Поручик Корнев самым отвратительным образом скучал в кабине своего «филиппка», неподвижно зависшего в пустоте гиперпространства. Где-то рядом так же висели остальные машины родной эскадрильи, и не только они — весь полк был растянут цепочкой в мертвящем безмолвии изнанки космоса.

После возвращения дивизии с Престольной на Антонину и освоения новых аэродромов такие незнакомые никому раньше тренировки стали в полку обычным явлением. Машины выходили в заданный сектор и уходили в гиперпространство совершенно неизвестным до этого способом — маршевые двигатели работали только на прогрев, переход происходил исключительно за счет активации гиперпривода. При этом никаких координат выхода в реальное пространство и никакого срока пребывания в гиперпространстве не вводилось. Маразм, казалось бы, полнейший. Потому как в таком случае кораблю полагалось висеть в гиперпространстве либо вечно, либо пока его принудительно не выдернут. Вот тут и начиналось самое интересное.

Из гиперпространства их выдергивали. Выдергивали масс-бомбами. Если бы кто-то сказал Корневу, да и не только ему, что такое возможно, этот самый кто-то рисковал на всю оставшуюся жизнь прослыть сумасшедшим. То есть, конечно же, выдернуть корабль из гиперпространства масс-бомбой — это не проблема. Проблемы начнутся сразу после этого. Например, в виде пошедшего вразнос гиперпривода. Или в виде необходимости перезапуска бортового компьютера из-за того самого взбесившегося гиперпривода. А истребитель — это вам не эсминец и даже не корвет, и даже, уж простите за такое непочтительное сравнение, не транспорт. Пилот истребителя просто не имеет возможности перезапустить свой бортовой компьютер, это работа для аэродромных специалистов. И тем не менее, оказалось, что можно вытащить истребитель из гиперпространства масс-бомбой и безо всяких ужасающих последствий. Как выяснилось, для этого надо всего-то активировать масс-бомбу не со скоростью взрыва, за что она и получила свое название, а медленно, чтобы гравитационная волна поднималась постепенно.

Вот именно столь необычный выход из гиперпространства они и отрабатывали в последнее время. Как это бывает с любыми другими тренировками, действовали по принципу «от простого к сложному». Сначала просто висели какое-то время в гиперпространстве и ждали, пока их вытянут, потом пошли куда более интересные ситуации. Например, их выдергивали в реальный космос, где уже шел учебный бой. Надо было как можно быстрее сориентироваться в обстановке и принять правильное решение. Причем чем быстрее пилоты ориентировались, тем выше были их шансы не попасть в условные потери. Да и не только условные — было дело, два «филиппка» чуть не столкнулись, избежать катастрофы удалось каким-то чудом.

Затем в это упражнение вводились всяческие вариации — например, при выходе в реальное пространство, когда руки пилотов уже чесались дать маршевым движкам полную тягу и нажать на гашетки, вдруг оказывалось, что вокруг одни свои и надо не стрелять, а быстренько формировать строй, подчиняясь указаниям командиров. Или, наоборот, кругом оказывались почти одни «чужие», и тут уж зевать было некогда. В общем, скучать не давали.

Зато скучно было теперь, хотя начало никакой скуки не обещало. Во-первых, заранее объявили, что это не учения, и пушки придется применять на полную мощность, а не с учебными зарядами. Во-вторых, в очень необычное место их забросили. Сначала авианосец завез их в какое-то захолустье Исламского космоса, и уже там «филиппки» Восьмого истребительного полка вползли в гиперпространство, ожидая принудительного вывода. А ожидание — всегда скука.

Хорошо хоть, пилотское кресло и летный скафандр делали люди умные, предусмотрели всякие встроенные хитрые штучки, чтобы сидение на пятой точке в течение нескольких часов не превращалось для пилотов в пытку и, самое главное, не вело к притуплению реакции. Поэтому когда пошел, наконец, сигнал, оповещающий о непрерывном нарастании гравитации, Корнев был уже наготове.

Сцена, представшая перед ним, как будто была позаимствована из старого фильма про пиратов. Транспорт второго ранга типа «Белуга» под русским флагом, отмеченный многочисленными подпалинами от попаданий из лазерных пушек, изо всех сил удирал от полутора десятка истребителей и приотставшего от общего веселья корабля размером с фрегат. Между истребителями и фрегатом болтался характерный цистернообразный корпус масс-бомбы. Ведомый Сережа Воронин дисциплинированно пристроился сзади-справа и Корнев, не дожидаясь остальной эскадрильи, кинулся куда было ближе — на левый фланг истребителей, полукольцом охватывавших русский транспорт.

Истребители эти оказались теми еще страхолюдинами. Определить не то чтобы их тип, а хотя бы даже, из чего они были переделаны, Корнев так и не смог. Машины были построены по редкой схеме «летающее крыло», сверху которого торчали кабина и пара движков, а в самом крыле размещалась целая батарея пушек. Однако рассматривать подробности было некогда — поймав в прицел крайнего, Корнев нажал на гашетку.

Левый движок вражеского истребителя взорвался, разодрав машину на куски. Тут же мимо Корнева пронеслись росчерки выстрелов из лазерной пушки и истребитель, чуть отставший от жертвы меткой стрельбы поручика, бессмысленно закувыркался и отправился в никуда с полностью развороченной кабиной.

— Молодец, Сережа! — искренне похвалил Корнев ведомого. — Поздравляю с первым!

Пронесясь вперед и разворачиваясь для нового захода, Корнев успел сориентироваться в происходящем. Учения даром не прошли, полк действовал четко и организованно. Вторая эскадрилья, оказавшись ближе к пиратским истребителям, ими и занималась, остальные накинулись на фрегат. Ух ты, пока он тут осматривался, истребители-то почти закончились! Несчастные три машины, оставшиеся от пятнадцати, пустились наутек врассыпную, но это исключительно от отчаяния. Если за одним истребителем гонится целое звено машин, да еще и превосходящих технически, это, как говорится, без шансов. Что и было тут же подтверждено со всей быстротой и безжалостностью.

— Вторая эскадрилья! Всем собраться и к фрегату! А то без нас закончат, — приказ комэска Хваткова был вполне ожидаемым, так что и исполнила его эскадрилья быстро и слаженно. Тем более что штабс-ротмистр, похоже, не ошибался, и закончить без них остальные эскадрильи имели самую реальную возможность.

Частые разрывы ракет на бортах фрегата красноречиво говорили о том, что после первых ракетных залпов «филиппков» его защитное поле схлопнулось. А огромные дыры в кормовой части корпуса, из которых вылетали какие-то раскаленные обломки и снопы разноцветных искр, очевиднейшим образом означали бесславный конец его двигателей. Как ни странно, корабль еще огрызался, хотя уже всего из двух-трех стволов. Да уж, опоздать к такому веселью было бы нехорошо.

На ходу сформировав строй, вторая эскадрилья зашла с носовой оконечности обреченного корабля и шарахнула по нему половиной своих ракет. Пусть боеголовки этих ракет были и не такими мощными, как, например, у ракет корабельных, но сработал количественный фактор. Сто двенадцать взрывов на относительно небольшой площади полностью содрали с носовой части корабля обшивку, так что стали видны его внутренности, тоже как следует покореженные.

Поскольку остальные три эскадрильи времени тоже не теряли, смысл пускать по кораблю ракеты исчез раньше, чем эти самые ракеты успели кончиться. Напоследок развороченные останки корабля от души полили огнем лазерных пушек (внутри груды металлолома что-то еще повзрывалось), после чего поступила команда организовать патрулирование места побоища.

Корневу, да наверняка и не ему одному, было жутко интересно посмотреть, чем именно вызвана необходимость такого патрулирования, поэтому поручик периодически поглядывал не только на внешнюю сторону патрульного периметра, но и на внутреннюю. А там происходили интересные вещи. Из гиперпространства вывалился легкий авианосец и выпустил несколько ботов. Те сразу начали прибираться на поле боя — один подцепил отработанную масс-бомбу и потащил ее на корабль, другие цепляли и тащили на летную палубу обломки пиратских истребителей. Затем к развернутой авианосцем буксирной ферме прикрепили мертвый фрегат, и авианосец вместе с тем самым русским транспортом ушли в прыжок. Не прошло и пяти минут, как с изнанки космоса на его лицевую часть вышли аж три корабля сразу — линейный авианосец и два корвета. На этом патрулирование и закончилось — «филиппки», повинуясь приказу полковника Арефьева, потянулись на летную палубу авианосца, а корветы все это охраняли.

На этот раз обошлось без потерь. Вообще. Все-таки внезапность — замечательная вещь, если она работает на тебя, а не на твоего противника. Да и противник тоже разный бывает. Пираты — это все же никоим образом не солдаты. Слишком увлеклись погоней и прозевали тот самый момент, когда из охотников сами превратились в жертвы.

Пока двигались в гиперпространстве, пилотов собрали вместе и полковник Арефьев, проведя коротенький разбор операции, закончил его несколько неожиданно:

— Господа офицеры! Подробности сегодняшних событий обсуждаем только между собой. И только в плане наших тактических действий и полученных сейчас замечаний. Будете хвастаться друзьям и родственникам, запомните — никакой засады не было. Получили приказ прийти на помощь русскому транспорту, атакованному пиратами, пришли и помогли. Всё. За пределами аэродрома никаких разговоров об использовании гиперпространства для засады. В пределах аэродрома — желательно тоже.

Разошлись пилоты несколько ошарашенными. А по прибытии домой эта ошарашенность приобрела законченную форму после просмотра последних новостей, где все было изложено именно в том виде, в каком это описывал командир полка. Ну, а раз форма законченная, значит и не стоит больше об этом. В новостях так — значит, так и было. Наше дело — новости создавать, а как работают те, кто их сообщает — вопрос уже не к нам.

На самом деле история получила очень даже интересное продолжение. Исследование обломков пиратского корабля и истребителей показало, что на перехват русского корабля они вышли из пространства, контролируемого Муллафарским султанатом. Но это и понятно — когда знаешь, что именно искать, найти это не так трудно даже среди обожженных и до неузнаваемости искореженных груд металла. Султану выставили соответствующую ноту, он, естественно, с почти искренним негодованием отверг читавшееся между дипломатически корректных строк обвинение в укрывательстве пиратов, заявив, что если в подведомственном ему пространстве пираты и есть, то укрылись они там без его султанского ведома. В ответ Россия потребовала от султана произвести тщательное расследование деятельности пиратов в муллафарских владениях, а чтобы это расследование было не только тщательным, но и объективным, добавила требование допустить к следственным действиям русских специалистов.

Султан в принципе был не против. Такое расследование позволило бы ему укоротить руки чересчур самостоятельным подданным, слишком часто забывавшим делиться с ним доходами от своего покровительства пиратскому промыслу. Вот только допускать русских… Это могло вызвать недовольство слишком многих влиятельных кланов. Да и докопаться русские могли до чего-нибудь не того. А с другой стороны, без русских тут ничего не сделаешь, шайтан их побери. Надо было думать и искать пути решения проблемы и делать это быстро, но очень осторожно. Однако ни с быстротой, ни с осторожностью ничего не получилось — пока султан пытался договориться с русскими, покровители пиратов не сидели, сложа руки, и так и не успев ничего ни решить, ни сделать, султан был свергнут, а в процессе свержения то ли застрелен, то ли зарезан, а то ли даже вообще задушен.

Новым султаном стал какой-то дальний родственник свергнутого, настолько дальний, что степень его родства определить было очень непросто. А что делать, если вся близкая родня нечестивца, чуть не допустившего неверных осквернять своим присутствием священные земли Муллафара, внезапно поумирала в течение пары дней после свержения? Главным достоинством нового султана было полное отсутствие интереса к государственным делам, как и вообще ко всему, что находилось за пределами его гарема. Фактически же правление султанатом принял шейх Аль-Бахри, возглавлявший тот самый клан, интересам которого столь явственно угрожало бы следствие.

Впрочем, совсем игнорировать требования русских шайтанов Аль-Бахри остерегался, потому что вполне представлял себе, чем это может для него обернуться. Но вот вступить в переговоры, затянуть их, а потом отдать русским на растерзание десяток или два совсем безмозглых глупцов, которых столь много среди пиратского отродья… Да, это было бы очень даже неплохо. А пока будут идти эти переговоры, он подружится с западниками. Тоже псы неверные, сыны шакала и обезьяны, но готовы дать своих нечестивых денег, на которые у них же можно было купить много полезного. Как хорошо, что под шумок смены султана удалось порезать и презренный клан найюбских торгашей! Потому что раньше Запад давал деньги им, чтобы те нашептывали султану свои коварные советы. Теперь же будут давать ему. И он уж постарается, чтобы до этих западных шакалов дошло, что платить они должны именно ему, а не искать еще кого-то! Именно платить, а не покупать его, как они купили найюбских червей.

Разумеется, все эти соображения фактического правителя Муллафара поручику Корневу известны не были. А и были бы — какое ему до них дело? У него своих забот хватает, а муллафарский султан ему вообще никто и нигде. Скажут разбомбить этого султана или кто он там, к растакой-то матери — разбомбит. Не скажут — не будет. Но если Корнев все понимал правильно, то надо было ждать, что скажут разбомбить, и скажут уже очень скоро.

На учениях и занятиях все категории условности противника были отброшены, как и все прочие потенциальные противники. Пилотов готовили именно к войне против Муллафара. Впрочем, Муллафар, не Муллафар — уровень подготовки все равно был на должной высоте, а вот заучивать проекции муллафарских кораблей и истребителей пришлось.

В один из редких перерывов в последних приготовлениях к кампании пилоты второй эскадрильи вспоминали провалившуюся попытку устроить тотализатор.

— Вас послушать, так все угадали, — недоверчиво хмыкнул штабс-ротмистр Хватков, дождавшись, пока пилоты выскажутся. — Жалко, записки с предсказаниями забрал полковник. Сейчас бы и выяснили, кто у нас банк сорвал.

— Сам-то на кого поставил? — подначил командира Корнев.

— На кого, на кого…, - ухмыльнулся Хватков. — На Муллафар, как и все.

Дружное ржание пилотов подтвердило, что кавалерийские звания Первой Российской Империи они носят не зря.

— Ладно, кони, хорош ржать, — подвел черту штабс-ротмистр. — Поскакали на тренажеры.

Громко, но совершенно неискренне досадуя на свою тяжкую жизнь, пилоты потянулись в указанном им направлении. Хватков сделал знак Корневу, чтобы тот приотстал.

— Воронин, я смотрю, у тебя совсем нормальный стал? — тихо спросил комэск.

— Вполне, — так же тихо ответил Корнев. — А что у тебя за виды на него?

— Не на него, — подмигнул Хватков. — На тебя. Первая вакансия командира звена в эскадрилье — твоя, имей в виду.

— Что за неслыханная щедрость? — пока можно было говорить с командиром неофициально, Корнев старался вытащить из него побольше.

— Не щедрость, Рома, расчет. Ты хороший пилот, дисциплинированный, умелый. Есть в тебе талант к нашему делу. Морду не строй, ты не девушка, чтобы я тебе комплименты говорил. Все правда. Будет Воронин в бою нормально себя вести — значит, и подчиненных умеешь строить. Плюс ко всему, ты же у меня ведомым летал. То есть на мои команды реагировать приучен чуть быстрее, чем в среднем по эскадрилье. Вот и сообрази — насколько хорош будет для меня именно такой командир звена. Которому скомандуешь и голова за его звено не болит?

— Насколько я знаю, подчиненным заранее такие вещи не говорят, — задумчиво сказал Корнев.

— Правильно знаешь. Но как показала практика, именно тебя легче мотивировать, заранее обозначив твою перспективу. Помнишь, как я тебя просвещал, когда тебя забрал ведомым Мелентьев?

Спорить тут было не с чем. Что ж, кажется, карьера пошла в гору. Осталось за малым — остаться живым в предстоящей войне и чтобы с вакансиями карта легла как надо. После войны будет очередной наградной поток, цепочка повышений тоже потянется, так что варианты есть. Главное, чтобы место командира звена открылось именно в нашей эскадрилье. Напевая веселый мотивчик, поручик Корнев (пока еще поручик, господа, пока еще!) скорым шагом пустился догонять остальных пилотов.

По самым разным признакам Корнев чувствовал, что время, отпущенное на подготовку к новой кампании, стремительно истекает. Окончательно его убедило в этом появление на орбите Антонины старых знакомых — авианосцев «Кожедуб» и «Нестеров». И хотя двух резервных авианосцев на корпус было явно маловато, но начальству виднее.

Война началась просто и буднично. Как и в фазанском походе, одиннадцатую истребительную дивизию посадили на авианосцы. Те же сборы, на этот раз чуть более быстрые и организованные, да и задача на этот раз была попроще. Вместе с флотскими штурмовиками дивизию назначили обеспечивать высадку десанта на Наджафе — одной из планет, которые Муллафарский султанат занимал не полностью. Собственно, владения муллафарских султанов на Наджафе ограничивались половиной одного из трех имевшихся континентов, да несколькими островами рядом.

Наджафские территории использовались Муллафаром преимущественно как источники сырья и сельскохозяйственной продукции. Заселены они были не густо, основные соединения вооруженных сил компактно размещались на границах владений для обороны от хозяев остальных земель планеты. Так что разгром наджафской группировки и захват муллафарских владений на планете особого труда не составили. Трудности начались сразу после этого.

Климат. Еще со времен расселения белого человека по всей Земле именно климат создавал больше всего препятствий на этом пути. Неизвестные в европейских условиях болезни, беспощадно пекущее солнце, гнилая вода, ядовитые экземпляры местной флоры и фауны — в эпоху колониальных захватов и строительства великих империй все это убило белых людей больше, чем все дикие (или свободолюбивые, это уж кому как больше нравится) туземцы, вместе взятые. Вот и на Наджафе, по крайней мере, на муллафарских его территориях климат был, с точки зрения русского человека, совершенно отвратительный. Жара и влажность своими потными липкими щупальцами залезали под одежду, не давали нормально дышать, превращали попытки заснуть и проснуться в сплошное мучение. Да, конечно, на Наджаф оперативно завезли и быстросборные домики с системами климат-контроля, и обеспечили всех соответствующей одеждой, но все это в большей степени облегчало жизнь пилотам, а не технарям, которым приходилось обслуживать машины на открытом воздухе, чтоб его вдоль, поперек и наискосок.

Самое же паскудное заключалось в том, что после захвата наджафских территорий сюда перебросили весь корпус и до конца кампании этой чертовой планете суждено было оставаться его базой. Положение Наджафа оказалось очень удобным — пятнадцатый авиакорпус расположился на планете, как паук в центре своей сети. До любой цели в пределах султаната отсюда было не больше часа в гиперпространстве, так что корпус мог нанести удар всей своей огромной силой, и спустя совсем недолгое время обрушиться той же мощью на новую цель. Ну и, понятно, начисто исключить сообщение между всеми муллафарскими мирами. В сочетании с флотом, расположившимся на орбите Наджафа, ничего хорошего султанату это не обещало.

Как ни странно, укрепить должным образом эту ключевую позицию муллафарцы, похоже, даже не пытались. Насколько знал Корнев, основная группировка муллафарских войск была сосредоточена на самом Муллафаре, орбитальные крепости (единственные четыре штуки на весь Исламский космос, однако) также защищали столичный мир султаната. Ну что ж, тоже вариант оборонительной стратегии, но инициативу противник с таким расположением своих войск упустил начисто.

Конечно, пришлось пережить несколько не самых легких суток, пока под защитой флота на Наджаф завозили все, что нужно, а потом развертывали соответствующую инфраструктуру. Что ж, давно известно, что на войне солдатский пот помогает сберечь солдатскую кровь. И хотя в авиации потеют обычно одни, а проливают кровь другие, от перемены мест слагаемых сумма никоим образом не меняется.

Соседи муллафарских территорий вели себя на редкость разумно, всячески стараясь не портить отношения с русскими. Русские это оценили и помогли соседям добить те муллафарские отряды, которые попытались избегнуть уничтожения, укрывшись на сопредельной территории. А уж когда русские намекнули, что им наплевать, кому будут принадлежать земли муллафарцев после войны, обрадованный соседский правитель выказал готовность послать свои войска для помощи русским в наведении и поддержании порядка на оккупированных территориях. Причем содержать эти вспомогательные войска наджафский правитель готов был самостоятельно. Русское командование, однако, от этого предложения с благодарностью отказалось — какой-никакой порядок в бывших муллафарских владениях навели русские десантники, а уж поддерживать этот порядок на должном уровне хорошо умели русские жандармы.

Корнева, впрочем, как и остальных пилотов, эти политические маневры никак не касались. Полеты, боевая работа, возвращение на аэродром, быстрая пробежка в домик с нормальной температурой и влажностью внутри, разбор полетов, получение новых приказов — хватало и своих забот. А, ну еще не забыть при каждом удобном случае выматерить местный климат. Тем более случаев таких выпадало по несколько раз на день, мать их в неизвестном направлении…

Очень понравилось Корневу летать всем корпусом, хоть и было такое три раза всего. Два раза летали на Найюб — вторую по значимости планету султаната. Сначала отработали причальные терминалы и ремонтные доки на орбите, потом занимались объектами на самой планете. И еще наведались на Махрат, где стерли с карты целый промышленный район. Семь с лишним сотен машин корпуса — это уже страшная сила, а если прибавить участвовавшие в деле флотские истребители и штурмовики, выходило и под тысячу. Да, были в этом и свои трудности, конечно. Самое сложное — при любых обстоятельствах держать свое место в строю. Зато во время таких полетов Корнев испытывал ни с чем не сравнимое ощущение всемогущества — он чувствовал себя частью всесокрушающей силы, которой нет и не может быть никаких преград. Его воля и его разум вливались в единую волю и единый разум корпуса, точно так же, как и его «филиппок» был деталью гигантской и непобедимой в своей мощи боевой машины. Именно в первом своем полете в составе всего корпуса Корнев наконец не просто понял, а всем своим существом прочувствовал, что на самом деле означают слова великого Суворова: «Мы русские! Какой восторг!».

Выяснилось, кстати, что тысяча машин, действующих как одно целое — это не только неимоверной силы кулак, это еще и очень эффективное средство снижения собственных потерь. Вражеские истребители вообще старались не попадаться на глаза этой лавине, зенитчики сначала нервничали и мазали, потом, когда их позиции обрабатывались сотнями ракет, начинали попросту разбегаться. А кораблей с их многочисленными скорострелками Корнев вообще не видел — должно быть, ими занимался русский флот.

Скучать, в общем, не приходилось. Занимались и перехватом муллафарских транспортов, и сопровождением своих, и разведкой, и рейдами на планеты. Пару раз схватывались с муллафарскими истребителями, ну это когда вылетали не больше чем полком, к более крупным формациям муллафарские пилоты приближаться не рисковали. Корнев, правда, не понимал, почему пока нигде не устроили муллафарцам тотальный разгром, как это было на Фазане. Насколько Корнев знал из периодических разговоров с десантниками, массированных высадок на неприятельские миры тоже не было, как не просматривалось и признаков подготовки к ним. Так, аккуратные, хотя и чрезвычайно болезненные для противника, удары — захваты штабов с вывозом ценных языков и документов, аналогичные рейды на дворцы влиятельных персон. Морпехи (так их именовали по традиции, хотя, понятно, никакими высадками с моря флотские десантники не занимались) отличились лихими абордажными схватками с захватом двух боевых кораблей и нескольких транспортов, но и им тоже не приходилось еще участвовать в каких-то масштабных операциях.

Ну и ладно, командирам виднее. Его, поручика Корнева, дело — летать, стрелять и маневрировать, тем более что получалось у него это, судя по неоднократным благодарностям Хваткова и даже паре добрых слов полковника Арефьева, очень хорошо. Так что мечты поручика о командовании звеном (а там и о четвертой звездочке на погонах) приобретали под собой все более и более твердую почву. Дожить, конечно, прежде всего нужно. Но молодости свойственно не верить в смерть. Не верить, даже если ты не раз видел, как гибнут твои товарищи, а уж скольких сам убил… Да тем более, что летчик видит смерть совсем не так, как десантник или танкист. Рядом с летчиком не падает, захлебываясь кровью, товарищ, не кричит в горящем танке боевой друг. Летчик видит, как истребитель вдруг превращается в огненный шар — и все. И смерть врагов летчик видит точно так же — взрыв и огонь, огонь и взрыв.

Так что о смерти Корнев и не думал. Думал он о том, что любимому командованию пора, наконец, решить разнести весь этот Муллафар к чертовой матери, и тогда отпала бы тягостная необходимость торчать на этом проклятом Наджафе, мокнуть от этой дурацкой влажности и собственного пота, радуясь каждому вылету, когда можно посидеть в кабине «филиппка» в поистине райских, по сравнению с теми, что на планете, условиях. Вот так мало нужно человеку на войне — всего-то вернуться в человеческие условия жизни. И так много надо, чтобы этого малого достичь — победить.