Глава 34

К жизни я вернулся благодаря странному сну.

Я стоял один посреди невозделанного бобового поля, ледяной ветер стегал мое тело. Над головой неслись черные облака, клубившиеся от едва сдерживаемой ярости; они извивались, превращаясь в воронку, норовящую дотянуться до земли и унести меня прочь. И пока я стоял, готовый отразить угрозу, облака рассеялись и стали опускаться крошечными точками, которые плыли ко мне, постепенно увеличиваясь; у них появились крылья, клювы, глаза, и внезапно точки эти превратились в черных дроздов. Дрозды налетели на меня враждебной тучей и, приземлившись на мой левый бок, принялись клевать руку, бедро, ногу и левую половину лица. Отмахиваясь обеими руками, я побежал по полю, но так и не смог спрятаться от птиц, которые продолжали отрывать куски кожи с моего тела.

И в этот самый момент я почувствовал, как мир вокруг меня пошатнулся. Птицы исчезли, поле исчезло. Я попытался осознать свою новую реальность, но мои глаза видели лишь черноту, а мои уши слышали гул автомобильных моторов и шуршание шин по мостовой. Пульсирующая боль разрывала голову, вся левая сторона тела горела огнем, словно кто-то соскоблил с меня кожу, как чешую с рыбы. Горло болело так, будто его обработали тупым рашпилем.

Боль становилась все более острой, и ко мне начала возвращаться память. Я вспомнил бутылку, разбившуюся о мою голову, затянутый на шее ремень и гнилостный старческий запах в ноздрях. Меня скрутили в позе эмбриона и засунули в какое-то холодное, темное, шумное место. Моя левая рука была намертво зажата телом, однако я мог пошевелить пальцами правой и почувствовать, как они теребят ткань джинсов. Я потрогал бедро. Потом провел рукой по тонкой рубашке на груди в поисках рекордера. Рекордер исчез. Пошарив под собой по полу, я нащупал ворс сырого коврового покрытия, обледеневшего и впивавшегося в левую половину тела, совсем как черные дрозды из моего сна. Я узнал ковер. Он прикрывал дно багажника моей машины, вечно мокрое из-за воды, попадавшей в проеденные ржавчиной дыры между багажником и колесной нишей.

Господи Исусе! – подумал я. Оказывается, я был в багажнике собственной машины – без куртки, без кроссовок, правый бок намок от ледяных брызг с дорожного покрытия, – которая неслась на адской скорости. Что происходит? Меня начала бить неконтролируемая дрожь, челюсти сцепились так крепко, что еще немножко – и у меня раскрошились бы зубы. Я попытался перекатиться на спину, чтобы хоть чуть-чуть уменьшить нагрузку на левый бок, но не смог. Что-то держало мои колени. Я осторожно вытянул руку, мои трясущиеся ободранные пальцы нащупали шершавый шлакоблок, давивший на колено. Я вытянул руку еще дальше и обнаружил второй шлакоблок, соединенный с первым толстой цепью для транспортировки бревен. Я ощупал цепь по всей длине: она опутывала икры, спускалась к щиколоткам, делала два витка и замыкалась крюком.

Шлакоблоки, привязанные к щиколоткам. Я не мог найти этому объяснения, по крайней мере сперва. Руки у меня были свободны, рот не заклеен скотчем, однако к щиколоткам были цепью привязаны шлакоблоки. Должно быть, он решил, что я уже умер. По крайней мере, это было единственным более-менее разумным объяснением. А значит, он везет меня к воде, к озеру или реке, чтобы утопить там мое тело.

Меня охватил неподдельный ужас, сковывающий мои мысли в приступе внезапной паники. Я дрожал как осиновый лист от страха и холода. Он собирался меня убить. Он считал, что уже меня убил. Крохотная искра озарения помогла унять дрожь. Значит, он решил, что я умер. А покойник не станет сопротивляться, покойник не убежит, покойник не будет строить хитроумных планов мышей и людей. Но машина была моя. Локвуд сделал ошибку, ступив на мою территорию: я знал багажник моей «хонды» как свои пять пальцев.

Я вспомнил о маленьких пластиковых панелях размером с книжку в бумажной обложке, закрывавших задние габаритки изнутри. В прошлом году я поменял обе габаритки. Повозившись в темноте секунду-другую, я нашел защелку и вытащил панель, прикрывавшую правую габаритку. Быстрым движением руки я вытащил патрон с лампочкой из держателя, и багажник озарился неземным светом.

Я обхватил лампочку обеими руками, чтобы дать возможность оттаять заледеневшим суставам пальцев. Затем, изогнувшись, дотянулся до левой габаритки; при этом я старался двигаться предельно осторожно и не наделать шуму, чтобы Локвуд не догадался, что покойник внезапно ожил. Я снял панель с левой габаритки и вытащил лампочку. В результате автомобиль лишился задних огней, но зато в багажнике стало светло как днем.

Цепь вокруг щиколоток была закреплена одним крюком. Локвуду наверняка пришлось здорово потрудиться, чтобы так крепко ее затянуть. Я попытался отцепить крюк, но окоченевшие пальцы не слушались, словно внезапно пораженные артритом, а от большого пальца проку было не больше, чем от лепестка ромашки. Я снова схватил лампочку и крепко зажал ее в ладони, чувствуя ее жар; от контакта с моей заледеневшей кожей раскаленная добела лампочка сразу задымилась. Я снова и снова пытался отцепить крюк, но тщетно. Мне требовался какой-нибудь инструмент.

Инструментов у меня было немного, но зато у меня была не машина, а ржавая развалюха, которая постоянно ломалась, поэтому свои инструменты я хранил в багажнике: две отвертки, разводной гаечный ключ, пассатижи, рулон клейкой ленты и баллончик с водоотталкивающим средством WD-40. Все это лежало завернутое в тряпку. Я схватил отвертку негнущейся правой рукой и, вставив наконечник между крюком и звеном цепи, начал расшатывать его, с силой давить на него, миллиметр за миллиметром продвигая отвертку вглубь. И вот наконечник зацепился за цепь, дав мне возможность действовать отверткой как рычагом, я дернул ручку вверх, снимая звено с крюка. Цепь с грохотом упала на пол, ее звон эхом разнесся по тесному багажнику. Я прикусил губу, чтобы не взвыть от боли, когда кровь прилила к онемевшим ногам. Затем на пару секунд задержал дыхание в ожидании реакции Локвуда. Но из салона машины по-прежнему доносилось лишь едва слышное мурлыканье музыки, транслируемой по радио. Локвуд как ни в чем не бывало продолжал вести машину.

С того времени как я вытащил габаритки, прошло не меньше десяти минут. Если поблизости был бы хоть один коп, он наверняка уже остановил бы мою «хонду». Повороты, которые делала машина, были более крутыми, чем на скоростной автомагистрали, а частые ухабы на дороге говорили о том, что мы едем по местным второстепенным дорогам, не слишком загруженным транспортом, особенно во время метели.

Я прокручивал в голове разные варианты. Можно было дождаться, когда нас остановит какой-нибудь коп, но процент вероятности был ничтожно мал. Можно было дождаться, когда Локвуд доедет до пункта назначения, откроет багажник, обнаружит, что я жив, и сдрейфит, но к этому времени я уже могу легко отдать концы от гипотермии. А еще можно вырваться на свободу. До меня вдруг дошло, что багажники предназначены для того, чтобы люди были снаружи, а не внутри. Обследовав крышку багажника, я обнаружил три маленькие гайки, на которых держался замок. И улыбнулся сквозь стиснутые зубы.

Порывшись в инструментах, я взял разводной гаечный ключ, замерзшая ручка обжигала ладонь, как сухой лед. Я обернул гаечный ключ тряпкой и попытался провернуть червяка. Но пальцы отказывались слушаться. Тогда я сунул большой палец правой руки в рот, чтобы согреть костяшку, а в левой продолжал держать габаритку, чтобы согреть и левую руку тоже.

Автомобиль замедлил ход и остановился. Зажав в правой руке гаечный ключ, я приготовился выпрыгнуть из багажника. Я воспользуюсь фактором внезапности и убью Локвуда. Но «хонда», снова продолжив движение, повернула направо и стала разгоняться до рискованной скорости.

Я еще раз попробовал прокрутить червяка. Он повернулся, сжимая губки гаечного ключа, пока те не сомкнулись на первой гайке. Я зажал ключ между ладонями, пальцы подгибались от холода и не слушались. Мне пришлось сконцентрировать усилия, словно я был малышом, пытающимся совершить невозможное, руки тряслись так сильно, что у меня ушла целая вечность на то, чтобы захватить гайку губками разводного ключа.

К тому времени как я отвернул гайку, мое тело уже перестало дрожать мелкой дрожью. Уж не знаю, чем это было обусловлено: то ли максимальной концентрацией на поставленной задаче, то ли следующей стадией гипотермии. Когда упала последняя гайка, багажник слегка приоткрылся. И теперь единственным препятствием на моем пути к свободе был тросик, соединявший защелку багажника с ручкой возле водительского сиденья, тросик, который можно было легко вытянуть пассатижами.

Я приоткрыл крышку на несколько дюймов, но тут же включилось освещение багажника. И я поспешно захлопнул крышку. Черт, совсем забыл про этот свет! Я выждал немного и прислушался, пытаясь понять, привлекла ли моя небрежность внимание Локвуда. Но он даже не снизил скорости. Тогда я выкрутил лампочку, замаскировал габаритки и снова открыл багажник. Шоссе неслось подо мной со скоростью примерно шестьдесят миль в час, исчезая в темноте, которую не прорезывали ни лучи фар других машин, ни свет в окнах домов, ни отблеск огней большого города. Мне хотелось поскорее выбраться из багажника, но не хотелось получить очередную порцию болезненных ощущений от удара об асфальт на такой скорости.

Меня снова начало всего колотить, дрожь буквально рвала на части мышцы икр, рук и спины. Нужно было срочно что-то предпринять, прежде чем я окоченею настолько, что не смогу действовать и умру. Я разорвал тряпку на три одинаковых куска, сложив их прямоугольниками размером примерно с мою ногу, после чего осторожно приложил эти прямоугольники к ступням и крепко-накрепко обмотал липкой лентой, смастерив некое подобие обуви. Третий кусок тряпки я намотал на рукоятку разводного гаечного ключа, соорудив нечто вроде тампона, достаточно большого, чтобы им можно было заткнуть выхлопную трубу. Затем, осторожно оторвав кусок липкой ленты длиной около трех футов, я привязал один конец к дырке в крышке багажника, где некогда был замок. И перенес габаритки на другое место так, чтобы при открывании крышки багажника оттуда не просачивался бы свет. С помощью пассатижей вытянул тросик и зафиксировал крышку багажника липкой лентой. После чего протестировал свой аварийный люк, одной рукой открывая его на несколько дюймов, а другой – притягивая его за липкую ленту обратно. Настала пора валить.

Для начала я ослабил липкую ленту, чтобы багажник мог приоткрыться примерно на фут. Этого вполне хватало, чтобы протиснуть плечи, не привлекая внимания Локвуда. Я высунул голову наружу, придерживая зажатой в правой руке липкой лентой крышку багажника над спиной, в левой руке я держал обернутый тряпкой разводной ключ. От холодного воздуха у меня перехватило дыхание.

Затем я что было сил засунул разводной ключ в глушитель, перекрыв выброс выхлопных газов: окись углерода пошла обратно по трубам глушителя в цилиндры. Я продолжал блокировать глушитель до тех пор, пока автомобиль не фыркнул и, дважды чихнув, не съехал на обочину. Когда машина начала замедлять ход, я выскочил из багажника и рванул в своих самопальных туфлях в сторону обступившего дорогу леса.

Я был почти у опушки леса, когда дверь машины громко хлопнула. Я продолжал бежать. Ветки обдирали мне руки. Я продолжал бежать. Еще пара шагов, и Локвуд что-то невнятно выкрикнул мне вслед. Слов я, естественно, не разобрал, но почувствовал накал его ярости. Я продолжал бежать. Еще несколько шагов, и до меня донесся треск выстрелов.