После женитьбы сына Юрия великий князь Всеволод Юрьевич Большое Гнездо как-то явственно ощутил, что жить ему на этом свете осталось крайне недолго.

Он бы и раньше отдал Богу душу, но повторная женитьба словно вдохнула в него дополнительные силы, но, увы, ненадолго. Что-то вскоре надломилось в нем. Может, все дело в том, что его вторая жена Любава все никак не могла понести, и это стало для него неким мистическим знаком, что все, свое ты уже отбегал…

Ну а раз так, и земной путь его почти завершен, то требовалось закончить дела и огласить завещание, чтобы каждый из сыновей согласно обычаю получил причитающийся ему стол, и промеж них не было никаких конфликтов на этой почве.

Великий князь Большое Гнездо призвал своих сыновей и сказал:

– Дети мои, я чувствую, что Господь скоро призовет меня, и мне придется держать ответ за свои деяния перед Ним, за худые и хорошие, но прежде чем это случится, я хочу разделить землю Владимирскую и дать каждому из вас достойный удел в кормление согласно праву.

Великий князь посмотрел на своих сыновей. Каждый, как ни старался, не мог скрыть на своем лице напряжения, особенно Константин. Лишь Юрий хранил смиренную безмятежность, при этом твердо глядя в лицо отца.

Снова мелькнуло сожаление, что нельзя отдать ему в управление все Владимирское княжество, не по закону то будет.

– Ты, Константин, как и полагается наследнику, получишь Владимир. Юрий сядет в Ростове. Ярославу достанется…

– Прости, отец, но я прошу оставить Ростов также за мной, – встал старший сын великого князя.

– Почему? – опешил Всеволод Юрьевич.

– Этот город для меня стал много значить. Я потратил на него много сил…

– Я понимаю тебя, сын, но это не по праву. Не могут оба старших стола находиться в одних руках, и ты это знаешь…

– Но в княжестве полно городов. Пусть Юрий возьмет Суздаль!

– Суздаль должен отойти Ярославу. За тобой как за будущим великим князем и так остаются еще Ярославль, Белоозеро и Углич! Неужели тебе мало?!

– Ростов должен остаться за мной, отец! – не сдавался Константин. – Пусть возьмет другой стол, а то и несколько!

Почему Константин так держался за Ростов, прекрасно понимая при этом, что явно идет против правил, и рискуя вызвать гнев отца? Особенно учитывая то, что город по весне погорел, и в пепел обратилось две его трети.

Причин несколько. Он и вправду сильно сроднился с городом, все-таки княжил в нем вот уже четыре года, знал все «входы-выходы». Даже какое-то учебное заведение там учредил, чуть ли не первое на Руси! Все ж не совсем пропащим человеком был…

Во-вторых, город, как ни посмотри, богатый. Восстановится быстро.

И последнее в списке, но не по значению, – в Ростове находился церковный центр всей Владимирской земли – епископат. А кто контролирует церковь, по крайней мере, имеет рычаги влияния на нее (церковь сама кого хочешь может контролировать), тот имеет влияние на все княжество.

И вот так отдать такой центр влияния своему брату за здорово живешь?! Особенно учитывая репутацию брата как чуть ли не живого святого?! Споется ведь с церковниками, да так, что все в свои руки возьмет через них.

– Ты разочаровываешь меня, сын, одумайся, – сделал последнею попытку образумить Константина великий князь. – Откажись от притязаний на Ростов, отдай его Юрию…

– Нет! Как Владимир должен быть моим, так и Ростов останется за мной!

– Вот как?!

– Да! – буквально выкрикнул Константин с исказившимся от гнева лицом.

Всеволод Юрьевич налился краснотой, тяжело задышал и схватился за сердце. Того и гляди удар его хватит.

– Сын мой, – глядя на такие дела, поспешил взять слово епископ Иоанн, присутствовавший на оглашении завещания. – Тебя обуревают гордыня и жадность… Грех берешь на душу, попирая заветы предков…

– Нет, Владыко! Вы думаете, будто я ничего не понимаю?! Я все отлично понимаю! Вы хотите взять в свои руки церковный клир и через него править! Получится, что старший брат будет служить младшему! Не бывать тому! – окончательно сорвался на крик Константин.

– Пошел вон отсюда, щенок! – вскочив со своего трона, в свою очередь взорвался гневом Всеволод Юрьевич.

Константин, резко развернувшись, буквально выскочил из палат.

– Обуял его бес жажды власти, – покачал головой епископ.

Великий князь, буквально рухнув обратно в кресло и помассировав грудь напротив сердца, только покачал головой.

Остальные сыновья просидели все это время как мышки, тише воды, ниже травы.

– Воспитал на свою голову…

– Образумится еще…

– Не думаю. Упертый он. Я знаю. Если что втемяшит ему в голову, не выбить. Всегда таким был, а с годами только хуже стало.

– Но попытаться мы должны.

– Пробуй…

Епископ Иоанн попробовал. Увещевал, давал обещания, но все было бесполезно. Константин, будучи подозрительным, только укрепился в желании получить во владение два главных города Владимирского княжества.

А потом и вовсе покинул Владимир.

Великий князь трижды призывал его вернуться и принять отцовскую волю, но Константин игнорировал послания отца. Что просто невероятно взбесило великого князя. Сын отказывается подчиняться отцовскому слову!

Немыслимо!

Да за такое пороть нещадно надо! Так чтоб кожа с мясом со спины слазила!

А какой урон чести! Как можно всерьез воспринимать великого князя, если его собственный сын не слушает?!

– Что же делать?! – спрашивал он у своего старого во всех смыслах товарища, епископа Иоанна. – Дай совет мне, как поступить с неразумным отпрыском, уж больно он зарвался…

– Если он не желает соблюдать право, то и ты волен его обойти.

– Что ты имеешь в виду?

– Отдай Владимирский стол Юрию. Он разумен и богобоязнен, из него получится превосходный великий князь владимирский.

– Думал я уже о том, но не хотелось бы мне самому попирать закон… он худо-бедно обеспечивает порядок. Стоит раз оступиться, и это может спустить лавину, все станут поступить по-своему, и тогда наступит хаос…

– Прекрасно понимаю непростое положение в котором ты оказался, князь. Но что так получится нарушение закона, что этак…

– Вот и я про что… И так – худо, и этак – плохо.

– Тогда выбери из двух зол меньшее.

– Вот только какое их них меньшее? – вздохнул Всеволод Юрьевич в полном раздрае чувств.

– Тогда пусть народ решит твой с сыном спор и определится с выбором меньшего зла.

– В смысле?

– Созови народное вече. Ибо сказано: глас народа – глас божий! Расскажи людям, что и как, да спроси их, согласны ли они в нарушение права наследования считать своим князем не старшего Константина, а Юрия. И как они ответят, так и будет. И ты не возьмешь на свою душу грех.

– Хм-м… – призадумался великий князь.

Такой вариант и впрямь решал многие проблемы.

Епископ Иоанн же едва заметно улыбнулся.

– Интересное решение… Но даже если примут Юрия, Константин не успокоится, – продолжал тяжко вздыхать Всеволод Юрьевич. – Кровь после моей смерти прольется…

– Все в воле Господа нашего…

– Так тому и быть, – перекрестился князь.

Во все концы Владимирского княжества поскакали гонцы, созывая на вече людей: бояр, священников, купцов, горожан и даже глав от крестьянских свободных общин.

– Что же теперь будет, Юр? – переживала Агафья за мужа.

– Станешь женой не просто князя, а великого князя, – улыбнулся Юрий, обняв ее и крепко прижав. – Так что успокойся и не хмурься. А то от этого у тебя раньше времени морщины появятся, и станешь страшной старой бабкой… А где я еще такую красавицу, как ты, найду?

Агафья при этом невольно покосилась в сторону большого зеркала чуть ли не в полный ее рост и метровой ширины, словно желая убедиться, не превратилась ли она в бабку.

Зеркало то являлось одним из первых удачных изделий. Маленькие зеркальца размером с ладонь и даже чуть больше изготавливались уже давно и, несмотря на неодобрение церкви (вот ведь, придумали на ровном месте кучу запретов), пользовались стабильным спросом. Это вам не в бронзу или медь смотреться, а вот такие большие дались не сразу. Тут и проблема со стеклом, тут и проблема с ровным нанесением серебряной амальгамы. Та еще гадость на ртутной основе…

Но вот получилось.

– Разве что твои сестрички такие же?

За что получил удар кулачком в грудь.

– Нет у моего папашки больше свободных дочерей! А единственная моя сестра Оленка давно замужем!

– Эх, печаль-беда… Что ж он так оплошал? Заделал бы еще хотя бы двух-трех дочек. Забрал бы вас всех к себе.

– А хватило бы тебя на всех?

– А я одну бабку-травницу знаю, она как раз снадобья делает для увеличения мужской силы.

– Так это потому ты такой неутомимый?! – поддела Агафья.

– Нет, это я от природы и молодости такой выносливый! Так что будь у меня несколько жен, хватило бы, что на каждую по отдельности, что на всех разом без снадобий! Вон у наших предков, пока христианами не стали, жен было по десятку минимум, а у кого-то больше сотни, и ничего, как-то справлялись. А я чем хуже? Тем более что и сейчас некоторые содержат гаремы…

– И ты хочешь гарем собрать?

– Не… образ благочестивого князя не позволяет, а его ломать нельзя. Какой святой из многоженца? Да и где столько рыженьких набрать?

Агафья на это только рассмеялась.

– А вот это правильно. Смех продлевает жизнь и красоту.

– Откуда ты вообще эту бабку взял? И зачем?

– Да порасспрашивал людей о знахарке умелой, да призвал к себе. А зачем? У меня почти три тысячи человек на содержании. Нет-нет, да заболеет кто. Вот и лечит.

– Но почему ты так спокоен, я не понимаю, – вернувшись к главной теме наследования, продолжала она допытываться.

В принципе хорошая черта. Княжичу она нравилась. Не клуша какая, которой все по барабану, лишь бы сладко поесть да мягко поспать. Юрий подыскивал ей интересное и полезное дело, да, собственно, уже нашел.

– Причин несколько…

«В том числе и та, что так случилось в изначальной исторической последовательности, но тебе об этом знать не надо», – подумал он и продолжил:

– Во-первых, финансовая. Как ты уже знаешь, в моей крепости производится много дорогих товаров. И будет производиться еще больше.

Агафья кивнула и снова покосилась на зеркало, а также на разноцветную стеклянную посуду, что стояла на столике.

– Потому на меня завязано очень много людей, как простых крестьян, собирающих и поставляющих мне болотную руду, уголь, поташ, песок и много чего еще, так и купцов, что сбывают уже готовые товары по всей Руси и везут товары для меня: ткани, кожи, меха да людей, тоже имея с того навар. Бояре в свою очередь заинтересованы во мне через купцов, ведь они состоят с ними в доле, хоть и не афишируют это, и получают свою часть прибыли. Захотят ли они все потерять такие источники дохода?

– Нет… Но с чего они их потеряют, если ты сядешь в Суздале? Просто перенесешь туда свое производство, раз уж не захочешь оставлять его под боком у брата…

– А сколько потребуется времени на перенос? Пока то да се, год уже потерян, а это большие деньги, которые никто не захочет терять вот так за здорово живешь. Они ведь давно посчитаны и в мыслях уже лежат в сундуках, грея душу. Так что такую задержку посчитают за татьбу, а с татями разговор короткий.

– Пусть так, эти люди за тебя, но их будет все же меньшинство на вече…

– Это так. Но большей их части не понравится поведение Константина, пошедшего против закона. Кого-то уговорят правильно проголосовать мои сторонники. Ну и не забывай церковников, у которых свой интерес.

– А разве не Константин имеет на них влияние, почему и цепляется за Ростов?

Юрий улыбнулся, вспомнив епископа Иоанна. Тот во имя исполнения своей мечты сделает все, чтобы переманить на свою сторону церковную братию, а те в свою очередь воздействуют на не определившихся. А противников в таком раскладе, кои будут в основном из ростовской земли, уже можно не учитывать, ибо они останутся в явном меньшинстве.

– Нет, но извини, дорогая, подробности ты узнаешь чуть позже.

– Хорошо, – ничуть не обиделась Агафья.

А с чего обижаться? Проведение Юрия с ней разительно отличалось от того, к чему она привыкла (за примером далеко ходить не надо, взять своих мать да отца, что свою жену, между прочим, дочь польского короля Казимира Третьего, за человека не держал и открыто отгуливал девок) и к чему подспудно готовилась, по принципу: «Все мужики сволочи и кобели, которым нужно только одно».

Юрий не только интересовался ее мнением, но и объяснял многое из того, что ей было непонятно.

Зачем Юрий с ней откровенничал? Ведь по нынешним временам это, мягко говоря, не принято. На дворе, конечно, не оголтелый домострой, до которого еще минимум век, но и свободы особой у женщин за редким исключением не было. А любые исключения лишь подтверждают правило.

Его обновленная сущность требовала более равноправных и доверительных отношений между мужем и женой. И он хотел видеть в жене не только биоферму по воспроизводству потомства, но и соратницу, что станет осмысленно помогать ему в его делах. А то ведь ему в будущем придется часто и на длительные сроки отлучаться на военные походы, так что за делами кто-то должен присматривать.

Помощники помощниками, но им безоговорочной веры все же нет, люди чужие со своими страстями. Деньги развращают, не будет явного и неусыпного контроля, начнут подворовывать, а там и до прямого предательства недалеко, узнает кто об их темных делишках, и начнут шантажировать.

– И тебе надо заняться собственным общественно значимым делом.

– Каким? – удивилась Агафья. – Да и что я могу? Меня ведь ничему не учили…

– Главное, у тебя голова светлая, а чему надо – научат.

– Чему?

– Медицине. Целительству. Как раз та знахарка тебя всему и обучит.

– Зачем?

– У меня сложилась определенная репутация блаженного…

Жена Юрия понятливо кивнула.

– И жена у меня должна быть под стать. Так сказать, два сапога – пара.

– Но зачем? Я не отказываюсь, тем более это наверняка интересно, но…

Оценивающе посмотрев на молодую жену, Юрий все же решил ей сказать, чтобы прибавить энтузиазма, дабы знала, что ее может ждать в случае удачи. И ее деятельность станет одним из опорных столбов.

– Я собираюсь стать цезарем всея Руси…

Агафья выпучила глаза и открыла рот от такого заявления мужа, а тот продолжал:

– Но люди разобщены, разные обычаи, какие-то старые обиды, которые при случае будут рады припомнить и отомстить. И вот представь, что какой-то левый князь решил взять их под свою руку. Сопротивляться будут просто из того принципа, что он чужой… Но есть и объединяющее начало, это христианская вера, и став в глазах людей почти святыми, неся с собой не меч, но благо…

– Понимаю… простые люди в этом случае примут тебя с радостью. Но остаются еще бояре и купцы, а их святостью не купить.

– Молодец. Купцов купить просто. Если Русь станет единым царством, то исчезнут все внутрикняжеские пошлины.

– О! За это они сразу объявят тебя святым! – засмеялась Агафья. – А как быть с боярами?

– Помимо денег, что они получают от долевого участия в купеческих делах, они хотят власти, да как в Новгороде? Так они ее получат. Более того, они получат Думу, в которой будут придумывать законы для всего государства. Будет заседать человек двести-триста, и пусть думу думают о том, как сделать так, чтобы на Руси жить было хорошо. Ну и князьям кость кинем в виде Палаты князей…

Агафья уже откровенно смеялась.

– Да они же там по любому пустяшному вопросу передерутся, бороды друг другу повырывают! Видел бы ты, что в Киеве бояре творят! Это не у вас во Владимире – тихие да смирные…

– Что, собственно, и требуется, – улыбнулся Юрий. – Пусть развлекаются в Думе и Палате, да пар в ней спускают, на реальные дела меньше времени будет. А если при этом чего полезного придумают, так и вовсе замечательно будет.

– Но может и так случиться, что они встанут против тебя… – посерьезнела жена.

– Так и я клювом щелкать не собираюсь и допускать в Думу и Палату кого ни попадя… На каждого удавку нацеплю да узелочек затяну потуже, если только подумают против меня пикнуть.

«Не то что Николашка Кровавый. Дятел, – с презрением подумал княжич. – Ну созвал ты Думу, ну так растряси кубышку швейцарскую или английскую и сделай так, чтобы в нее вошли и твои сторонники, да чтобы они составляли большинство, да и те, что оппозиционеры, были прижаты к расстрельной стене компроматом и сильно не возбухали!»

– И чем я буду именно заниматься? – уже явственно заинтересовалась Агафья. – Не стану же я лично лечить?..

От таких предложений грех отказываться.

– Нет, конечно! Для начала откроешь приемный дом, где будут принимать роды у горожанок, оказывать помощь пораненным, а потом, и это самое главное, ты избавишь людей сначала во Владимирском княжестве, а потом по всей Руси от такой напасти, как оспа.

Оспа и впрямь была страшным бедствием. В голодные годы физически ослабленные люди были особенно подвержены заражению и вымирали целыми деревнями, в городах выкашивало до двух третей населения. Так что если удастся победить эту болезнь, то это гарантирует статус святого при жизни тому, кто это сделает.

– Как?! Я же не знаю! – ужаснулась Агафья.

– Я знаю… – улыбнулся Юрий.

– Откуда?!

– Хм-м, на этот вопрос я пока тоже тебе не могу дать ответа…

– Почему тогда сам это не сделаешь? – после короткой паузы спросила она.

– По той причине, что мне нужна жена под стать. Ну и потом слишком хорошо – тоже нехорошо. Не нужно привлекать лишнего внимания. Все должно быть в меру.

Еще Юрий надеялся, что Агафья, проведя эксперименты с кровью, сможет добиться подбора доноров на тот случай, если потребуется переливание. А оно может понадобиться, ведь история вот-вот сделает первый крутой поворот, а значит, уже далеко не факт, что ему без особых проблем удастся дожить до появления тех же монголов, как то было в оригинальной исторической последовательности, а не скопытится раньше.

«Осталось только разобраться с церковью, ибо попы будут резко против любых экспериментов в этой области», – с грустью подумал княжич.

Константин сильно удивился, узнав о решении отца собрать вече по поводу изменения порядка наследования в пользу Юрия.

Почему?

Потому что великий князь Всеволод Юрьевич всю свою жизнь делал все, чтобы ограничить боярство в политических правах, и достиг в своем стремлении немалых успехов. И вот теперь он созывает тех, кого так долго гнобил, чтобы решить с их участием возникший политический кризис власти, тем самым сняв с себя ответственность, а точнее, делая знать соучастниками попрания закона.

Разве не должны они принять решение в пику своему угнетателю из чувства мести?

То, что Константин сам виноват в возникшем кризисе, его мало волновало, он увидел в происходящем шанс получить желаемое, осталось только бросить боярству кость, на которую они набросятся.

А что хочет боярство?

Более широкого участия в политической жизни, в идеале, тех же прав и привилегий, как в соседнем Новгороде.

«Ну, положим, как в Новгороде, это им будет слишком жирно, – усмехнулся князь ростовский, – так у меня никакой власти не будет, но некоторые послабления дать можно».

И агенты Константина принялись агитировать созываемых на вече делегатов от боярства.

Там, конечно, будут еще священники, боярские дети, купцы и простой люд. Видимо, Всеволод Юрьевич, осознавая, что бояре могут ему подгадить, создавал им массовку в противовес, но кто будет слушать горожан и тем более крестьян? Это так, хор на подпевках.

Слово купцов стоит тоже не много. В качестве милости можно им пошлины немного скинуть.

А вот боярские дети – служилое сословие, коим великий князь благоволил, и тем более священники – это уже серьезнее.

Но священников можно придавить. Десятину ведь тоже можно по-разному собирать…

Что до боярских детей – нарождающегося дворянского сословия, – то их можно попробовать купить. Как материально, определенные запасы есть, так и дополнительными привилегиями да обещаниями более высокой доли с добычи в будущих походах, хоть на тех же новгородцев, благо они сильно ослабли в борьбе с Орденом меченосцев, и их можно хорошенько пощипать.

Вече получилось жарким.

Обе партии сошлись, что называется, не на жизнь, а на смерть.

Сторонники Константина напирали на то, что надо поступить по праву и отдать старшему Владимир.

Сторонники Юрия кивали на то же право и говорили, что Константин должен отдать Ростов.

Им ответствовали, что Ростов сильно погорел, и Юрию будет лучше в целом Суздале, а не посреди пепелища.

Крик, гам, чуть до мордобоя не доходило.

Купцы практически сразу встали на сторону Юрия. Они получали дорогой товар, и обещанное Константином снижение пошлины – ничто по сравнению с теми потерями, если поступление товара прекратится, а намек на это был дан. Дескать, с ними из принципа не будут сотрудничать. Купцов на Руси много. Не владимирские, так новгородские.

Купцы в свою очередь давили на компаньонов из бояр и дворян.

Священники разделились поровну и, фигурально выражаясь, предавали друг друга анафеме.

Горожане, читай ремесленники, получившие большие заказы на пошив одежды и производство посуды, и крестьяне, не учтенные Константином, изначально в своей основе были за Юрия.

Дебаты шли почти неделю. В конце концов решение было вынесено.

– Вече постановило, и я, великий князь владимирский Всеволод Юрьевич из рода Рюриков, приговорил посадить на стол Владимира своего второго сына Юрия вперед Константина, за нежелание последнего соблюдать право и отдавать Ростов, а также за неисполнение сыновнего долга, отказа от повиновения, что само по себе является тяжким проступком.

Потом выступил епископ Иоанн, закрепивший слова великого князя авторитетом церкви.

Константин не верил своим ушам. Где это видано, чтобы младшего ставили поперед старшего?! Но сие произошло.

Он уже пожалел, что вступил в открытую и такую резкую конфронтацию с отцом, это было ошибкой. Сейчас Константин уже не очень понимал, почему поступил так грубо, а не сыграл тоньше… словно наваждение какое-то.

«Ничего… Владимирский стол еще будет моим! – подумал он со вспыхнувшей горячей яростью. – Сам прибежишь и отдашь! Дай только срок!»

Остается загадкой, на что, собственно, рассчитывал Константин, вступая в конфликт с отцом. Неужели рассчитывал на то, что отец, в последнее время ушедший в религию, поступит по ее заветам и, схлопотав в морду лица по правой щеке, утрется и подставит левую? После чего вспомнит про другую христианскую заповедь о всепрощении и простит?

Если так, то сильно просчитался.

Вече, прошедшее так непросто, еще больше подкосило силы Всеволода Юрьевича, и он слег, свалив большую часть дел на объявленного преемника. Чувствовал, что между его сыновьями после его смерти начнется распря, и это его безмерно угнетало. Ну какому отцу будет по душе, что его сыновья будут биться друг против друга и, возможно, убьют, вместо того, чтобы стоять друг за друга стеной, как должно братьям?

Пятнадцатого апреля тысяча двести двенадцатого года великого князя Всеволода Юрьевича по прозванию Большое Гнездо не стало.

Владимирская земля погрузилась в траур даже не столько от смерти самого великого князя, бывшего, в общем-то, не самым плохим правителем (хорошо уже то, что на Владимирском столе князья не менялись как перчатки), был он набожным, справедливым и беспристрастным судьей, сколько от понимания того, что княжество оказалось на перепутье. Ни для кого не являлось секретом, что Константин постарается оспорить решение как вече, так и своего отца, и скинуть неуступчивого младшего брата.

А как разрешаются зашедшие в тупик споры между властителями? Правильно, методом Александра Македонского, то есть разрубанием мечом. Люди замерли в тревожном ожидании, а воздухе явно повеяло гарью от сгорающих городов и весей, чудился стон и плач…

Пока шли траурные мероприятия, начался второй раунд схватки за власть. Данный этап противоборства заключался в том, что Юрий и Константин принялись переманивать на свою сторону братьев и дружинников отца.

Так, согласно тому же решению вече, Владимирское княжество разделялось на удельные княжества, а именно: Суздальское, Переяславско-Залесское с Тверью и Дмитровом, Ростовское с Белоозером и Устюгом, Ярославское, Угличское и Стародубское.

Каждый из сыновей Всеволода Юрьевича получил во владение уделы, на средства, получаемые с них, они должны были содержать дружинников для собственно защиты этих земель. И вот за дружинниками началась охота.

Тут надо понимать, что дружинники – в принципе свободные люди и по истечении срока клятвы, даваемой своему работодателю, могли уйти к другому князю. Со смертью великого князя Всеволода Юрьевича они от такой клятвы верности оказались освобождены автоматически и сейчас разлетались во все стороны, в основном, в дружины его сыновей.

Тут имидж Юрия сыграл с ним злую шутку. Слишком праведным в глазах воев выглядеть оказалось невыгодно.

Дружинники и так были не сильно довольны миролюбивой политикой прежнего князя, ведь когда мало походов, то и добычи почти нет. На что, спрашивается, жить и гулять?!

Вот они стремились влиться в дружины таких вот воинственных князей. В первую очередь это, конечно, к Константину и Ярославу.

Святослав, Владимир и тем более Иван, из-за своей инфантильной бесхребетности уже получивший за глаза прозвище Каша, спросом особо не пользовались. Хотя без дружинников все же не остались, но качество их было средненькое как по боевым возможностям, так и по волевым качествам. То есть махать мечами особо они были не расположены, разве что если совсем уж припрет.

Юрий, несмотря на свой имидж, все же не оказался обделен воями, но к нему шли в основном ветераны, крепко обосновавшиеся во Владимире. Вроде бы неплохо, даже хорошо, ведь опыт – великая вещь, но… они уже нарубились на полях сражений по самое не могу, скопили кое-что на старость и, желавшие покоя, как следствие обзавелись женами и детьми. Возраст, опять же, предпенсионный… Наверное, рассчитывали, что Юрий как богобоязненный человек продолжит миролюбивую политику отца. Хотя, конечно, не дураки и не могли не понимать всю сложность обстановки. Но и деваться им некуда.

Впрочем, для Юрия все было не так уж плохо. Все дело в том, что в качестве его союзника выступал Ярослав, и именно на деньги Юрия тот набирал дружинников.

Остальные братья не определились с тем, к кому примкнуть, и бегали из стана в стан, выторговывая лучшие условия.

Не бегал разве что Иван, да и то, потому что ему предложить было нечего, дружина не набирала и сотни человек, да и те из младших, а следовательно, и рассчитывать ни на что особо не мог.

В конце концов Константин расщедрился на обещания, и Владимир со Святославом примкнули к нему.

Столкновение стало неизбежно.