Чудище их услышало.

– Скорее! – крикнул Кейро.

Аттия схватилась за поводья, но испуганный конь кружился и ржал. Не успела она сесть в седло, Кейро с проклятьями отскочил от выступа. Девушка обернулась.

Оцепень ждал. Им попалась мужская особь с двенадцатью головами в шлемах, со сросшимися бедрами, руками и запястьями. Цепи пуповиной тянулись от плеча к плечу, от пояса к поясу. Несколько рук сжимали факелы, в других было оружие: клинки, сечки, ржавое кремневое ружье.

Ружье было и у Кейро. Он прицелился в центр сжавшегося в комок чудища:

– Не приближайся! Держись от нас подальше!

Свет факелов сфокусировался на них. Аттия прижалась к коню – горячий потный бок дрожал под ее рукой.

Оцепень разжался, разложился на длинную шеренгу теней. Глупо, но в тот момент Аттии вспомнились бумажные гирлянды, которые она мастерила в детстве: вырезаешь одну фигурку, потом разворачиваешь – а их целая цепочка.

– Я сказал, не приближайся! – Кейро водил ружьем вдоль расчленившегося Оцепня. Рука у него твердая, но выстрелить он мог только в одну часть, провоцируя другие на атаку. Или они не атакуют?

Оцепень заговорил – одна фраза эхом летела по цепочке от одного тела к другому:

– Мы хотим есть.

– У нас ничего нет.

– Врешь. Мы чуем хлеб. Мы чуем мясо.

Эта тварь – единый организм или сцепленное множество? Один мозг управляет телами, как частями своего, или разумов столько же, сколько тел, жутким образом сращенных на веки вечные? Аттия завороженно смотрела на Оцепня.

– Брось ему сумку с едой, – велел Кейро, снова выругавшись.

Аттия отделила от поклажи сумку с едой и швырнула чудищу. Недолго сумка скользила по льду: длинная рука подхватила ее и потащила к уродливому темному телу.

– Мало!

– Больше ничего нет, – сказала Аттия.

– Мы чуем коня. Его теплую кровь. Его сладкое мясо.

Аттия с тревогой взглянула на Кейро. Без коня им отсюда не выбраться.

– Нет! – Девушка встала рядом с Кейро. – Коня не отдадим.

В небе вспыхивали слабые молнии. Включился бы сейчас свет! Напрасные мечты: это Ледяное Крыло, здесь вечный мрак.

– Уходи! – заорал Кейро. – Не то пристрелю тебя, клянусь!

– Которого из нас ты пристрелишь? Инкарцерон сцепил нас. Тебе не разделить.

Оцепень приближался. Краем глаза Аттия уловила движение и охнула:

– Он окружает нас!

Девушка испуганно попятилась, вдруг уверовав в то, что, если Оцепень ее коснется, их пальцы срастутся.

Звеня сталью, Оцепень окружил их почти полностью: кольцо сомкнулось бы, если бы не замерзший водопад. Кейро прижался к обледеневшим струям и рявкнул:

– Садись на коня, Аттия!

– А ты?

– Садись на коня!

Девушка забралась в седло. Оцепень рванул вперед, и конь тотчас встал на дыбы. Кейро выстрелил.

Синее пламя пронзило центральное тело, которое тотчас испарилось. Оцепень закричал – одиннадцать голосов хором завопили от ярости. Аттия заставила коня развернуться, наклонилась, чтобы подхватить Кейро, и увидела, что чудище вновь срослось. Руки соединились, пуповины-цепи натянулись.

Кейро повернулся, чтобы прыгнуть Аттии за спину, но Оцепень бросился на него. Кейро кричал и отбивался, но агрессивные руки схватили его за шею, за пояс и стаскивали с коня. Кейро сопротивлялся, осыпал чудище проклятиями, но рук было слишком много, они жадно хватали его, их ножи вспыхивали холодным голубым светом. Усмиряя перепуганного коня, Аттия нагнулась, вырвала ружье у Кейро и прицелилась.

Если выстрелит, то убьет Кейро.

Пуповины-цепи обвивали парня, как щупальца. Оцепень поглощал его: Кейро предстояло занять место им же застреленного тела.

– Аттия! – Крик Кейро прозвучал совсем глухо. Конь встал на дыбы, еще немного, и ускачет прочь, Аттия сдерживала его с огромным трудом. – Аттия! – На миг живые цепи соскользнули с лица Кейро, и он увидел ее: – Стреляй!

Она не могла.

– Стреляй, стреляй в меня!

На миг Аттия застыла от ужаса, потом вскинула ружье и выстрелила.

– Как такое могло случиться?! – Финн пролетел через комнату, упал в металлическое кресло и озадаченно посмотрел на серый, непрерывно гудящий Портал. – И почему мы встречаемся здесь?

– Потому что это единственное место во всем дворце, которое точно не прослушивается. – Джаред тщательно закрыл ворота, чувствуя странное воздействие комнаты: она словно выпрямлялась, приспосабливалась к их присутствию. «Наверное, так и должно быть, – думал сапиент. – По сути, здесь мы на полпути к Инкарцерону».

На полу еще валялись голубые перья, Финн нервно пинал их.

– Где же она?

– Придет. – Джаред пристально глядел на юношу, тот смотрел на него в ответ.

– Наставник, вы тоже во мне сомневаетесь?

– Тоже?

– Вы видели этого… А Клодия…

– Клодия уверена, что ты – Джайлз. С тех самых пор, как впервые услышала твой голос.

– Ну, тогда она еще не видела того типа. Сегодня Клодия назвала его по имени. – Заметно нервничая, Финн вскочил и подошел к экрану. – Видали, какие у него манеры? Как он улыбался, кланялся – принц, самый настоящий. Я так не умею. Я даже не помню, как разучился. Это Инкарцерон все из меня выбил.

– Он хороший актер…

Финн резко повернулся к Джареду:

– Вы ему верите? Ответьте честно!

Джаред сплел тонкие пальцы в замок и пожал плечами.

– Я ученый, Финн. Убедить меня непросто. Его документальные, так сказать, доказательства проверят. Тайный Совет устроит вам двоим перекрестный допрос. Появление второго претендента на трон все изменило. – Сапиент искоса посмотрел на Финна. – Мне казалось, ты не хочешь принимать наследство.

– Теперь хочу, – прорычал Финн. – Кейро всегда говорил, что нельзя бросать то, за что дрался. Я лишь раз смог отговорить его от такого.

– Когда вы ушли из банды? – Джаред впился в него взглядом. – Ты много рассказывал нам об Инкарцероне, Финн. Мне нужна правда. Правда о Маэстре. И правда о Ключе.

– Правду вы уже слышали. Маэстра отдала мне Ключ, потом погибла. Упала в Ущелье. Кто-то нас предал. Моей вины тут нет, – обиженно закончил Финн.

Но Джаред безжалостно продолжал:

– Маэстра погибла из-за тебя. А то воспоминание о Большом Лесе, о падении с коня… Хочу убедиться, что это правда. Правда, Финн, а не история для Клодии.

Финн вскинул голову:

– Хотите убедиться, что это не ложь?

– Именно. – Джаред понимал, что рискует, но смотрел на юношу все так же невозмутимо. – Тайный Совет захочет услышать об этом в мельчайших подробностях. Тебя станут допрашивать снова и снова. Убеждать придется не Клодию, а Совет.

– Скажи мне такое кто-нибудь другой, я бы…

– Поэтому ты хватаешься за оружие?

Финн сжал пальцы в кулак, потом медленно обхватил себя обеими руками и тяжело опустился в металлическое кресло.

Какое-то время оба молчали, и Джаред слышал слабый гул комнаты с наклонными стенами, который ему никак не удавалось изолировать.

– Насилие – норма для Узников Инкарцерона.

– Понимаю. Понимаю, как это, должно быть, трудно…

– Я ведь не уверен… – Финн повернулся к Джареду. – Наставник, я не уверен в том, кто я. Как мне убедить Королевство, если я сам не уверен?!

– Тебе придется. Все зависит только от тебя. – Зеленые глаза Джареда вцепились в Финна. – Если твое место займет другой, если Клодия лишится наследства, а я… – Джаред осекся и на глазах у Финна переплел бледные пальцы. – Тогда помочь Узникам Инкарцерона будет некому. Тогда ты никогда больше не увидишь Кейро.

Ворота распахнулись, и в комнату влетела Клодия – разгоряченная, всполошенная, в запылившемся от бега платье.

– Его оставляют при дворе! Можете себе представить?! Сиа предоставила ему покои в Башне Слоновой Кости.

Мужчины молчали. Клодия почувствовала, как накалена обстановка, и, вытащив из кармана синий бархатный мешочек, подошла с ним к Джареду.

– Наставник, вы это помните? – Девушка развязала тесемки и вывалила из мешочка портрет-миниатюру в изысканной рамке из золота и жемчуга с гравировкой в виде коронованного орла на обороте. Клодия протянула портрет Финну, и тот взял его обеими руками.

С портрета улыбался темноглазый мальчик. Смотрел он открыто, прямо, хоть и немного застенчиво.

– Это я?

– Ты что, себя не узнаешь?

– Нет, не узнаю. Этого мальчика давно нет, – ответил Финн с такой болью, что Клодии стало не по себе. – Этот мальчик никогда не видел, как ради объедков убивают людей. Он никогда не пытал старуху ради жалких монет, которые она прятала на самый черный день. Никогда не рыдал в камере. Ночами он никогда не лежал без сна, слушая детские вопли. Этот мальчик не я. Над ним Инкарцерон не поработал. – Финн вернул портрет Клодии и закатал рукав. – Посмотри на меня!

Руку покрывали шрамы и оспины от ожогов… При каких обстоятельствах Финн получил эти раны, Клодия не представляла. Бледный Орел Хаваарна едва просматривался на их фоне.

– Этот мальчик и звезд не видел, – с чувством проговорила Клодия. – По крайней мере, не так, как ты. Финн, ты был этим мальчиком. – Клодия поднесла портрет к лицу Финна, и Джаред подошел сравнить.

Сходство не вызывало сомнений. Однако Клодия видела, что юноша из Хрустального зала тоже похож на изображение. Только в отличие от Финна у него нет ни болезненной бледности, ни худобы, ни потухшего взгляда.

Не желая показывать свои сомнения, Клодия сказала:

– Мы с Джаредом нашли это в хижине старика по фамилии Бартлетт. Он прислуживал тебе, когда ты был малышом. Он оставил письмо о том, что любил тебя, как сына.

Финн с безысходностью покачал головой, но Клодия решительно продолжила:

– У меня тоже есть твои детские портреты, но эта миниатюра лучше любого из них. Думаю, ты сам подарил ее Бартлетту. Именно он догадался, что тело погибшего не твое, что ты жив!

– Где он сейчас? Можно привезти его сюда?

Клодия переглянулась с Джаредом, и сапиент тихо сказал:

– Бартлетт погиб, Финн.

– Из-за меня?

– Он знал правду. Его уничтожили.

Финн пожал плечами:

– Мне очень жаль. Но я любил только старика по имени Гильдас. И он тоже погиб.

Что-то затрещало. Большой экран на панели управления вспыхнул и замерцал.

Джаред бросился к экрану, Клодия рванула следом:

– Что это? Что случилось?

– Какое-то соединение. Думаю… – Джаред отвернулся от экрана. Гул в комнате изменился: теперь он звучал глуше, зато неуклонно нарастал. Взвизгнув, Клодия кинулась к креслу и столкнула с него Финна так резко, что они чуть не свалились на пол.

– Портал работает! Работает! Но как?!

– Изнутри. – Белый от напряжения, Джаред смотрел на кресло.

Теперь они смотрели на Портал, не представляя, кто может появиться оттуда. Финн выхватил шпагу.

Вспыхнул свет, ослепительно-яркий, памятный Джареду с прошлого раза.

В кресле появилось перо.

Голубое, размером с человека.

Огненный выстрел кремневого ружья вспорол лед у Оцепня под ногами. Взвыв, чудище упало и начало соскальзывать под отколовшуюся льдину. Тела переплетались, цепляясь друг за друга. Аттия выстрелила снова, целясь в обломки льда, и крикнула:

– Кейро, выбирайся!

И Кейро рванулся. Он бешено толкался, кусался, пинался, но ноги вязли в шуге, а одна из рук Оцепня цеплялась за его длинный плащ. Вдруг ткань лопнула, и Кейро на миг освободился. Аттия тотчас схватила его. Пушинкой Кейро не назовешь, но если промешкать – тварь утащит его под лед и задушит. Потому он проворно влез на коня и сел за Аттией.

Аттия зажала ружье под мышкой, с трудом справляясь с поводьями. Конь паниковал, а когда вздыбился, ночь вспорол громкий треск. Глянув вниз, Аттия поняла, что лед ломается. От пробитого выстрелом кратера зигзагом расползались черные трещины. Сосульки падали с водопада, собираясь остробокими кучами.

Кейро вырвал у нее ружье и крикнул:

– Да придержи ты коня!

Как его придержишь?! Испуганный жеребец мотал головой и стучал копытами, скользя по льдинам.

Оцепень наполовину ушел под талую воду. Тела невольно топили друг друга, кожистые пуповины-цепи заиндевели.

Кейро вскинул ружье.

– Нет! Мы оторвемся от него, – шепнула Аттия, но Кейро не опустил ружье, и она добавила: – Когда-то его части были людьми!

– Если они помнят об этом, то поблагодарят меня, – мрачно отозвался разбойник.

Оцепня опалил первый залп. Потом второй, третий, четвертый, пятый. Кейро стрелял хладнокровно и точно, пока ружье не зашлось в хрипе и в кашле. Оно стало бесполезным, и Кейро швырнул его в обгорелую воронку.

Кожаные поводья стерли Аттии руки, и она остановила коня.

В жуткой тишине легчайший ветерок шелестел по насту. Вниз, на убитых, Аттия смотреть не могла, поэтому подняла глаза на далекую крышу и содрогнулась от удивления. На черной тверди ей вдруг померещились тысячи светящихся точек. Может, это и есть звезды, о которых говорил Финн?

– Давай выбираться из этой дыры, – сказал Кейро.

– Как? – буркнула Аттия.

Тундру изрезали расселины. Из-под трещин во льду поднималась вода, целый океан цвета стали. Блестящие точки оказались не звездами, а клубами тумана, медленно опускающегося с высот Инкарцерона.

Кружась, туман облепил им лица и произнес:

– Напрасно ты убил детей моих, получеловек.

Клодия изумленно смотрела на гигантский стержень пера, на крупные голубые бородки, сцепленные между собой. Вот она потянулась и осторожно потрогала пух на конце. По сути, это перо не отличается от того, что Джаред нашел на лужайке, просто было огромным. Невозможно огромным.

– Что это значит? – растерянно прошептала девушка.

– Это значит, милая, что я возвращаю ваш подарочек, – ответил насмешливый голос.

На миг Клодия застыла, потом пролепетала:

– Отец?

Финн взял ее за руку и заставил повернуться к экрану, на котором медленно, пиксель за пикселем, возникало изображение мужчины. Едва картинка сложилась окончательно, Клодия узнала и строгий темный камзол, и аккуратные волосы, перехваченные сзади лентой. С экрана на нее взирал Смотритель Инкарцерона, которого она до сих пор считала отцом.

– Ты меня видишь? – взволнованно спросила девушка.

А вот и она, знакомая холодноватая улыбка.

– Конечно же я вижу тебя, Клодия! Ты не поверишь, сколько всего я вижу. – Взгляд серых глаз устремился к Джареду. – Поздравляю, господин сапиент! Я опасался, что повредил Портал слишком сильно. Видимо, я снова недооценил вас.

Клодия переплела пальцы, расправила плечи и застыла перед изображением отца, будто снова стала малышкой, будто пронзительный взгляд подавлял ее.

– Возвращаю предмет ваших исследований, – сухо проговорил Смотритель. – Как видите, проблема масштаба остается. Настоятельно советую вам, Джаред, не переправлять через Портал ничего живого. Результаты могут оказаться губительными для всех нас.

– Но перья туда попали? – спросил Джаред, нахмурившись.

Смотритель только улыбнулся в ответ.

Клодия больше не могла ждать – слова так и полились из нее.

– Ты правда в Инкарцероне?

– Где же еще?

– Но где он? Ты нам так и не сказал!

Во взгляде Смотрителя мелькнуло удивление. Он подался назад, и Клодия поняла, что отец в каком-то темном месте, потому что в глазах у него на миг отразились отблески пламени. Из окружающего его мрака донесся негромкий пульсирующий гул.

– Не сказал? Об этом, Клодия, тебе стоит расспросить своего драгоценного наставника.

Девушка посмотрела на Джареда, и тот смущенно потупился.

– Наставник, неужели вы впрямь не сказали ей?! – с откровенной насмешкой поинтересовался Джон Арлекс. – Я думал, у вас между собой секретов нет. Ну, тогда будь осторожнее, Клодия. Власть растлевает всех, даже сапиентов.

– Власть? – резко спросила Клодия.

Джон Арлекс грациозно развел руками, но не успела девушка потребовать объяснений, как Финн оттеснил ее в сторону:

– Где Кейро? Что с ним?

– Откуда мне знать? – холодно отозвался Смотритель.

– В образе Блейза у вас была целая башня книг! Досье на каждого Узника. Вы могли бы отыскать его.

– А тебе не все равно? – Смотритель подался вперед. – Ладно, я скажу тебе. В данный момент он бьется не на жизнь, а на смерть с многоголовым чудовищем. – Увидев, что Финн онемел от шока, Джон Арлекс засмеялся. – А тебя нет рядом, и некому прикрыть его спину. Обидно, правда? Но в Инкарцероне твоему Кейро самое место. Это его мир – ни дружбы, ни любви. И тебе, Узник, здесь самое место. – Экран зашипел, изображение замерцало.

– Отец… – тотчас позвала Клодия.

– Ты до сих пор так меня называешь?

– Как же иначе? – Девушка шагнула вперед. – Другого отца я не знаю.

Джон Арлекс вгляделся в нее, образ зарябил, но Клодия заметила, что седины и морщин у отца прибавилось.

– Клодия, я сам теперь Узник, – тихо произнес Смотритель.

– Ты можешь выбраться Наружу, у тебя есть Ключ!

– Был. – Смотритель пожал плечами. – Инкарцерон забрал его.

Изображение таяло.

– Но зачем?

– Инкарцерон одержим желанием. Началось все с Сапфика: когда он надевал Перчатку, они с Тюрьмой сливались в единый разум. Это он его заразил.

– Болезнью?

– Страстью. Страсть может быть болезнью, Клодия. – Джон Арлекс смотрел на девушку. Его лицо тряслось, искажалось, восстанавливалось. – Твоя вина тут тоже есть: ты так красочно все описала! Теперь Инкарцерон сгорает от желания. У него тысяча Очей – а он, оказывается, чего-то никогда не видел. Он ни перед чем не остановится, чтобы увидеть это.

– Что же? – шепотом спросила девушка, заранее зная ответ.

– Внешний Мир, – прошелестел Джон Арлекс.

На миг воцарилась тишина, потом Финн наклонился вперед:

– А как со мной? Я Джайлз? Это вы отправили меня в Тюрьму? Отвечайте!

Смотритель улыбнулся.

И экран погас.