Глава 32

Вернувшись домой, я вытащил из бумажника визитку Руперта с телефоном профессора Боуди Сандена и тут же позвонил ему. Профессор Санден был очень любезен и назначил встречу на завтра в 16:00. Во вторник последней лекцией у меня была экономика, и раньше 15:30 мне было не освободиться. Если бы я знал, что на лекции в тот день нам будут просто зачитывать учебник, то прогулял бы занятия и приехал бы в Университет Хэмлайна пораньше. Но к тому моменту, как автобус высадил меня в Сент-Поле, мне предстояло пройти девять кварталов, а времени на все про все оставалось лишь шесть минут. Первые семь кварталов я пробежал рысцой, а последние два уже прошел медленным шагом, в куртке нараспашку, дав возможность холодному зимнему ветру остудить взопревшее тело. В кабинет профессора Сандена я вошел минута в минуту.

Я ожидал увидеть перед собой старенького профессора права, с редеющими седыми волосами, в галстуке-бабочке и в пиджаке из верблюжьей шерсти, но профессор Санден встретил меня в дверях своего кабинета в синих джинсах с накладными карманами, фланелевой рубашке и лоферах. Профессор носил тонкую бородку, его густые каштановые волосы были слегка тронуты сединой на висках. Рукопожатие у него было крепкое, почти как у работяги на стройке.

Я принес с собой папку с материалами дела – ту самую, которую показывал детективу Руперту. Расчистив место на своем заваленном бумагами письменном столе, профессор Санден предложил мне чашку кофе. Профессор мне сразу понравился. Тем не менее я не стал говорить, что Карл был условно-досрочно освобожден, памятуя о том, как этот факт с ходу умерил пыл Макса Руперта. Мне не хотелось, чтобы профессор с порога отмел мои аргументы лишь на том основании, что Карл уже не в тюрьме. Свою презентацию я начал с фотографий окон задней двери дома Локвудов.

– Интересно, – заметил Санден.

– А дальше будет еще интереснее.

Я достал из папки странички дневника, разложив их по датам сделанных записей, после чего объяснил, как именно прокурор использовал их, чтобы нарисовать превратную картину произошедшего и добиться, таким образом, обвинительного приговора для Карла Айверсона. Затем я показал профессору расшифрованные дневниковые записи, где были указаны инициалы убийцы. Профессор наклонил голову и улыбнулся, прочитав про Д. Дж.:

– Д. Дж. Дуглас Джозеф. Это не лишено смысла. Ну а как вам удалось подобрать ключ к шифру?

– С помощью моего брата-аутиста.

– Он что, у тебя специалист?

– Нет, – ответил я. – Просто повезло. Той осенью Кристал Хаген ходила на занятия по машинописи, и она взяла за основу своего шифра это самое предложение… Ну, вы знаете, то, где имеются все буквы алфавита.

Профессор Санден порылся в памяти:

– Что-то про южно-эфиопского грача, да?

– Оно самое, – подтвердил я. – Это был ее шифр. Ее «Энигма». И как только мы подобрали ключ к шифру, все стало ясно как дважды два. Насколько мы понимаем, Дуг заставил Дэнни подтвердить ложь, что они весь вечер находились в дилерском центре. Дэнни ненавидел свою мачеху, и мы знаем, что этот брак трещал по швам. Возможно, Дуг попросил Дэнни прикрыть его в чем-то другом.

– В чем именно? – поинтересовался Санден.

– Если верить Энди Фишеру, бойфренду Кристал Хаген, мистер Локвуд имел обыкновение втихаря от жены посещать стрип-клубы, – сказал я. – Возможно, Дэнни подтвердил фальшивое алиби отца, считая, что защищает его от неприятностей типа тех, о которых я уже вам говорил. Ну а кроме того, Дуг вообще оказался вне подозрений. Полиция с ходу вцепилась в Карла Айверсона. И все сразу поверили, что убийство – дело рук Карла.

– По-моему, версия, что убийство – дело рук отчима, звучит вполне разумно.

– Почему вы так решили?

– Он постоянно находился с девочкой рядом – в одном доме. Они не связаны кровными узами, поэтому он вполне может оправдать свое влечение к ней. Он использовал тайну, которую ему удалось узнать, чтобы обрести власть и контроль над жертвой. Основной прием успешного педофила – это обезоружить жертву, заставив ее держать рот на замке. Заставив ее поверить, что, если она хоть кому-нибудь пожалуется, это разрушит ее жизнь и она подвергнется всеобщему осуждению. Именно такой тактики он и придерживался. Начал с очков, используя проступок девочки для того, чтобы обрести над ней власть, заставить ее прикоснуться к нему. Затем он принуждает девочку пойти дальше, мало-помалу переходя все новые границы. Самое печальное во всей этой истории, что избавление Кристал, а именно полученная ею информация о возможности взять реванш и засудить отчима, стоило ей жизни. Ведь, само собой разумеется, он не мог допустить, чтобы девочка приобрела над ним подобную власть.

– Но как нам добраться до этого парня? – спросил я.

– А среди вещественных доказательств есть какие-нибудь биологические жидкости? Кровь, слюна, семенная жидкость?

– Судмедэксперт подтвердил, что Кристал была изнасилована. Они нашли у нее во влагалище следы спермы.

– Если у них сохранились образцы спермы, то тогда нам нужно найти возможность получить образцы ДНК. Единственная проблема – срок давности. Все произошло тридцать лет назад. Тогда образцы ДНК еще не использовались в качестве вещественных доказательств. Образцы спермы, возможно, не сохранились, а если и сохранились, то вполне могли стать непригодными для использования. Образцы жидкости часто портятся. А вот в высохшем пятне крови ДНК может сохраняться десятилетиями. – Профессор Санден нажал на кнопку громкой связи и набрал номер. – Давай-ка позвоним Максу и узнаем, что у него есть.

– Боуди! – послышался раскатистый голос Макса Руперта. – Как делишки?

– Макс, ты меня знаешь. Продолжаю воевать на стороне добра. Ну а как сам?

– Если мне придется вести еще одно дело об убийстве, я точно кого-нибудь пришью.

– Макс, я включил громкую связь. Со мной парнишка, которого зовут Джо Талберт.

– Привет, Джо, – произнес Руперт таким тоном, будто мы были с ним добрыми друзьями.

– Привет… детектив.

– Я здесь изучаю свидетельства, предоставленные Джо, – сказал профессор Санден. – По-моему, он явно нарыл нечто серьезное.

– Боуди, ты, как всегда, в своем репертуаре, – отозвался Руперт. – Я достал из подвала дело и уже успел его просмотреть.

– А там есть образцы жидкостей? – поинтересовался Санден.

– Тело девушки сожгли в сарае для инструментов, или в гараже, или где-то еще. Ноги сгорели практически полностью. Все жидкости в ее теле закипели. В лаборатории подтвердили наличие спермы, но только и всего, поскольку взятые пробы оказались очень низкого качества. Убийца был несекретором, поэтому в семени не нашли крови. Насколько мне известно, предметных стекол не сохранилось. Я позвонил в БУН, но и у них тоже ничего нет.

– БУН? – не понял я.

– Бюро по уголовному надзору штата Миннесота, – объяснил профессор Санден. – Полагаю, это наша местная версия криминалистической лаборатории. – Он снова повернулся к телефону. – Никаких пятен крови? Слюны?

– Вся ее одежда, до последней нитки, была уничтожена огнем, – сказал детектив Руперт.

– Ну а как насчет ногтя? – спросил я.

– Ногтя? – Профессор Санден буквально подпрыгнул на стуле. – Какого еще ногтя?

И я внезапно почувствовал себя участником их разговора.

– Речь идет о накладных ногтях девушки. Они нашли один на заднем крыльце Карла Айверсона. Дуг мог его туда положить, чтобы подставить Карла.

– Если жертва потеряла ноготь, отбиваясь от насильника, на ногте могут остаться клетки кожи, – сказал профессор Санден.

– Но в деле нет никакого ногтя, – заявил детектив Руперт.

– Он, должно быть, в хранилище вещдоков, – предположил профессор Санден.

– В хранилище вещдоков? – переспросил я.

– Камера хранения вещественных доказательств, представленных в ходе судебных процессов, – объяснил Санден. – Это дело об убийстве, так что они должны были сохранить ноготь. Мы пошлем специального человека взять мазок у Айверсона и сделаем судебный запрос на предмет анализа ногтя. Если на ногте имеются следы ДНК, это или подтвердит вину Айверсона, или даст нам козыри для пересмотра дела.

– Я пошлю по факсу опись вещдоков, чтобы ты мог начать действовать, – пообещал детектив Руперт.

– Макс, я ценю твою помощь, – произнес Санден.

– Не стоит благодарности, Боуди, – сказал детектив Руперт. – Я все подготовлю.

– Ну что, увидимся в пятницу за покером? – спросил Санден.

– Ага. Непременно увидимся.

Профессор Санден отключил громкую связь. Кажется, я понял, что будет дальше, но на всякий пожарный решил удостовериться:

– Итак, профессор Санден…

– Пожалуйста, зови меня просто Боуди.

– Ладно. Боуди, если на том ногте остались клетки кожи, они смогут взять образец ДНК?

– Непременно, а возможно, и образцы крови. Судя по всему, ноготь хранился в сухом виде. Но пока нет никакой гарантии, что они найдут ДНК, но, если все же найдут и она не совпадет с ДНК Айверсона, у нас будет достаточно оснований, с учетом дневника и того, что ты раскопал, просунуть ногу в дверь и, возможно, отменить приговор.

– А когда мы об этом узнаем?

– Результаты анализа ДНК обычно приходят через четыре месяца, ну и еще пара месяцев потребуется, чтобы передать дело в суд.

У меня буквально оборвалось сердце. Я понуро опустил голову:

– Послушайте, у него в запасе нет столько времени. Он умирает от рака. И может умереть через четыре недели. Какие уж там четыре месяца! Я должен добиться реабилитации, пока он жив.

– Он что, твой родственник?

– Нет. Просто случайный знакомый. Но я должен это сделать.

С того самого дня, как Лайла нашла ключ к шифру, воспоминания о страшной гибели дедушки в реке каждую ночь мешали мне уснуть, врываясь в мои мысли всякий раз, когда я давал им передышку. Да, я прекрасно понимал, что никакие мои усилия не могли изменить прошлое, но сейчас это уже не имело значения. Мне нужно было это сделать. Ради Карла? Ради дедушки? Ради себя? Я не знал. Мне просто нужно было это сделать.

– Ну, это может оказаться очень непросто. – Профессор Санден задумчиво побарабанил пальцами по письменному столу. – Конечно, мы можем воспользоваться услугами частной лаборатории, что будет быстрее, чем в БУН, но даже в этом случае нет никакой гарантии. – Он еще раз побарабанил по столу. – Конечно, я могу попробовать потянуть за кое-какие ниточки, чтобы мне пошли навстречу, но не буду тебя обнадеживать. – Он нахмурился и пожал плечами. – Похоже, единственное, что я могу тебе сказать: я приложу максимум усилий.

– А если забыть про анализ ДНК, что еще можно предпринять? Положим, лишь на основании дневника?

– Дневник – это великолепно, но его явно недостаточно. Вот если бы этот парень явился в суд и признался в своих грехах, то мы продвинулись бы гораздо быстрее. Ну а так остается только ждать результатов анализа ДНК.

– Признание… – У меня в голове начала зреть новая мысль, черная, отчаянная мысль, мысль, которая не оставит меня на обратном пути домой и будет доставать с настойчивостью избалованного ребенка. Я встал и пожал руку Боуди. – У меня нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность.

– Еще рано меня благодарить, – ответил он. – Уж не знаю, сколько звезд должно нам сопутствовать, чтобы все срослось.

Следующие несколько дней, когда я пытался сосредоточиться на домашнем задании по другим предметам, меня постоянно отвлекали две мысли, которые проворачивались в голове, прыгая туда-сюда, как брошенная монетка. С одной стороны, я мог бы и подождать. Профессор Санден убрал упоры из-под колесиков дела Карла, и оно сдвинулось с места. Накладной ноготь уже должны были отправить на анализ ДНК. Если Кристал оказывала сопротивление насильнику, ДНК должна была принадлежать Дугу Локвуду, и эта улика, а также дневник Кристал помогли бы оправдать Карла. Но путь этот требовал много времени – времени, которого у Карла уже практически не оставалось. Старания профессора Сандена в лучшем случае были броском через все поле на последней минуте матча. Если профессору не удастся вовремя получить результаты анализа ДНК, Карл умрет с клеймом убийцы, а я потерплю поражение.

А на обратной стороне этой брошенной монетки поселилась совершенно безумная идея. Я должен был знать, что сделал все возможное и невозможное, чтобы помочь Карлу Айверсону умереть честным человеком. Сделать его невиновным в глазах окружающих. Я не мог спокойно стоять в стороне и смотреть, как он умирает с клеймом убийцы, понимая при этом, что я мог бы все изменить. Причем дело уже было не в том, чтобы получить «отлично» за свой проект. И даже не в моей наивной вере, что добро в конце концов должно побеждать зло. Нет, дело было во мне самом, в том одиннадцатилетнем пацане, на глазах у которого утонул дедушка. Я мог тогда что-то предпринять, но не стал ничего делать. А ведь мне следовало хотя бы попытаться. И теперь, оказавшись перед дилеммой действовать или выжидать, я чувствовал, что у меня нет выбора. Я должен был действовать. И кроме того, а что, если на ногте не найдут следов ДНК? Тогда время, ушедшее на ожидание, будет потрачено впустую.

И у меня в голове начала зреть мысль, крошечная, как земляничное зернышко, случайно посеянное там профессором Санденом. А вдруг мне удастся заставить Локвуда признаться в содеянном?

Я включил ноутбук, пошарил в Интернете в поисках Дугласа Джозефа Локвуда и нашел запись в журнале регистрации приводов в полицейский участок, где значилось, что Локвуд был арестован за вождение в нетрезвом виде, а еще сайт с протоколом собрания Окружного совета, где Дугласу Джозефу Локвуду было вынесено предупреждение по поводу нарушения общественного порядка, выражавшегося в хранении на принадлежащем ему участке автохлама. Оба сайта давали один и тот же адрес в сельском округе Чисаго, расположенном к северу от Миннеаполиса. В журнале регистраций полицейского участка значился его возраст, который вполне подходил. Я записал адрес на бумажку и положил ее на кухонный прилавок. Три дня я смотрел, как бумажка с адресом пульсировала, точно бьющееся сердце, пока я решал, стоит или не стоит пускаться в эту авантюру, а именно искать Дуга Локвуда. В результате именно телевизионный метеоролог склонил чашу весов в пользу более смелого решения.

Я включил новости, просто для фона, пока делал домашнее задание, и услышал, как метеоролог объявил, что на нас движется небывалый снегопад, который заметет нас ко всем чертям – его слова не мои, – поскольку выпадет двадцать дюймов снега. Разговор о снеге напомнил мне о Карле, о его мечте увидеть перед смертью настоящий буран. Мне хотелось навестить Карла, запомнить радость в его глазах при виде снега. И я твердо решил, прежде чем ехать к Карлу, отыскать Дуга Локвуда и попытаться добиться он него признания.