Глава 17
Мария-Элена Домбрийская
– Нас утро встречает портными, иголками тычут в бока, – извращалась Матильда, пока в Малену действительно тыкали булавками.
Герцогесса с удовольствием уступила бы тело сестрице, пусть тоже помучается, но рядом, как на грех, не было никого из Рисойских. Даже Силанта куда-то делась. Наверное, охотилась на Дорака Сетона.
– Может, ему пояс верности подарить? – предложила Матильда.
– Чего? – не поняла герцогесса.
Ей тут же была продемонстрирована конструкция для охраны верности и чести. Мысленно, конечно. Но и так – жуть жуткая.
– Вроде бы Сетон нам ничего плохого не сделал?
– В качестве предупреждения! Чтобы даже мысли не возникало!
– Жестоко.
– Главное, чтобы доходчиво. Себе не пригодится, Силанте покажет. Мол, я за порог, а ты их на попу. И до возвращения меня – годика полтора – так в них и ходишь.
– И ведь находились идиоты…
Матильда фыркнула.
– Ага. Ясно же, что бабу, которая хочет изменить, можно удержать только одним способом. И это – не пояс.
– А что?
– Что-что… всё. Это если любовник не некрофил…
Герцогесса непочтительно фыркнула. И тут же была наказана еще одной иголкой в ребра.
Если утро паршивое, то и день не заладится. Эту мудрость Матильда унаследовала от бабушки, и она полностью оправдалась.
Вот представьте себе, проснулись вы, позавтракали – и потащили вас на примерку. И тычут там острыми булавками. А потом выходишь – и сообщают тебе, что подопечному, то есть купцу, ваша светлость, хуже стало. Он тут в горячке свалился.
В принципе ничего удивительного.
Матильда искренне сомневалась, что местные киллеры стерилизуют свои ножички или хотя бы спиртом протирают регулярно. Нет? Вот и ей кажется, что нет. Значит, на ноже гуляла целая команда веселых бактерий. Это если им в зубах не ковырялись. Или в попе.
Если бы нож вынули сразу, пошла бы кровь, были бы шансы от них избавиться. Может, горячки и не случилось бы. А вот пневмоторакс? Как вариант? Или что еще похлеще?
Матильда смутно догадывалась, что легкое – неудачное место для ранения. Точно не знала, да и знать не хотела…
Пенициллину бы!
Ага, но как ты его получишь?
Кажется, его перегоняли из плесени, которая выросла на среднеазиатской дыне? По идее – да. Но под его производство нужна определенная технологическая база. Вырастить-то его можно, плесень где только не разводили. Флеминг – и тот получил пенициллин чисто случайно, забыв помыть пробирки. А Зинаида Ермольева вообще плесень собрала со стены бомбоубежища. Война стимулирует, знаете ли.
Но все равно. Нужна куча всего. Органика, которую Матильда отродясь не понимала, еще биология…
А еще, пока она тот пенициллин получит, раненый сам либо выздоровеет, либо загнется. Но на всякий случай надо бы почитать, как кустарно сделать антибиотик. По-русски, из «гвоздя и палки». У нее тут сестренка вообще-то. Меньше всего Матильде хотелось потерять Малену просто по глупости местных лекарей.
В любом случае пенициллин – дело будущего, а Варсон – настоящего. И надо бы рассказать о нем Тальферу, пока у герцогессы на руках не остался труп.
И вот идешь ты с такими мыслями по коридору, а навстречу тебе чернопопый Рисойский…
И удрать-то не получится. Ну и ладно, не в первый раз.
Малена тут же спихнула все управление на Матильду и затаилась в дальнем уголке. Матильда же…
– Дядюшка!!! Утро доброе!
Лоран хмыкнул.
Радость племянницы обычно ничего хорошего для него не предвещала. Сообразил он правильно, Матильда искренне решила, что не ей одной страдать.
– Идемте, дядюшка.
– Куда?
Лоран и мяукнуть не успел, как его подцепили под локоть и потащили по коридору.
– Как это – куда? Раздеваться!
– Э-э-э-э-э?
Матильда отвоевала еще десятка два шагов.
– А что – вы стесняетесь что-то показать девушкам? Зря, в вашем возрасте вы очень даже еще ничего…
На возраст Лоран обиделся. Но грудь выпятил, не подозревая, что слово «хорошего» Матильда спешно проглотила. А то вырвется добыча раньше времени.
– Так куда мы идем?
– А мы уже пришли, – ухмыльнулась Матильда, впихивая дядюшку в гостиную и блокируя дверь. – Госпожа Элинор, поговорите, пожалуйста, с портнихой.
– О чем, Малена?
– О дядюшке, конечно! Его срочно надо одеть! И покрасивее! Кружево, шитье, голубые тона – обязательно.
Элинор Ардонская подняла брови, но от вопросов типа «С чего такое радушие?» удержалась. И, памятуя слова мужа о том, что Мария-Элена умна и ничего просто так не сделает, ловко цапнула Лорана за руку.
– Как скажете, Малена. Господин Рисойский, мы сейчас пройдем в ваши покои, осмотрим гардероб, потом решим, чего не хватает…
Лоран пытался вырваться, но графиня вцепилась не хуже мурены. И вещала, вещала…
Рисойский понял, что без куска мяса ее не оторвать, вздохнул и смирился, одарив Матильду злобным взором. Та ответила нежной улыбкой.
– Терпите, дядюшка. Двор – место сложное, а у вас небось все штаны по моде пятилетней давности. Решат еще, что вы короля не уважаете, все потом наплачемся.
Короля Лоран если и не уважал, то и вслух признаваться не собирался. И правильно. Это вам не ворюга-губернатор, это король. Он и казнить может. Так что…
Матильда довольно улыбнулась, покидая комнату. А не одной ей иголки сегодня достанутся!
Аллодия, Аланея,
королевский дворец
Письмо ее светлости герцогессы Домбрийской легло на стол канцлеру.
Его светлость Леонар Тарейнский прочитал несколько строчек и вскинул точеные брови.
Канцлер был хорош. Этакой мужской красотой сильного хищного самца. Светлые волосы, черные брови и ресницы, большие серые глаза. Совсем другой тип красоты, не тот, что у Рисойского, но тоже очень притягательный.
– Герцогесса Домбрийская, вот как…
Этот вопрос стоило обсудить с королем. И немедленно.
* * *
Остеон лежал в постели.
Леонар покосился на исхудавшие руки короля, перевитые синими узловатыми жилами, и поежился.
Не хотел бы он для себя такого. Нет, не хотел. И выглядит жутковато, и наверняка больно. Чудо, что король еще жив.
Впрочем, поклон был выполнен безукоризненно. Больные и умирающие короли сносят головы не хуже здоровых. Вдруг Остеону на том свете канцлер потребуется? А тут и повод есть?
– Ваше величество.
– Леонар.
Темные глаза запали. Но безумия в них не было, наоборот, разум короля словно стал еще яснее.
– Ваше величество, мне принесли письмо от герцогессы Домбрийской.
Остеон на мгновение задумался. Память ему никогда не изменяла.
– Хм-м… Мария-Элена, так?
– Да, ваше величество.
– Она в столице?
– Да, ваше величество, и ждет аудиенции, в любой момент, когда вам будет благоугодно.
Остеон глубоко вздохнул.
– Леонар, ты же видишь, как я себя чувствую. Это не зрелище для молодой девушки.
– Ваше величество?
– Пусть ее примет Найджел. И документы ей подпишет на вступление в наследство, если девушка окажется достойной.
Леонар поклонился в знак согласия. Обсудил еще пару менее важных вопросов и попросил разрешения удалиться.
И никто из собеседников не знал про Бариста Тальфера, который нагло подслушивал разговор.
А что еще можно сделать? Как еще оставаться в курсе всех событий? У Бариста не было выбора. Какое там подслушивать – он бы и шервулю в зад залез, если б знал, что это пойдет на пользу делу.
Говорите, герцогесса Домбрийская?
Барист отродясь ее не видел, не представлял, на кого она похожа, но главное в человеке не красота, а ум. Дураков среди Домбрийских вроде бы не было. Но будь она хоть трижды дурой, Баристу позарез требовались союзники. Ее высочество Лидия пока еще не прибыла. А отвлечь принца надо.
Может быть…
Барист поспешил к себе и быстренько накатал записочку для Марии-Элены. Потом вручил курьеру и приказал отвезти даме. Обязательно дождаться ответа, и привезти письмо Баристу. Сегодня.
Курьер поклонился и уехал.
Барист зло уставился в стену.
Куда, спрашивается, пропал Варс? Чтоб ты… чтоб тебя… только найдись, а голову я тебе и сам отверну! Скотина бессовестная!
Аллодия, в районе Интары.
Крепость Ланрон
– Степняки, ваше сиятельство.
Станс Грейвс лично пошел в разведку. Вернулся и теперь докладывал обстановку.
– Их там тысячи три-четыре. Половина занята, делает подкоп. Вторая половина изматывает защитников крепости.
Рид кивнул.
– Нарисуй, как они стоят? Относительно ворот?
И тут-то аллодийцам крупно повезло.
Степняки пока еще не умели осаждать крепости правильно. И кал-ран Бардух очень удачно – с точки зрения Рида – выбрал место для подкопа.
С противоположной от ворот стороны крепости.
Вообще, расчет имел под собой почву. Крепость же! Большая, с одного конца на другой не побегаешь постоянно, замотаешься. Даже если по стене, а не через двор, все равно тяжко. И тут – степняки.
У аллодийцев есть выбор: либо они пытаются остановить подкоп, но тогда степняки, обнаглев, штурмуют ворота, либо они защищают ворота, оставив неприкрытым тыл. И опять степняки в выигрыше.
Опять же баллисты.
У степняков их было целых шесть штук, и расположили они орудия симметрично, справа и слева от ворот, чтобы обстреливать крепость с двух направлений, не рискуя зацепить своих. Это сильно выматывало защитников крепости, но и у баллист были минусы.
Это маленькие, карробаллисты, которые были с собой у Рида, можно было таскать чуть не на руках. А вот большие… Их даже быстро не развернешь, что немало радовало маркиза.
Рид оглядел свое войско.
Да, хорошо бы дать знать Лоуселю, что здесь подмога. Хорошо бы отдохнуть, отъесться, отоспаться.
Хорошо бы подлечиться.
Не в этой жизни!
– Ну что, ребята, нам остались сущие пустяки?
«Ребята» смотрели молча. Для них уже все в этом мире было пустяками, чего тут спорить?
– Нам надо сейчас пойти, пробиться к воротам и дождаться, пока нас впустят в крепость. А там мы сможем хотя бы поспать, недолго. Пока Хурмах не подойдет.
Кричать никто не стал. Выдавать себя степнякам раньше времени? Нашли дураков.
– А нас раньше не стопчут? – уточнил кто-то из воинов.
Рид, ухмыльнувшись, покачал головой.
– Стопчут. Но не нас. Степняков.
Вояки уставились на маркиза.
Рид оскалился не хуже волка и продемонстрировал недавние трофеи.
Война – дело такое… умные звери понимают, что человек – тварь опасная, и от нее надо держаться подальше. Начинают откочевывать, ну и…
Дня еще не прошло, как на аллодийцев вылетели трое волков. Явно стая.
Впрочем, в сложные волчьи отношения никто внимать не стал, расстреляли из арбалетов. С дальним прицелом. Не из желаний поохотиться – что там с того волка?
Степняки – всадники.
Всадник – сидит верхом на лошади.
Чего боится лошадь?
Много чего. И в том числе – волка. Волка, медведя… от медведя Рид тоже не отказался бы, но косолапому повезло. А волкам – нет.
Солдаты честно тащили на себе три шкуры.
Ну, с кавалерией не сложилось, но…
– Где там у степняков кони?
Станс ухмыльнулся.
– Здесь, господин.
Палец его ткнул в точку рядом с нарисованной крепостью.
– Здесь у них лошади. Караульные там есть, но мы их снимем по-тихому. Справимся.
– Отлично.
– Когда пойдем?
– Да сейчас и пойдем, – махнул рукой Рид. – Распаковывайте шкуры. План у нас такой…
Про «командир говорит, остальные подчиняются» Рид уже давно и думать забыл. Перешел к подходу: «каждый солдат свой маневр должен знать». Знать, понимать, драться до конца. Только тогда и будет победа.
И сейчас он внятно объяснял всем, кто идет, куда идет, что делает, чего ждет…
Солдаты слушали.
Что ж, впереди еще один бой. Подумаешь, какие мелочи!
* * *
Луруш откинулся на спину в траву, вытянул ноги.
Хорошо…
Сейчас ребята там, под стенами крепости, а он вот отдыхает. Кони рядом пасутся, ржут легонько, надо только следить, чтобы не разбрелись.
Звери?
Ага, вот они дураки-то? Так к войску и подойдут! Да все нормальное зверье от Ланрона уж давно разбежалось.
Враги?
Откуда им здесь взяться? Они фактически в тылу, но ведь не оставишь эту гадкую крепость? Пока не возьмешь, никак не оставишь.
А потом уж можно и дальше идти, завоевывать себе города, брать в плен аллодийцев, собирать трофеи… да, задержались они.
Как бы каган не осерчал.
Хорошо кан-арам, кал-ранам, это знать. Для них война – удовольствие, а таким, как Луруш, простым чикан в жизни тяжко.
На воинскую справу и то денег нет. Коня хорошо хоть дали, там, в общем табуне, пасется и его Ушар. Неказист конек, да выбирать не приходится. В Степи конь – не друг, а жизнь. Твои ноги, твоя мощь, твоя сила, и стоит добрый конь столько, что это не за женщину дают в приданое коней, а наоборот, иного коня меняют на несколько рабынь и не считают, что переплатили.
Бабы – что? Преходяще. А вот твой боевой товарищ, твое второе сердце, твой друг…
Конь – это КОНЬ!
А дальше Луруш и подумать не успел.
Скользнула из травы серая тень, блеснула молнией кинжала… и увидел молодой степняк большой луг. А по нему бродил белый-белый конь.
Его конь.
И Луруш, забыв обо всем, побежал к великолепному животному.
* * *
Станс вытер кинжал о траву, не глядя сунул в ножны.
Молоденький степняк лежал на траве с мечтательным выражением лица, так и не успел ничего понять.
Да и плевать на него. Главное, чтобы эти четвероногие скоты раньше времени не всполошились.
Станс знал, после войны он коней просто возненавидит! И ездить будет только в карете и с закрытыми глазами, чтобы эту скотину больше не видеть.
Но это потом, потом…
А сейчас – дождаться знака от остальных.
Ждать пришлось недолго, минут десять, Станс даже отдохнуть толком не успел. Услышал крик сойки и крикнул сам в ответ, два раза. И поднялся из травы.
Степняки своих коней не спутывали. Это хорошо.
Но и понятно, для этих тварей конь ценнее человека, какие веревки? Ты же себе руку к телу не примотаешь? Вот и они не будут, глупо же! Конь от хозяина и так не уйдет.
Но надо торопиться, пока сюда еще кого шервули не принесли.
От леса уже торопился Джок Грас со здоровущим узлом на спине. Станс облизнул палец, еще раз поймал ветер. Брат воинственный, Сестра милосердная, вы смотрите на нас!
Ветер дул как раз к крепости! А большего и не надо было.
Кони не просто боятся волков, это животный, инстинктивный ужас. И удержать испуганного коня – непросто.
Разведчики поделили куски шкуры, щедро промазанные волчьим салом (ладно, не слишком щедро, волки не особо жирные попались), и принялись заходить так, чтобы ветер дул им в спину. В направлении крепости Ланрон.
Станс смотрел на лошадей.
Вот один конь поднял голову.
Второй.
Третий…
Все больше лошадей отрывалось от травы. Они чувствовали запах, но видели пока еще людей… они еще не понимали. Кони умны?
Тут как и с людьми. Есть умные кони, есть глупые кони. Как повезет. Эти явно не были светочами интеллекта. Но наконец дошло и до них.
И вновь – как с людьми. Стоит объявиться одному паникеру на всю толпу, как начинается общий беспредел.
Заржав, один из коней встал на дыбы, метнулся в сторону.
В нужную, боги милостивые, спасибо, в ту, куда и требовалось!
И, словно по заказу, ветер дунул еще сильнее, а Джок, стоящий на опушке, вдруг запрокинул голову к небу – и завыл.
Вой, запах, паника – это уже оказалось слишком для хрупкого конского сознания. И кони понеслись прочь от страшных зверей, которые воют как волки и пахнут как волки.
А что двуногие…
И что?
Вдруг существуют двуногие волки?
Станс вытер пот со лба. Ухмыльнулся.
Дело было сделано, ополоумевший табун в несколько сотен голов несся к крепости Ланрон.
* * *
Лошади – лапочки.
Да кто б спорил, человек тоже прелесть, но не вставай на пути у толпы.
И не заступай дорогу табуну коней. Проживешь дольше.
Кони в табуне, испуганные кони – это стихия, это море, это безумие, страшное и потрясающе красивое. И даже Станс полюбовался бы ими с удовольствием.
А вот степняки – не оценили.
Когда эта «прелесть» несется на тебя, бьет копытами с хорошую тарелку в воздухе, истерически ржет, когда этих «прелестей» несколько сотен…
Их можно остановить, только убив. Есть, наверное, и более мирные варианты, но почему-то они никогда не приходят в голову в критической ситуации.
Кони мчались прямо на опешивших от такого поворота событий степняков. Кто успевал – те разбегались, но успевали-то немногие. Слишком неожиданно все случилось. Слишком страшно.
А вслед за конями…
Безумие?
Наплевать на все!
Пусть безумие, пусть, главное – пройти!
И отряд маркиза Торнейского мчался вслед за лошадями.
– Аллодия!!!
– Родина и король!!!
– УР-Р-Р-А-А-А!!!
Сто пятьдесят человек?
Плюс знамя с бешено пляшущим на ветру зайцем, плюс кусок волчьей шкуры, прицепленный под знаменем – чтобы кони точно не повернули назад. А отвагу и ярость даже не считаем. Люди маркиза и так давно перешли все границы возможного для человека.
С ворот наблюдал за этим кошмаром Шарельф Лоусель.
– Ворота!!! ОТКРЫТЬ ВОРОТА!!!
Орал он так, что, ей-ей, только от вопля могли распахнуться створки.
Шарельф не ждал ничего хорошего от жизни, он совершенно случайно оказался над воротами и теперь, замерев, смотрел на безумную картину.
Когда откуда-то вылетает табун коней, а вслед за ними вылетает отряд и мчится к воротам, и знамя… такое знакомое, а вот и сам маркиз, его Шарельф ни с кем не перепутает, и сигнал…
Открыть ворота?
Их что – еще НЕ ОТКРЫЛИ?!
И разбегаются в разные стороны степняки, а кто не успевает разбежаться, тех добивают аллодийцы. Хотя добивают – не то слово. Облегчают страдания, иначе и не скажешь. После табуна коней целых не остается. Неискалеченных.
По счастью, ворота открыли, и отряд маркиза начал втягиваться в крепость.
Шарельф смотрел на это широко раскрытыми глазами.
Успеют?
Нет?
Вот проскакал табун, вот степняки опоминаются, вот подбегают те, кому конских копыт не досталось, вот…
Нет, не успевают, не справляются степняки. Ножками бегать – это тебе не на коне верхом, это скорость нужна, а вы тут на своих кривых культяпках.
Размечтались, узкоглазые!
И когда ворота захлопнулись за последним из солдат маркиза, Шарельф перевел дух – и неожиданно для себя вдруг сгреб в охапку совершенно счастливого Карима.
– Наши! НАШИ!!!
Из самой глубины души, подсердечное, настоящее.
Ты – не один.
Тебе пришли на помощь!
Мальчишка визжал от восторга, да Шарельф и сам завизжал бы – но не по возрасту. А потому он просто подкинул мальца в воздух, поймал, поставил на стену – и помчался вниз, наплевав на возраст и статус.
Куда там, когда такое творится?
Внизу, во дворе крепости, царило безумие.
Люди, которые дошли, обнимались с людьми, которым пришли на помощь. Наверное, только пара-тройка человек и сохраняла спокойствие.
Сам Рид Торнейский, молодой парень рядом с ним и здоровущий громила с черной бородой. К ним-то Шарельф и направился.
– Маркиз! МАРКИЗ!!!
Больше комендант и произнести-то ничего не мог. Голос сорвался.
Рид вздохнул, положил ему руку на плечо:
– Это я, старина. Как вы тут?
И вот этот участливый спокойный голос подействовал лучше холодной воды или удара молотком по шлему. Шарельф вытянулся и отрапортовал:
– Ваше сиятельство, разрешите доложить, на настоящий момент крепость пребывает в осаде. Под стенками около пяти тысяч степняков, главный – кал-ран Бардух. Подкреплений мы уже не ждали.
– Вольно, – махнул рукой Рид. – Думаю, степняков поубавилось после сегодняшнего.
Шарельф покосился в сторону ворот.
Он даже не сомневался в этом. Далеко не все успели убраться из-под стен, да и гнали табун целенаправленно, и расстреливали бегущих – тоже.
– Ваше сиятельство…
– Пойдемте в кабинет, старина. Нам надо поговорить. И кое-что сделать, думаю, минут десять у нас есть. Хотя бы.
Шарельф и не подумал возражать. Чего б и не в кабинет. Только стрелков на стены поставим, чтобы степняков выбивать. Мало ли, они своих захотят вытащить?
Неблагородно?
И плевать! Это война, а не бальные танцы с дамами. Стрелять – и не сомневаться. Они-то никого не пожалеют.
* * *
От вина Рид отказался. Побоялся, что свалит после всего пережитого. И так-то нормально держались лишь трое. Он сам, Ансуан Вельский и Джок Грас. Остальные все поддались настроению.
Ладно, пусть их.
Пусть поорут, пусть отдохнут.
Что-то подсказывало Риду, что в ближайшее время штурма не будет. И справедливо.
Он еще не знал, но одним из неподвижных тел, изуродованных конскими копытами, лежал кал-ран Бардух. Понесло его сегодня на поле боя, показать свою удаль, прикрикнуть на нерадивых… допрыгался. Добегался.
Так что организовать степняков было некому. И прошло несколько часов, прежде чем нашелся командир. Кан-ар Чевух сообразил, что больше-то и некому, и принял командование на себя.
Стоит добавить, что уцелел кан-ар по чистой случайности. И даже царапины не получил. Идея с подкопом была его, ему и контролировать. Вот и оказался Чевух с другой стороны крепости в тот самый момент.
А Калех погиб. Его, правда, не конями, а стрелой достали, но результат все равно один.
Так что…
Бардак, одним словом.
* * *
Спустя пятнадцать минут, а именно столько понадобилось Риду, чтобы коротко изложить свои приключения и выпить стакан ледяной колодезной воды, Шарельф даже восхищаться не мог. Эмоций не осталось.
Сидеть в осаде – тяжко?
Лучше он еще пару лет в ней просидит, чем вот так. Навстречу смерти, с улыбочкой, против нескольких тысяч солдат…
Страшно звучит?
То-то и оно. И звучит жутко, и сделать это могут лишь одаренные благодатью Бога. Иначе не скажешь.
Отмеченные Братом.
– Ваше сиятельство…
Рид ухмыльнулся.
– Шарельф, у тебя как с людьми?
– Эм-м-м?
– Десятка два найдется?
– Ваше сиятельство?
– Рид или командир. Напоминать надо?
– Нет, командир. Так зачем?
– А еще факелы, кувшины с земляным маслом, веревки… – деловито принялся перечислять Рид.
– Н-но…
– Я собираюсь провести в Ланроне какое-то время. И мне вовсе не нужен этот гадкий подземный ход, – протянул Рид тоном записного аристократа. – Ни оди-ин…
Что мог сказать Шарельф?
– Найдется, командир. Когда…
– Да сейчас. Пока они не опомнились и все собрались с другой стороны от крепости.
Шарельф помчался отдавать приказы. Из коридора послышался рев. Рид кивнул и повернулся к Ансуану Вельскому.
– Граф, вы остаетесь в крепости. А я иду с отрядом.
– Нет, командир.
Ансуан вдруг стиснул зубы, замотал головой, словно молодой конь. Рид воззрился на него с искренним удивлением.
– Нет?
– Вы права не имеете, командир. Вы же…
– Я вас привел в крепость. Тут комендант есть. Вопросы?
– Командир! – почти простонал графенок.
– Что бывает за неподчинение приказам в боевой обстановке? – вкрадчиво поинтересовался Рид.
Ансуан вдруг выпрямился. Ухмыльнулся. И как никогда напомнил Стивена Варраста, порождая крамольную мысль – не погулял ли дядюшка лет так двадцать назад с некоей замужней дамой?
Надо бы потом уточнить, если жив останется.
– Смертная казнь, командир.
– И?
– Я – дворянин. И способ казни могу выбрать сам!
Действительно, была такая привилегия у дворян. Рид прищурился.
– И? От старости помереть пожелаешь?
– Нет, командир. Я иду с вами.
Рид только рукой махнул.
– Ладно. Восьмилапый с тобой, подбирай добровольцев. И учти: умрешь – сам убью!
– Сделаю все, чтобы вы не перетрудились, командир, – огрызнулся наглый сопляк и удрал за дверь. Вот ведь…
Вернувшийся Шарельф покачал головой.
– Жаль мальчишку.
– Не дождешься, старина. Мы еще спляшем на его свадьбе, – отмахнулся Рид.
О том, что надо бы побыстрее разобраться с подкопами, пока не пожаловал Хурмах, Рид не упомянул. Ну каган. Ну пожалует. Дальше-то что? Самозарезаться из почтения? Чтобы его каганство не перетрудилось?
Ага, обязательно. Только вот помолиться сходит, и сразу же. А лучшая молитва – как известно, делом. В храме-то полы протирать всяк дурак может, а ты вот ручками, ручками, а то и ножками, да не сучи, а поработай. И ответят тебе боги. А то как же!
В данном случае имелась определенная проблема.
Подкопы были видны. Но чтобы их поджечь…
Кислорода там не так много, дерева тоже… чтобы подкоп горел – надо создать тягу. По счастью, об этом позаботился Шарельф.
Нечто подобное он и сам планировал. А что – сидеть и смотреть, пока тебя тепленьким не возьмут? Или попробовать хоть пару подкопов да завалить?
Как создать тягу? Пробить отверстие в «крыше» подкопа. Шарельф уже и места наметил, неподалеку от стены, уже примерились, знали, где бить…
Отверстие не должно быть большим, там просто – создать тягу. Пока Рид будет все собирать и опускаться вниз, пока пройдет в подкоп… это – время. И это время используют со стороны крепости, чтобы пробить три тяги. Благо подкопы уже под насыпью.
Работы развернулись мгновенно. Люди так взялись за дело, что только земля полетела в разные стороны, кроты от зависти рыдали.
На все сборы ушел еще примерно час. Солдаты носились по крепости вспугнутыми зайчиками.
Торнейский не собирался давать степнякам время опомниться.
Пробились в крепость? Теперь еще ее обезопасим и, может, даже отдохнем!
Вперед!!!
* * *
Наглость?
Беспредельная и ошеломляющая. Иного слова и подобрать-то было нельзя.
Вот представьте себя на месте степняков.
Сидели вы, осаждали крепость, которая должна скоро пасть, копали подкоп, и тут – начинается. На вас выпускают табун коней, полегла едва ли не треть войска, еще невесть сколько разбежалось, вы, правда, находились с другой стороны крепости и потому уцелели.
Но все находится в совершеннейшем раздрае и разоре.
И вот пока вы пытаетесь сообразить, что произошло, на каком вы свете и как поступить теперь, на стене крепости начинает играть рог. Кстати – тот самый, который в свое время спер староста Бурим и отдал сыну. Карим честно пронес его через все тяготы осады и сейчас использовал второй раз, выдувая что есть сил сигнал «На переговоры!»
Степняки даже и не сообразили, чего от них хотят, но прислушались.
А потом на воротах появился Шарельф Лоусель, как и обговаривали с Ридом.
– Эй вы, степные шакалы, – вежливо начал комендант Ланрона. – Предлагаю вам сдаться! С нами маркиз Торнейский, если не сдадитесь добровольно, мы вас всех перебьем, если сдадитесь – отстроите, что разрушили, и катитесь к себе в степь, кобыл…
Ругаться Шарельф тоже умел. Неудивительно, что перебранка достаточно быстро затянула всех собравшихся.
Степняки орали от гнева.
Сдаваться?
ИМ?!
Что за наглость?!
Шарельф расписывал тягостное будущее степняков, если те не сдадутся. Переорать такое число людей он не смог бы, но Карим помогал аккомпанементом. А в это время, с другой стороны крепости…
* * *
Нерегулярная армия.
И все, что можно сказать о степняках, кроме матерного.
В армии Аллодии никогда бы так не поступили, не бросили бы объект без охраны. А тут заходи кто хочет, делай, что понравится…
Как строится подземный ход? Копается, укрепляется деревом, чтобы не рухнул…
Земляное масло, по счастью, у Шарельфа еще осталось. Его Рид и разлил по кувшинам. Получилось шесть штук.
По два на каждый отряд.
Задача проста.
Спуститься со стены, подойти к подземному ходу, войти внутрь, облить балки земляным маслом и поджечь. По идее, остальное доделает сама земля. Когда что-то роется наспех, кое-как, оно – неустойчиво. Ну, можно потом еще со стены пару подарков потяжелее скинуть.
Остались сущие пустяки. Спуститься и поджечь.
Всего пятнадцать человек. По пять над каждым подземным ходом. Рид, Ансуан и Джок – в одной пятерке. Маркиз Торнейский считал себя обязанным идти вперед.
А как еще?
Легко – приказать. Идите-ка, ребята, подорвите мне подземный ход!
А ты – сделай сам! Пойди вперед, покажи пример.
Нет?
Тогда дрянь ты, а не полководец. И даже не человек. Просто – дрянь.
* * *
Лестницы нет. Под ногами веревка с наспех навязанными узлами. За спиной мешок, в кармане кремень и огниво, у пояса клинок.
Да, внизу пара-тройка тысяч степняков. Против пятнадцати смертников, чего уж там.
И что?
Не первый раз!
Пока степняки заняты, пока Шарельф отвлекает их внимание – вперед! Они достаточно далеко, чтобы три маленьких отряда успели спуститься и добежать. Как они будут потом отходить – не важно, главное – поджечь все, что можно.
Рид спускался вниз не глядя, пока не почувствовал под ногами твердую землю. Да, маркиз Торнейский не то чтобы боялся высоты… Он ее недолюбливал. Бывает.
Спустился, огляделся и направился к провалу подземного хода. Шаг, второй, вроде как тишина, даже странно… И ход пустой.
Мероприятие…
Достать из мешка кувшин с зажигательной смесью, наплескать на деревянные балки, наставленные кое-как – степняки, откуда им знать, как правильно, не ожидали они осады, не готовились, поджечь – и ноги!
И уже на выходе из подземного хода…
Их не так много, всего три десятка.
Может, чуть больше, но так ли важно, если вас всего пятеро, и за спиной огонь, а впереди враги? И на стену-то не вскарабкаешься…
И со стены ничего не бросят, нельзя. Ход уже горит, завалит всех, и своих, и чужих. Разве что стрелять во врагов, но и тут хороший шанс задеть своих.
Твоя пора, маркиз?
Всем не спастись, но хотя бы кто-то…
– Пробиваемся к стене! – рявкнул Рид. И первым бросился в атаку.
В эту минуту он был страшен.
По-настоящему, как чудище из детских сказок.
Как человек, который решил умереть, но и врага забрать с собой. А потому…
Степняки отшатнулись на миг. Но маркиз был один, а их было больше, и опомнились они быстро.
Рид вертелся волчком.
Удар, отвести, удар, принять на кинжал, зажатый в левой руке, удар… по кольчуге, вскользь, кажется, ребро сломано – плевать, у Восьмилапого надышимся!
Вперед, только вперед!
И глядеть в эти узкоглазые хари, глядеть не отрываясь, пусть видят свою смерть в его взгляде. Пусть боятся!
Рид расхохотался и отбил копье.
Вверх, скользнуть под него, отвести удар – и самому – р-раз! В живот!
Степняк сгибается, из открытого рта льется темная кровь, а Рид идет вперед.
Он не видит, как за его спиной показывает что-то Ансуан Вельский, как со стены, сообразив, спускают петлю, наподобие той, что для висельника, как Джок, размахнувшись, вламывает по шлему не вовремя отвернувшемуся мальчишке, и накидывает на него веревку. Поперек талии, затянуть, проверить, как там…
Держит? Нормально, поднимайте!
И Ансуан Вельский ползет вверх, как сломанная кукла.
А Джок переглядывается с солдатами, которые все это время прикрывают его. Одно и то же – на всех трех лицах. Одно решение, одно дело… они идут за маркизом.
Классическая «тройка», один прорывается вперед, двое прикрывают. По счастью, степняки еще не успели взять Рида в кольцо, но уже близки к этому… нет, теперь и не успеют.
Маркиз вертится волчком, парируя удары, отводя их, обрубая руки и ноги, снося головы, но врагов много, они прибывают на шум, бегут, и видно, что драка еще и там, дальше, и с другой стороны… конечно, никто не успел уйти. Степняки не могли отвлечься все разом, кто-то да остался, крикнул своим…
Туда-то прошли, а оттуда…
Рид что-то понимает, он видит, что не один, и рвется вперед.
– К стене, командир! Мальчишка там, хоть кого еще отправим, – хрипит Джок.
Рид кивает, срубая очередного степняка. И принимается пробиваться к стене.
Джок чувствует, как по ноге течет горячая кровь. Достали, твари. И в ушах звенит после пропущенного удара сбоку, ну и пусть, главное, чтоб не троилось, кажется, пару зубов ему выбили…
Плевать!
Вперед, и только вперед.
На стене кричат, пытаются стрелять, но степняки наседают со всех сторон.
Рид страшен.
Он прорубается, не жалея себя, и люди невольно отшатываются с его пути. Шаг, еще один…
Джок стискивает оставшиеся зубы, а потом хватает обломок копья, который только что сотворил маркиз, и бьет Торнейского по шлему. Опыт уже есть.
Рид медленно оседает вниз.
Степняки отшатываются, от удивления, но Джок не дает им времени. Он хватает Торнейского поперек туловища, с его бычьей силой это реально. И тащит, чувствуя спиной холодное железо. Он знает, что позади гибнут, прикрывая их, его товарищи, что степняки, опомнившись, рвутся вперед, что он сжигает себя, как загнанный конь…
Это все не важно.
Потому что осталось всего четыре шага… уже два… и вот она – петля. Даже несколько. Осталось только нацепить веревки на маркиза, подергать для верности – и вот уже тело Торнейского ползет вверх.
И тут Джок чувствует… это.
Что-то ледяное вонзается в спину. Что-то невероятно холодное… И уже не разумом – чутьем: конец. Достали.
Серая стена перед лицом. Почему-то важно ее защитить хотя бы пару минут.
Он поворачивается. Медленно, так медленно, словно на плечах его вся тяжесть мира. И поднимает клинок.
У степняков еще есть шансы достать маркиза, значит, надо выиграть время.
Шаг.
Второй.
Степняки отшатываются. И вперед всех – молодой степняк, совсем мальчишка, который и ударил великана копьем в спину, под лопатку.
Он должен был умереть!
Но Джок еще стоит на ногах…
И еще шаг…
Этого – хватает.
Клинок вычерчивает смертоносную дугу, голова самого близкого степняка взмывает в воздух, хлещет фонтан крови из разорванных артерий, тело бьет руками, все еще не падая вниз…
А Джок шагает вперед. И опять замахивается.
И это – последняя капля для степняков. Кто же знал, что на службе у Черного Волка – ДЕМОН?!
Степняки бегут с криками ужаса, и не видят, как за их спинами опускается на колени солдат, до конца исполнивший свой долг.
Кровь обильно хлещет на сырую землю.
Джок ложится на нее, прижимается лицом, словно к лучшей на свете подушке. И улыбается подступающей смерти.
Все правильно.
Мальчишка будет жить, командира спасли…
Боги милосердные, примите мою душу.
Живи, Аллодия…
notes
