10

Состояние пробуждения принёс солнечный луч, который, пробиваясь через небольшую щель между занавесками, тонкой полоской через всю комнату насыщенным розовым светом, сквозь закрытые веки, бил Штефану в глаза. Кроме пробуждающего солнечного света будило и постоянное жужжание ещё не уснувшей и бившейся о стекло мухи. Открыв глаза, он несколько минут глядел на выбеленный, протянутый деревянными балками потолок, затем стал разглядывать комнату, пытаясь собрать в общую картину те отрывки событий, при помощи которых можно было бы понять или вспомнить, где он и как попал в эту кровать в каком-то непонятном доме.

Рядом с кроватью на стуле лежали его личные, постиранные и аккуратно сложенные вещи. Уют этой небольшой, но приятно устроенной комнате придавали часы с гирьками. Их механический, но в то же время приятно завораживающий равномерный ход наполнял эту комнату таким же равномерным и бесконечным спокойствием. Что касалось простуды, то чувствовал себя Штефан вполне хорошо, дышалось легко, и ему просто хотелось встать и выйти на свежий воздух. Но он не знал, где находится, и лишь совсем размыто вспоминал о хозяевах дома. Разобравшись с убранством комнаты, его настороженный слух воспринял звуки, доносящиеся с улицы. Куры закудахтали общим воплем и заставили Штефана сесть на край кровати, закружилась голова, и чтобы привыкнуть к вертикальному положению, он вновь положил голову на подушку. Он не знал, что проспал, не просыпаясь три дня и три ночи.

«Как неудобно перед людьми – вещи мои постирали. Что произошло? Я бы и сам мог постирать. Это что, они всю ночь не спали из-за меня?» Он вновь медленно сел и начал одеваться, разглядывая свою одежду, не понимая, зачем нужно было её стирать. От состояния неизвестности накатывало волнение, но в то же время в его голове проплывали короткие туманные воспоминания о двух стариках, которые приняли его в этом доме. «А где Михаил? Ведь мы собирались на охоту. Чёрт! Что произошло, почему я ничего не помню?» Между делом одевшись, он решил, что Михаил должен быть во дворе или эти дедушки скажут, где он может быть. «А может, я у проводника дяди Коли? Вроде так его звали?» Головокружение прошло, и, почувствовав себя уверенно на ногах, он стоял одетый посреди комнаты и не мог решить, что ему делать, как поступить. Где-то в глубине памяти он как бы чувствовал присутствие дурных или даже страшных событий, но не мог ничего вспомнить. Стараясь не шуметь, он, тихо ступая, сел на кровать и почувствовал выступивший на лбу пот. Сердце заработало интенсивнее, разнося по всему телу нарастающее волнение, переходящее, как ему показалось, в лёгкую атаку паники.

«Так, так, так. Стоп. Без паники, – Штефан оглядел свои руки, и только сейчас заметил затягивающиеся от порезов и ссадин раны на пальцах и ладонях. – Что это такое, где я мог так порезать руки? – невольно поднявшись с кровати, он забегал глазами по комнате в поисках зеркала. – Чёрт, зеркала, что ли, нет в доме? – Он судорожно начал ощупывать лицо и глаза. Под правым глазом он нащупал небольшой, продольный и уже затянувшийся корочкой след пореза или царапины. – Чёрт, на кого я похож! Что происходит? Как я в таком виде полечу домой?»

Подойдя на цыпочках к окну и немного раздвинув занавески в надежде увидеть кого-нибудь, Штефан разочаровался. Окно выходило на сторону леса, и кроме деревьев он ничего не увидел. «Может быть, в другой комнате есть зеркало?»

Так же, на цыпочках, он подошёл к закрытой двери, ведущей в другую комнату, взявшись крепко за ручку и надавив всем телом, так, чтобы дверь не заскрипела, легко открыл её и заглянул в соседнюю комнату. В доме стояла полная тишина, и ему казалось, что везде и даже на улице было слышно, как он передвигается по дому. Передняя комната была залита светом, занавески были стянуты к краям окон, которые выходили на сторону двора. Остановившись в дверном проёме, он не мог пошевелиться. Напротив него были окна, и сквозь них он сразу увидел одного из стариков. Застыв, как вкопанный, он чувствовал себя вором в чужом доме. Понимая, что хозяева знают о его присутствии, он всё же не знал, кто эти люди. Не отрывая взгляда, он наблюдал за передвижением старика, который что-то переносил с места на место. Штефан не хотел, чтобы хозяин вошёл в дом сейчас. Ему не хватало воспоминаний со вчерашнего дня. Мозг судорожно пытался структурировать отрывки событий, которые остались в голове, пытаясь выстроить хоть небольшую логическую цепочку до встречи с хозяином дома. Он стал разглядывать комнату, пытаясь найти в ней что-нибудь знакомое. Ведь логика подсказывала ему, что, если он пришёл в этот дом, тогда должен помнить, как он сюда входил, что видел и откуда он пришёл.

Напротив, меж окон, располагался кухонный, деревянный стол, накрытый скатертью, два стула, аккуратно приставленных к столу, и широкая деревянная скамья, устланная какими-то домоткаными ковриками. В углу у входной двери, на невысоком, но крепком табурете стоял бачок, накрытый деревянной кадушечной крышкой, на которой помещалась перевёрнутая вверх дном эмалированная кружка. Слева за дверью он увидел кухонный деревянный шкаф, а справа от дверного проёма до самой входной двери – большая высокая печь, от которой исходило лёгкое приятное тепло. Это было всё убранство в этой комнате. Взгляд вновь упёрся в скамью. Несколько секунд не отрывая взгляда, он вглядывался в старую, крепкую, искусно сделанную и по своей ширине больше похожую на лежанку скамью. Он чувствовал с ней какую-то связь, будто он уже сидел или лежал на ней: «Почему я ничего не помню?» Штефан заметил, что старик вошёл в сарай и не мог его видеть. Быстро подбежав к окну, он оглядел двор. Напротив, с левой стороны был ещё один дом, но виден он был лишь наполовину, прикрытый сараем. Напротив того дома через двор стояли большие деревянные ворота, одна створка которых была открыта. Посреди двора находился колодец, увенчанный деревянным срубом, и все строения были соединены сбитыми из досок дорожками, сходившимися в центре двора к колодцу. Больше никого не было видно.

Старик вышел из сарая и направился в сторону дома, в котором находился Штефан. Он шёл не спеша, отряхивая с одежды солому. Паническая атака, как кипятком ошпарила Штефана, Отпрыгнув от окна, он уселся на скамью, вдавившись спиной в стену. Его вновь бросило в жар, сердце колотилось так, что стук его, как ему казалось, был слышен во всём доме: «Сейчас он войдёт, и всё прояснится. Пусть тогда так. Надеюсь, я не в плену. В крайнем случае можно будет убежать. С одним стариком уж я как-нибудь справлюсь. Толкну его и убегу. К счастью, на дворе больше никого нет». Ожидание показалось вечностью. В дом никто не вошёл ни через минуту и ни через пять. Немного успокоившись, он пересел к окну и стал подглядывать во двор. На этот раз он увидел сразу двух стариков. Один, сидя в телеге, заехал на двор, а другой закрывал ворота. Затем один начал снимать с лошади упряжь, а второй разгружать из телеги ульи. Их слаженная работа вернула памяти Штефана несколько моментов, которые дали ему немного пищи для создания его долгожданной логической цепочки. Он отодвинулся от окна, и окинул взглядом скамью, на которой сидел. Пришли воспоминания, как он, всё ещё думая, что это было вчера, лежал на этой скамье в каком-то больном, нехорошем состоянии, а старички так же дружно и слаженно обихаживали его. Воспоминания потекли рекой. Он вспомнил, что один старик европейской внешности, а другой – алтаец с маленькими прищуренными глазами, которые, как ему казалось, он видел во сне.

Хоть очень затуманено, но кое-что удалось сложить в ряд. Теперь он вспомнил, что пришёл сюда один, без Михаила. Поэтому его здесь не может быть: «Но тогда, где он, и каким образом я пришёл сюда один? Что, чёрт возьми, произошло и продолжает происходить? Успокойся. Чего тут гадать. Сейчас всё решится. Они войдут в дом, и всё решится, – глубоко вздохнув, вытянув вперёд ноги и немного расслабившись, успокоил себя Штефан. – Всё равно уже ничего не изменишь. Только нужно как можно быстрее найти Михаила, ведь послезавтра у меня самолёт». Вдруг в голову пролился свет, и, подскочив на ноги, Штефан чуть не закричал вслух. «Старик ведь немец! Тот, который с бородой! Я ведь с ним на немецком общался. Нужно идти к нему». Подойдя к входной двери и взявшись за ручку, он остановился и подумал, как начать разговор, о чём спросить в первую очередь, но ничего не пришло в голову. «Ладно, когда они меня увидят, разговор завяжется сам собой». Он не успел надавить на дверь, как вновь поплыли воспоминания. Поток чётких картинок заполнил его, лишённый воспоминаний последних событий, наполовину пустой мозг. Он отпрянул от двери и с выраженным испугом в глазах, на подкосившихся ногах, с трудом, опираясь на стул, добрался до скамьи и, свалившись на неё, закрыл лицо руками.

– О майн гот! О майн гот! – теперь уже в полный голос кричал Штефан. – Не может быть, нет!! Это ужасно!! – Перед его глазами застыла сцена убийства Михаила и всех, кто находился рядом. Он вновь видел себя, в ужасе убегающего по лесу, и опять расстрел, и опять, и опять. – Что теперь будет? Что теперь? О майн гот!

Крик был слышен даже во дворе.

– Парень наш пришёл в себя.

Услышав крики, Георг побежал в сторону своего дома. Муклай, также оставив дела, поспешно направился вслед за Георгом. Подбежав к входной двери, Георг остановился, вздохнул и, спокойно открыв дверь, вошёл в комнату. За ним вошёл Муклай и, тихо прикрыв за собой дверь, сразу направился к печи, на которой стоял чайник с тёплым травяным отваром, и налил в кружку. Сев на скамью рядом со Штефаном, Георг крепко взял его за плечи, повернул к себе лицом, прижал к себе и тихо, но в то же время властно сказал:

– Мы рядом, с тобой ничего не случится. Всё, что произошло, уже произошло, и ничего нельзя поменять. Ты сейчас в безопасности, мы поможем тебе чем сможем. Это я, Георг, а это Муклай.

Услышав родную речь от человека, в объятиях которого он находился, Штефан действительно притих и задышал спокойней. Муклай протянул Георгу кружку с отваром и отошёл к печи.

– Вот выпей, тебе необходимо много пить. Это хороший отвар, – поднеся кружку к самым его губам, так же спокойно произнёс Георг. Крепко схватив её обеими руками, Штефан в два глотка выпил содержимое и принял из рук Георга влажное, прохладное полотенце.

– Оботри лицо и подыши, спокойно подыши.

Обтерев лицо влажной свежестью, глядя Георгу в глаза, сквозь сдавленную горечью грудь он выдавил трясущимся голосом:

– Их всех расстреляли, из автомата расстреляли. Михаила, всех. Даже лошадей, – он медленно и прерывисто сделал глубокий вдох, и было слышно, как дрожит грудная диафрагма от вновь напавшего на него страха.

– Всё будет хорошо. Тебе ничего не угрожает. Ты в безопасности, – продолжал успокаивать его Георг. – Пойдём, выйдем на свежий воздух, подышишь, подвигаешься немного, и станет легче, вот увидишь. Пойдём, вставай.

Штефан растерянно встал и двинулся вслед за Георгом во двор. В голове происходила кутерьма, он не знал, как себя вести: «То ли просить стариков, чтобы сообщили в милицию, то ли просить, чтобы молчали и ничего не разглашали; а может, пусть просто помогут добраться до ближайшего города, где есть какое-нибудь западное представительство?» Справа от крыльца под небольшой молоденькой берёзой стояла скамья и стол.

– Присаживайся, Штефан, – пригласил сесть Георг и, держа свою руку на его плече, слегка похлопав, обошёл стол и присел напротив. Муклай сел рядом со Штефаном.

– Ты можешь всё рассказать, если хочешь. Если выльешь из себя то, что тебя тревожит, то тебе станет легче. Выплесни из себя страх, и тогда мы все вместе решим, как действовать далее. Ты можешь полностью нам довериться. Муклай не говорит на немецком, поэтому не смущайся его присутствием. Если желаешь, то он оставит нас одних.

Солнце вышло из тени деревьев и, прорезая пространство, направленным лучом осветило Георга. В этот момент Штефан поднял глаза и впервые осознанно оглядел старика, в чьём доме он сегодня проснулся. Залитый солнечным светом, излучающий спокойствие и уверенность, Георг был воспринят Штефаном как родной, как спаситель, который сделает всё, чтобы помочь ему в этой ужасной ситуации. Серебряная гуща бороды и бровей отражала солнечный свет, и Штефану казалось, что он ослеплён этим отражением. Из всего этого серебристого свечения прямо и гордо глядели большие синие глаза, взгляд которых мощным, светлым потоком заливал сознание Штефана и приводил его в состояние покоя. Он не хотел оторвать взгляда, чувствуя, какое облегчение втекало в его тело. Все молчали. Седой старик продолжал глядеть на Штефана, переливая в его глаза энергию покоя, которую в Штефане сжёг страх. Муклай сидел рядом со Штефаном и напряжённо наблюдал за глазами Георга. Руки его лежали на завёрнутом в полотенце для поддержания тепла чайнике, который он принёс с собой. Не отрывая взгляда от глаз Георга, он медленно раскутал полотенце, взял чайник и налил в рядом стоящую кружку отвар. Взял её в руку, но не стал пить, а лишь приподнял её над столом и слегка направил руку к Штефану. Он выжидал нужный момент, в который должен был отвлечь взгляд Штефана от глаз Георга. Перекачка энергии была для него обычным делом, и он знал, что нужно иметь чувство меры и вовремя остановиться или остановить, как в данном случае. Муклай понимал, что сейчас, имея возможность помочь своему земляку, а может, и родственнику, Георг может отдать больше, перейдя черту возможного. Хотя прошло не более двух минут, но Штефан потерял чувство времени и был возвращён в реальность лёгким похлопыванием по плечу. Перед его взором, перекрыв возможность видеть глаза Георга, появилась рука, держащая кружку, из которой исходил аромат и пар. Он отпрял назад и взглянул на Муклая, который говорил ему что-то на русском языке.

– Выпей, Штефан. Заботе Муклая нет границ, – с улыбкой произнёс Георг. – Тебе нужно много пить, выпей, пожалуйста.

Терпимо горячая, горьковатая жидкость травяного отвара полностью пробудила Штефана, и он почувствовал себя готовым к разговору с седым стариком, который сидел напротив него. Сделав несколько глубоких вдохов, понимая, что его никто не торопит, он начал рассказывать о событиях, которые произошли с ним два дня назад.

Изложение произошедших с ним событий заняло более часа. Штефан рассказывал медленно и подробно, начиная с поездки к кургану «Аржан» и заканчивая настоящим моментом. Его никто не перебивал и не переспрашивал. Оба старика слушали эту страшную историю не из любопытства. Излагаемые события им были не интересны, но нужно было понять причину психического потрясения, произошедшего с человеком, который сидел напротив и нуждался в духовной поддержке. Было необходимо дать ему чувство присутствия настоящего друга рядом. Георг и Муклай чётко понимали и видели разорванность энергетических, информационных тел Штефана, а также понимали, что в таком состоянии отправлять его домой, на родину, нежелательно.

– Я не знаю, где я сейчас нахожусь. Михаила больше нет, и теперь я даже не знаю, как мне попасть домой. Послезавтра, пятнадцатого числа, у меня обратный билет до Москвы и дальше в Швейцарию. Что мне теперь делать, как поступить? Я просто хочу уехать отсюда, лучше ещё сегодня, – растерянным голосом, с просящим о помощи взглядом, тихо произнёс Штефан. – Вы не могли бы мне помочь?

Поняв, что «турист» вряд ли улетит в назначенный срок, Георг обратился к Муклаю:

– Паспорт у него в кармане, а вот билета я не видел. В его куртке кроме паспорта ещё что-то было? Ты не видел билет? У него на сегодня билет до Москвы. Я думаю, что рейс из Барнаула, Бийский аэропорт то работает, то нет.

– Только паспорт был в кармане, во внутреннем, а в наружном, вот здесь, – Муклай похлопал себя по бедру, – там какой-то камушек был. И всё. – И Муклай добавил: – Пятнадцатое сентября сегодня!

– Да, я понял, что он ещё не осознал свой трёхдневный сон. Он думает, что вчера к нам пришёл. Прозевать самолёт – это полбеды, улететь можно и следующим рейсом. Тут другая проблема. С психикой его надо что-то делать. Я предлагаю подлечить его немного, чтобы пришёл в себя, чтобы уравновесился. Да и личное необходимо выяснить и обговорить. Я уверен, что это он.