Глава 9
Рид, маркиз Торнейский
Степняки бесновались под стенами, обещая маркизу самые страшные кары. Даже для выполнения десятой части угроз им понадобился бы не один маркиз, а минимум пять штук, так что Рида все это совершенно не трогало. Шавка лает, ветер носит.
Рид восьмиэтажно послал их со стены в дальнее путешествие.
Спать хотелось – жуть. Но надо было выслушать доклады от заместителей.
Первым явился Стивен Варраст.
– Отправил голубей. Сразу штук десять, всех, что остались.
– Остались?
– Степняки же… а птиц кормить надо.
Рид понятливо кивнул. В Степи почтовые голуби распространения не нашли – и почтения к ним никто не питал. Хорошо еще, не сожрали. Ладно, авось какая птица и долетит до своих.
– Что с гвардией?
– Человек тридцать на ногах, остальные никакие. Кто ранен, кто убит.
– Организуй дежурство, пусть работают наравне с остальными.
– Уже. Да ребята и сами не чинятся, все мы в одной крепости сейчас…
Рид кивнул.
– Да. Хорошо бы денек передохнуть.
– Денек? Передохнуть?
Стивен Варраст только что рот и открыл. Рид язвительно фыркнул.
– Дядюшка, как ты думаешь, мы сможем удержать Доран?
– А… э…
– Я тоже думаю, что не сможем. Против пятидесяти тысяч… ладно, даже против тридцати? Нас тупо числом задавят.
– И что ты предлагаешь?
– Сутки нам на отдых.
– А потом?
Рид шкодно улыбнулся. Совсем как в детстве, когда замышлял очередную пакость, и у Стивена потеплело на сердце.
Боги милостивые, сохраните мальчика! Возьмите мою жизнь, я старый, я сам иногда не знаю, для чего живу, а он – пусть выживет! Прошу вас…
Боги привычно промолчали. Всем отвечать – минуты не присядешь.
Рид тоже ответить не успел – в комнату явился Станс Грейвс.
– Разрешите доложить, командир?
– Разрешаю, – согласился Рид. – Итак?
– Хреново, командир.
– Спасибо, удивил, – не удержался Стивен. Станс хмыкнул, не обращая внимания на подколку. Чего уж там… И принялся докладывать.
– В крепости найдено пленных – шестьдесят человек. Два десятка крестьян, на разных подсобных работах, четыре десятка крестьянок.
Рид кивнул. Догадывался примерно, для чего они здесь использовались.
– В госпиталь их, к Эльтцу.
– Уже, командир. Эльтц просил отчитаться перед вами, ему самому сейчас некогда.
Рид и не подумал возмущаться. И так понятно – все будут заняты по уши. А уж Эльтц, с обозом, госпиталем, кухней и прочим, сейчас вообще крутится втрое.
– И?
– Хреново, командир. Эти козлы… то есть степняки… они тут сидят достаточно давно, подожрали почти все, совершали рейды по деревням… короче, жратвы и лекарств, считай, нет.
– Хреново, – согласился благородный маркиз. – Еще что?
– Ну, загадили они что могли, кое-что растащили, но не пожгли. Зато нам досталась вся конюшня, а это больше сотни лошадей.
– Ну и чего думать? Пустите их на конину, – огрызнулся Рид. – Там эти, степные лошадки?
– Да, командир.
– На них все равно никто, кроме хозяина, ездить не сможет. Так что зарезать штук двадцать, разделать и пожарить мяса. Хоть пожрем разок. Свои припасы сэкономим.
Станс кивнул.
– Передам Эльтцу. Теперь по степнякам – в крепости нашли еще с десяток вусмерть пьяных, валялись где придется.
– Выкинули?
– Ага, со стены. Командир, мне нужен план подземных ходов, мало ли кто там остался?
Это было справедливым требованием. А спать-то как хотелось…
– Ладно. Сейчас дождусь отчета от остальных и покажу тебе ходы, которые сам знаю и помню, – согласился Рид. – А пока передай Эльтцу мое распоряжение насчет конюшни. Пусть отберет лошадок похуже… кстати, почему их так мало?
– Так это ж десятничьи и сотничьи кони, – не удивился Станс. – Я тут нашел кого расспросить, ну вот! У обычных степняков лошадки похуже, они и паслись тут неподалеку, на лугах. А этих честь честью в стойла поставили.
Рид кивнул.
Для него эта информация сильно ничего не меняла. Хоть так, хоть этак, сесть на степнячьего коня может только его владелец. Остальных сбросят, затопчут и закусают. Без размышлений. Так что… на мясо! И – точка. У него отряд, ему людей хоть чем, но надо накормить…
Станс ушел, Рид сидел и слушал, как под черепом разворачивается миниатюрная кузница. Было даже не больно, это какое-то другое состояние, когда ты не просто привык к боли. Скорее удивишься – как это без нее? Разве ж так бывает?
По докладам положение получалось гнусным.
Из пятисот человек осталось двести двадцать шесть. Ранены – все. В строю могут оставаться двести девять, остальные в таком состоянии, что даже кинжал не удержат.
Под стенами – скоро будет тридцать тысяч. Стократный с гаком перевес. Замечательно!
Еще в крепости шестьдесят гражданских. Ладно, сорок. Мужики, пусть даже крестьяне, могут пригодиться в войске. Вопрос – куда девать баб?
С собой их точно не потащишь, но ведь и тут не оставишь.
Рид не собирался оставаться в крепости на верную смерть. Мог бы, знай он, что Иллойский рядом. Мог продержаться или хотя бы попробовать…
Но держаться, не зная, что и когда будет? Ну уж – нет! Он еще из вредности всем степнякам нервы перемотает!
Доран уже захватили, теперь на очереди Ланрон!
А что?
Есть еще какие-то варианты?
Маркиз, вы не сошли с ума?
Вы знаете, нет… я в него просто еще не приходил.
* * *
Под стенами крепости по-прежнему нудно и неинтересно бесновались степняки.
Ланс Даран установил свои баллисты, дополнив уже имеющиеся – степняки не стали их разрушать, это ж теперь их имущество, – и примерился.
Нормально, много кого достанем!
Интересно, что планирует командир?
А с другой стороны… все равно Ланс с ним пойдет до конца!
Инженер вылез из-за зубца, примерился – и помочился вниз, удачно попав на слишком неосторожного степняка.
В ответ прилетела стрела.
Не попала, правда, но заставила Ланса задуматься над более насущным вопросом. Пойти поискать башенку – или тыл щитом прикрыть и на стене пристроиться? Первое безопаснее, второе оскорбительнее… ладно, прогуляемся до башенки.
Заодно в арсенал надо заглянуть, посмотреть запас снарядов, а то они уже к концу подходят… Вот ведь твари! Никаких запасов не хватит!
Ланс плюнул вниз и поспешил по важному делу. Может, ему повезет и арсенал не разграбили? Вот бы так и оказалось?
Мария-Элена Домбрийская
Плавание на средневековом корабле – штука скучная.
Если тебя не укачивает, то ты либо прогуливаешься по палубе (пятнадцать шагов в любую сторону) в сопровождении охраны, либо сидишь в каюте и вышиваешь. В данном случае – вяжешь.
И с ума сходишь от тоски.
Малена-то держалась, у нее были Матильда и другой мир, а все остальные тосковали, грустили и устраивали истерики.
Кроме Ровены.
Та приглядывалась к хозяйке и только под конец плавания решилась с ней поговорить.
– Ваша светлость, я прошу вас уделить мне несколько минут для разговора.
– Слушаю? – подняла брови Малена.
– Я могу просить вас, чтобы все осталось только между нами?
– Ровена, ты давно заслужила мое доверие. – Малена смотрела спокойно и серьезно. – Очень давно. Поэтому все, что ты мне расскажешь, останется между нами и только между нами.
– Благодарю вас, ва…
– Малена. На людях – ваша светлость, наедине можешь называть меня Маленой, – разрешила герцогесса.
– И снова – благодарю.
Ровена прошлась по каюте, разгладила складки на юбке, подумала пару минут.
– Не знаю, с чего лучше начать, ваша светлость.
– С начала, дорогая моя. С начала.
– Это было давно, ваша светлость. Примерно двадцать лет назад, даже чуть больше. Одна знатная дама решила пустить в свою постель бедного солдата, пока муж был в отъезде. Неосторожность не прошла для нее даром… к сожалению, через несколько месяцев она обнаружила, что носит под сердцем дитя.
Догадаться несложно, тем более разговор уже был.
– Тебя?
– Да, Малена. Меня.
Ровена без нужды выглянула в коридор, проверяя, не стоит ли кто-то под дверью каюты, и продолжила, нервно разглаживая юбку на высоком животе.
– Даме повезло еще раз. Муж не вернулся до самых родов. Повезло, наверное, и мне. Травить плод было слишком поздно, а своим здоровьем эта дама дорожила. Еще как!
– У нее были другие дети?
– Да. Но это потом, потом… Меня отдали отцу. Леди, которая меня родила… я никогда не назову ее матерью, она хуже мрази, она отдала меня и дала ему денег. Отец должен был увезти меня куда-то подальше от Саларина.
– Саларина?
– Да. Это началось именно там, гос… Малена.
– Так за что же ее ругать? Она не могла оставить тебя рядом, ведь скоро вернулся бы ее муж? Нет?
– Да, – с ненавистью выдохнула Ровена. – Но когда отец уезжал… на него напали. Ему повезло – проводить его вызвались несколько сослуживцев. Там полегли трое, убийц они тоже положили, а у последнего отец выпытал, что их послала моя… эта…
– Утроба.
– Что?
– Называй эту женщину просто утробой, если не желаешь ругаться. Это ведь не мать, не близкий тебе человек, просто мешок, который тебя выносил.
Ровена подумала – и кивнула.
– Да, пожалуй. Эта утроба захотела избавиться от всех доказательств ее измены.
– Я полагаю, не вышло?
– Нет. У отца остались ее письма и несколько драгоценностей. Денег у нее было немного, поэтому она отдала кое-что из побрякушек. И отец сберег их.
Малена кивнула.
– Так… а что потом?
– Потом было хуже, – погрустнела Ровена. – Отец был хорошим воином, он нашел себе место в замке… господина. Там я и выросла.
– В Аллодии?
– Да, Малена.
История становилась все любопытнее.
– Какое к этому отношение имеет Карст?
– Самое прямое. Он был сыном сотника в том замке. Старше нас лет на десять.
– Вас?
– Меня и Бернарда.
– Твоего любимого?
– Моего мужа. И отца моего ребенка, – просто сказала Ровена.
– Мужа?
– Об этом никто не знает, даже Карст. – Ровена смущенно опустила глаза. – Но мы понимали, что ребенок не должен быть незаконным. Я в детстве натерпелась из-за этого… У хозяина замка было двое детей. Бернард – младший и откровенно нелюбимый…
Ровена рассказывала, а Малена с Матильдой слушали и словно наяву видели высокий замок с серыми башнями, видели Люсьена, старшего сына, красавца и любимца, надежду и наследника, видели младшего, откровенно нелюбимого, потому что…
У Бернарда был физический недостаток.
Так получилось, повитуха повредила малышу спинку или мать умудрилась упасть, неизвестно, но у мальчика начал расти горб. А люди жестоки к тем, кто от них отличается.
Они сошлись случайно.
Бернарда обидел старший брат, и он удрал поплакать в укромном уголке у пруда.
Ровена крепко подралась с мальчишками на конюшне, благо отец учил ее всегда отстаивать и себя, и свое мнение – и никогда не сдаваться. Она и не сдавалась, но численный перевес был слишком большим. Теперь надо было промыть расквашенный нос и кое-как постирать рубашку, а то дома влетит. Ладно, может и не влетит, но сама дралась – сама и расхлебывай. А как еще-то?
Так двое детей и встретились.
И началась странная потаенная дружба. Малышам было по пять лет, но дети в плохих условиях взрослеют быстро. Узнал обо всем разве что отец Ровены, Эрон Сирт. Ровена теперь частенько таскала приятелю вкусняшки, да и просто поесть.
Нет, малыша не морили голодом, просто ему самому кусок в горло не лез под злобные шуточки и укоризненные взгляды. И потому хлеб с мясом, который разламывала грязными ручонками Ровена, казался ему вкуснее, чем паштет из перепелок с трюфелями, положенный на золотую тарелку.
Эрон и научил малыша владеть оружием, драться – втайне, все втайне. Бернардом ведь никто не занимался, все думали, что он пойдет в храм, раз уж так получилось. И мальчик послушно учился богословию днем и всему остальному – в свободное время.
Когда детям исполнилось по четырнадцать… уже не детям, уже почти взрослым, они поняли, что любят друг друга. И другой никто им был не нужен.
А через два года умер Эрон.
Случайно, нелепо, на охоте, кабан кинулся внезапно, Эрон погиб, защищая господина. Ровена же осталась на милость благодарного милорда.
Настолько благодарного, что девушка едва не оказалась у него в постели.
Драться отец девушку научил, а потому милорд получил не пощечину – какие пошлости! Просто кулаком в глаз. А девушка выскочила из кабинета и налетела на Бернарда, который, опасаясь чего-то подобного, ждал под дверью.
Дождался.
Скандал грохнул на весь замок.
Бернард не собирался отказываться от Ровены, а отца обозвал подлецом и насильником.
Мать начала кричать на сына, Ровена тоже не стерпела и высказалась откровенно. Старший брат Бернарда едва не дал ей пощечину, но Эрон учил дочь сражаться и с более сильным противником, так что ничего у парня не получилось, сам головой вперед в угол улетел…
К вечеру влюбленные оказались за воротами. Ровена – с заплечным мешком, у Бернарда и того не было. Карст догнал их уже позднее…
А пока…
Они добрались до города, заложили драгоценности, которые отдала в свое время мать Ровены (Эрон так и не продал их), купили корабль, назвали его «Безумной Ро» и принялись бороздить моря.
Дела шли удачно. Настолько, что они выкупили драгоценности и собирались обзавестись своим домиком, но тут Ровена забеременела.
А Бернард – погиб в рейсе.
Карст же отправился в поместье, где прошло их детство, сообщить эту новость. И прислал оттуда письмо, которое повергло Ро в отчаяние.
Когда они ушли, намеренно оборвали все нити, они не давали о себе знать, не писали писем, не интересовались, что происходит в замке. Им это было не важно. Но в замке вспомнили о них.
Умер старший брат Бернарда, Люсьен.
– Как это случилось?
– Глупо… вся жизнь красавчика была не слишком умной, – без особых сантиментов призналась Ровена.
А чего таиться? Бернарда, ради которого она молчала и глотала злые слова, уже не было, а перед Маленой… стоит ли притворяться? Ровене казалось, что ни к чему.
– Пошел к любовнице, а муж оказался в курсе дела. Ввалился среди ночи с кучей народа, принялся дверь ломать, Люсьен схватил одежду и сиганул из окна. Неудачно – сломал себе шею.
– М-да… Давай я догадаюсь? По любовницам он бегал, а женат не был?
– Родители хотели ему партию получше. Первенец, любимец, знатная и богатая семья…
– Ясненько. Получается, что твой сын – законный наследник всего?
Ровена вздохнула.
– Или дочь – носительница крови.
– А дочерей там нет?
– Есть. Но одна уже замужем лет десять, а наследников все нет. Вторая же ушла в монастырь.
– И в любом случае проще отобрать ребенка у тебя… а родители там старые?
– Родители Бернарда?
– Да.
– В полной силе. Разве что своих не сделают, а и сделают, так вырастить не успеют. Могут не успеть, отцу Бернарда почти пятьдесят, матери под сорок…
«Ну, в нашем мире и позже рожают», – хмыкнула неслышно Матильда.
«Так то в вашем. Вы и живете дольше, и медицина у вас лучше…»
«А, на главное это не влияет. Почему-то родители забывают, что мало родить ребенка, его еще надо вырастить. Дождаться, пока у него мозг включится, чтобы он не спился, не скололся, никуда не влип… родишь в сорок, ему двадцать, а тебе-то шестьдесят!»
«М-да…»
Но долго девушки беседовать не стали. Ровена требовала внимания.
– Ро, я правильно понимаю, что родители Бернарда – из Аллодии? – уточнила Малена.
– Да.
– Они приняты при дворе?
– Да.
– И чего ты хочешь от меня?
Ровена вздохнула. Глубоко, тоскливо…
– Я была женой Бернарда. Сейчас я в воле его родителей, как его вдова, понимаете?
Сложно не понять. Действительно, вдову могли запереть в доме родителей мужа, могли вернуть ее родителям, выгнать на дорогу, отнять сына… да много чего могли сделать. И ведь все по закону! Все исключительно по закону!
– Что могу сделать я?
– Если вас признают наследницей рода, Домбрийской и прочая, вы можете принять опеку надо мной. Так делается, я знаю…
– М-да… дай мне пару минут на обдумывание, – Малена аж растерялась от такого заявления. Присела на кровать и сделала вид, что размышляет.
А на самом деле отвечала Матильде.
«Что значит – принять опеку?»
«В вашем мире есть эмансипация. В нашем такого нет, но если бы ты жила на Ромее, могла бы попросить достойного человека взять над тобой опеку».
«Это в каком случае? Давай, вспоминай все, что можешь, от ответственности освобождает только знание закона».
Малена была полностью согласна.
«Так делают, если кровная родня не справляется со своими обязанностями, вот как у Ровены. У нее близких вообще нет, кроме матери, а родители Бернарда ее не видели несколько лет, доказать это, видимо, несложно. Если я принимаю опеку над ней, я полностью отвечаю за нее и ее будущего ребенка. Даю кров, пищу, одежду, работу, выдаю замуж… и с меня можно спросить за неисполнение обязанностей. Это договор, в котором все прописывается очень четко».
«Угу… что в этом случае делают кровные родственники?»
«Падают в ноги королю».
«Они могут это сделать? К ним прислушаются?»
«Не знаю…»
«Тогда уступи место, сейчас будем все разъяснять».
Малена повиновалась, и сквозь серые очи средневековой герцогессы на Ровену взглянула девчонка из двадцать первого века. Века крючкотворства и казуистики.
– Я правильно понимаю, Ровена? Тебе не под силу бодаться с родителями твоего супруга и ты просишь, чтобы это сделала я?
Ровена потупилась.
– Примерно так.
– Ты получаешь помощь, поддержку и защиту. Что получаю я?
Как давно известно науке, если вам начинают говорить о всеобщем благе, доброте, кротости, смирении и добродетели, значит, кто-то собирается крупно нажиться за ваш счет. А разговоры – это такая прелюдия перед крупным церебральным сексом. Поэтому Матильда всегда была сторонницей взаимной выгоды.
Ты мне – я тебе.
Это не означало отказа от бескорыстной помощи, Матильда помогала и не ждала ничего для себя, но! Не в ущерб себе и своим интересам.
Цинично?
Ну так выживите самостоятельно. В одиночку, в неполных восемнадцать лет!
Ровена вздохнула. Видимо, этот пункт был самым хлипким.
– Я отслужу.
Матильда молчала.
Цитаты из филатовского «Федота-стрельца» все равно тут никто бы не понял. «Оправдаю. Отслужу. Отстрадаю. Отсижу…» – ага, оно и в другом мире такое… генеральское.
– Мой ребенок будет наследником состояния, а я – его мать. Это укрепит и ваши позиции. Сейчас, да и потом, когда он подрастет, мы сможем что-то придумать. У вас ведь тоже будут дети…
– Будут…
Долгосрочный союз казался интереснее. Что ж, посмотрим. Но…
– Ровена, а с кем я должна буду за тебя сцепиться?
Женщина замялась. Матильда ждала, молча и не подталкивая. Наконец Ровена подняла голову, поглядела в глаза Малене и улыбнулась одними кончиками губ.
– Отец моего мужа – маршал Аллодии. Артан Иллойский.
– Б…
Матильда не ругалась. Но иногда неопределенные наречия из русского языка оказывались как нельзя более кстати.
– Иллойский? Маркиз Иллойский?
Ровена опустила глаза.
– Нет, – подумав, подвела итог Матильда, – это полный п…ц! Ро, как ты себе это представляешь? Ему под полтинник, он маршал, у него куча прихлебал и лизоблюдов, а против него – я? Сопля восемнадцати лет без связей и со своим неотразимым обаянием?
– Может, еще и делать ничего не придется?
Жаль, что верить в это ни у одной не получалось.
– Ладно, – вздохнула Матильда. – Если его величество примет у меня клятву верности и признает герцогиней, я приму над тобой опеку. А там посмотрим, у кого х… хвост длиннее. Но я тебя честно предупреждаю, моего влияния тоже может не хватить.
Ровена улыбнулась одними губами.
– А чьего еще, ваша светлость? У меня знакомых герцогов нет…
– А твоя мать?
– Моя мать… не думаю, что она поедет сюда из Саларина. Да она и не герцогиня, и никогда не была. Обычная шлюха, только не кабацкая, а придворная.
– Зато оплачивается не в пример лучше, – хмыкнула Матильда.
Они переглянулись – и принялись истерически хохотать.
– Ладно, – махнула рукой Матильда. – Не унывай, прорвемся. Может, ты еще и девочку родишь.
– Мне почему-то кажется, что будет мальчик. И живот огурцом, и на соленое тянет…
Ага, приметы.
Они такие, приметы… живот, огурчики… УЗИ бы сюда, но где взять Рентгена? Или кто там его открыл? Матильда крайне слабо представляла себе и процесс, и результат, но идея ей стала интересна.
А что, если…
Не надо изобретать порох. Надо просто перекатать несколько дюжин справочников по медицине. Убить-то каждый может, а вот вылечить… и опять же пенициллин получить… Фенол, он же карболовая кислота, стрептоцид, еще йод…
А ведь есть шансы! Надо, надо подумать!
«И это будет цениться?» – задумалась Малена.
«А что может быть ценнее здоровья и жизни?»
Что ж, сама по себе Малена вряд ли могла соперничать с маршалом. Но если доказать свою полезность королю? Тут еще вопрос, кого поддержат и на каких условиях будут договариваться. Так что – поборемся!
Через два дня, если море будет благосклонно, «Веселый шервуль» причалит в Аланее.
Рид, маркиз Торнейский
Порядок в крепости удалось навести только часам к девяти утра. К этому времени под стены уже пожаловал авангард кал-рана Мурсуна. Приветствовали их с искренней радостью. Со стен полетел разный мусор – кости, сапоги, камни, кто-то даже попал.
Степняки разразились негодующими воплями. Бывшие пленники ответили им со стен, вразнобой, но однозначно, желая сдохнуть как можно более мучительно.
Рид даже не пошел смотреть. А чего он там не видел? Степняки? Да и шервуль с ними, со степняками, у него дел по горло. Надо еще обследовать потайные ходы.
Но прежде чем Рид распорядился найти Станса, тот нашелся сам – и не в одиночестве.
– Командир, можно?
– Можно, – согласился Рид. – А это кто?
Женщина, которую привел Станс, была устала, растрепана и грязна, но… Рид бы проставил свой клинок против тухлой селедки, что до нее степняки не добрались. Когда женщина подвергается насилию и ежедневно живет под угрозой смерти – просто так, из прихоти, когда теряет близких… появляется у нее нечто такое во взгляде. Страшное…
Сломанная ветка не срастается, а если и бывает такое, то след все равно остается.
Эту женщину – не ломали.
– Станс, кто это?
– А это, командир, Амира Рейль, жена десятника Рейля.
– Подробности?
Рид был краток.
Не помнил он никакого десятника, вообще не помнил. Но не показывать же этого?
Амира заговорила сама.
– Ваше сиятельство, когда в крепость ворвались степняки, мы были в замке. И успели спрятаться в подземелье.
– Кто открыл вам проход?
Не очень умный вопрос, но лучшего Риду в голову не пришло.
– Жена коменданта. Муж ее во все посвящал… она осталась прикрывать нас.
– Много вас?
– Десять человек. Четыре женщины, шесть детей, – просто ответила Амира.
Рид нахмурился.
– Как вы узнали, что крепость опять в наших руках?
– Потайные ходы, ваше сиятельство. Там и потайные глазки есть, и выйти кое-куда можно… у нас выбора не было. У нас дети, а провизии не было, и одежды, и даже дров…
– Как же вы выходили? – искренне удивился Рид. – Ключи же нужны…
Пара ключей звякнула в пальцах Амиры.
– Они были у жены коменданта.
– И вы тут почти двадцать дней…
– Мы потеряли счет времени, ваше сиятельство. – По щекам Амиры все же потекли слезы. – Нас четверо, двое были постоянно с детьми, еще двое подглядывали и подслушивали, чтобы что-то украсть… иногда нам это удавалось. Еще крысы…
Женщина дрожала крупной дрожью.
Рид вздохнул, снял с пояса флягу и налил вина в подвернувшийся под руку кубок. Чуть покореженный, с вмятиной на боку, оловянный… Видимо, кто-то из степняков им гвозди забивал.
– Пейте.
Амира сделала глоток, второй, через несколько минут ей стало легче.
– Когда вы пришли… я решила выйти к вам, ваше сиятельство.
Рид почувствовал себя последней скотиной.
А кем еще?
Эта женщина так искренне верит, что пришли свои, и она спасена, и все теперь будет хорошо. Их защитят, о них позаботятся…
А он? Что может сделать он?
Станс бросил взгляд на Рида, поверх головы плачущей женщины. Но… что тут сделаешь? Что?
– У вас есть больные или раненые?
Деловой тон сработал. Плакать Амира окончательно перестала.
– Н-нет, ваше сиятельство.
– Тем лучше.
– П-простите?
– Этой ночью мы уходим из крепости, и здесь опять будут степняки, – открыл карты Рид. – Взять вас с собой я по понятным причинам не могу, это обрекать вас на смерть. Вы останетесь здесь еще на десять-пятнадцать дней.
Амира поднесла руку к горлу. Она не плакала, просто смотрела широко раскрытыми глазами, и Рид чувствовал себя откровенным подонком. Но…
– Амира, нас двести человек, чуть больше. Плюс человек пятьдесят – те, кто был в плену у степняков. У меня ранены все, все измотаны и измучены. Завтра-послезавтра под этими стенами встанет армия в тридцать тысяч человек. Тридцать. Тысяч.
Амира молчала. Только смотрела так…
– Провизии здесь нет. Оружия, в необходимом количестве тоже, а и было бы – нас слишком мало. Нам эти стены не удержать, поэтому ночью мы уйдем. Вы останетесь в подземелье. Правда, я дам вам все необходимое, чтобы продержаться месяц. Мы оставим вам запас провизии, дрова, теплую одежду… я понимаю, что вам будет плохо, но выбора нет. Скоро здесь будет маршал Иллойский, он окончательно разобьет кагана, а до тех пор надо немного потерпеть.
– А если…
– Если нас разобьют? – Рид хмыкнул. Получилось даже весело, хотя причин для веселья, считай, что и не было. – Амира, я и пошел сюда в расчете на это. Кто ж знал, что у Хурмаха такая тупая армия! Нас было пятьсот человек, убито больше половины, а добить нас никак не могут!
Станс фыркнул.
– Но стараются.
– Поэтому мы уйдем из Дорана и оттянем на себя врага. Ночью…
– Это безумие… – Женщина даже забыла добавить «ваше сиятельство». – Вы погибнете…
– Мы уже мертвы, – просто отозвался Рид. – Те, кто пошел со мной, изначально знали, что мы не вернемся.
Женщина вздрогнула.
– Мы…
– Я взял бы вас с собой, но это – верная смерть. Здесь у вас будет шанс.
– А я, если позволите, добавлю в него еще кое-что? – предложил Стивен Варраст.
Он стоял у двери, облокотившись на косяк, и улыбался. Так же шкодно, как и сам Рид.
– Что именно?
– Нас семнадцать человек, Рид.
– В смысле?
– Я стар и не смогу идти дальше, а еще есть те, чьи раны практически смертельны. Мы останемся в крепости.
– ЧТО?!
Вскрикнули все трое, но Стивен только улыбнулся.
– Я не смогу двигаться дальше. Я понимаю это, Рид. Поэтому… ночью, в час волка, вы выйдете из крепости и пойдете к Ланрону, а мы… мы останемся, будем перекрикиваться и как сможем, задержим врага.
– Ты погибнешь!
Стивен пожал плечами.
– Раньше, позже… это важно? Завещание я составил.
Рид встал из кресла и заходил по комнате.
– Дядюшка Стив… не надо!
Почти мольба. Почти стон…
Стивен непреклонно покачал головой.
– Как ты думаешь, когда под стены пожалует Хурмах, или кто там еще… кому они поверят? Может, мне? Или кому-то простому?
Рид понимал, что дядюшка Стивен прав. Но…
– Я не могу!
Стивен пожал плечами.
– Нам все равно умирать. А я счастливчик – я знаю, как будет выглядеть моя смерть! И сам выберу ее момент.
– Степняки его выберут, – огрызнулся вдруг мрачный Грейвс. – Плохая это идея.
– Вот как?
– Арканы они бросать не разучились. Схватят – и готово. Хотите подыхать под пытками? Несколько дней? Они на это мастера.
Стивен побледнел, но не сдался.
– Зато вам выиграю время.
– Не такой ценой!
Амира вздохнула.
– Вы… вы можете отвлечь их, а потом спрятаться внизу? С нами?
– Не найдя никого, степняки начнут искать. Не надо считать их глупцами, – отверг идею Стивен. – Они не умеют воевать так, но они далеко не идиоты.
С этим были согласны все присутствующие.
Не идиоты. А жаль…
Рид вздохнул, и принялся распоряжаться:
– Станс, проводи Амиру к Эльтцу. Пусть снабдит ее всем необходимым. И, Амира… никто из моих людей не должен знать, где расположены входы в подземелья замка.
Амира побледнела еще сильнее и кивнула.
Поняла.
Все она поняла, эта женщина, потерявшая мужа в горниле войны и отчаянно не желающая потерять еще и маленького сына. Если кого-то возьмут живьем…
Под пытками человек что угодно выдаст, хоть мать родную…
– Можно все принести в комнату, из которой мы уходили. Это комната госпожи…
– Покажете Эльтцу.
Рид мало в ком был уверен, но Хенрик Эльтц ему нравился. И мужчина готов был биться об заклад, что у Эльтца где-нибудь да припрятан яд… кстати?
– Дядюшка Стивен, если ты твердо решил…
– Абсолютно.
– Спроси у Эльтца, может, у него яд есть?
Лицо Стивена Варраста просветлело.
– Хорошая идея, парень!
И прозвучало это так…
Нет ни войны, ни степняков, ни крепости, ни безумной усталости, и Риду всего десять лет, и они втроем, он, Джель и дядюшка Стив, собираются удрать на ночную рыбалку.
И так явственно ему это представилось, что даже летним ветерком повеяло, и камыши зашуршали над ухом, и…
Рид махнул рукой, отпуская всех, а когда за ними закрылась дверь, позволил себе миг слабости. Буквально пару минут…
Нет, он сначала встал, задвинул засов, а потом уже опустился на колени, сжимая зубами полу плаща и содрогаясь в рыданиях.
Боги милосердные, да за что?!
Есть предел всему, даже самым железным нервам и невероятным силам. И человек, который шел на верную смерть и шутил над собой, сейчас плакал, не стесняясь своих слез. Глухо, надрывно, как плачут иногда даже самые сильные мужчины.
Впрочем, надолго Рида не хватило.
Минут через десять он встал, растер лицо рукавом, убирая даже следы слез, потом умылся… солдаты не должны видеть его слабым. И он сейчас станет сильным…
Поспать бы часок, но сначала…
* * *
Двести двадцать шесть человек собрались во внутреннем дворе крепости. С бывшими пленниками степняков – почти три сотни.
Рид вышел во двор. Он улыбался.
Стивен Варраст смотрел на воспитанника и чувствовал гордость за него! Восьмилапый видит, он не зря прожил свою жизнь! Если после него останется такой человек, как Рид… нет, не зря!
– Ребята! – Рид смотрел весело. – Нас здесь около трехсот человек, мы ранены, устали, измучены. Завтра-послезавтра под стенами Дорана окажется тридцать тысяч степняков. У нас есть два выхода. Либо мы остаемся здесь… кто – за?
Зародыш демократии умер, не развившись. Все молчали и ждали.
– Второй вариант – сегодня ночью мы уходим из крепости. Я знаю, что всем плохо, мне не лучше. Но умирать я вам запрещаю. Мы уже отыграли время для Равеля, надо – еще! И мы отправимся в Ланрон!
– ЧТО?!
Выдох был единым, слитным, и… люди откровенно были в шоке.
– Да, мы отправимся в Ланрон, под которым стоят степняки, мы разобьем их, пробьемся внутрь и там, так и быть, передохне́м.
Главное, до той поры не передо́хнуть, но эту ценную мысль Рид оставил при себе.
Люди молчали.
– Приказываю. Сейчас все ложатся спать, кроме часовых. Меняемся каждые шесть часов, отсыпаемся, отъедаемся… жареная конина, конечно, не перепела под соусом аравель, но брюхо набить сгодится! Набирайтесь сил, солдаты! Нас ждет бессмертие!
Люди молчали.
Рид на миг подумал, что пережал, все же любой прочности есть предел, но…
– Шервуля тебе в ж…! – высказался чей-то веселый голос.
Не узнать Джока было сложно.
– Спасибо, перебьюсь. Сидеть неудобно будет.
Рид и не подумал орать или как-то воздействовать на солдата. А Джок хлопнул шапкой оземь.
– Знаешь, командир, я уж точно не сдохну! Надо же мне посмотреть, чем это закончится!
– Ты со мной?
– Конечно! А что, кто-то хочет остаться на милость кагана?
Желающих не было. Самоубийцы предпочитали расстаться с жизнью другими способами.
Рид ухмыльнулся.
– Тогда – слушай мой приказ! Отсыпаемся, отъедаемся… Ланс, баллисты берем с собой. Эльтц! Телеги бросаем, сам понимаешь…
– У меня раненые, – окрысился Эльтц, даже и не думая о каком-то преклонении перед дворянами.
– А кто не может идти, – Стивен Варраст вышел вперед, приветственно помахивая чудом не потерявшейся шляпой, – тому я предлагаю составить мне компанию! Командир немного недоговорил – я с добровольцами, мне много не надо, человек десять-двадцать, останусь в крепости и буду держаться до последнего.
Все открыли рты. Стивен фыркнул еще бесшабашнее.
– А что вы смотрите? Лучше уж сдохнуть в бою, чем заезженной лошадью… тут хоть отосплюсь перед смертью!
– Хрена лысого ты отоспишься, – огрызнулся Рид вовсе уж на волне шального веселья. – Надо будет всю ночь бузить, показывать, что мы здесь.
– Значит, пойду сейчас спать! В караулке как раз свободно, так что кто решит остаться – присоединяйтесь! Хоть отоспимся. И если кто мою жареху сожрет – сами на головы степнякам прыгайте, не то точно убью!
Стивен Варраст развернулся и направился к караулке. Прямой. С седыми, некогда белыми, а теперь просто грязно-серыми волосами и в победно развевающемся плаще.
Смертник?
Победитель…
И вслед за ним от войска, да, уже войска, а не толпы, отделились еще пятеро человек. И также направились к караулке.
Двоих Рид даже знал в лицо, гвардейцы… сопляки?
Герои…
Маркиз махнул рукой и тоже отправился поспать. Даже если сам Хурмах под стены крепости явится – ну и пошел он! Подождет, не переломится!
* * *
– ЧТО?!
Гнев кагана был страшен.
Кан-ар Вахун получил лично каганским сапогом в живот и теперь корчился на ковре. Впрочем, изображал умирающего он больше, чем страдал на самом деле.
Чтобы бить ногой в кожаном тонком сапоге, умение надо, или хотя бы кожу подкладывать в носок, жесткую, не то пальцы отобьешь.
А раз Хурмах их не отбил, значит, и кан-ар не сильно пострадал, так, соплей больше…
– Мой каган, негодяй Торнейский умудрился прорвать оцепление и скрыться. Мы дрались, как львы, но дело было ночью, а наши кони…
Ну да.
Сочетание конь-ночь-лес – это автоматически конская колбаса получается. А куда еще коня со сломанной ногой девать?
Хурмаха такие тонкости не волновали.
– И где сейчас эти негодяи?
– Мой каган, они движутся к Дорану!
Хурмах поднял брови.
– Торнейский не знает, что крепость захвачена?
Кал-ран развел руками.
– Мой каган, я думаю, что кал-ран Мурсун скоро положит к вашим ногам голову Торнейского…
Вот это Хурмаха никак не устраивало. Ему бы живого маркиза, и помучить, а голова – что? Разве что чашу из черепа сделать? Как вариант?
– Мы идем за Мурсуном, – распорядился каган.
Кан-ар поклонился.
– Мой каган, мы взяли пленных…
За что и получил еще раз сапогом, но уже без прежнего ажиотажа.
– Что ж ты сразу, дурак, не сказал?
– Умоляю моего кагана о прощении…
Ага, не сказал! Сказал бы, но каган спрашивал не доклад, а просто – где Торнейский? Кан-ар только что и успел ответить – ушел. Тут в зубы и получил, и ногами… хорошо хоть вякнуть успел, а то каган скор на расправу.
– Давай их сюда. – Каган потер руки.
Кан-ар махнул в сторону своих людей, и через минуту к его ногам приволокли Ифринского со товарищи…
На Ромее не было Иуды. А если б бедолага-предатель увидел, что сделали с Ифринским…
Осина – это очень гуманно. И повешение тоже гуманно. А вот степняки с предателями не церемонились.
Нет, их не калечили, это право и привилегия кагана, распоряжаться жизнями пленных, но ведь и без того можно поиздеваться! Да так, что потом нормальному мужику и жить-то не захочется.
Беглецам и не хотелось.
Ощутив на себе всю прелесть мужской любви, они теперь готовы были хоть в петлю, хоть на плаху, только вряд ли им так повезет!
И это было далеко не все, что им пришлось испытать.
Вот сейчас Роман отлично понимал, что чувствовала крестьяночка, которую они поймали на поляне, еще тогда, сто лет назад, до глубины организма прочувствовал, но исправить или изменить уже ничего не мог. Хотя Рид бы посмеялся. Жизнь – она закономерная, планета круглая, и причиненное тобой зло рано или поздно вернется. Вот и вернулось, с лихвой.
Ифринский даже сам двигаться не мог толком, так под руки и волокли. Хурмах оценил, кивнул, но ругаться не стал.
– Значит, пленные…
– Да, мой каган… они знатные дворяне!
Улыбка Хурмаха не понравилась предателям, но слова им никто не давал. Кляп – шикарное изобретение человечества. А кому хочется сутки напролет этот вой слушать?
– Что ж, тогда их надо уважить. Проведите их малым Кругом Боли – сутки. Кан-ар, эти люди твои. Задержишься, сделаешь все как положено и догонишь войско. И я хочу их головы.
Кан-ар поклонился.
Предатели что-то мычали и дергались, но кому они были важны? Все, попался – отвечай, и за себя, и за того Торнейского. Им предстояли сутки пыток и смерть.
Вот сейчас-то Ифринский и пожалел, что не слушался маркиза, сейчас одумался, но было поздно. Непоправимо поздно.
Иуда в любом мире найдет себе осинку.
Каган Хурмах обвел глазами свое войско, уже забыв о приговоренных им подлецах.
– Привал на три часа, потом опять в путь! Мы идем за головой Торнейского! К Дорану!
