35
Ссаки

Его сын Майкл стоит над ним, вывалив член, и ссыт ему прямо в лицо. Франко измучен и готов выпустить из рук ступеньки и упасть рядом с еще тлеющим трупом Антона. Голова еле шевелится, затхлая струя отскакивает от черепа, и моча обволакивает шею и плечи. Как будто входишь в ползучие врата ада, и тебя обдает теплым душем.

– Майкл… какого хуя…

– Рот заткни, вонючая старая пизда, – ухмыляется Майкл, медленно встряхивая член и снова пряча его в штаны.

Лишь тогда до Франко доходит, где он видел эту кривую ушлую ухмылку раньше. Сын еще молод, и потому не сразу замечаешь, что он копия дедули Джока. В эту минуту Франко совершенно уверен, что ему конец, но Майкл наклоняется и протягивает руку:

– А теперь давай, блядь, мосол.

Фрэнку Бегби остается только поднять клешню. Его жизнь буквально в руках Майкла, и он удивляется, когда сын хватает его за лапу и помогает подтянуться и влезть на твердую почву. Франко стоит согнувшись, подпирая бока и пытаясь набрать воздуха в легкие. Нога болит адски, будто сломана.

– Какого… хрена ты на меня нассал… а потом спас?

– Я нассал на тебя, потому что ты старая разъебанная пизда. А спас, потому что ты, блядь, мой отец, – говорит Майкл, – ну и… потому что ты завалил этих мудаков. – Он показывает на хибару, а потом на док за спиной Франко.

– Ну, спасибо хоть за второе, – говорит Фрэнк Бегби, отдышавшись. Он тянет больную ногу, глядя на потемневшую от мочи футболку с намокшим калифорнийским медведем на груди.

– Короче, ты сваливаешь, – утвердительно произносит Майкл. – Я с радостью возьму на себя Антона и Ларри. Ты мне это, по ходу, задолжал.

Судя по бесстрастному взгляду Франко, он согласен. Пусть Майкл мутит что хочет. Это только поможет выйти сухим из воды.

– Хотя бы узнал, кто убил Шона: это все, что мне было надо. – И он тычет пальцем в хазу.

Майкл громко хохочет, качая головой:

– Ларри тебе сказал, что это он? И ты поверил в эту хуйню?

Только теперь до Франко доходит, что нет, не поверил. Он ежится. Солнце зашло, и мокрая футболка холодит кожу.

Второй сын смотрит на Фрэнка Бегби как на придурка. «А что здесь такого?» – думает Франко. Он и есть задроченный придурок с калечной ногой, от которого разит ссаками.

– Он просто пытался тебя развести. Знал, что уже не жилец, и хотел запудрить тебе мозги. – Майкл набычивается, а потом его лицо расплывается в равнодушной ухмылке. – Не-а, этого доставучего ебаного петуха завалил я.

Волна ярости поднимается внутри Франко, но затем словно выходит из тела, взлетая в космос, и он остается полым, почти бесформенным. Он смотрит на Майкла, понимая, что не находит слов. Пытается выдавить из себя фразу:

– Чё… ты чё… родного брательника, бля?

У него в ушах звенит убийственный смех Майкла.

– Ты хоть в курсе, как он заебал все время выдрючиваться со своими блядскими педрилами? – с вызовом говорит тот.

Франко молчит. Он чувствует жгучую ненависть сына, но в этот раз не может ответить тем же. Он выдохся. Сдулся. И концентрируется на дыхании.

– Он тусовался с этой шмарой – с Фрэнсис. Я видел, как ты базарил с ней на похоронах. – Майкл чуть ли не обвиняет. – Угу, она таскалась за ним везде, как цуцик. Эта проблядь давала старой паскуде Ларри, и Антон ее тож дрючил. Все, кроме меня, – ноет Майкл, даже не пытаясь скрыть обиду и ревность. – Я заботился про нее! Оберегал от всех этих торчков, всех этих старых извращенцев, а они обращались с ней как с дерьмом, у них на телефонах были фотки, где она отсасывала им за ебаную наркоту!

Франко старается не отвлекаться от дыхания. Вдох через нос (при этом он всякий раз слышит запах сыновней мочи на своей футболке и волосах), выдох через рот. Руки и икры еще горят после подъема, но нога немного утихла.

– Когда он собрался переехать на хату в Горги, Арби попросил меня отнести ему ключи. Я смекнул, что этот пидорок будет там хранить Миллерову дурь и лавэ, и потому сделал себе запасные ключи в этой конторе в «Сент-Джеймсиз-Центре». Когда я такой подвалил на его старый флэт на Трафальгар-стрит, там была эта Фрэнсис. Даже не глянула на меня, зато всегда сохла за этим пидором, который ее даже, блядь, не трахал. Как это все понимать? – грозно спрашивает он отца.

Франко молчит.

– Короче, примерно через неделю я такой подумал: надо зарулить на флэт в Горги и глянуть, нет ли там чё потырить. Может, ганджубас или лавандосы, ну типа проучить это полупокерское щачло, разосрать его с Антоном. – На лице Майкла вспыхивает злорадная улыбка. – Стучу такой в дверь, решил, что там никого нет, но, когда открыл своим ключом, он такой в отрубе на стуле. Эта Фрэнсис там с ним тоже была, оба упоротые. Я такой пытаюсь ее растормошить, но она убитая шо пиздец. Этот типа мой братик, ебаный пидор и типа твой сынок, – подчеркивает Майкл, – он вроде как очухался. Начинает такой меня поджучивать и выебываться с этим своим наглым фейсом, как всегда, с этим своим гомосячным, хуесосным хлебальником, который никогда, блядь, не затыкался. Смотрит такой на Фрэнсис, а она вусмерть убитая, и мне такой: теперь твой шанс, – и ржет с меня! Прямо мне в лицо! Блядский чокнутый пидарас!

У Франко все плывет и исчезает перед глазами. Как будто из него выдрали все нутро, и осталась сплошная тошнота, и она растекается по телу цикутой.

– От какой он был! – орет ему в лицо Майкл. – ХУЛИ ТЫ РЫЛО ВОРОТИШЬ? ТЫ САМ МЕНЯ ЭТОМУ УЧИЛ! САМ! Ты ж говорил, что все они больные на голову, шибанутые извращенцы!

И Франко вспоминает, как теплым летним днем повел пацанов в город. Они прошлись до многозального кинотеатра и увидели двух парней, которые, держась за ручку, сидели за столиком у бара на верху Уок. Тогда его чуть не вывернуло: мужики занимались этим прямо на глазах у его молодых сыновей. В нем вспыхнула ненависть. Во время отсидок анонимный конкурент-садист присылал ему пачки откровенной гейской порнухи. Это вызывало непонятки, так что приходилось оправдываться. Он считал гомосеков извращенцами и педофилами и заорал на этих парней, шумно выплеснув свою сумасшедшую злобу на улице средь бела дня. Перепуганные парни юркнули в бар. Он помнит, что пацаны тоже струхнули – точнее, Майкл.

На хрена? Зачем он это сделал? Почему его так зарубало от люти? Почему какие-то незнакомцы были для него так важны? Теперь в Калифорнии у них с Мелани коллеги и соседи – геи, а Ральф с Хуаном даже стали их близкими друзьями. Они приходили к ним ужинать, шутили, болтали, танцевали, играли с детишками, в шутку флиртовали с ним и с Мелани: сейчас это никакая не проблема. Это был бред, безумие – тогда ему нужна была эта чепуха, которая теперь ничего не значила, лишь бы беситься из-за чего-то слегка необычного.

– Ну, это было непрально, – неубедительно мямлит Франко. Он чувствует, что насквозь промок, от него воняет ссаками и ему пора домой. «Калифорния. Мелани».

– Ты дохуя делал всего непрально! – ощеривается Майкл, и его глаза вдруг расширяются, когда в памяти всплывает еще один случай. – Помнишь, что ты мне еще скаал? Когда эта падла порезала мне проводом подбородок?

Франко снова видит деда в лице сына, в этих же самых доках наблюдает за посмертным реваншем старика-привидения. В неярком свете фонаря Майкл и правда как бесплотный дух, и Фрэнк Бегби ошарашенно молчит.

– Ты скаал мне, чтоб я ебнул отморозка кирпичом по башке, как ты тогда старого чмошника дядьку Джо. Но я сделал не так, – Майкл смеется, наслаждаясь беспомощным шоком отца, – я отпиздил его бейсбольной битой. Разукрасил ему хлебальник. Больше он мне на глаза не показывался, факт. – И он вымученно, невесело ржет.

Франко вспоминает тот случай, разговор с перепуганным пацаном. Да, это Майкл поначалу был паинькой, а Шон – наказанием божьим. Шон травил младшего братца, примерно как Джо – Франко, так что тот расщедрился на традиционный для семьи Бегби совет. Но теперь Майкл вывел расплату на новый уровень. Фрэнсис Бегби втягивает воздух в легкие и смотрит на свое детище:

– Ну и что из этого следует?

– Короче, ты вертаешься туда, откуда припиздовал, – рявкает Майкл. – Если я увижу тебя тут снова, ты, блядь, трупак. И мачеха тоже. Та я бы перерезал тебе горлянку и отпердолил твою бабу еще после похорон, если б ты не замочил этих двух дятлов, особенно Антона. Облегчил мне жизнь, типа. В общем, вали. – Майкл тычет большим пальцем себе за спину. – Если еще раз тебя тут нахуй увижу… – повторяет он.

– Согласен, – говорит Франко, понимая: худшее, что он может сделать для Майкла, – просто оставить его под бременем собственной неисправившейся личности.

Сын будет множить страдания, а потом или сдохнет, или проведет большую часть жизни на нарах. Весь в его породу – Франко признает, что виноват в этом прежде всего отец. Хотя было бы круто, если бы Майкл выместил обиду на тех – ну или на том, на ком надо.

Фрэнк направляется к фургону Ларри. Майкл смотрит с неприкрытой агрессией, шагает вперед, но видит, что Франко просто достает сумку.

– Ладно, я пошел. – Фрэнк Бегби кивает сыну, но потом останавливается и говорит: – Я в курсах, что был тебе хреновым отцом… но я не мог спустить Моррисону такой предъявы.

У Майкла отвисает челюсть.

– Ты о чем мычишь? Чё этот хмырь на похоронах тебе скаал?

– В основном за Шона. Что он был заднеприводным… ну и что ты тоже.

– Чё?!

– То, что мы говорим друг за друга, это никого не колышет. Но я не мог спустить на тормозах, чтоб он говорил такое за тебя, – качает головой Франко. – Это и называется семьей. Можно не иметь никаких дел друг с другом, можно даже ненавидеть друг друга, но никто чужой не имеет права на тебя залупаться.

– Я, БЛЯДЬ, НЕ ЖОПНИК! – орет Майкл, а потом начинает задыхаться. – Этот блядский обсос Моррисон… что он конкретно сказал?

– Что ты такой же голубарь, как Шон: «заднеприводный хуесос» – его слова, – спокойно говорит Франко сыну, доведенному до белого каления. – Что тебя ждет то же, что и его. – И он всматривается в Майкла, который чуть не лопается от ярости. – Но оставь его мне. Это наши с ним дела. Всегда так было. Я с ним разберусь.

– ХУЯ С ДВА! – взвывает Майкл, а потом понижает голос до змеиного шипения: – Он мой! Я тебе скаал! Будешь мешать – тоже огребешь люлей, – скрежещет он. – А ТЕПЕРЬ ПОШЕЛ НАХУЙ С МОИХ ГЛАЗ!

Тогда Франко, взяв сумку, кивает, разворачивается и ковыляет прочь, оставляя у себя за спиной сухой док, хазу и фургон Ларри. У ворот он останавливается и оглядывается на силуэт второго сына, который стоит под фонарем, руки в боки.

Ей-богу, пора линять – разве что одно дельце осталось. Так он рассуждает, выходя через ворота верфи: нога снова крепнет, когда кровь приливает при ходьбе. Франко направляется вдоль Вод Лита к Конститьюшн-стрит, а затем по Лит-уок. Он уже чувствует привычный уклон, как вдруг замечает на хвосте машину. Обернувшись, видит черный лимузин. Тачка медленно подъезжает впереди к бордюру. Останавливается. По ходу, Тайрон. Франко готовится к разборке, и, наверное, здесь, в Лите, это будет его последний рубеж. Дыхание уже не поможет. Джим Фрэнсис уже не поможет. Пульс у Фрэнка Бегби подскакивает, а мозги застилает багровая мгла. Роняя сумку на тротуар, он расставляет руки, откидывается назад и рявкает на тачилу:

– НУ ПОГНАЛИ, УЕБКИ!

Дверь лимузина открывается, и оттуда выходит Мелани.