Глава третья. Мужество
I
Свидетельство Асенаты Гиад — заявление третье
Случилось многое, а времени у меня мало, поэтому писать отчеты буду кратко, однако не осмелюсь прерывать исполнение долга, иначе затем мне не хватит духу продолжить. Изобличить саму себя — безрадостное поручение, но изобличать целый мир и его чудеса, которые оставили отпечаток на твоей душе, — в тысячу раз хуже. Я с радостью отдала бы жизнь на службе Императору, но что, если эта служба потребует от меня убить планету и ее обитателей? Что, если мои показания обернутся для Свечного Мира приказом об Экстерминатусе?
Ну, пусть мелкие тираны придут и попытают счастья!
Тьма здесь зловреднее и гораздо сильнее, чем я опасалась. Душу моего судна подвергли чудовищному осквернению — такому, что рождается из расчетливой ереси, а не из слепого безрассудства. Кто–то или что–то (а вероятнее всего, некто, порабощенный чем–то нечестивым) действует на этой планете, активно расплетая узы, что скрепляют здравый ум и непорочность ее жителей. Мне неведомы ни цели врага, ни то, как широко распространилась скверна, но я верю, что еще не поздно предотвратить надвигающуюся катастрофу: очевидно, именно поэтому меня призвали вернуться сюда. Несомненно, такая роль отведена мне в Его замысле!
Так я начинаю мою настоящую исповедь, ибо я — рабыня со съежившейся душой! к возвращению в родные пенаты
меня на самом деле побудила не сентиментальность, а сон. Впервые он пришел ко мне чуть больше года назад и с тех пор уже не покидал. Хотя я не могу точно определить, что послужило толчком к моим видениям, у меня ни разу не возникало сомнений в их важности, ибо они наполнены кристальной ясностью бытия, какой не отыскать наяву. Грезы и бодрствование для меня словно поменялись местами.
Вещий сон всегда принимает одну и ту же лаконичную форму. В нем я иду по раскручивающейся спиральной дороге из уплотнившейся тьмы, поднимаясь сквозь абсолютное белое ничто, где нет ни зримых образов, ни звуков. Босыми ступнями я ощущаю, что поверхность похожа на отполированное стекло: она холодная как лед и скользкая, что вынуждает меня шагать с осторожностью. Воздух настолько неподвижен, что его словно бы и нет, однако дышится там без затруднений.
Я бесконечно долго преодолеваю эту дорогу и не вижу ей конца, но не могу — не имею права — остановиться даже на секунду, поскольку я не одна в той пустоте.
Нечто следует за мной с самого начала никогда не начинавшегося пути, ступая шаг в шаг, но стремясь приблизиться. Оно преисполнено невообразимого голода, и, что страшит меня, расстояние между нами в видении не остается неизменным — в отличие от всего остального. Как тщательно я ни старалась сосредоточиться, мое восприятие притупляется в той бездне забвения, и дорога уходит из–под ног; и всякий раз, когда я оступаюсь, моя алчущая тень сокращает разрыв. Хотя в каждом сне я спотыкаюсь лишь раз или два, ошибки накапливаются, их груз растет, и ночь за ночью преследователь подбирается все ближе.
Поймаю, коль могу, поймай ты, да не сможешь!
О природе настигающей меня сущности мне известно лишь одно: она полна злобы. Оглядываясь, я неизменно вижу только пустую дорогу, но знаю, что это не так, поскольку ощущаю голод ловца, как губительные лучи, впивающиеся мне в спину. Чудовище реально, оно идет за мной, и если схватит меня, то я потеряю нечто большее, чем жизнь, — ведь охотнику нужны не безыскусные плоть и кровь.
Из тел выходят мелкие марионетки! Только ломаются уж очень легко…
Среди наползающего забвения сверкает лишь одна надежда — далекий свет впереди. Как и в случае с преследователем, я скорее ощущаю, нежели вижу его, ибо сияние это невидимо, но непреложно. Два фантома воплощают собой переплетение противоположных уделов, избавления и проклятия, борющихся за мою бессмертную душу. И этот трофей откроет им дверь к чему–то намного более важному.
И кто же ты тогда, дорогая сестра? Ключ или замок?
Я понимаю, что должна прийти к свету раньше, чем моя тень настигнет меня, однако ни проворство, ни выносливость не помогают мне приблизиться к благословенному маяку, поскольку разделяет нас не физическое расстояние. Как и в обряде Переправы, дорога к искуплению лежит внутри человека, там, где скрыты все истинные откровения. И в глубине души я сознаю, что сияние вдали — сакральное пламя на вершине Перигелия, а значит, избавление ждет меня в Свечном Мире.
— Так было всегда, — прошептала Асената, — но гордыня мешала мне увидеть это.
Она закрыла дневник, вновь справившись с порывом вернуться к написанному. Путь вел ее вперед. Как и во сне,
сестре надлежало двигаться к цели, пока она не получит ответ. Пока же ее место было среди больных подопечных в лазарете.
К некоторому удивлению Асенаты, старшая целестинка Чиноа позволила ей беспрепятственно заниматься своими делами. В отличие от горделивой Камиллы, командующая отделением относилась к Гиад вежливо, пусть и не совсем уважительно.
— Уважение нужно заслужить! — пожурила себя госпитальер. — Я не должна разочаровать ее.
После кошмарной сцены в часовне Асенате совсем не хотелось оставаться у себя в каюте, и вернулась она сюда не только из–за дневника. Встав со стула, Гиад подошла к дорожному сундуку у своей койки, покрутила кольца кодового замка и после щелчка подняла тяжелую крышку. Порывшись среди аккуратно сложенных предметов облачения, она нашла позолоченный металлический футляр и дрожащими руками вытащила его.
— У меня нет выбора, — сказала себе Асената.
В футляре, на подкладке из красного бархата лежали болт–пистолет и один магазин к нему. Оружие с элегантными обводами украшала серебряная филигрань — тернии, обвивавшиеся вокруг ствола, словно живые. В сплетении мерцали капельки крови и крошечные розы из толченых рубинов.
Ничто не напоминало Гиад о ее второй жизни, кроме шрамов и этой ручной пушки.
— Ее имя — Тристэсс, — нежно произносит отче Избавитель, — что означает «скорбь», ибо именно это чувство она несет тем, кто отвергает волю Бога–Императора. Перед тобой — реликвия Терния Вечного, подаренная мне нашей грозной сестрой, канониссой–истязателем. — Исповедник печально улыбается. — Но я не воин, поэтому передаю оружие тебе, мой Бдящий Паладин.
Они находятся в покоях священника на флагмане крестового похода. В любом ином случае немыслимо было бы, чтобы Асената осталась наедине с мужчиной. Каюта обставлена скромно, как келья простого монаха, ибо отче Избавитель уверен, что уют ведет к слишком тесной привязанности между душой и ее тленной оболочкой.
— Довольна ли ты? — торжественно спрашивает пастырь.
— Оно… она прекрасна, — отвечает Гиад с благоговением в голосе, рассматривая изысканное оружие.
Их соединению предстояли долгие недели странствий в варпе. Асената лишь недавно поступила на службу к исповеднику и еще не имела возможности проявить себя. Но отче Избавитель уже назначил ее своим личным поборником, возвысив над целестинками Терния Вечного, которые годами сражались рядом с ним. А теперь и это…
— Я недостойна, ваше преподобие, — говорит сестра и, собрав всю волю до последней йоты, протягивает оружие обратно.
— Если ты недостойна, то и я таков же, ибо я избрал тебя среди бессчетного множества других, Асената Гиад. — Священник кладет руку ей на плечо. — Ты считаешь меня недостойным, сестра моя?
— Мы все были недостойны, — ответила Асената.
«Все, кроме Ангелов Сияющих, поэтому они и отреклись от нас».
Как только Гиад вынула болт–пистолет из футляра, ее палец легким движением скользнул в спусковую скобу, будто сестра никогда и не расставалась с оружием. Тристэсс сверкала в руке хозяйки, жаждая вновь стать исполнителем ее приговоров. Асената вздрогнула, ощутив приступ радостного возбуждения. То, что она заменила любимый дар — перо — на ненавистный, напоминало предательство, но для борьбы со скверной, поразившей судно, пистолет пригодится больше. Неразумно отказываться от такого оружия сейчас. Кроме того, тьма уже уничтожила подарок ее канониссы.
Загнав магазин в гнездо, Асената убрала болт–пистолет в медицинскую сумку. Действие показалось ей символичным: возможно, она стала еще на шаг ближе к искаженному образу Милосердия, который видела в часовне?
«У нее было мое лицо…»
— Нет, я скорее умру, чем превращусь в нее, — пообещала себе Гиад, направляясь к двери.
II
— Взвод «ТЗ-красный», начинайте высадку, — воксировал пилот десантного корабля. — Абордаж по схеме «Эшер»!
— Спаяны кровью! — проревел Толанд Фейзт, распахивая люк.
Он выпрыгнул из неподвижно зависшего судна, прижимая болт–винтовку к кирасе, и жестко приземлился на ксеноструктуру. Материал глухо заскрипел от удара. Опустив взгляд, боец увидел свои босые ноги и деревянный паркет. Он моргнул от удивления, и реальность исказилась обратно: теперь окованные железом сапоги Толанда стояли на белой кристаллической поверхности совершенно чуждого мира. Полупрозрачное вещество внизу пронизывали серебряные нити, пульсирующие голубым светом.
«Оно живое, — с омерзением подумал Фейзт. — Вся эта чертова штуковина живая».
Когда остальные абордажники с гулким стуком десантировались вокруг него, сержант осмотрел сверкающий ландшафт впереди. Если издали ксеноаномалия выглядела как серебристый шар, висящий в космосе, то вблизи больше напоминала сферическую паутину из стекловолокна. Ее пряди завивались одна вокруг другой и, закручиваясь вверх и вниз внутри структуры, образовывали лабиринт взаимосвязанных троп. Толанд не видел ни прямых линий, ни острых углов; казалось, все здесь состоит из единого живого кристалла и структуру в целом не собрали, а сплели.
«Или вырастили?»
На периферийном участке сферы, где высадилась рота «Темная звезда», пряди скрутились в широкое плато, но дальше они многократно разветвлялись, утончаясь при каждом разделении. Фейзт прикинул, что ближе к ядру объекта абордажникам придется идти колонной по одному. Не слишком заманчиво, однако обстановка ничем не отличалась от тесных коридоров и тоннелей, по которым гвардейцы пробирались на других заданиях.
«Ну нет, — поправил себя Толанд, ощутив холодок дурного предчувствия. — Ничего подобного мы еще не видели».
— Обнаружена атмосфера, сержант–абордажник, — воксировал специалист Шройдер на частоте взвода. — Ледяная, как кровь локсатля, но дышать можно.
— Неважно, — бросил Фейзт, разглядывая черное ничто между прядями. Хотя объект не защищали от вакуума ни стены, ни энергетические заслоны — по крайней мере, заметные для человеческих глаз или приборов, — тут имелась сила тяжести, а возможно, и воздух приемлемого качества. Но только дурак стал бы вдыхать его. — Остаемся закрытыми от пустоты, братья! Повторяю, закрытыми от пустоты!
В его шлеме пропищали подтверждающие вокс–сигналы от других взводных командиров, включая капитана Фрёзе, который возглавлял группировку, развернутую на дальней стороне сферы. Вообще говоря, такие решения следовало принимать старшему офицеру, однако во время миссии Фрёзе всегда прислушивался к мнению Толанда.
И это всякий раз шло на пользу делу, даже если и не радовало гребаного комиссара. Лемарш, как обычно, потащился в бой вместе со взводом Фейзта, негласно пометив его как слабейшее звено из подразделений «Темной звезды». Панцирная броня Ичукву, помеченная алыми полосами, казалась ярким пятном на репутации «ТЗ-красного», но прямо сейчас Толанд не мог отвлекаться на такие мысли. Если повезет, их тень вообще не выберется с задания живой…
— Стройся вокруг меня, братья! — скомандовал сержант, когда приземлился последний боец его взвода и десантный корабль с ревом унесся прочь. — Стандартным клином! Сантино, готовь «Костолома»!
— Уже занялся, шеф! — воксировал штурмовик–абордажник.
— Мы в нечестивом краю, — произнес Зеврай с суеверным трепетом в голосе. — Надо было зачистить его из космоса, товарищи.
Он стоял рядом с Фейзтом, но говорил по каналу связи, поскольку герметичная броня заглушала обычную речь. Когда абордажник «закрывался от пустоты», спасательными тросами ему служили вокс и кислородный резервуар, закрепленный на спине.
— По–любому пара плазменных ракет тут все развалят, — заметил Аврам Сантино, который закончил сборку взводного болтера на треноге. — Нам только надо трещинок понаделать для начала.
— Вот только с ксенотехом точно не скажешь, — предостерег Шройдер. — Он всегда прочнее, чем кажется.
— Да и задание в любом случае не такое, — вмешался Толанд. — Мы должны идти внутрь, братья.
— Знаю, шеф, — отозвался Сантино, с лязгом вставляя в громадное оружие ленту боепитания, — только смысла в том нет.
«Именно так, брат, — мысленно согласился Фейзт. — По крайней мере, для нас…»
Рота «Темная звезда» направлялась к орбитальным станциям Экзордио для отдыха и пополнения ресурсов, когда получила приказ явиться в сектор Аскеллон для выполнения особо важной операции. Инструктаж перед заданием оказался настолько отрывочным, что его, считай, и не было, и пошли разговоры о том, что за ниточки тянут откуда–то сверху — возможно даже, из Инквизиции. Такое уже случалось, причем ублюдки всякий раз оставались в тени, чем бы ни заканчивалась миссия. Слепой мужчина в изумрудно–зеленых одеяниях, который поднялся на борт крейсера абордажников для «наблюдений», выглядел замкнутым и изворотливым, а Толанд Фейзт знал по опыту, что именно от таких типчиков неприятностей только и жди.
— Кто–то хочет понюхать потроха этой штуковины, а мы — его нос, братья. Так всегда… — Осекшись, сержант нахмурился.
Кристаллический клубок перед ним внезапно задрожал, словно Толанд смотрел на него сквозь марево. А что там вдруг появилось внутри? Прищурившись, Фейзт разглядел мерцающий проход с деревянной обшивкой, словно совмещенный с миром чужаков. От такой картины у Толанда возникло ощущение, что его выворачивают наизнанку.
— «ТЗ-красный», видите это? — воксировал он. Никто не ответил.
— Я спросил…
Внезапно живот сержанта пронзила невыносимая боль, лишившая его дара речи. Фейзту почудилось, что в брюхо ему угодил болт–снаряд. Он отшатнулся… и ударился о стену.
— Что за?.. — мучительно прошипел Толанд, пытаясь разобраться в чепухе, которую ему скармливали собственные глаза.
Гвардеец стоял в проходе, раньше замеченном им сквозь толщу кристалла. Оглядевшись вокруг, Фейзт увидел вместо своих бойцов штабели ящиков и какое–то темное помещение вроде склада. Он смутно припомнил, что заполз сюда во время набата.
Стоп… какого набата? Что это за место и где его отряд?
— «ТЗ-красный», как слышите? — произнес Толанд и лишь затем понял, что вокс тоже исчез. Вместе со шлемом и панцирной броней. Хуже того, из оружия у него остался только кинжал. Причем окропленный кровью — той же самой, в которой была вымочена просторная белая пижама его хозяина.
«Я убил Глике, — вспомнил абордажник. — Только к тому времени Конрад уже умер».
Нет же, бред какой–то. Конрад Глике был жив и здоров еще пару минут назад, на десантном корабле. Они с Толандом проверяли друг у друга кислородные резервуары.
«Это все чертово логово ксеносов, — осознал Фейзт. — Оно компостирует мне мозги».
— Не доверяйте ничему, что видите, братья! — прорычал он в несуществующий вокс.
— Хватит, сержант–абордажник! — приказал ему комиссар Лемарш по закрытому каналу.
В тот же миг иллюзорный коридор словно схлынул, как волна при отливе, унося с собой мучительную боль в животе. На его месте возник кристаллический мир. Вернулись и товарищи Толанда — бойцы стояли вокруг него, целясь в направлении горизонта. Их лица скрывались за тонированными визорами, но Фейзт представлял, как они напряжены.
— Глике, отчет! — повинуясь порыву, скомандовал Толанд.
— Абордажник–восемь спаян кровью! — отозвался Конрад.
— Что ты видел, сержант–абордажник? — спросил Зеврай.
Он поглаживал золотую аквилу, приклеенную скотчем к нагруднику. Хотя сам боец утверждал, что грешно прятать святой символ под броней, все они знали истину: Чингиз Зеврай боялся, что талисман не сработает, если его прикрыть.
— Пока там ничё не движется, шеф, — доложил Сантино, водя вдоль горизонта стволом своего тяжелого оружия.
— Сержант–абордажник, объясни свое поведение! — потребовал капитан Фрёзе на главном канале.
Фейзт помедлил, заметив, что к нему подошел комиссар. Гвардеец не хотел лгать братьям, однако, услышав правдивый ответ, Лемарш мог счесть его безумцем или, пуще того, колдуном. Да и верил ли сам Толанд в то, что хотел сказать?
«Пошло оно все в пустоту, — решил боец. — Не знаю, что я видел, но ко мне в голову явно пытались залезть».
— Оно знает, что мы здесь, — предупредил Фейзт, перейдя на общую частоту роты. — Это место выглядит тихим, но оно только притворяется мертвым. Будьте начеку, братья. Чистого абордажа у нас тут не выйдет.
— Принято к сведению, сержант, — ответил капитан Фрёзе. — Твое подразделение на позиции?
Толанд понял, что до сих пор не сообщил о развертывании своей команды. Выругавшись про себя, он отправил сигнал.
— Подтверждение получено, «ТЗ-красный». Всем взводам приступить ко второму этапу. Действуем без спешки, абордажники.
— «ТЗ-красный», вперед! — скомандовал Фейзт. — Сантино, удерживай точку эвакуации.
Взвод начал продвижение, построившись наконечником стрелы с Толандом на острие. С обеих сторон от него шагали по две дюжины солдат. Каждый фланг замыкали штурмовики–прорывники в укрепленной броне и с тяжелыми стабберами, возле которых шли специалисты с ауспиками. Сержант знал, что три других взвода точно так же продвигаются к ядру структуры с равноудаленных точек на ее периметре. По расчетам корабельного когитатора, диаметр сферы составлял около девяти с половиной километров. Вроде бы идти недалеко, однако никто не знал, насколько усложнится переход, когда гвардейцы покинут внешнюю часть аномалии, — особенно если дорога начнет увиваться спиралью вверх и вниз. Почему–то Фейзт сомневался, что все пройдет легко.
«Конечно нет! Нас ждет гребаная мясорубка!»
Убежденность в этом обрушилась на Толанда с такой силой, что он замер. Сержант не чуял неприятности нутром, а твердо знал, что большинство людей, вошедших в лабиринт, останутся там навсегда.
«Надо развернуть бойцов, пока этого не произошло… снова», — подумал Фейзт.
«Снова?»
Впереди него кристаллическое полотно уже начинало расплетаться на многочисленные пряди. Вскоре Толанду придется разбить взвод и направить отделения по разным маршрутам в надежде, что хоть кто–нибудь отыщет путь к центру.
«Никто не сумеет», — предсказал он.
Или вспомнил?
Уже очень скоро, когда гвардейцы безнадежно заблудятся в этом клубке, кристаллический мир примется петь. И тогда за ними придут Режущие Огни.
«Режущие Огни?» — Фейзт сдвинул брови, стараясь разгадать смысл словосочетания. Боец чувствовал — нет, знал, — что оно означает нечто ужасное, однако не мог разглядеть таящийся в нем образ.
— Сержант–абордажник, почему ты остановился? — требовательно спросил Лемарш.
— Реза… — успел произнести Толанд.
Нечто с ошеломительной силой врезалось в него. Опустив взгляд, Фейзт увидел, что из его левого плеча торчит короткая железная стрела, но боль от этой раны не шла ни в какое сравнение с вновь нахлынувшим терзанием в животе.
— Тебе велели не двигаться, иномирянин! — крикнул кто–то.
Толанд недоуменно поднял глаза. Он вновь стоял в иллюзорном проходе, но уже не в одиночестве. На него орал бритоголовый мужчина в сером кителе, размахивавший коротким мечом. Рядом женщина в такой же форменной одежде перезаряжала арбалет.
«Свечные Стражи», — как–то отстраненно вспомнил Фейзт, выдергивая стрелу.
— Брось оружие и встань на колени! — завопил мужчина. — Сейчас же!
Не сомневаясь ни секунды, гвардеец вскинул кинжал и бросился в атаку. Женщина с округлившимися от паники глазами поспешно выпустила второй болт. Толанд попробовал уклониться, однако тело неохотно подчинялось командам, и стрела оцарапала ему левую щеку. Пока стражница неуклюже тянулась за новым снарядом, Фейзт врезался в нее, будто шаровой таран, и сбил с ног. Одновременно с тем, как арбалетчица треснулась затылком о пол, сержант парировал рубящий выпад мужчины боевым ножом. Проскрежетав по клинку кинжала, меч застрял в загнутом кверху эфесе. Зарычав, абордажник рывком выдернул у противника оружие и впечатал кулак ему в лицо.
— Меня тут не должно быть! — проревел Толанд.
Хотя одного попадания вполне хватило бы, чтобы вырубить стражника, гвардеец продолжил молотить его, разъяренный тем, что эти подонки как–то отрезали его от взвода. На третьем ударе послышался треск: Фейзт сломал противнику шею. Тот рухнул, конвульсивно дергая ногами. Сержант оглянулся на женщину — та лежала без сознания.
— Верни меня! — крикнул Толанд, адресуясь к самой Вселенной, и зажмурился. Открыв глаза, он увидел, что по–прежнему находится в коридоре. — Верни меня, сволочь!
Вселенная снова не послушалась.
Откуда–то сверху донеслись раскаты грома, почти не приглушенные деревянными стенами. Вместе с шумом нахлынули воспоминания, хотя Фейзт и не представлял, настоящие они или нет. Сержант находился на океанском корабле — еретическом судне, которое везло его в сторону лжи. И не только его. Где–то здесь были и братья Толанда… по крайней мере, то, что от них осталось. Почему гвардеец бросил их?
— Муха, — с ненавистью вспомнил Фейзт. — Мне надо было прибить муху.
Тварь выманила сержанта из лазарета, после того как он разобрался с ее гниющей марионеткой. Бедный дважды мертвый Глике выглядел так, словно разлагался уже несколько дней: его молочно–белые глаза глубоко утопали в распадающемся лице. Ходячий труп не отбивался, пока Толанд резал его на куски, а вот насекомое носилось вокруг них с радостным жужжанием, будто наслаждаясь представлением. Потом Фейзт охотился за мухой по всему кораблю, ведомый абсолютной уверенностью, что должен прихлопнуть ее, однако мелкая скотина то и дело ускользала в последний момент. Дразнила его. Заманивала все дальше.
Ударом кулака Толанд расщепил стенную панель.
— Надо вернуться, — прохрипел он. — Предупредить их. «Кого?» Славный взвод, готовый войти в гнездо Резаков, или изувеченных призраков, вышедших с другой стороны? Как возможно, что и те, и другие реальны?
У сержанта застучало в висках, жар и боль накинули удавку на мысли. Пока он пытался распутать узел, из–за угла спереди выбежал еще один Свечной Страж. Заметив павших товарищей, он сбился с шага, остановился и вскинул арбалет. Фейзт метнул кинжал, и мужчина вскрикнул — клинок пробил ему грудь.
«Похоже, их тут многовато для меня, — подумал Толанд. Пошатываясь, он подошел к умирающему врагу и выдернул боевой нож. — Мне нужны мои братья».
Разумная идея. Вместе они сумеют захватить этот корабль–призрак и развернуть его, может, даже найдут способ вернуться в ту кристаллическую западню до пробуждения Режущих Огней.
Фейзт помедлил, осознав, что понятия не имеет, где находится лазарет. И почему судно такое большое?
— А, к фрагу, — буркнул он и, случайным образом выбрав направление, заковылял по качающемуся коридору.
III
Завершив охранительную молитву, Иона повесил на дверях часовни свиток осуждения. Рабочие заварили створки и укрепили их железными брусьями, но подобные мирские предосторожности не сдержали бы паразитов из варпа, пожелай те вырваться наружу. Хотя оскверненный алтарь уже уничтожили, само место богохульства сияло тьмой в Море Душ, словно маяк для невообразимых созданий. Появись они на судне, сдержать их удалось бы только верой или пламенем. Последнее предоставили бы сестра Женевьева и ее трижды благословленный огнемет — в случае, если бы начертания Тайта не сработали, — однако он сомневался, что до такого дойдет. Хотя Иона не верил ни единому слову Имперского Кредо, его молитвы и обереги всегда имели вес. Их наполняла силой не догматичность, а убежденность, а за прошедшие годы убежденность Тайта сравнялась по твердости с камнем, даже если его взгляды и не совпадали с мнением большинства тронобоязненных людей.
— Не прикасайся к дверям, сестра, — предупредил Иона стоявшую рядом женщину в доспехах. — Что бы тебе ни послышалось изнутри.
Сестра Женевьева кивнула, сохраняя умиротворенное выражение лица. Старшая целестинка Чиноа заранее предупредила Тайта, что пятая воительница ее отделения связана обетом молчания, который можно нарушить только в самой критической ситуации. Клеймо в виде языка пламени под правым глазом Женевьевы выдавало в ней целестинку–игнис, превыше всего почитающую очистительные свойства огня. Несомненно, сестра весьма скрупулезно применила свою страсть на практике, когда сжигала трупы монахов в часовне. Смрад горелой плоти как будто не вызывал у нее отвращения, и Иона, к собственному удивлению, понял, что слегка нервничает рядом с огнеметчицей.
«Она напоминает мне тебя, Мина», — подумал Тайт.
Хотя Женевьева обладала безупречно черной кожей, в ее облике проскальзывало нечто воздушное, неземное, что и воскрешало в памяти Ионы его бледную сестру. Разумеется, сейчас Мина была бы намного старше, чем эта женщина…
Тайт осознал, что пристально смотрит на безмолвную воительницу.
— Оставляю тебя нести сие бремя, доблестная целестинка, — сказал он, благословляя ее жестом. — Да устережет тебя во время бдения Бог–Император.
«Но особо на это не рассчитывай», — добавил про себя Иона, уходя.
Он полагал, что далекому божеству Империума наплевать на подданных. Больше того, Тайт почти не сомневался, что древний мошенник давно уже мертв, хотя великая афера, провернутая им с человечеством, развалится еще не скоро. Украденная Ионой еретическая книга была права: только глупец проглотит ложь о явном предначертании человечества или вообще о какой–нибудь высшей цели. Единственные истины — те, что написаны самими людьми, но даже самые лучшие из них выведены на песке…
«А верил ли ты сам собственному вранью?» — спросил Тайт у Бога–Трупа, которому якобы служил. Вряд ли кто–то знал или когда–нибудь узнает ответ, и уж точно не фанатики из Экклезиархии.
— Но молоть языком вы умеете, братья, — признал Иона, взбираясь по трапу к лазарету.
Ранее сестра Асената попросила его поговорить с пациентами — возможно, успокоить их проповедью и парой благословений. Благодаря опыту Тайт теперь мог устроить подобное представление и во сне, однако вдохновляющие слова чудотворно влияли на простой народ. Именно так Империум ежедневно одурачивал миллионы своих граждан, отправляя их на бессмысленную гибель.
«Вот так и ходим по кругу, — мрачно подумал он. — Даже нет, вниз по спирали».
Завернув за угол, Иона столкнулся с чудовищем. Уродливое, увитое мышцами туловище возвышавшегося над ним здоровяка покрывали пятна крови. С морщинистого лица, на котором отразилось такое же удивление, что и у самого Тайта, смотрели воспаленные глаза. Иона хотел попятиться, однако незнакомец схватил его за рясу, поднял и поднес к себе.
— Жить хочешь, пастырь? — прорычал монстр, приставив кинжал к горлу жертвы.
— Я не боюсь смерти, — ответил Тайт, стараясь как можно быстрее понять, кто перед ним. Существо носило перепачканную белую пижаму и, несмотря на искаженное тело, было человеком. Значит, пропавший гвардеец… — Но ты не хочешь убивать меня, солдат.
— Неужели?
Дыхание бойца смердело разложением.
«Он болен, — решил Иона, — едва стоит на ногах».
— Так почему же, пастырь?
— Мы оба — посторонние на этом корабле, — произнес Тайт, ища верный подход. Ему следовало соблюдать осторожность.
Незнакомец обладал чуткостью хищника, которую не притупила хворь. Напротив, гвардеец стал еще опаснее.
Иона решил сыграть на его паранойе:
— На судне обретается что–то нечестивое, солдат. Мы с тобой чувствуем это.
— Тут ты прав, — прохрипел боец.
— Я здесь, чтобы уничтожить зло! — Тайт добавил металла в голос. В тот же миг его озарило: — Мне помогает сестра Асената.
На мгновение здоровяк засомневался, но затем прижал нож еще сильнее.
— Должен… освободить моих парней… — Он судорожно закашлялся, однако кинжал не шелохнулся. — Заблудился. Не нахожу… обратной дороги.
— Я знаю путь. Мы пойдем вместе, друг, — пообещал Иона.
Больше ему ничего в голову не пришло.
— Труп нужно сжечь без промедления, — заявила Гиад, отступив от тела на полу лазарета.
Останки под одеялом уже начинали разжижаться и тошнотворно воняли, но гораздо больше Асенату беспокоило нечто иное. В ее практике еще не встречались случаи такого быстрого разложения. Творилось нечто беспрецедентное. Неестественное.
Собравшиеся вокруг гвардейцы молчали, следя затравленными глазами за каждым движением госпитальера. Их бравада бесследно исчезла, и казалось, что с момента прошлого визита сестры бойцы постарели лет на десять. Только их комиссара словно не затронуло случившееся: Ичукву Лемарш облачился в полную полевую форму и закрепил протез ноги, превратив себя в воплощение порядка среди вверенных ему пропащих душ. В кои–то веки Асенату радовало его присутствие.
— Нас такая же судьба ждет, благая сестра? — спросил Зеврай, облекая в слова страх, наполняющий сердца бойцов: «С нами уже такое происходит?»
— Целители Бронзовой Свечи — одни из самых умелых в Империуме. Они помогут вам, — заверила Гиад.
— Нельзя нам тут оставаться, — просипел Гёрка сквозь поврежденную гортань. — Только не здесь!
— Орк прав, сестра, — поддержал Сантино. — Вы должны перевести нас. Нечистое тут место.
— Тут мухи, — добавил Гёрка, сплюнув от омерзения.
— Ты ошибаешься, боец, — сказал Лемарш. — Нет здесь никаких мух.
— Да и я ж их слыхал, комиссар! — возразил Сантино. — Жужжали вокруг моей койки ночь напролет.
Его слова как будто прорвали невидимую дамбу, и еще несколько солдат закричали то же самое. Их голоса сливались в беспорядочный галдеж.
Ичукву ударил тростью в пол:
— Здесь нет мух!
В каюте воцарилось молчание. Абордажники осторожно поглядывали друг на друга, ожидая, что кто–нибудь опровергнет сказанное.
— Я очищу воздух освященным фимиамом, — пообещала Асената. — И уже попросила одного пастыря благословить лазарет. Скоро он придет сюда.
Сама Гиад не видела мух, но бойцы определенно верили в наличие паразитов, и это само по себе создавало опасную ситуацию.
— Спасибо вам за труды, добрая сестра, — произнес Лемарш. Он указал тростью на труп. — Сантино, Гёрка, вынесите нашего павшего товарища наружу. Сестра Асената позаботится, чтобы вас пропустили.
— Не, я к нему не притронусь, — пробормотал Аврам, пятясь от тела.
Больдизар, у которого округлились глаза, молча кивнул.
— Мы сожжем останки прямо здесь, — поспешно вмешалась Гиад, заметив, что глаза комиссара блеснули гневом.
Сейчас неразумно было давить на бойцов, к тому же труп, скорее всего, развалился бы, попробуй они переместить его.
— Сестра Индрик! — позвала она охранницу. — Тут нужна твоя помощь.
Внушительная воительница появилась на пороге, держа мелта–ружье направленным внутрь каюты.
— Я не могу покинуть пост, — прогромыхала она из–под забрала шлема.
— Как тебе известно, старшая целестинка передала мне право решать вопросы с лазаретом, — ровным тоном произнесла Асената. — Я ручаюсь за благородство этих людей. Они не попытаются сбежать. Я права, комиссар Лемарш?
— Совершенно, — отозвался Ичукву. — Мы все здесь товарищи по оружию, сестра Индрик. — Он повернулся к Райссу. — Лейтенант, велите бойцам отойти.
— Прошу, сестра, — пригласила Гиад целестинку, пока солдаты брели в дальний конец каюты. — Надо покончить с этим сейчас, пока скверна не распространилась.
Помедлив секунду, воительница зашагала к ней.
«Почему она все время скрывает лицо? — спросила себя Асената. — Что прячет под шлемом?»
Уже все в родном мире казалось сестре подозрительным. Везде, куда ни повернись, она видела тайны, ложь и намеки на разложение.
Индрик с неожиданной грациозностью опустилась на одно колено и направила оружие так, чтобы не прожечь пол. Последовала яркая вспышка, свист перегретого воздуха, и труп превратился в груду пепла, из которой торчали обугленные кости.
— Брось мелту! — раздался чей–то грубый голос.
Обернувшись, Асената увидела, что в дверях стоит Толанд Фейзт. Одной рукой сержант держал поперек туловища Иону Тайта, а другой прижимал кинжал к его горлу.
— Сейчас же, не то я отправлю пастыря в пустоту!
«Здесь полно мух», — думал Фейзт, с омерзением разглядывая лазарет.
Насекомые сновали практически всюду. Хотя они огромными черными тучами роились над прикованными к постелям ранеными, даже ползали по некоторым ходячим бойцам, никто словно не обращал на них внимания. Лица братьев Толанда выражали изумление, облегчение, радость, смятение — все из–за него, — но не отвращение, неизбежное в такой обстановке.
«Их вижу только я один», — осознал Фейзт.
Вот почему та первая муха выманила его из каюты. Она была королевой–маткой и потом, проникнув обратно, незаметно размножилась. Высосала из братьев сержанта все соки, пока он не мог защитить их, выпила досуха их тела и души…
— Толанд! — Подняв руки, сестра Темная Звезда встала перед женщиной в броне и с мелта–ружьем. — Ты должен отпустить пастыря.
— Скажи… ей… бросить… пушку!
Фейзт яростно тряхнул головой: он с трудом находил нужные слова, не говоря уже о том, чтобы складывать их в предложения. Шипящее гудение и суетливое жужжание в лазарете, напоминавшие оркестровую версию сольного выступления первой мухи, вгрызались ему в разум и выедали мысли, не давая им оформиться.
— Тебе что–то чудится, верно? — спросила Асената, медленно подходя к нему.
— Мухи… вижу мух.
«Но не возле тебя», — заметил гвардеец. Нет, насекомые держались подальше от сестры Темной Звезды.
— Они не настоящие, Толанд.
— Не настоящие… — эхом отозвался Фейзт, глядя мимо нее на роящихся тварей.
— Мне тоже кое–что чудилось. — Гиад остановилась в паре шагов от него. — Нечто ужасное.
— Мухи?
— Хуже мух, — честно сказала Асената. — Но все это ненастоящее.
— Ты ошибаешься.
Толанд скрипнул зубами, услышав новый звук, который перекрыл какофонию насекомых. По каюте разнеслись диссонирующие стоны, режущие, как битое стекло, похожие на скорбный плач кого–то немыслимо искалеченного, но продолжающего жить. Среди гвардейцев, собравшихся в дальнем конце лазарета, мелькнула сине–фиолетовая искорка.
— Они идут! — предупредил Фейзт, глядя, как вспышка разрастается в быстро вращающийся плоский диск из текучего кристалла. Чуть меньше метра в диаметре, он постоянно менял очертания и сверкал так ярко, что болели глаза… Впрочем, никто другой все равно его не замечал. Как и в случае с паразитами, круг видел только сержант.
«Но нет… не совсем…»
Мухи тоже обратили внимание на диск и теперь с лихорадочным жужжанием метались вокруг него, явно разъяренные вторжением на их территорию. Все твари, подлетавшие слишком близко к объекту, взрывались тлетворными зелеными облачками.
— Послушай меня, Толанд. Что бы ты ни видел, не смотри на это, — настойчиво попросила Асената. — Так ты сделаешь видение реальным.
Оторвав взгляд от сражающихся кошмаров, Фейзт различил в сияющих глазах сестры пугающую жалость, уже знакомую ему. Тогда–то боец и понял, что Гиад — лучшая и худшая среди всех них.
— Толанд…
«Выживи…»
— П… поздно, — прохрипел он.
Издав какой–то электронный вскрик, диск устремился к Фейзту, беспрепятственно проникая через любые предметы на своем пути — кроме мух, которые гибли целыми стаями. Когда круг прошел сквозь Асенату и опустился на Толанда, тот зажмурился.
— «ТЗ-красный», повтори, — воксировал капитан Фрёзе. — Кто опоздал?
«Я», — подумал сержант.
Открыв глаза, он увидел кристаллический ад и вспомнил этот момент. Откуда–то издали донеслись лязг его ножа, упавшего на пол, и голоса кричащих друг на друга призраков из времен, которые еще только настанут, — Фейзт даже ощутил, как священник вырвался из его хватки. Но он не стал прислушиваться к этим звукам. Ничто в том мире не имело значения. Место гвардейца было здесь.
Во время его отсутствия братья продолжали обреченное наступление. Они уже заметно углубились в лабиринт: разделенные и рассредоточенные группы солдат шагали по разным прядям. Фейзт шел во главе единственного отделения по настолько узкой тропе, что один неверный шаг привел бы к падению в пустоту. Пульс паутины убыстрялся, отзываясь на появление захватчиков, и она только что завела свои темные рулады. Вероятно, уже поздно было пытаться что–то изменить, однако Толанд не мог не попробовать.
— Всем отрядам, отступать к периметру! — передал Фейзт, внимательно осматривая мерцающую сеть. — Бегом марш!
— Приказ отменен! — рявкнул Лемарш, занимавший позицию позади сержанта. — Выполнение задания не прерывать!
— Вижу усиление активности прямо впереди, — воксировал лейтенант Шульце, командир взвода «ТЗ-синий». Его голос почти утонул в помехах.
Толанд вспомнил, что отделение Шульце ближе всех подошло к сердцевине сферы. Никто из них не выбрался живым.
— Нечто вроде синих огоньков. Они появляются из паутины и движутся…
Сообщение лейтенанта оборвалось в резком всплеске белого шума. Несколькими секундами позже лабиринт задрожал от отголосков зловещей какофонии — звуков стрельбы, превратившихся в нечто почти мелодичное.
— Множество целей, — передал капитан Фрёзе. — Неопознанные ксенообъекты. Вступаем в бой.
«Это не ксеносы, — лихорадочно подумал Фейзт. — Нечто гораздо худшее».
— Не атаковать! — поспешно воксировал он. — Отступайте!
— Не понял тебя, «ТЗ-красный».
Комиссар Лемарш навел на Толанда плазменный пистолет:
— Согласно данным мне полномочиям, я объявляю…
Крупный диск текучего света взмыл из паутины и с электронным воплем ринулся к отделению. Пока люди вскидывали оружие, он разрубил абордажника Геркенберга в области поясницы и понесся в направлении кристаллического клубка на другой стороне. Открывшись, рана солдата изрыгнула клубы черного дыма и языки голубого пламени. Верхняя половина злополучного бойца свалилась в пропасть, однако ноги по–прежнему стояли прямо, удерживаемые трещащими вокруг них разрядами таинственной энергии. Его товарищи по отделению обстреляли убийцу, но все болт–снаряды взорвались, коснувшись сияющего ореола вокруг объекта. Через пару секунд он исчез — растворился в кристаллическом сплетении, словно призрак. Снаряды раздробились о паутину в точке исчезновения Режущего Огня, даже не поцарапав ее стеклянистой поверхности.
— Нам их ничем не взять! — рявкнул Фейзт, отдергивая Ичукву от метнувшегося к нему второго диска.
«Этот отсек ему ногу, — припомнил Толанд. — Я что–то изменил!»
Пистолет Лемарша сверкнул, выпуская жгучий сгусток плазмы в улетающую сущность. Заряд врезался в край Режущего Огня, и тот взорвался, как миниатюрная новая звезда, испустив потоки света.
«В прошлый раз он так и не успел выстрелить, — осознал Фейзт. — Они все–таки уязвимы!»
Но один полезный ствол не особо поможет — только не в бою с таким множеством врагов, что скоро обрушатся на них. В воксе Толанда уже трещали срочные донесения других отделений: масштабы атаки возрастали по всей сфере.
— Комиссар, надо уходить! — потребовал он.
Не успел Ичукву ответить, как из поверхности под ним вырвался еще один Режущий Огонь, наклонно стоящий на ребре. Лемарш отскочил в сторону, но диск все равно зацепил его и отсек правую ногу чуть ниже колена. Наполовину выступая из толщи кристалла, объект устремился к другим бойцам отделения, будто призрачная циркулярная пила.
Абордажник, стоявший позади комиссара, отпрыгнул вовремя, однако не удержался на ногах и рухнул в бездну, а Режущий Огонь устремился дальше. Впившись в следующего бойца, диск разрубил его от диафрагмы до паха. Человек завопил, чувствуя, как его тело рвется надвое под собственной тяжестью.
— За Императора! — воскликнул искалеченный Ичукву, падая наземь, и выстрелил вновь.
Плазменный сгусток уничтожил Режущий Огонь вместе с пронзительно кричащим гвардейцем.
«Это же Шройдер! — понял Фейзт, когда обугленный труп опрокинулся в бездну. — Но ведь Шройдер выжил… в первый раз».
События действительно менялись. Лемарш потерял другую ногу, а солдат, прежде уцелевший, погиб.
— Выводите наших товарищей, сержант–абордажник, — приказал Ичукву.
— Пошли! — заорал Толанд на свое отделение, помогая комиссару подняться.
Тот находился на грани обморока, из обрубка конечности хлестала кровь. Местная атмосфера все–таки пригодилась: в вакууме подобная рана привела бы к гибели за считанные секунды. Вытащив из хватки Лемарша плазменный пистолет, Фейзт вдруг помедлил.
«На сей раз можно бросить его тут. Черт, я даже могу швырнуть ублюдка в пустоту!»
— Я понесу его, сержант–абордажник, — сказал Глике, словно услышав мысли командира, и переложил руку Ичукву на свое плечо. Даже посреди бойни обреченный гвардеец говорил спокойно.
«Лучше бы ты сгинул здесь, брат», — печально подумал Толанд, вспомнив разлагающееся нечто, которое он разрубил — или разрубит? — на куски в судовом лазарете. Впрочем, возможно, и судьбу Конрада удастся изменить…
— Мы потеряли капитана, — прокаркал вокс. — Повторяю, капитан Фрёзе погиб!
— Всем отделениям выйти из боя и отступать! — передал Фейзт, бросаясь за Глике.
Пока люди убегали по лабиринту, вокруг них сновали Режущие Огни, но движения объектов становились все более хаотичными, как будто они замечали добычу лишь урывками. Хотя время от времени какой–нибудь диск устремлялся к отделению и Толанд встречал его плазменным зарядом, агрессивность стражей явно снижалась по мере удаления команды от ядра.
— Что же там? — прошептал себе под нос сержант. Раньше этот вопрос его не беспокоил, однако теперь Фейзт постоянно возвращался к нему. Он думал о слепце, из–за которого произошло это побоище. Ублюдок наверняка следил за ходом битвы из безопасного отсека на ротном крейсере и бесился, слыша, как ускользает его трофей. — Что ты искал?
Ближе к периметру абордажники начали сталкиваться с остатками других отделений «ТЗ-красного». Все они понесли тяжелые потери, а уцелевшие солдаты были покалечены. Судя по поступающим докладам, остальным взводам повезло не больше. Как и ожидал Толанд, «ТЗ-синий» не отзывался. Как и раньше, никто из бойцов лейтенанта Шульце не вернулся. Как и раньше, капитан Фрёзе погиб вместе с большей частью роты.
— Что мне вообще удалось изменить? — спросил Фейзт.
Его отделение легко отделалось благодаря плазменному пистолету Лемарша, но в целом бойня следовала примерно тому же сценарию.
«Меня не порезали», — вдруг сообразил Толанд и стукнул кулаком по неповрежденной кирасе. На сей раз диски не сумели подобраться к нему, однако это не отменяло кровавой расправы над товарищами по роте.
«Может, я сумею попробовать еще, — подумал он. — В следующий раз лучше выйдет!»
— Нет! — донесся из какой–то немыслимой дали женский вопль.
Голова Фейзта словно взорвалась от боли, мир на мгновение вспыхнул белизной, и гвардеец снова оказался в лазарете. Перед ним стоял Ичукву, который с безразличным выражением лица поднимал для повторного удара трость с металлическим набалдашником. Вокруг фуражки комиссара нечестивым нимбом кружили мухи, а рот его шевелился, произнося неслышимые Толанду слова. К Лемаршу подходила сестра Темная Звезда: протестующе вскинув руки, она что–то беззвучно кричала, а за ее спиной держался тот самый пастырь. Еще дальше сержант разглядел лица ошеломленных товарищей, в том числе пару–тройку тех, кого раньше тут не было. Но не Шройдера… Нет, Стефан Шройдер исчез, стертый из этого варианта будущего, словно и не существовал никогда.
«Какой же бардак!» — думал Фейзт, глядя на разыгрывающуюся перед ним сцену.
Все вокруг подернулось синевой и двигалось так медленно, словно каждую секунду растягивали до точки разрыва. Казалось, весь мир пытается плыть вверх по реке, вода в которой сгустилась и уплотнилась.
— Меня… тут… не должно быть…
Слова выползли из Толанда протяжным стоном одновременно с тем, как Ичукву вроде бы ленивым, но жестоким ударом опустил трость на его череп.
Отшатнувшись, сержант упал…
…обратно в Резак — и за край тропы, на которой стоял.
Время резко проснулось и ускорилось, наверстывая упущенное. Фейзт летел в пропасть так быстро, что кристаллические пряди вокруг сливались в размытое пятно. Пока он несся сквозь паутину, промчавшийся мимо Режущий Огонь полоснул его по животу. Абордажник рассмеялся сквозь боль, понимая, что рана окажется точной копией той, которую он получил в первый раз. Спасения нет, и шансов больше не представится. Слишком поздно было с самого начала.
— Выживи, Толанд Фейзт! — услышал он призыв сестры Темной Звезды.
Нет… голос принадлежал не Асенате. Сержант вообще слышал не голос или что–то подобное, а жужжание, но смысл его понимал совершенно точно. Когда на краях поля зрения Толанда собралась тьма, а мысли начали угасать, боец осознал, что к нему обращается та самая муха.
И что она внутри его шлема.
