Эпилог

Большинство газет назвали появление астронавтов перед обеими палатами Конгресса «совместным заседанием», хотя никто в Вашингтоне его так не называл. По парламентским правилам совместное заседание палат Конгресса на Капитолийском холме проводится только после того, как сенат и палата представителей принимают важную резолюцию – например, объявляют войну, и затем собираются вместе, чтобы выслушать обращение, обычно президентское. Астронавты же «Аполлона-8» были приглашены на совместную встречу Конгресса – официальное мероприятие, не требующее резолюции, простое собрание в зале ради того, чтобы выслушать речь особо заслуженного лица или лиц. Впрочем, если не вдаваться в семантические тонкости, сцена была та же.

В тот день Фрэнк Борман, Джим Ловелл и Билл Андерс стояли за трибуной спикера в главном зале палаты представителей, где по списку – если допустить, что все приглашенные придут – должны были присутствовать 100 сенаторов и 435 представителей. Судя по всему, никто не сказался больным. Вице-президент Хьюберт Хамфри и спикер палаты представителей Джон МакКормак сидели позади астронавтов в тех же величественных креслах, что и во время речей президента. Члены уходящего кабинета Джонсона сидели на обычных местах в передней части зала, как и члены Объединенного комитета начальников штабов и судьи Верховного суда в мантиях.

Трое астронавтов, бодрые и довольные, стояли и приветственно махали публике, и если вдруг после всей газетной шумихи их кто-то не узнал бы в лицо, то ни за что не поверил бы, что со времени их полета к Луне прошло всего лишь неполных две недели. Если же знать их в лицо, то в этом зале и в этой одежде они производили довольно странное впечатление. Люди, которые почти всегда фотографировались в космических скафандрах или полетных комбинезонах, теперь сменили рабочую одежду на строгие деловые костюмы. Эффект был тот же, как если бы знаменитый бейсболист, звезда чемпионата Америки, переоделся из спортивной формы в смокинг для официального ужина или церемонии награждения. Как ни старайся, будешь выглядеть неестественно.

Однако сейчас это было неважно: политики не сводили глаз с астронавтов. Героев космоса приветствовали стоя, сопровождая их появление бурными аплодисментами с того самого мига, как астронавты появились в задней части зала и начали продвигаться по центральному проходу между сиденьями, улыбаясь и пожимая руки, как обычно делает президент. Законодатели ловили каждое слово астронавтов, выступавших поочередно с рассказом о полете и о превосходстве Америки в космосе. Особенно вслушивались в речь Бормана. Его выступление длилось всего 12 минут, но ни одно слово не пропало даром. Все отлично поняли подтекст, когда он благодарил конгрессменов за $24 млрд, которые они утвердили на протяжении этих лет на программу «Аполлон»: каждый знал, что многие из законодателей, в тот день собравшихся в зале, голосовали против финансирования программы.

Борман также поделился мечтой о том, как в скором времени появятся небольшие колонии ученых, живущих и работающих на Луне по примеру тех, кто работает в Антарктике.

– Я убежден: вопрос больше не состоит в том, совершим ли мы такое, – сказал он. – Вопрос в том, сколько времени и средств нам для этого понадобится. Страсть к освоению нового лежит в основе человеческого духа, и я надеюсь, мы никогда об этом не забудем.

Речь Бормана была одновременно тактически верной и воодушевляющей, вполне в духе профессиональных политических выступлений – и некоторые уже принялись оценивающе разглядывать этого 45-летнего героя космоса, как если бы он был призовым фаворитом на политических скачках: ведь он мог победить в споре за любую должность, какую бы ни пожелал. Как любой хороший политик, Борман воспользовался случаем отпустить шутку на собственный счет. Комментируя тот факт, что в Рождественский сочельник экипаж зачитал в эфир отрывок из Библии, он взглянул на членов Верховного суда – который всего семь лет назад объявил практику школьной молитвы не соответствующей Конституции – и сказал:

– Но теперь, при виде этих джентльменов в первом ряду, я не знаю, стоило ли нам зачитывать отрывок из Библии.

Он сделал паузу в ожидании смеха в зале – и получил желаемое: публика взорвалась хохотом.

Празднование в честь космического достижения астронавтов началось в Америке почти сразу же после их возвращения на Землю и стихать не собиралось. Незадолго до выступления перед Конгрессом астронавты встретились с президентом Джонсоном в восточной комнате Белого дома и были награждены медалью НАСА «За выдающиеся заслуги». Затем кортеж доставил их по Пенсильвания-авеню на Капитолий, где их приветствовала огромная толпа людей. Семьи астронавтов, приглашавшиеся на все такие мероприятия, ехали в сопровождающих автомобилях кортежа.

Удивленная при виде людских толп, семилетняя Сьюзен Ловелл повернулась к матери:

– Можно подумать, будто папа герой, – сказала она.

– Знаешь, Сьюзен, – ответила Мэрилин, – он и вправду герой.

На следующий день всех троих героев чествовали в Нью-Йорке. Снова медали, снова высокопоставленные лица (губернатор Нельсон Рокфеллер, мэр Джон Линдси, Генеральный секретарь ООН У Тан), снова официальный ужин, на этот раз в фешенебельном отеле «Уолдорф-Астория». Был и парад с конфетти, на всем пути которого временно поменяли уличные указатели: теперь на каждом было написано «дорога “Аполлона”». Когда процессия в морозную январскую погоду продвигалась по Бродвею, на астронавтов было высыпано 200 т конфетти.

Вскоре в НАСА возобновилась с новой силой работа в рамках программы «Аполлон» – однако не раньше чем закончилась короткая и заслуженная тяжелым трудом праздничная шумиха. Репортеры журнала Time, которые только за последние три дня полета «Аполлона-8» отправили в Нью-Йорк телетайпом почти 30 подборок, последнюю из них полностью посвятили празднованиям. Бывший репортер Houston Chronicle Джеймс Шефтер, делавший репортажи о «Джемини» и поэтому знавший некоторые ходы и выходы в Хьюстоне, даже не пытался себя сдерживать, когда докладывал о том, что он видел на приеме в честь приземления экипажа, устроенном в бальном зале корпорацией TRW Systems.

«Они были счастливы. Их ничто не сдерживало. Они были превосходно, восхитительно пьяны, – написал он. – Они со знанием дела соблазняли секретарш в затемненных уголках, беззастенчиво целовались с кем-то в ярко освещенном холле, целыми квартами таскали выпивку с соседнего банкета для прессы. Репортеры и специалисты по связям с общественностью отвоевали часть напитков, а на остальные поставили охрану и пустились праздновать отдельно от всех».

Техники и операторы ЦУП, устроившие собственную вечеринку на государственное жалованье, сняли более скромный двухэтажный ресторан неподалеку от въезда в Космический центр. Припарковав машины на четырехрядном участке шоссе, они толпой ввалились внутрь. Те, кто не сумел занять даже такое почти незаконное парковочное место, попросту бросали машины на разделительной полосе, и хьюстонская полиция, для которой эта ночная смена ничем не отличалась от прочих, выписывала им штрафы за оставленный без присмотра транспорт.

Впрочем, один из финальных фрагментов репортажа Шефтера, отличный от прочих, рисовал сотрудников НАСА в более привычном для публики ключе. После описания разнообразных вечеринок Шефтер добавил: «А в ЦУП сидела команда операторов, которая все это пропустила. Явившись на службу в 15:30 [в день приземления], они десять с половиной часов отрабатывали пролет “Аполлона-9”. И цикл начался с начала».

Так оно и было, и после успеха «Аполлона-8» колесо закрутилось очень быстро. Уже 3 марта 1969 г. – всего через девять недель после приземления Бормана, Ловелла и Андерса – Джим МакДивитт и его экипаж «Аполлона-9» отправились на околоземную орбиту и провели 10 дней в летных испытаниях лунного модуля: запускали его двигатели, проверяли систему наведения, испытывали все компьютерные команды. МакДивитт и Расти Швайкарт пустились в отдельный полет на этом неиспытанном аппарате и затем состыковались с командным модулем, который пилотировал Дейв Скотт. В конце концов тщедушный аппарат, доставивший конструкторам столько забот, был объявлен годным к использованию.

В мае за ним последовал «Аполлон-10» под командованием Тома Стаффорда. Руководители НАСА, бесстрашно отправившие «Аполлон-8» к Луне, но по-прежнему осторожные после всей бравады, приведшей к тому пожару, решили, что перед посадкой на Луну нужна генеральная репетиция. Стаффорд с экипажем совершили еще один орбитальный полет, но на этот раз с лунным модулем, который спустился до высоты всего 14,4 км над поверхностью Луны – гораздо ниже, чем орбита «Аполлона-8». Все жизнеописания Стаффорда, приготовленные для статей «первый человек на Луне», были отложены в долгий ящик, вместо них к публикации начали готовиться рассказы о Ниле Армстронге – они-то и пошли потом в прессу.

Изначально задание для Армстронга вовсе не было гарантированно. Из-за рефлекторной неприязни к риску НАСА всегда искало способы повысить надежность техники и усовершенствовать выучку экипажей. После возвращения «Аполлона-8» Дик Слейтон и некоторые специалисты в Отделении планирования полетов начали поговаривать о том, чтобы дать Борману, Ловеллу и Андерсу несколько недель отдыха, а потом начать их тренировать для полета на «Аполлоне-11». В конце концов, этот экипаж обладал уникальными оттренированными навыками для полета к Луне и у него оставалось бы не менее семи месяцев на подготовку к новому заданию. И хотя лунный модуль стал бы совершенно новой составляющей этого задания, никто не знал его лучше, чем Андерс.

Однако Слейтон и прочие успели передумать еще до того, как предложить этот вариант экипажу «Аполлона-8». Армстронг, Коллинз и Олдрин напряженно готовились к полету, и менять сейчас назначения значило бы проявить недоверие к людям, не говоря уже о программе тренировки.

Борман, до которого дошли слухи о возможном предложении лететь на «Аполлоне-11», вздохнул с облегчением, узнав, что они ничем не увенчались. Если другим астронавтам нужно лететь на Луну и установить там флаг – пусть летят. Для Бормана холодная война была окончена. Даже если бы ему хотелось лететь снова – он знал, что это было бы нечестно. Он уже заставил Сьюзен и двоих сыновей пройти через мытарства «Аполлона-8», и, если бы ему предстояло вновь исчезнуть больше чем на полгода ради тренировок, а затем и для еще более сложного и долгого полета, он счел бы, что злостно пренебрегает супружеской и родительской ответственностью.

Когда Ловелл узнал, что полетные назначения не изменятся, он обрадовался не меньше Бормана. Если бы экипаж перевели на «Аполлон-11», Ловеллу пришлось бы вновь занять среднее кресло, то есть вновь побывать на окололунной орбите без посадки на Луне. Его это мало привлекало, вместо возможности немедленного полета он предпочел бы записаться в общую очередь и получить шанс возглавить один из следующих полетов уже в роли командира экипажа.

Зато Андерс ни капли не радовался, узнав, что не полетит на «Аполлоне-11». Однажды он уже потерял шанс пилотировать лунный модуль, но теперь, в новом полете всего семью месяцами позже, у него такой шанс появился. И вновь его отобрали, и Андерс, в отличие от Ловелла, опасался, что возможность высадиться на Луне потеряна для него навсегда. За Ловеллом числилось три полета, Андерс же был одним из молодых членов отряда. Если ему и представится шанс слетать к Луне второй раз, то по хитроумным правилам НАСА ему наверняка выпадет среднее кресло командира командного модуля, а третью попытку полностью исключала конкуренция за места. Оказавшись в безвыходном положении, Андерс принял назначение на должность исполнительного секретаря Национального совета по аэронавтике и космосу, где ему предстояло работать напрямую с президентом Никсоном и вице-президентом Спиро Эгнью и определять политику США в отношении освоения космоса. Это, конечно, были не полеты, но если ему не было суждено ступить на Луну, то он мог сделать все возможное, формируя будущее американских космических полетов.

Ловелл после «Аполлона-8» попал в обычный для НАСА цикл ротаций «три-плюс-три» и в результате был назначен дублером для «Аполлона-11» – и теперь уже на левое кресло, а не на среднее. Если бы что-то случилось с Нилом Армстронгом и он не смог отправиться в полет, Ловелл стал бы первым человеком, ступившим на Луну. После этого ему открывалась возможность командовать «Аполлоном-14». Ждать шесть полетов до верного случая отправиться в космос – дело долгое, однако НАСА отправляло в космос один «Аполлон» за другим, и Ловелл мог бы попасть на Луну всего через полтора года.

Как оказалось, он получил шанс даже раньше. Алан Шепард, с 1961 г. не летавший в космос из-за проблем с внутренним ухом, после операции вернулся в летный статус и был назначен командиром «Аполлона-13». Однако после такого долгого перерыва ему требовалось больше времени на тренировки. В результате Ловелла попросили поменяться заданиями и перевести свой экипаж на «Аполлон-13», а Шепарду с его командой отдать «Аполлон-14». Ловелл нисколько не возражал: если есть возможность, то чем раньше полетишь, тем лучше. Пройдет не слишком много времени, и коммандер Ловелл – человек, летавший по лунной орбите на корабле, в котором все шло по плану, – узнает, каково иметь дело с кораблем, на котором все идет не так.

Борман остался верен своему решению больше не летать. Некоторое время он служил в Отделе астронавтов вторым лицом после Слейтона, однако эта должность доставляла ему слишком много беспокойства. Возможностей чего-то достичь в НАСА для него практически не оставалось, и он предпочел попытать счастья в частном секторе – для него, кадрового военного, это было новым опытом. Неудивительно, что тут же посыпались предложения.

Росс Перо, состоятельный бизнесмен из Далласа и основатель компьютерной компании Electronic Data Systems, только что вывел ее на биржу, и цена компании увеличилась десятикратно за считаные дни. Этот деятель с огромными средствами и репутацией человека, знающего, как их преумножить, связался с Борманом почти сразу после возвращения экипажа из полета и предложил ему должность продюсера телевизионного шоу, где в прямом эфире обсуждались бы возможные решения государственных проблем. Борман не очень-то жаловал телевидение, но гражданская направленность нового шоу привлекла его внимание, и он пообещал Перо поразмыслить над предложением после того, как экипаж «Аполлона-8» вернется из мирового турне.

В отсутствие Бормана Перо решил добавить привлекательности предложению. Вскоре после возвращения Бормана из турне ему позвонил брокер и, не теряя времени на предисловия, сказал:

– Поздравляю, вы миллионер.

Борман спросил, что это значит, и брокер объяснил, что за последние недели Перо вложил на имя Бормана миллион долларов на фондовой бирже, и, подобно другим инвестициям Перо, этот вклад оказался выгоден. Однако мысль о том, что большие деньги, им не заработанные и так быстро появившиеся, могут внезапно оказаться в его владении, добавила тревоги и Борману, и тем более Сьюзен.

– Верни деньги, – сказала она. – Тебе нельзя их брать, иначе он будет считать, что завладел тобой навсегда.

Борман согласился, позвонил Перо и сказал, что рассматривает другие варианты.

Барри Голдуотер, сенатор из Аризоны и кандидат в президенты от Республиканской партии на выборах 1964 г., тоже позвонил Борману – он убеждал Фрэнка выдвинуть кандидатуру на второе место в сенате от того же штата. Имя Бормана и серьезный политический вес Голдуотера сделали бы гонку довольно легкой. Однако, как ни лестно было Борману такое предложение, показная доброжелательность и борьба за голоса, составлявшие изрядную часть жизни политического деятеля, его интересовали мало. А человека, привыкшего к жесткой армейской вертикали и мгновенному исполнению приказов, медлительный режим работы сената грозил свести с ума.

В итоге Борман был представлен Флойду Холлу, бывшему летчику Воздушного корпуса Армии США и коммерческому пилоту на службе у TWA, который несколькими годами раньше стал главой компании Eastern Airlines. Холл, которому Борман импонировал, предложил ему работу в подразделении летных операций. Жалованье здесь было втрое ниже, чем в других рассматривавшихся Борманом местах, зато работа связана с самолетами, в которых Борман разбирался, и с отраслью, которую Борман уважал. Он принял предложение и всего через шесть лет, в 1976 г., уже стал главой компании. Под его началом компания записала на свой счет три самых прибыльных года за всю историю. В 1983 г., когда из-за отмены государственного регулирования вся отрасль распадалась на глазах, акционеры и совет директоров проголосовали за то, чтобы продать фирму более крупному авиационному конгломерату. Борман оставался главой компании еще три года и затем вышел на пенсию.

Все три астронавта «Аполлона-8», работая в негосударственном секторе, заработали существенные средства, что было бы невозможно ни на военной службе, ни в НАСА. Как и Борман, Андерс со временем стал главой компании – в его случае это была корпорация General Dynamics. Ловелл успешно работал в области телефонной связи, занимая высшие должности в нескольких компаниях в период весьма прибыльного перехода от кабельной телефонии к беспроводной. Однако, как всегда бывает с теми, кто прославился в молодости, все трое на протяжении жизни оставались более известны из-за достижений, не связанных с материальной выгодой.

Экипаж «Аполлона-8» вернулся на Землю в тот самый день, когда журнал Time заканчивал подготовку выпуска «Человек года», и тот, кого выбрали редакторы, – ожидалось, что это будет только что избранный и еще не вступивший в должность президент Ричард Никсон, – оказался оттеснен. Вместо него через несколько дней на обложке красовались Борман, Ловелл и Андерс. Это был тот редкий случай в истории журнала, когда титул «человек года» был представлен не одним человеком.

Со временем фотография Билла Андерса «Восход Земли» стала, как он и предполагал, знаменитым кадром, воспроизведенным сотни миллионов раз на почтовых марках, настенных плакатах, футболках, кофейных кружках и прочем. Журналы Time и Life назвали ее среди сотни фотоснимков, имеющих наибольшее историческое влияние. Снимок широко использовался для иллюстрации движения за охрану окружающей среды, которое в 1968 г. набирало вес и всего за год обрело международную мощь.

В более поздние годы экипаж «Аполлона-8» стал известен в НАСА как «экипаж первых жен». Развод в этой профессии стал обычным делом, однако все три астронавта «Аполлона-8» остались женаты на тех женщинах, с которыми повенчались в юности, и все три пары могли похвастать обилием внуков, а в случае Бормана и Ловелла еще и правнуков.

Фрэнк и Сьюзен Борман со временем переселились в Биллингс, штат Монтана, чтобы быть ближе к своему сыну Фреду, который заправляет делами на ранчо в округе Биг-Хорн, и заодно наслаждаться открытым небом, где Фрэнк, уже не работающий ни на НАСА, ни на ВВС, может летать на собственных самолетах для собственного удовольствия. Летом, в пору пожаров, ради помощи жителям Монтаны он регулярно вылетает на одном из двух своих самолетов осматривать местность в районе округа Йеллоустон ради обнаружения возможных очагов пожара. Это совсем другая битва – местная оборонительная борьба со стихией, а не против идеологического противника. Но даже в возрасте 90 лет Борман с радостью вызывается поучаствовать в таком сражении.

Он по-прежнему не питает особых сантиментов по отношению к «Аполлону-8». И все же – в основном по настоянию других – временами взирает на Луну и размышляет о том, что он к ней летал. Порой Борман пытается вызвать в себе мечтательность, которую, по словам окружающих, должен испытывать. С некоторым усилием Борман может поймать искру того, о чем они говорят, однако размышлять об этом ему неинтересно, и вскоре он оставляет эту мысль.

Подобно Ловеллу и Андерсу, Борман не очень помнит письма и открытки, полученные им после полета к Луне; это обычное дело для большинства астронавтов программы «Аполлон». Писем было слишком уж много, особенно в случае «Аполлона-8» и «Аполлона-11» (как предсказывали специалисты НАСА по связям с общественностью) и позже в случае «Аполлона-13» (чего никто не предвидел).

Однако Борман помнит одну телеграмму от незнакомого отправителя и до сих пор не прочь о ней поговорить. Телеграмма гласила: «Спасибо, “Аполлон-8”. Вы спасли 1968 г.». Как обнаружил Борман, эти слова доставили ему больше радости, чем разглядывание Луны.