка и положила себе в карман, намекая, что, пока во всем не сознается, отсюда не выйдет.

— Не признаешься сама, — с грозным видом скрестила на груди руки, — скажу, что ты меня обокрала. Выбирай: или чистосердечное признание, или позор и тюрьма.

— Но я… — жалобно всхлипнула девица.

— Мари!

Умом понимала, что девушка здесь ни при чем, она всего лишь выполняла приказ, но как же в тот момент хотелось исхлестать ее по щекам! От души на нее наорать. За то, что хватило бесстыдства меня травить. А потом еще и судачить об этом с прислугой!

Хотя, с другой стороны, сохрани Мари подлый секрет стража в тайне, и я бы тогда ничего не узнала. Так бы и растекалась лужицей от лживых признаний и летала на крыльях иллюзорного счастья.

Дура!

От усиленной мозговой деятельности служанка вся раскраснелась, лицо покрылось испариной, а руки мелко дрожали. Наконец девушка приняла решение, вздохнула обреченно и, понуро опустив голову, тихо сказала:

— Пойдемте.

Вскоре я уже сжимала в руке доказательство чужого коварства. С помощью чар решил меня соблазнить? Спрашивается, зачем? Я и без всяких зелий с радостью оказалась бы в его власти.

Мерзавец! Подлец!

Наверное, стоило рассказать обо всем отцу, он бы наверняка встал на мою защиту, но в тот момент в моей ослепленной яростью голове билась одна-единственная мысль: отвести душу, как можно скорее высказав маркизу все, что о нем думаю.

Сейчас же разыщу негодяя и плюну в его холеную рожу!

Знаю, благовоспитанные мадемуазель так не поступают. Но благодаря стараниям маркиза место благовоспитанной мадемуазель заняла взбешенная фурия.

Обычно вечерами его светлость занимался делами имения. Запирался у себя в кабинете и не выходил до самого ужина. Вот туда-то я и отправилась.

Увы, к моему огромнейшему разочарованию, кресло возле письменного стола пустовало. Не обнаружился мессир ни возле книжных стеллажей, ни у камина. На диване его тоже не наблюдалось. Зато рядом темнел небольшой круглый столик, на котором поблескивал в пламени свечей пузатый графин.

— Всего пару капелек, значит, — вспомнила слова Мари, пытавшейся то ли объясниться, то ли извиниться. — Будет тебе пару капелек! — Воинственно зарычав, метнулась к графину и, прежде чем успела сообразить, что делаю, выплеснула все содержимое пузырька в янтарный напиток.

Вздрогнула испуганно, чуть не опрокинув злосчастный графин, когда услышала за дверью чьи-то торопливые шаги.

— Загостился я тут у вас. Пора уже и честь знать.

— Разве не останешься на свадьбу? Ты же у нас любитель пышных празднеств. Соберется весь цвет Гавойи. Столько красоток… — Моран толкнул золоченые створки дверей кабинета и замер на пороге. — Александрин? Почему ты здесь? — На людях его светлость по-прежнему обращался к невесте официально и, как того требовали правила этикета, вел себя с ней предельно сдержанно. Но стоило им остаться наедине, как преграда условностей исчезала, уступая место неистощимой жажде, которую им обоим никак не удавалось утолить.

И бороться с которой с каждым днем становилось все сложнее.

Мужчина и сам толком не мог объяснить, почему сдерживается. Какая, в сущности, разница, когда он с ней переспит, сейчас или после свадьбы. Девчонка в любом случае уже никуда от него не денется, так что можно и не церемониться, не испытывать на прочность свое терпение.

Но всякий раз, когда уже готов был уступить желанию, перед глазами вставало заплаканное личико шестнадцатилетней девушки. Почему-то это воспоминание отзывалось в душе чем-то вроде нежности. Странное, непривычное чувство, так некстати заглушавшее все остальные порывы.

— Тебя искала. — Невеста бросила по сторонам быстрый взгляд и еще больше побледнела. Как будто чего-то испугалась или, может, была чем-то расстроена. Вымученно улыбнувшись, пробормотала: — Ничего срочного. Вижу, ты не один. Лучше пойду готовиться к ужину. Ваше сиятельство…

Опустившись в быстром реверансе перед де Грамоном, с интересом наблюдавшим за сменой выражений на смазливом личике будущей маркизы, Александрин рванула к выходу.

— Что-то случилось? — Страж удержал ее, коснувшись острого локотка, прикрытого пеной светлого кружева.

Девушка вздрогнула, словно ее обдало холодом, и осторожно высвободила руку.

— Все в порядке. С сестрами немного повздорила. — Просочившись между ним и Адриеном, бросилась прочь.

Маркиз усмехнулся. Наверняка прибежала уговаривать его выставить докучливых родственничков за дверь. Он бы и сам с превеликим удовольствием избавился от беспардонной баронессы, ее вечно пребывавшего подшофе супруга, без зазрения совести опустошавшего винные погреба Вальде-Манна, и их нахалок-дочек, планомерно доводивших беднягу Касьена до нервного срыва. Но опасался, что Ксандра (так, кажется, обращались к ней сестры) будет против. А теперь выясняется, что она сама спит и видит, как бы поскорее распрощаться с горе-семейкой.

Что ж, осталось потерпеть совсем немного, всего несколько дней. И пусть потом катятся на все четыре стороны.

— Лакомый кусочек, — проводив девушку долгим взглядом, хищно улыбнулся Адриен. — Хотя по сравнению с Серен — бледная моль. — Мужчина плюхнулся в кресло и закинул ноги на стол, прямо на ворох посланий, которые до встречи с другом просматривал де Шалон. — Даже странно, что из всех одаренных красоток Вальхейма ты выбрал именно ее. Пустышку. Симпатичную, но не более.

— Выпьешь?

Последнее, чего хотелось Морану, — это обсуждать с другом свои решения. Пусть даже с самым близким, с которым прошел и огонь и воду. О грандиозных планах насчет Александрин не должен был знать никто.

— Не откажусь. — Адриен проследил за тем, как де Шалон плеснул в бокалы немного крепкого напитка, который на юге Вальхейма прозвали «эликсиром счастья». Всего пары глотков было достаточно, чтобы прогнать сумрачное настроение, а сладковатый вкус и медово-цветочный запах арманьяка даже на самые крепкие головы действовал не хуже дурмана.

Как раз то, что нужно, чтобы расслабиться перед отъездом.

Передав бокал другу, Моран опустился в соседнее кресло.

— Так что за спешка?

— Его величество изволит гневаться. — Пальцы стража коснулись хрустальной кромки сосуда. — За последний месяц в столице поймали уже трех одержимых. А теперь еще и нападение на твою невесту… Что-то тут нечисто. Придется разбираться. — Де Грамон лениво вздохнул и поднес к губам бокал, любуясь золотыми переливами янтарного напитка, будто вобравшего в себя весь свет горячего южного солнца. — Тебя, скорее всего, тоже попросят приехать.

Маркиз задумчиво кивнул:

— Главное, чтобы не дергали до свадьбы. А потом я и сам подумывал перебраться в Навенну. Нужно будет представить Александрин ко двору.

— Теперь будешь повсюду таскать за собой свою новую игрушку? — рассмеялся Адриен и залпом опрокинул в себя крепкий напиток.

Моран последовал его примеру, осушил бокал, наслаждаясь ощущением тепла, разливающегося по телу.

— Пока не надоест, — отшутился он и поспешил за очередной порцией алкоголя, решив, что одного бокала явно недостаточно, чтобы как следует расслабиться. — Будешь еще?

— Мне хватит, — замахал руками, протестуя, де Грамон. Зажмурился на миг, почувствовав легкое головокружение. Наверное, не стоило пить на пустой желудок. — Надо еще как-то дотрястись до столицы.

— Уезжаешь на ночь глядя? — Сделав глоток, его светлость отметил, что вкус у напитка не такой, как обычно. Более приторный, терпко-сладкий. Наверное, на сегодня ему тоже уже достаточно.

— Король назначил аудиенцию на завтрашний вечер. — Адриен нехотя поднялся. В голове шумело, словно она вдруг стала чистым полем, по которому носился, противно завывая в вышине, дикий ветер. — Буду ждать вас с Цветочком, — так он шутливо окрестил девицу ле Фиенн, — в столице. Посмотрим, что станет с твоим розаном после общения с нашими придворными гарпиями.

Отвесив легкий поклон, де Грамон на нетвердых ногах направился к выходу. Моран откинулся в кресле и устало прикрыл глаза, погружаясь в состояние неги и позволяя двум образам — Серен и Александрин — привычно заполнить его сознание.