Часть четвертая. Волк и Орел

— Пристегнитесь, майор.

Майор уже пристегнулся.

— Сегодня полет будет недолгим, сэр.

— Ну, раз ты так говоришь, — передернул плечами Майкл Галлатин, занимавший заднее сидение самолета «Вестланд Лисандр». На нем была его выгоревшая на солнце пыльная форма британских вооруженных сил для Западной пустыни: влажная от пота рубашка с короткими рукавами, шорты, серые гольфы и ботинки цвета загара. Вокруг его шеи оборачивался темно-синий платок, предназначенный для защиты от мелких травм, вызванных постоянным попаданием песка, мелкие ранки от которого грозили серьезными инфекциями в суровом климате и могли привлечь насекомых. Также на майоре сидела офицерская фуражка цвета Ливийской пустыни — оттенка бесконечного песка и серых камней. В тесном пространстве под ногами лежал его вещмешок, в котором находились сменная одежда, фляга, бритвенные принадлежности и его надежный американский автоматический «Кольт» 45-го калибра. К своим знакам отличия он относился довольно небрежно и иногда даже предпочитал их не носить, что не вызывало никакого одобрения в глазах старших офицеров, однако все, кто был ниже рангом, проникались к нему негласным уважением. Так или иначе, высшие чины были информированы, что донимать этого человека по пустяковым поводам им не следует, согласно важному письму, которое он привез с собой из Лондона.

— Погодка для полетов сегодня хороша, сэр. Доберемся, не спеша, — сказал молодой пилот с акцентом кокни, и кривовато осклабился, обнажив неровные передние зубы. Он, очевидно, наслаждался нервозностью своего пассажира. — Беспокоиться не о чем.

— А кто беспокоится? — парировал Майкл, выпалив свой вопрос слишком быстро. Для него подниматься в небо в пустыне Северной Африки в середине августа никогда не было приятным занятием, настроение оно ему, во всяком случае, не поднимало. Небо могло быть безоблачным, но чаще оно было бледно-молочного цвета — больше белого, чем синего — как будто это жестокое солнце даже безграничную небесную высь могло опалить.

Вздохнув, Майкл неуютно повел плечами.

— Просто у нас разные впечатления от полетов. Тебе, например, нравится летать.

Майкл и впрямь осознавал, что начинает заметно нервничать, посему приказал себе расслабиться. Но сказать легче, чем сделать. Он никогда не мог подолгу выносить перелеты. Возможно, он испытывал к ним некоторое недоверие, со временем переросшее в страх. Впрочем, страхом он тоже не в полной мере мог это назвать. Скорее, он просто недолюбливал заточение в тесном пространстве на высоте более ста тысяч футов над землей. Это казалось ему еще более неестественным, чем морские путешествия.

Хотя на этот раз он переживал не столько по поводу самого факта полета, сколько по поводу непосредственно самолета. Этот инвалид с обрубленным носом и широкой талией осыпался буквально на ходу, шасси его двигались резко и неуклюже, и Майклу казалось, что этот пережиток авиации больше годится для прошлой мировой войны, чем для нынешней. Этот «Вестланд Лисандр» мог считаться антиквариатом еще во время своего первого вылета в 1936-м году, а сейчас на дворе стоял 1941-й. Трудно было поверить, что он вообще может подняться в воздух. Маневренным Лисандр тоже не был — три военных истребителя могли взлететь, сделать круг и сесть на посадочную полосу, прежде чем этот самолет только оторвался бы от земли. Майкл поерзал на неудобном жестком кожаном сидении, чувствуя, что начинает сильно потеть, и невольно подумал, что этот клятый «Лисандр» недаром был назван в честь спартанского генерала. А спартанцы, как он знал, слыли довольно категоричными: со щитом или на щите. Сильные слова, однако сейчас они не воодушевляли.

Аэродром в оазисе Бир Аль-Кабир был построен наспех и сплошь состоял из сборных конструкций и палаток, проделавших путь в 224 мили на восток из Каира. Растущие вокруг водопоя тощие пальмы таким вмешательством были явно недовольны, да и вода тоже — она отдавала запахом и даже вкусом тухлых яиц, и трудно было представить, как жизнь вообще может зародиться в таком злобном месте, где температура днем поднимается до 120 градусов. Иногда по рядам палаток проносились порывы горячего ветра, гудевшего в двигателях, шуршавшего по брезенту и пропадавшего лишь в короткой страдальческой тени.

Здесь шла война, и не только между британцами Черчилля, немцами Гитлера и итальянцами Муссолини… иногда война шла между британцами и бесконечными вторжениями сотен тысяч кусачих насекомых. Или между британцами и целыми месяцами дней под палящим солнцем, когда губы трескались от жажды, а слюна высыхала во рту за несколько секунд. Или между британцами и пустым горизонтом, под которым благодаря безжалостным лучам появлялись миражи в виде огромных мерцающих озер, словно выполненных из белого стекла…

Первый из «Спитфайров» начал взлетать, погружая других пилотов позади себя в облако песка и пыли, и юный кокни за штурвалом «Лисандра» прищурился.

— Вы, похоже, важная птица, сэр, — хмыкнул он. — Не у каждого тут такой эскорт, прошу прощения.

— Скажем так, от меня есть кое-какая польза.

Двигатель «Лисандра» загудел и заговорил, как ворчливый старик. Юный пилот приготовился к взлету, ожидая, пока взлетят второй и третий «Спитфайры», а это могло произойти в любую минуту.

— Это Роджер. Мы ждем. Прием, — проговорил пилот в свою гарнитуру.

Второй истребитель, ревя, взмыл в небо. Третий вырулил на взлетную полосу.

Майкл сверился со своими наручными часами «Ролекс». Он надеялся, что после встречи в штаб-квартире в Каире сможет пообедать на тенистой веранде клуба «Пайпер». Он даже не представлял, сколько этих обедов пропустил, и с тоской вспоминал о целом блюде мяса с апельсинами и о прекрасном холодном пиве. Если там будет два сорта пива, день можно будет считать удачливым. И на сон останется целых двенадцать часов на простынях из египетского хлопка.

Третий «Спитфайр» взлетел, оставляя за собой облако пыли.

— Вот и наш черед, сэр, — бодро сказал пилот. Майкл подумал, что молодой человек упивался собственным садизмом, когда начал довольно резкими рывками выводить самолет на полосу, словно хотел нырнуть в воздух без необходимого разбега. Шум двигателя был оглушительным, как бой кузнечных молотов по металлическим барабанам, отбивающий свой сумасшедший ритм внутри этого жуткого самолета, и Майклу казалось, будто он слышит, как ослабляются крепления крыльев «Лисандра».

— Роджер. Мы на пути, — сообщил пилот своему диспетчеру. — Прием.

Он включил тягу и начал руление.

Главным талантом «Лисандра» было то, что ему не требовалась очень длинная взлетная полоса, и он смог оторваться от земли за десять секунд. «Спитфайры» уже ждали его в небе, кружа над полем.

Майкл при взлете напрягся, как струна, сжал руки на коленях и постарался унять сердцебиение, хотя все попытки и оказались тщетными.

— Сегодня пойдем на пятнадцати тысячах, сэр, — сообщил пилот. — Так что по пути сможете хорошо рассмотреть пустыню, вид отличный.

Пустыня — это последнее, что Майкл Галлатин хотел сейчас видеть. Вся его четырехдневная миссия здесь состояла из постоянных видов пустыни. Он знал, как его называли на аэродроме: Майор Чудак. Так говорили, потому что после каждого захода солнца он проезжал через посты охраны на открытом грузовике «Моррис» и возвращался обратно за час до восхода. Люди знали, что он был офицером разведки, но не понимали, почему он работал один. Они не знали, что, уехав далеко в пустыню, Майор Чудак останавливал свой грузовик, снимал форму, складывал и прятал ее, а после… обращался в существо, которое вряд ли можно было описать словом «чудак». Он перескакивал песчаные барханы и огромные камни размером с кулак титана, направляясь на запад на четырех лапах, маскируясь в ночи. Он делал пометки в своем человеческом разуме по мере того, как зверь, вышедший наружу, изучал окружающий пейзаж: мягкие песчаные ямы, которые могли поглотить грузовик или танк, дюны, в коих могли увязнуть ноги солдата, как в желе, обширные плоские равнины, покрытые щетиной кактусов, поднимавшихся ввысь и снова падавших в бездны. Он также искал немецкие мины, скрытые под тысячами песчинок и каменистой коркой, потому что он мог чувствовать их металлический запах и ощущать опасность, исходившую от них не меньше, чем от змей, к которым он иногда подбирался слишком близко. А вокруг было очень много металла и много взрывчатого вещества. Воздух был насыщен этими запахами.

Майкл использовал свое обостренное чувство направления, чтобы пометить эти минные поля на карте, которую запечатлел у себя в голове, а далее он запоминал расположение немецких патрулей и изучал передвижение войск и бронетехники, оставаясь незаметным для синих ламп с форпостов врага, где стояли пулеметные вышки, а вокруг были размещены мины «Прыгающая Бетти», нацеленные на то, чтобы взрываться под землей и разбрызгивать раскаленно-красную шрапнель.

Работа Майкла состояла в том, чтобы найти путь для британской армии, которая должна была продвинуться на запад и снять осаду с африканского корпуса близ Тобрука, где более двадцати четырех тысяч солдат Содружества были схвачены в стальное кольцо 10-го апреля.

Вернувшись на аэродром, Майор Чудак направлялся в радиорубку, откуда отправлял свои наблюдения в штаб-квартиру в Каире. Сведения были зашифрованы с помощью британских детских песенок. Можно сказать, будущее войны в Северной Африке и жизни многих тысяч людей зависели от того, сумеет ли злой и голодный волк найти нужную дверь к немецким поросятам.

— Проще простого, — возвестил пилот. — Проще пареной репы.

Они заняли свои позиции позади и чуть ниже двух истребителей, третий летел замыкающим. Они двигались на восток. Шум двигателя «Лисандра» продолжался на протяжении всего пути, и Майкл, снова проверив для надежности ремни, прикрыл глаза и попытался отдохнуть.

Вчера произошла одна из тех редких встреч, которая внесла в жизнь Майкла интересную загадку. Такие истории — он полагал — должны быть описаны в книгах.

Он направлялся в свое временное жилище после того, как послал зашифрованную радиограмму, когда кто-то вдруг остановился рядом с ним.

— Простите, сэр. Майор?

— Да? — Майкл слишком устал и слишком хотел спать, поэтому чувства его притупились. Он увидел молодого человека в запыленной униформе Западной пустыни с отличительными знаками капрала. Он отсалютовал, Майкл вернул ему приветствие, затем улыбнулся и предложил руку для рукопожатия. Капрал ответил тем же.

— Я так и подумал, что это вы, сэр! — воскликнул молодой человек с улыбкой, столь же запыленной, сколь и его униформа. На лице его оставались светлые круги, куда не мог проникнуть загар из-за защитных очков, которые он носил. — Если помните… мы с вами в одной компании, можно сказать, вышли сухими из воды некоторое время назад, сэр. Могу я спросить… что вы здесь делаете?

— Я здесь по долгу службы, — ответил Майкл.

— О… да, конечно. Ну… я здесь по той же причине. Столько всего произошло! Знаете, она спрашивала меня, не хочу ли я вернуться в морфлот, но я ответил, что на суше мне теперь комфортнее, чем на море, — он сделал паузу, но понял, что майор его не понимает, и пояснил. — Я и Мариэль. Мы поженились в прошлом апреле, сэр. Через три года после нашей встречи.

— Билли, — кивнул Майкл. — Это чудесная новость.

— Спасибо, сэр. Мне с ней повезло, она чудесная.

— Не сомневаюсь в этом. Твоя компания будет двигаться по восточному направлению? — Майкл видел несколько грузовиков вокруг Бир Аль-Кабирского оазиса, и отметил, в каком направлении они движутся.

— Да, сэр, нас оттягивают назад. Прошлой ночью мы столкнулись с довольно жестким отпором. Несколько танков отправилось искать неприятности.

Майкл кивнул. Что бы ни случилось, Билли явно преуменьшал. Выходя на волчьи пробежки, Майкл никогда не пропускал вспышки артиллерийского огня, и иногда он слышал выстрелы и взрывы гранат. Возможно, между официальными мероприятиями основных армейских сил сейчас наступил небольшой перерыв, но затишья в маленьких боях не наступало никогда — такие битвы происходили между отрядами и взводами, бравшими на себя основную и самую горькую часть расплаты за войну.

Майор и капрал поговорили еще несколько минут, а потом для Билли настало время вернуться к своей группе.

— До свидания, сэр, — попрощался он, и Майкл пожелал Билли Бауэрсу и его молодой супруге всего счастья в мире. Тот в ответ пожал ему руку, и каждый пошел своей дорогой.

Сейчас же, на пятнадцати тысячах футов над пустыней, Майкла мучил кошмар о волке, падающем с неба. Его разбудил сильный толчок.

— Все в порядке? — спросил он пилота, и голос его прозвучал чуть более пронзительно, чем он хотел.

— Все хорошо, сэр. Просто расслабьтесь.

Майкл посмотрел на часы. В общей сложности прошло лишь девятнадцать минут с тех пор, как они покинули аэродром. Майкл внутренне застонал и снова сдвинулся на сидении, насколько позволял тугой ремень.

— Ох, божечки! — выдохнул пилот, и сердце его пассажира резко подпрыгнуло, потому что он уже знал, что что-то пошло не так.

Один из истребителей резко накренился и нырнул вправо. Через плексиглас Майкл заметил блеск металла, поднимавшийся от земли. Два самолета? Они шли быстро, примерно на двенадцати тысячах футов, и по форме напоминали известных немецких воздушных хищников «Мессершмитт Bf 109», раскрашенных камуфлирующей краской, предназначенной для пустынного пейзажа. На черном хвосте того, что летел впереди, маячила белая нацистская свастика.

— Боже! Боже! — выкрикнул пилот, голова которого лихорадочно вертелась из стороны в сторону в поисках новых вражеских истребителей. Ему делало честь то, что в этой ситуации он умудрялся удерживать «Лисандр» устойчиво. Через несколько мгновений чернохвостые «Мессершмиты» промелькнули по обе стороны от «Лисандра», набирая высоту. «Спитфайр» позади самолета Майкла сел ему на хвост.

— Спокойно! — вдруг очень громко воскликнул молодой человек, явно обращаясь к самому себе.

Второй «Bf 109» открыл стрельбу. Трассирующие снаряды пронеслись по небу. Попавший на линию огня «Спитфайр» накренился и ушел вниз. Майкл видел, что он пытался занять атакующую позицию за 109-м: под крылом заблестели пушки, и снова трассеры потянулись к своей цели, однако не достигли ее. Майкл посмотрел чуть левее и увидел, как чернохвостый 109-й зашел сзади первому «Спитфайру» и теперь нагонял его. «Спит» нырнул вправо, и «Мессершмитт» последовал за ним. Немецкие трассеры нарисовали в небе узор, который даже можно было назвать красивым, не будь ситуация такой напряженной. «Спит» качнулся влево, снаряды нашли его, беспощадно оторвав куски металла от фюзеляжа. Подбитый самолет нырнул ниже, и 109-й ринулся вслед за ним, в то время как третий «Спитфайр» сел на хвост другому «Мессершмитту» и удерживал позицию на невероятной скорости.

— Это 109-й Рольфа Гантта! — произнес пилот, и его голос звучал приглушенно — одновременно от страха и благоговения. — Нужно убираться!

Он усилил тягу, двигатель взревел так сильно, как только могли взреветь эти исцарапанные песком мощи, и «Лисандр» ринулся носом вниз, отчего Майкла почти подбросило, а ремни впились в тело так, словно собирались разрезать его на части. Он всячески старался не кричать, но желание нарастало с каждой секундой.

Снижение было быстрым.

И вдруг что-то начало снижаться быстрее. Горящая передняя часть фюзеляжа «Спитфайра», пронзенная пулеметной очередью и примерно двадцатью пушечными снарядами величиной с кулак. Сбитый самолет пролетел мимо «Лисандра», его контрольные кабели, свисавшие с разломанного корпуса, болтались, как порванные вены. Чернохвостый 109-й улетел прочь от падающих обломков.

Майкл наблюдал за тем, как «Мессершмитт» уклонился от трассеров «Спита», зашедшего ему в хвост. Самолет снова начал набирать высоту и вдруг снизил скорость, отклонился влево, и «Спит» пролетел мимо него, ощутимо отдалившись. По мере того, как «Спитфайр» пытался вернуться на нужный курс, чернохвостый 109-й выполнил полный переворот и принялся стрелять по животу британского истребителя. Куски металла разлетались в стороны. Ярко-красное пламя взметнулось и распространилось вдоль правого крыла. «Спитфайр» перевернулся, и 109-й добил его выстрелом разрывных снарядов пушки. Эбеновый дым и багровые языки пламени вырвались из двигателя «Спита», пропеллер замер, и самолет полетел вниз, в пустыню, лежавшую в десяти тысячах футах под ним.

Майкл вытянул шею в попытке разглядеть третий истребитель, воюющий за свою жизнь с немецким орлом, а затем еще один чернохвостый ас вступил в бой. Трассеры, казалось, летели во всех направлениях. Самолеты стреляли крест-накрест, однако затем 109-й с маскировочной окраской сделал ошибку, потерял синхронизацию в полете и вышел на линию огня извилистых пулеметных очередей. Из двигателя повалил черный дым, одна из лопастей пропеллера отвалилась. По мере того, как 109-й начал уходить в пике, из него вдруг выпорхнул купол парашюта, после чего пилот «Мессершмитта» исчез из поля зрения.

— Ниже, детка, ниже! — прикрикнул молодой пилот Роджер, пытаясь увести свой «Лисандр» прочь. Его пассажир молчал, всеми силами стараясь сохранить самообладание, хотя его руки и ноги дрожали, и вся тридцатилетняя жизнь проносилась перед глазами.

Оставшиеся «Спитфайр» и «Мессершмитт» выполняли маневр за маневром, то и дело поворачиваясь друг к другу. Майкл, замерев, наблюдал, как пилоты боролись за нужную позицию и старались не дать занять ее противнику. Трассеры прострочили пустой воздух, хотя секунду назад цель еще была на линии огня. Столкновения едва удалось избежать. Один самолет резко набрал высоту, другой нырнул вниз, раздался визг. У Майкла пересохло во рту, мозг работал лихорадочно, одновременно пытаясь бороться с паникой: он понимал, что чернохвостый 109-й своим элегантным маневром поворачивался к ним, надеялся захватить их в нужную позицию и открыть огонь.

Трассеры протянули свою смертельную руку к ним, и время будто замедлилось, задерживая этот смертельный и благоговейный момент.

Молодой пилот резко развернул самолет в другую сторону, чтобы уйти от обстрела влево, но они были в максимально незащищенной позиции, спрятаться было негде. И трассеры настигли свою цель.

Майклу показалось, что самолет катится по гравийной дороге.

Это была грубая встряска. По лобовому стеклу пошли трещины, и, по меньшей мере, одна пуля прошла через него. Отверстия появлялись в нижней части, затем в крыше. Пилот сдавленно вскрикнул. Майкл помимо запаха жженого металла почувствовал запах свежей крови. Красный туман закружился в воздухе, прежде чем подняться вверх. Затем 109-й промелькнул и пролетел вперед, оставляя «Лисандр» в его агонии от ранений, пока его двигатели шумели, как избитые бойцы, лихорадочно хватающие ртом воздух. Ремень сильно натянулся на Майкле Галлатине, а уже через секунду его вжало в сидение. «Лисандр» начал терять высоту. Пилот уронил голову вперед.

Боже, храни короля, — нервно подумал Майкл в бешеном ритме, когда небо стало землей, а земля стала небом. Он с силой ухватился за две резиновые рукояти на задней стороне сидения пилота и подумал, как нелепо, наверное, выглядят все попытки к спасению здесь, на такой высоте, когда самолет пикирует со скоростью больше двухсот узлов в час.

Рядом с «Лисандром» блеснул металл. «Спит» и чернохвостый 109-й продолжали сражаться на пути вниз. «Спитфайр» явно был поврежден, из двигательного отсека валил черный дым, который, вероятнее всего, слепил пилота. Самолет Рольфа Гантта проделал ему больше дюжины дыр в фюзеляже, два бойца вновь бросились друг на друга, лоб в лоб, отчаянно стреляя. На следующем вираже Майкл заметил, что 109-й Рольфа Гантта потерял часть правого крыла, и та отлетела прочь, но мгновение спустя пули немецкого орла нашли свою цель. Вся передняя часть «Спитфайра» взорвалась, и самолет будто сложился, крылья сомкнулись, фюзеляж скомкался, как консервная банка, на которую наступили. В следующий миг «Спит» просто развалился, и его горящее тело — похожее на труп с распростертыми руками и ногами — рухнуло вниз.

— Сейчас, сэр! Сейчас, сэр! — простонал пилот, стараясь бороться с бессознательным состоянием и усиленно разгибал спину, чтобы вновь взять под контроль управление самолетом.

Майкл и сам был близок к тому, чтобы потерять сознание. Кровь прилила к его лицу и ревела в ушах. Он практически повис на рукояти, держась за нее с отчаянной силой перепуганного насмерть человека.

— Сейчас, сэр! Сейчас, сэр! — продолжал повторять пилот, и голос его звучал мучительно.

И вдруг — неожиданно — ему удалось совладать с собой, «Лисандр» выровнялся. Он все еще стремительно терял высоту, и к нему приближался ландшафт из желтого песка и черных скал, располагавшийся примерно в тысяче футов внизу, однако пилот сумел вытянуть руль и поднять нос самолета.

— Есть, сэр! — крикнул он с кровавым триумфом во рту.

Что-то огромное и темное пронеслось над ними, затем прокатилось по левому крылу «Лисандра» и буквально пнуло громоздкий самолет в небе. Майкл увидел над головой живот 109-го. Обездвиженный пропеллер был охвачен огнем. «Мессершмитт» падал.

И снова молодой пилот принялся бороться за управление самолетом. На этот раз было понятно, что шанс на удачу совершенно мизерный. Майкл осмелился посмотреть налево и увидел, что левое крыло разорвано в клочья.

— Вы можете выбраться, сэр? — спросил пилот, сознание которого было затуманено болью. Вопрос был лишним, ведь парашюта на его пассажире не было.

— Посади нас! — приказал ему Майкл. — Ты сможешь, давай!

Пилот кивнул. Он зашелся глубоким грудным кашлем, и кровь брызнула на разбитое стекло перед ним.

— Да, сэр, — сумел вымолвить он.

«Лисандр» скользнул влево, но пилот выровнял его. Затем «Лисандр» отклонился вправо, и пилот снова стабилизировал его, собрав в кулак всю свою волю и волю изорванного в клочья самолета, заставляя в этой посудине работать все, что еще может работать. Он двигался медленно, с узнаваемой неторопливостью умирающего бойца. «Лисандр» завалился на свое изломанное крыло, земля метнулась навстречу, угрожающе близкими показались песок и острые скалы. Майкл примерно прикинул, что протянуть осталось футов сто, а потом…

Он отчаянно думал, что стоит приободрить пилота, однако прекрасно видел, что толку от этого никакого не будет.

— Я пытался, сэр, — произнес пилот голосом, который теперь казался страшно далеким и почти неслышным, будто он пропадал во времени и растворялся в нем.

Пятьдесят футов, подумал Майкл. На его лице выступили крупные бусинки пота.

Тридцать футов.

— Да, сэр, — сказал пилот, отвечая на какую-то ему одному известную команду.

Они врезались.

Послышался хруст кости — совсем рядом. Майкла отбросило в противоположный конец самолета так сильно, что он услышал, как его плечо рванулось в сторону, чудом удержавшись на теле, а внутри будто взорвалась граната. Фуражка слетела, левая сторона лица врезалась в навес, который, к его удивлению, остался целым. Возможно, челюсть и скула его были сломаны — он не мог сказать точно. Боль затуманила разум. Левая рука похолодела, держаться было не за что.

Раздался стук срывающихся металлических креплений, и «Лисандр» проехал на животе по земле, потому что его шасси не опустились. Далее следовала бесконечная череда ударов о камни и песок. В своем движении «Лисандр» развернулся в прежнее положение и вскоре, наконец, остановился. Майкл Галлатин сидел с лицом, обращенным на запад — истекающий кровью и избитый — среди симфонии металлических стонов, скрипов, скрежетов и приглушенного стука двигателя, напоминавшего медленное сердцебиение умирающего.

Через несколько секунд он ощутил сладковатый горячий запах нагретого металла и горький аромат дыма.

Майкл моргнул, пытаясь прийти в себя. Челюсть все еще на месте?

Дым начал заполнять разворошенный салон.

Нужно было двигаться.

Стоило хоть немного пошевелиться, как левую руку пронзила острая боль от плеча до ключицы. Ему с трудом удалось отстегнуть ремень безопасности и освободиться, работая лишь правой рукой. Во рту была кровь, и Майкл с отвращением сплюнул. Сумев открыть дверь, он выбросил свой вещмешок и сам, постаравшись осторожно выбраться, упал на песок. Безжалостная боль вновь прострелила поврежденную руку, и Майкл с силой стиснул зубы.

Маленькие языки пламени начали вспыхивать вокруг двигателя разбитого самолета.

— Выбирайся оттуда! — закричал Майкл пилоту, но молодой человек не двигался. Он постарался подняться, однако тут же снова упал — удержать равновесие он сейчас просто не мог. Тем временем огонь рос, и необходимо было вытащить раненого пилота как можно скорее. Подняться удалось не без труда, Майкл несколько раз споткнулся, промычав ругательства на родном языке от боли в левом плече, и, наконец, сумел выпрямиться. Яростное солнце нещадно слало свои самые жаркие лучи прямо в его череп. Из обеих ноздрей сочилась кровь, левый глаз отек и заплыл. Майкл вытер нос тыльной стороной ладони и нашел поблизости один из металлических прутьев, которые пролегали вдоль навеса пилота. Он постарался поднять навес, правая рука напрягалась изо всех сил, но крышка была заперта изнутри. Майкл отчаянно застучал по забрызганному кровью плексигласу. Пилот пребывал на грани между явью и обмороком, он повернул голову, чтобы показать окровавленную маску на нижней части своего лица. В оцепенении он уставился на Майкла Галлатина. На рубашке пилота проступало расплывавшееся красное пятно, и это означало, что, как минимум, одна пуля точно попала ему в грудь.

— Открой! — крикнул Майкл, однако молодой человек его не слышал. — Открой свой навес!

Пилот просто смотрел на Майкла, его опухшие глаза были тяжелыми.

— Открой навес, слышишь?! Ну же, давай! — призывал Майкл, начав молотить по плексигласу кулаком здоровой руки. Тем временем огонь из двигательного отсека переместился к кабине. Опасное тепло заставило Майкла отшатнуться.

Сгусток красного пламени проскользнул в кабину пилота. Роджер продолжал молча смотреть на Майкла Галлатина, даже когда загорелся и уже перестал походить на человека — из его горла не вырвалось ни звука.

Перед глазами Майкла жизнерадостный пилот превратился в живой факел. В какой-то момент одна покрытая черной коркой рука дернулась, будто собиралась нажать кнопку и открыть навес, однако затем она лишь вновь упала в огонь, и это выглядело, как пир целого роя пчел, обращающего все вокруг в прах.

«Лисандр» утопал в огне, посылая в небо черный столб дыма. Майкл отошел подальше от пожарища. Навес почти тут же взорвался со звуком выстрела дробовика.

Оказавшись на достаточном расстоянии, Майкл сел на землю, как мальчик у летнего костра, и позволил себе забыться, потому что теперь ему уж точно некуда было спешить. Тьма навалилась на него, словно солнце решило внезапно скрыться с опаленного неба. Падая, Майкл приземлился на поврежденное плечо и успел испустить мучительный вздох боли, однако глаза его уже закрылись, и сознание ускользнуло от него.