Глава 11
Аллодия, Аланея
Лорена сошла на берег, пошатываясь и крепко держась за руку брата.
Она на твердой земле?
ДА!!!
Наконец-то!
С мужьями, так уж получилось, Лорена путешествовала по суше. Она и сейчас бы с радостью, но из-за этой мерзавки Марии-Элены им пришлось уносить ноги из Винеля как можно быстрее. Да, Пахт долго не забудет ни клейстер, ни перья…
Лоран их тоже забывать не собирался. Но теперь решил подходить к герцогессе с осторожностью. Еще одного промаха (уже которого по счету!) допустить нельзя. Это будет полный проигрыш для него, сестры, племянницы… кстати!
– Силли!
Силанта, которая активно строила глазки капитану Сетону, посмотрела на дядюшку.
– Что случилось?
– Пригляди за матерью, я найду нам карету.
Лорена повисла на дочери, к большому неудовольствию последней. И так все плавание испохабили! Корабль! Отличное место, чтобы поохотиться на выбранного мужчину, благо он себя хорошо чувствует, и ты тоже, но…
Нет!
Надо сидеть рядом с матерью, подавать воду, выносить тазики, и даже отлучиться надолго не получается! Кошмар! Просто кошмар! Иногда Силанту сменял Лоран, но ему не слишком хотелось ухаживать за сестрой. Да и некоторые вещи мужчинам не показывают, будь они хоть какими близкими.
Они даже служанку не успели ни взять с собой, ни нанять в Винеле, и в этом Силанта опять винила Марию-Элену. А кого еще?
Если бы наглая тварь согласилась, вышла замуж за дядюшку и все бы стало как задумано, Силанта давно блистала бы при дворе.
Не получилось.
Сама Силанта вовсе не хотела бы выйти замуж за кого-то на двадцать лет старше, но это же – она! А это Мария-Элена!
Монашка паршивая, ей и то должно быть в радость… крыса приходская!
Лоран вернулся достаточно быстро. Наемная карета была не слишком удобной, нещадно воняла чем-то едким, и обивка сидений была в подозрительных пятнах, но и… шервуль с ней!
Скоро они будут дома!
* * *
Аманда Ирвен не была удивлена. И врасплох ее не застали, спасибо господину Сельвилю. Как и положено, она первая вышла во двор, склонилась в низком поклоне.
– Ваша светлость, добро пожаловать домой. Ваши покои готовы.
И порадовалась, что все успела.
Лорена выдохнула.
– Мы… моя падчерица – здесь?
– Нет, ваша светлость. Господин Сельвиль предупредил нас о ее визите, но пока ее здесь нет. Вы позволите проводить вас в ваши покои и распорядиться насчет горячей ванны?
Лорена была нейтрализована. Мгновенно и бесповоротно.
– Ванна…
Более эротического стона от нее ни один мужчина не слышал. Наверняка.
Аманда порадовалась, что приказала греть воду сразу же, как карета остановилась перед воротами, и склонилась перед Силантой, а потом и перед Лораном.
– Госпожа. Господин…
Сначала приветствия хозяйке дома. Потом всё остальное и все остальные.
– Мне тоже ванну, – выдохнула Силанта.
– Пожалуй, что и мне, – распорядился Лоран. – И перекусить…
– С вашего позволения, госпожа, господин… слуги проводят вас и все подадут. А я потороплю с водой, – пропела Аманда.
Сделала глубокий реверанс, развернулась, ушла в дом, и уже на кухне позволила себе на миг перевести дух.
Ну вот. Сделано. Одних расселила, теперь оставалось дождаться герцогессу. Да, и не дать вдовствующей герцогине ничего наворотить за это время. К примеру, поселить кого-то в комнатах герцогессы, или…
Да мало ли? На что способны пакостные бабы, Аманда прекрасно знала. Знала она и Лорену, женился-то его светлость в столице, и жили они какое-то время в городском доме, пока не уехали в Донэр.
Именно пакостная и именно что баба. Плевать, что герцогиня, все одно дрянь.
* * *
Но первым достал домоправительницу Лоран.
Отловил в коридоре, дернул за локоть и прижал к стене.
– Иди-ка сюда, дорогуша!
Аманда и не сопротивлялась. Не в ее положении…
Да и не грозит ей никакое насилие, кроме морального, она лет на десять старше Лорана и в два раза тяжелее, у нее уже внуки бегают…
Лоран это тоже понимал. И даже увольнять домоправительницу или настраивать ее против себя не собирался. Ясно же, что Мария-Элена ее тут же возьмет обратно, а злость тетка затаит… нет. Надо по-хорошему, по-доброму…
Так что за корсаж Аманды скользнула золотая монета.
– Ваше сиятельство? – Аманда смотрела непонимающими глазами.
– А для моей племянницы ты покои приготовила?
Аманда могла бы перевести разговор на Силанту, но сочла за лучшее не притворяться дурой.
– Покои госпожи герцогессы готовы.
– Где они?
– На втором этаже, господин.
– Ты мне их сейчас покажешь, не так ли?
Вторая монета добавилась к первой. Аманда и не возражала, и так понятно, что покажет. Или через полчаса ее вызовет вдовствующая герцогиня, и…
Проще не связываться, а то и денег срубить.
* * *
Ровно через пять минут Лоран оглядывал покои герцогессы.
Свои комнаты его тоже устраивали, но тут домоправительница явно постаралась больше. И упрекнуть ее за это не получится, все же – для хозяйки делалось.
Анфилада состояла из шести комнат.
Самая дальняя от входа – гардеробная. Потом спальня, роскошная, отделанная в родовых цветах Домбрийских, с громадной кроватью, ее Лоран обследовал особенно тщательно. Прикинул окно, дверь, осмотрел стены… нет, глупых вопросов он задавать не собирался, и так понятно, если и есть здесь потайные ходы, то экономка о них все равно знать не будет, кто ж такие секреты слугам доверяет?
Вот окно – да. Это важно.
Чуть в сторону – туалетная комната. Да, и для того самого, и громадная ванна здесь стоит, и куча масел и притираний…
Будуар в бежевых и розовых тонах.
Здесь дама должна заниматься рукоделием, сплетничать с другими дамами…
Кабинет.
Комната служанки или компаньонки.
И гостиная. Первой комнатой, из которой и растут потом все остальные. Красиво, удобно… для герцогессы. Не для него!
Лоран осматривал все комнаты и думал, что застать Марию-Элену врасплох будет сложно. У комнат были крепкие двери, тяжелые засовы, ставни на окнах… мой дом – моя крепость. Может быть, переселить ее?
Лоран озвучил этот вариант Аманде и получил недоуменный взгляд.
Переселить-то герцогессу можно, да куда? Другие покои, сравнимые с этими, занимает ее светлость с дочерью. И сам господин Рисойский, конечно…
Герцогесса тут же потребует, чтобы ее переселили…
Лоран задумался.
Ладно, сюда он наведается ночью. Подумает, что можно сделать с дверями и замками. Поблагодарил Аманду и отправился в город. Искать союзников и соратников.
Аманда чуть перевела дух.
Рисойские ей не нравились. Но не выгонишь ведь…
Скорее бы герцогесса приезжала… посмотрим, что там за птица такая!
Аллодия, крепость Доран
Стивен Варраст смотрел со стен крепости вниз.
Степняки собирались, волновались… скоро все будет кончено.
Хорошая жизнь, хороший финал. Он не соврал воспитаннику, он действительно мог умереть с минуты на минуту. Сердце, такая штука…
Не раз уже он замечал за собой подобные приступы и спасался только настойкой «лилового наперсточника». Может, еще лет десять и прожил бы. А может, и нет. Не угадаешь. Но войну он точно не переживет.
За спиной кто-то смущенно кашлянул.
Стивен оглянулся и встретился взглядом с пехотинцем. Имени он не помнил, хотя… Равк Серс, кажется, так.
Серс был ранен в руку, ранен очень неудачно, тут надо или отнимать ее, или… смерть. Серс выбрал второе, и сложно было его за это винить.
Да, вот такие они, его последние бойцы…
Маковая настойка приглушила боль и отчаяние, другая настойка на короткое время подарит силы. Надо только принять ее перед схваткой.
– Долго ли ждать, господин?
– Нет… недолго. Смотри, они сейчас пойдут на штурм.
Переговоры степняки решили не вести. Смысл?
Их и так уже посылали, и не раз… чего время тратить? Каган ждать не будет, ему вынь и положь голову Торнейского, лучше с телом, лучше – живого. А на это время надо. Степняки не знали, что в крепости почти никого нет, и штурмовать ее готовились со всем прилежанием. Кал-ран Мурсун лично направлял атаку.
Сделали таран, срубив первое подходящее дерево, кое-как прикрыли его щитами и кожами и поползли к воротам.
– Сбросить бы на них чего хорошего, – протянул Серс.
– Там Эльтц, кажется, что-то оставил, – кивнул на надвратную башню Стивен. – Посмотришь?
Рядовой умчался.
Стивен остался на стене еще ненадолго, потом поспешил к воротам.
Там он и примет свой последний бой. Именно там.
* * *
Кал-ран Мурсун чувствовал лишь отчаяние. Скоро, уже скоро сюда пожалует каган, а что ему предъявит кал-ран? Запертую крепость?
Но и Торнейский не сдастся, наверняка… надо штурмовать!
От отчаяния Мурсун пошел на крайние меры. В конце концов, их больше, чем осажденных! Если навалиться со всех сторон, Торнейский не выдержит.
Кал-ран собрал кан-аров, подробно объяснил каждому его задачу – и штурм начался.
Тысяча человек бросилась на стены. С собой они несли лестницы, веревки, еще пятьдесят воинов понесли импровизированный таран к воротам.
Кажется, сверху что-то падало, но мало, слишком мало.
Удар, еще удар…
Мурсун смотрел расширенными от удивления глазами. Но…
Люди, которые лезут на стены, наиболее уязвимы именно в этот момент. Перерубить веревки, сбросить лестницы, не пустить врага на гребень стены… Это элементарно!
Но почему сейчас ничего не происходит?
Неясно, ничего не ясно…
Первые степняки достигли гребня стены и посыпались во двор. Также – не встречая сопротивления.
– Что происходит? – Мурсун требовательно смотрел на стоящих рядом. Но ответа не было.
* * *
Стивен понимал, что стену они защищать не смогут. Значит – им надо найти место, в котором их не размажут сразу.
К примеру – у ворот. Там они прикрыты с боков, расстрелять их тоже не получится, арканами не выдернешь, а что ворота разобьют… Стивен подозревал, что к тому времени ему все будет безразлично.
А вот и первые степняки. Спускаются со стены, оглядываются, переговариваются на своем гортанном языке, ничего не понимая…
Арбалетов крошечному отряду не оставили – Стивен был против. Нечего усиливать степняков. А потому…
Есть оружие, которым даже мальчишка владеет. Праща.
Камни ударили по косоглазым. Большого урона нанести не удалось – не та плотность огня, но степняки оживились – и рванули к врагу.
– За короля и Аллодию! – рявкнул Стивен. – Держаться!
И первым, подавая пример, выхватил клинок. А второй рукой отправил в рот настойку из маленького пузырька. Передернулся от горечи, но не сплюнул. Ни капли.
Красноголовик сработал почти сразу. Сильно забилось сердце, разгоняя кровь по жилам, обрел зоркость взгляд, руки сильно стиснули рукоять почти невесомого, как в юности, меча, в голове поселилась приятная легкость. Кажется, даже солнце стало ярче и желтее.
Навстречу степнякам никто не бросался, невыгодно. Но оскорблять их можно было, чем аллодийцы и занимались, заставляя врага ускорять шаг.
Вот и первый…
Стивен видел противника так четко, от кожаной кольчуги со множеством нашитых блях до узких черных глаз, от усов-подковки до стоптанных сапог… Не уклоняться.
Грудь в грудь, сила на силу. Отвести клинок в сторону – и кинжалом, зажатым во второй руке, в живот. Туда, где бляхи чуть разошлись.
Синеватая сталь хищно вспарывает кожу, на землю высыпаются блестящие сизые внутренности, воздух заполняет запах крови и дерьма…
Плевать! Недолго ему нюхать осталось!
Степняк корчится с воем где-то под ногами… Первый! Интересно, сколько еще окажется на его счету?
И Стивен стоял, легко отводя удары, парируя их, обрубая руки и головы, полосуя вдоль и поперек податливые тела…
И рядом с ним стояли его люди.
Всего два десятка.
Стояли с отчаянием обреченных, зная, что это последние их минуты… и все же желая забрать с собой побольше врагов.
Стивен видел, как упал с рассеченной грудью пехотинец, уже падая, вонзил кинжал в ногу убившего его степняка. Как другой сам насаживается на клинок, лишь бы последним усилием достать врага, сомкнув костенеющие в последней хватке руки на шее противника.
Видел, как оседают один за другим его люди.
Их оставалось двое или трое, когда настал и его черед. Болезненным спазмом сжало сердце, и, понимая, что это – конец, что через несколько секунд он упадет, Стивен прыгнул вперед.
Последним прыжком, последним усилием.
Рассмеялся – и ударил.
Он еще увидел, как катится по камням голова противника, а потом в груди стало невыносимо холодно. Его ударили с такой силой, что пробили кольчугу, и меч вылез на ладонь из спины.
Больно не было.
Просто солнце стало стремительно темнеть… но это уже было не важно. Все было не важно.
Капитан королевской гвардии, барон Стивен Варраст, до конца исполнил свой долг.
Он был свободен.
Он был – победителем.
* * *
Кал-ран Мурсун долго не мог поверить в происходящее.
Да, они взяли крепость, положив малым не сотню своих. Кто-то убит, кто-то ранен так тяжело, что не сможет держать оружие или не доживет даже до рассвета… И кто им противостоял?!
Два десятка раненых!
Смертники…
Варраста Мурсун признал почти сразу. Но где Торнейский?
Крепость была пуста, словно орех. Медленно до кал-рана доходила простая истина – его провели. Он ломился в открытую дверь.
Торнейский ушел.
Может быть, потайным ходом…
Оставил на стенах смертников, чтобы создать иллюзию присутствия в крепости, а сам ушел. Опять ускользнул сквозь пальцы…
А эти люди!
Два десятка человек лежали рядом. И лица их в смерти были спокойными и довольными. Они сделали то, что хотели.
Задержали врага.
Дали возможность уйти своим.
Умерли в бою…
– Отправьте по окрестностям разведчиков. Если Торнейский ушел потайным ходом, то где-то этот ход выходит на поверхность. Надо просто найти это место – и пойти по его следам. Шевелитесь, каган ждать не будет!
Это понимали все. И шевелиться начали вдвое активнее.
А Мурсун так и стоял над телами аллодийцев, вглядывался в мертвые лица. Ни одного сильного молодого воина. Ни одного. Калеки, раненые, те, кто не мог идти… под ноги ему попался пузырек, Мурсун поднял его, принюхался…
Настойка безумия. Вот даже как…
Они все были обречены. Приняли настой, чтобы держаться на ногах, – и сражались.
Мурсун долго молчал. А потом махнул рукой кан-ару.
– Похороните их.
– Мой кал-ран?
– Похороните. Не глумитесь. Они это заслужили. И камень поставьте, что ли?
Кан-ар кивнул. Бросил руку к груди в жесте повиновения.
– Да, мой кал-ран.
– Они ушли как воины. И надо уважать их решение.
Кан-ар молча поклонился. А что тут скажешь?
Да ничего. Остается только выкопать рядом с Дораном большую братскую могилу. И уложить в нее, не раздевая, не грабя покойников, как есть, с оружием и доспехами, два десятка тел.
Постоять пару минут, засыпать – и поставить сверху камень. Тяжелый…
Степняки не знали, чьи имена на нем выбивать. Но каждый, кто был сегодня в крепости, твердо знал – могила останется неприкосновенной.
Может быть, эта земля останется за Аллодией. Может быть, за Степью или за Саларином – кто знает, как повернется колесо Судьбы? Боги играют людьми и дорогами, так уж заведено, и не нам предсказывать их пути…
Но никто не тронет камень и не потревожит покой героев. Сегодня они заслужили бессмертие в песнях друзей и врагов.
Павшим в бою за родину – вечная слава и память.
Аллодия, Равель
– Господин!!!
Не было у Ханса Римса такой привычки – орать и бегать. Наоборот, невозмутим секретарь был, что та ящерица, и это было очень кстати, сам Симон легко вспыхивал и легко отходил от приступа гнева.
Но вот ведь…
Бежал и кричал, и встречающий маршала Иллойского Симон только головой покачал в ответ на недоуменный взгляд. Шервуль его знает…
Ханс буквально долетел до господина.
– Письмо! От маркиза!!!
– Торнейского?!
Вот теперь взвился и Симон, выхватывая крохотный клочок бумаги из рук Ханса. Голубиная почта? Откуда?!
– Из Дорана! Оттуда голубь, точно!
Ханс говорил сбивчиво, не обращая внимания на титулы, да и не до того было…
Что творилось в Равеле?
Безумие. Лихорадочная подготовка к осаде. А степняки все не приходили и не приходили.
Торнейский?
Но КАК?!
Никому ничего не приходило в голову, ожидание выматывало хуже атаки… и вот! Иллойского встретили со слезами радости, а тут…
Симон отлично мог читать голубиную почту. При необходимости, а сейчас такая была. И разбирал крохотные значки, пока не вырвали бумагу из рук…
Торнейский.
Мы еще живы. Сейчас в Доране, ночью уйдем в Ланрон.
Степняки идут за нами, будем держать осаду.
Дней десять продержимся, потом все. Удачи!
Коротко и по делу. А что тут еще напишешь?
Симон это и огласил вслух, потом отдал крохотный листок Артану Иллойскому. Маршал вгляделся в значки, хмыкнул.
– Ну Рид! Ну сволочь!
Симон даже не удивился. Если человек с пятьюстами воинами держится уже не первый день против сорока тысяч… Он не сволочь. Он еще хуже! Тут одной удачей не обойтись. И военного гения мало будет…
Артан ухмыльнулся.
– Симон, мы сегодня отдыхаем и выступаем завтра утром.
– Ланрон, ваше сиятельство?
– Ланрон.
И насколько ж легче стало на душе у Симона после этих четырех строчек письма. Насколько спокойнее…
Нельзя назвать Симона Равельского таким уж истинно верующим человеком, не свойственно это аристократии. Но этим вечером он пойдет в храм и будет долго и горячо молиться. За человека, который отвел беду от его дома. За маркиза Торнейского.
Бастард он там, не бастард… плевать!
Такие люди, как Торнейский, выше правил и законов. Они – Люди.
Только бы выжил… только бы спасся.
Симон посмотрел на маршала Иллойского. Он говорил вежливые слова, распоряжался, что-то делал, но…
Если Торнейский выживет – храм построю. В честь святого Рида, был такой… И на свои деньги, и украшу, и что угодно сделаю… если выживет. И даже если нет…
Если Торнейский не святой, то кто достоин этого звания?
Брошусь в ноги адарону, молить буду…
Боги милостивые, сберегите маркиза Торнейского! Такие люди – должны жить.
Матильда Домашкина
– Пара-па – пара-па-пара-па-па – о – е!
Настроение было замечательное.
Матильда шла на работу, довольная и собой, и жизнью.
Впереди выходные, а еще сегодня можно забежать к Сергею…
Кажется, девушка поняла, что интересного находят люди в сцене. И вроде бы не платят им толком, и пик популярности прошел, ан нет! Лезут и лезут, словно им медом намазано…
Не медом. И даже не деньгами, и не популярностью.
Есть в этом… нечто такое… почти нечеловеческое.
Когда ты открываешься для людей и отдаешь им себя, свою душу, мечты и надежды. И люди возвращают тебе то же, но уже от себя. Грандиозный энергообмен.
С громадным залом – или с маленьким клубом, не суть важно. Но если ты поймаешь этот драйв, если тебя хоть раз подхватит и понесет на своем гребне волна искренности – все. Ты пропал.
Мы ведь достаточно лживые создания в повседневной жизни. И стараемся лишний раз не открывать душу, чтобы в ней отхожего места не устроили. А тут…
Ты можешь сказать о себе – все. И тебе ответят…
Это – чудо? Нет, это сцена. А Матильда поняла это, когда у них с Сергеем стал образовываться круг… почитателей? Фан-клуб?
Тоже неверно.
Просто приходят несколько человек, сидят, слушают… даже денег не бросают, видно, что не у всех они есть. Но – сидят. И на душе становится тепло и уютно.
Матильда открыла дверь приемной…
– Ой!
– Ни фига себе с фига?
Девушки оказались на редкость единодушны.
На столе, нагло потеснив в сторону бумаги и канцелярские мелочи, гордо стоял букет гербер. Роскошных, разноцветных, пушистеньких таких и очень уютных.
– Прелесть какая!
Малена сунула нос в герберы.
– Тильда, они так пахнут! Нежно…
– Ага… это редкость. Значит, дорогие как собаки!
– Это же цветы?
– У нас их везут черт знает откуда. И они не пахнут, разве что химикатами опрыскают.
– Фу…
– Нравится?
Голос был самодовольный. Девушка – сейчас уже Мария-Элена, а не Матильда – развернулась. В дверях стоял Антон Владимирович.
– Да, – честно призналась герцогесса. – Это мне?
– Тебе, кому ж еще?
– Спасибо. Они замечательные.
Антон помялся немного, а потом кивнул на шкаф.
– У нас есть папка по Мурманску. Найди и принеси.
Малена кивнула – и занялась работой. А сердечко так и пело от радости.
Может быть, глупая, наивная, неуклюжая, но это была попытка сделать ей приятное. Не схватить за задницу, как трактирную прислугу, а просто – подарить что-то, что наверняка будет принято и понравится. Это… ухаживания?
Герцогесса мечтала.
Не век же она будет учиться, и потом, когда-нибудь, когда закончится договор с Давидом, она сможет с Антоном встречаться, а там кто знает…
Матильда молчала, не желая обрывать подруге крылья. Пусть помечтает. Это ведь такое чувство… первая любовь! И первый мальчик, который понравился, и кошмарная юбка, которая даже попу не прикрывает, и ресницы, с которых тушь на пол-лица осыпалась, и трепет в сердце от того, что ОН посмотрел, и первая записочка…
У нее это было. Пусть и у Малены будет. Иначе потом могут быть проблемы. Лучше уж нагуляться сейчас, и разочарование пережить сейчас, и все остальное – тоже.
С небес на землю герцогессу опустила Нина, которая зашла за зажимами.
– Привет. Есть крокодильчики? А то у меня закончились.
Матильда, которая в том числе и заказывала всю канцелярку, и распределяла ее согласно требованиям и потребностям, достала из шкафа коробочку.
– Такие? Или покрупнее?
– Такие в самый раз, – согласилась Нина. И кивнула на цветы. – Антон, что ли?
– Д-да…
– Ясно, что не Давид.
– Почему? – Любопытство у герцогессы возобладало, тем паче, что селектор молчал и не светился.
Нина хмыкнула.
– Кофе сваришь? Мне перерыв на пять минут нужен, а то сдохну…
– Сварю.
– А я пока сигаретку ухвачу. Умоталась… сейчас целую контору оформила. Но оно того стоило!
Малена кивнула. Стоило, наверное. Антон платил фиксированную сумму, но прибавлял процент от заказов. Не наработала? С голоду не помрешь, но и не пожируешь. А у Нины дочка…
Стаканчик с кофе Малена вынесла прямо на улицу. Стоял осенний теплый денек, из тех, когда солнышко забывает, что надо готовиться к отдыху, и светит во всю мощь. А зиму девушки дружно не любили. Погреться бы пока…
Нина как раз метко бросила бычок в урну и с улыбкой приняла стаканчик с кофе.
– Спасибо. Посидишь со мной?
– Ага… пару минут – можно. – Герцогесса опустилась на перила.
Место для курильщиков у них было. По соседним домам расположилась целая куча магазинов, офисов, контор, и в каждой кто-то да курил. Бывает. Здоровье человека – его личная собственность, хочешь травиться – травись. Но тем, кто не курит, не всегда приятен запах сигарет, поэтому народ нашел оригинальное решение.
Кто заказал эту беседку, из тех, что дачники среднего достатка ставят у себя на участке для шашлыков, – неизвестно. Четырехугольник, три скамеечки, никаких фигурных решеток или кованых элементов, голая функциональность.
Кто повесил на нее цепочку поперек входа и табличку «только для курящих и выпивающих» – тоже осталось неясным истории. Но – ключи от цепочки, по одному, побросали в почтовый ящик каждого офиса. А посреди беседки с намеком поставили здоровущую урну.
Свое жизненное пространство курящие любители пива охраняли ревностно, поэтому скамеечки остались в целости и сохранности, а местные бабушки даже не покушались на чужое имущество. Хотя попытки рейдерского захвата время от времени случались.
Кофе был хорошим, солнышко – теплым…
– Почему ты решила, что это – Антон?
Нина фыркнула.
– Тоже мне, бином Ньютона. Просто Тохе однажды розами по мордасам досталось, с тех пор он дарит только мягкие цветы.
– Нашлась героиня?
Малена искренне удивилась. По ее представлениям, раньше Антон по морде от женщин не получал, ни морально, ни физически. А тут вдруг новости?
– Так он соблюдал священный принцип – за одной ухаживаю, а с другой сплю. Подарил первой букет роз, а вторая увидела, выхватила, и по мордасам! – заржала Нина. – Досталось и Тошке, и его девице, как будто их кошками драли.
– Понятно. Грустный боевой опыт.
– Вот-вот, и боевой, и грустный. Но на моей памяти он давненько на цветы не разорялся. У вас вообще – что?
Малена вздохнула.
Можно бы и отшить, и даже вежливо, но ей здесь еще работать. Не стоит наживать себе… нет, не врага, но недоброжелателя – точно. Нина поделилась информацией, а ей в ответ – шиш? Некрасиво.
– Пока – ничего.
– А что хотелось бы?
Малена пожала плечами.
– А я не знаю, что ему хотелось бы. Понимаешь, вроде он то куда-то приглашает, то вот, герберы дарит, а дальше-то что?
– Классика. Переспать и разойтись.
Малена, сейчас именно герцогесса, задумчиво смотрела на небо. Синее-синее.
– А какой в этом смысл?
– Не поняла?
– Допустим, Антон набирается опыта, заполняет еще одну строчку в записной книжке, тешит самолюбие. Что получаю я?
Нина задумалась.
– Деньги, должность, развлекушки не предлагать?
– Это я и сама могу себе устроить. И все?
– Удовольствие.
– Близость без души, как суп без соли. Брюхо набьешь, но и только, – вздохнула Малена.
– Конфуций?
– Нет, моя бабушка.
– Сейчас подобное мировоззрение не в моде.
– Ну и дрянь же эта мода, пищит, трещит, а все никак не сдохнет.
Нина посмеялась. А потом поглядела уже серьезно.
– Малена, ты девушка серьезная, я вижу. И советую тебе сейчас, как своей малявке.
– Слушаю?
– Ничего серьезного ты ни от Додика, ни от Антошки не дождешься. Вот чисто по-человечески. Переспать – пожалуйста, побаловаться, погулять… это они могут. Но жениться на тебе не станут.
– У меня нет денег, связей, богатых родителей, модельной внешности и знания Камасутры.
– Видишь? Ты и сама все прекрасно понимаешь.
– Понимаю. Но и уволиться сейчас не могу – некуда.
Нина покачала головой.
– Ты и уволишься, ничего не изменится. И найдут, и спокойной жизни тебе не будет. По-моему, у Тошки заклинило.
– И у Давида?
– А чем он хуже друга?
– Соревнование? – печально произнесла Малена.
– Социалистическое.
«Скорее, капиталистическое», – не удержавшись, вставила свою реплику Матильда.
А Нина продолжала:
– И скажу сразу, даже если ты дашь одному, тут ничего не изменится.
– В смысле?
– Соревнование – дело тонкое. В первый раз приз взять не получилось, надо второй раз попробовать.
– И так каждый раз?
– Обычно все раньше заканчивалось. В этот раз ребята увлеклись.
– Обычно все раньше сдавались?
– Ну да. Ты вот держишься.
– И буду продолжать держаться, – одними губами улыбнулась герцогесса. – Ладно, извини. Пять минут уже прошли, пошла я…
Малена развернулась, уходя в здание, и не видела, как за ее спиной из окна выглянула Валерия, а Нина подмигнула коллеге.
Лера в ответ показала ей большой палец.
* * *
– Козлы!
– Ничего удивительного. Это бывает.
– В вашем мире такое бывает? – Герцогесса даже чуть успокоилась. Обидно же.
– Конечно. – Матильда поспешила добавить эффект: – Аукцион называется.
– А, это и у нас есть.
– Тогда принципы ты понимаешь. Сейчас просто примутся набавлять цену.
– А товар? Мое… то есть твое девичество?
– Да мне не жалко, – язвительно фыркнула Матильда. – За хорошую цену, для хорошего человека и гименопластику сделать можно.
– Че-го?
– А, у вас такого нет?
Малена, уже успокаиваясь, выслушала рассказ о процедуре, которая позволяет превратить девушек – в однозначно честных девушек, и покачала головой.
– Слов нет.
– Ничего, эмоций хватит.
Герцогесса посмотрела на герберы. На дверь кабинета. На герберы…
– Это – не розы. Результата не будет, – предупредила Матильда.
И девушки вдруг принялись хохотать.
Вот уж и правда – предусмотрительность.
* * *
Все-то они обе понимали. Но песни в этот раз получились грустные. И почему-то из кинофильмов о войне.
– … погибшие в небе за Родину, становятся небом над ней…
Таких песен Матильда знала много. Бабушка их любила.
И настроение было подходящее… неужели они гибли за то, чтобы потом – вот так?
Яснее выразить свои мысли Матильда не могла, но было обидно. За себя, за подругу, за саму ситуацию…
Сергей кое-как подбирал аккорды, но здесь и сейчас людям важнее был чистый девичий голос, взлетающий к вечернему небу, а не его музыкальное сопровождение.
И когда Малена наконец устала петь…
В этот раз ей не бросили деньги. Но когда девушка опустилась на скамеечку, через пять минут к ней подсели.
– Здравствуйте, девушка, – вежливый, чуть вопросительный тон. – Поговорим?
– Здравствуйте. – Не то, чтобы Матильда или Мария-Элена жаждали продолжать общение, но не ругаться же? Некрасиво…
Подсевшая дама лет шестидесяти… Нет, другое слово к ней не цеплялось категорически. Это была именно дама. Сухощавая, ухоженная, с белоснежной улыбкой, которая навевала мысль о вставной челюсти. И очень дорого одетая.
– Я смотрю, вы иногда здесь поете?
– Да.
– Ольга Викторовна.
– Матильда. Можно Малена.
– Приятно познакомиться, Малена. – К чести Ольги Викторовны, она даже не подумала сострить насчет навязшего в зубах фильма. – У вас хороший голос и репертуар. Вы музыкант? В перспективе?
– Нет, что вы. В перспективе я канцелярская крыса, – улыбнулась Малена.
– Музыкант – это я. К вашим услугам и услугам ваших родственников, – Сергей изобразил куртуазно-мушкетерский поклон.
Ольга Викторовна задумчиво оглядела парня.
– Я подумаю. А пока, юноша, принесите нам с девушкой горячий чай? Только не пакетики! Пожалуйста…
Тысячная купюра довершила просьбу. Сергей раскланялся еще раз – и умчался.
– Ваш молодой человек?
– Н-нет.
Ольга Викторовна прищурилась.
– Судьба свела?
Малена искренне рассмеялась.
– Вы знаете – да. Я шла, он играл, и я предложила попробовать это делать в тандеме. Петь хотелось.
Женщина улыбнулась.
– Вы хорошо поете. Жаль, что непрофессионально.
– У меня склад характера не тот, – честно созналась девушка. – Я не публичный человек.
– Часто вы здесь поете?
– Раз или два в неделю…
– Ваш чай, миледи, – Сергей склонился до земли. А потом выставил на скамейку две белые фарфоровые чашечки.
– Благодарю. – Ольга Викторовна отпила глоток, второй. – На этой неделе я буду занята, а вот на следующей, где-то во вторник… вы будете здесь петь?
Сергей почесал в затылке.
– Играть я точно буду, я тут каждый день. Малена?
Вторник…
– Да. Я тоже смогу, если не случится чего-то неожиданного.
– Надеюсь, что не случится. – Пожилая дама, коснулась плеча Малены дружеским жестом и встала со скамейки. – Спасибо. Мы любили эти песни, а сейчас о них даже не знают.
– О, времена проходят, – вздохнул Сергей.
– Есть вещи, о которых надо помнить в любые времена, – строго сказала дама. И улыбнулась, смягчая наставительный тон. – До вторника. Надеюсь на встречу.
Домой Малена шла в гораздо лучшем настроении. И даже нашла в себе силы пройтись по квартирам и объяснить, что ей нужно.
Соседи клятвенно обещали написать показания, а кое-кто и прийти в суд, если надо. Интересно, это Марию Домашкину так не любят – или Матильда завоевала зрительские симпатии?
Неясно. Но надо пользоваться, пока дают.
