Глава 23

Джо Талберт

Английский, 317

Биография: Поворотный момент

23 сентября 1967 года рядовой первого класса Карл Айверсон впервые в жизни ступил на чужую землю, высадившись в Дананге, Республика Вьетнам, из военно-транспортного самолета «Локхид С-141». Во временном бараке, где размещались прибывшие на замену воинские подразделения, Айверсон познакомился с еще одним ГНБ – гребаным новобранцем – Вирджилом Греем из города Бодетт, штат Миннесота. Учитывая, что Карл приехал из Южного Сент-Пола, они считались практически соседями, хотя, чтобы добраться из Бодетта в Южный Сент-Пол, нужно было проделать путь, эквивалентный по времени поездке через шесть штатов Восточного побережья. Можно было считать большой удачей, что их зачислили в один взвод и отправили на один опорный пункт, расположенный на голом, как задница бабуина, пыльном холме на северо-западной оконечности долины Куешон.

Командир отделения Карла, старший сержант Гиббс, плюгавый матерщинник, под маской жестокости скрывал серьезные психологические травмы. Он презирал как офицеров, так и рядовых, критиковал приказы, а с ГНБ обращался как с чумными крысами. Но настоящие зверства он приберегал для вьетнамцев – гуков. В мире Гиббса гуки были источником всех бед, и Гиббса жутко злила половинчатая позиция старших офицеров относительно их уничтожения.

Когда Карл с Вирджилом прибыли в свой новый дом, Гиббс отвел их в сторонку и объяснил, что война президента Джонсона на изнурение противника означала, что «мы должны убить больше гуков, чем они убьют наших». Это была стратегия, основанная на числе убитых. Генералы подмигивали полковникам, те пихали в бок майоров и капитанов, которые шептали лейтенантам, ну а лейтенанты, в свою очередь, кивали сержантам, отдававшим приказ рядовым. «Если увидите драпающего гука, – говорил Гиббс, – это либо вьетконговец, либо сочувствующий вьетконговцам. В любом случае вы должны прекратить заниматься суходрочкой и пристрелить мелкого ублюдка».

За четыре месяца во Вьетнаме Карл нахлебался войны так, что хватило бы на целую жизнь.

Он устраивал засады и смотрел, как вьетконговцы испарялись в облаке крови, когда он переключал детонатор противопехотной мины; он держал за руку незнакомого парня с оторванными «прыгающей Бетти» ногами, когда тот делал предсмертный вдох. Карл привык к назойливому писку комаров, но не к минометным обстрелам, которые чарли любили устраивать посреди ночи. Свое первое бесснежное Рождество он отпраздновал, заползая в «паучье гнездо».

Первая трещина в целостной картине мира Карла Айверсона, из-за чего он впоследствии и захотел умереть во Вьетнаме, появилась тихим зимним утром в феврале 1968 года. Легкие облачка затянули горизонт, предвещая восход солнца, спокойствие раскинувшейся кругом долины вступало в противоречие с мерзостью предстоящих событий. Яркая голубизна неба напомнила Карлу утро, которое он провел в дедушкиной хижине в северных лесах. То утро словно было в прошлой жизни, когда Карл еще понятия не имел, что такое убивать или быть убитым.

Война тяжелым грузом давила на плечи, Карл чувствовал себя стариком. Он откинулся на мешки с песком, бросил окурок в гильзу от снаряда размером с термос, прикурил очередную сигарету и стал смотреть на восходящее солнце.

– Привет, старина.

– Привет, Вирдж. – Карл не сводил взгляда с горизонта, где янтарный свет пробивался сквозь серую пелену неба.

– На что ты таращишься?

– На озеро Ада.

– На тебя опять накатило?

– Когда мне было шестнадцать, я видел такой же восход солнца над озером Ада. Я сидел на заднем крыльце дедушкиной хижины. Клянусь, тогда было точно такое же красное небо.

– Далеко же ты забрался от озера Ада, старина.

– Так точно. В жизни и не такое бывает.

Вирджил присел рядом с Карлом:

– Не принимай это близко к сердцу, старина. Через восемь месяцев мы сваливаем. А время летит быстро. Нас здесь уже не будет. Мы отсюда драпанем.

Карл снова откинулся на мешки с песком и затянулся сигаретой:

– Вирдж, неужели ты не чувствуешь? Неужели ты не чувствуешь, что все катится в тартарары.

– Что катится в тартарары, старина?

– Не знаю, как объяснить, – начал Карл. – Но всякий раз, когда я отправляюсь в джунгли, у меня возникает такое ощущение, будто я стою у черты, которую не могу пересечь. И я слышу вопли в голове, словно вокруг меня кружит банши, которая тянет меня за собой, искушая переступить черту. И я знаю, что если переступлю черту, то превращусь в Гиббса. И буду говорить: «Да и хрен с ними, это всего-навсего гуки, да и хрен с ними!»

– Угу, – кивнул Вирджил. – Понимаю. Я тоже это чувствую. В тот день, когда погиб Левиц, мне захотелось уничтожить всех этих гадов.

– Левиц!

– Тот парень, которого разорвало пополам «прыгающей Бетти».

– Ох… Выходит, так его звали… Я и не знал.

– Послушай, старина, это дорога в один конец, – сказал Вирджил. – Тот шестнадцатилетний пацан на дедушкином крыльце, что любовался восходом солнца, уже никогда туда не вернется.

– Но иногда я задаю себе вопрос: а что, если он и сейчас там?

Вирджил повернулся к Карлу, и тот увидел, что лицо друга вдруг стало непривычно серьезным.

– Не нам было решать, приезжать сюда или нет. И от нас не всегда зависит, как мы уйдем. Однако мы можем попытаться не потерять в этой мясорубке свою душу. Никогда не забывай об этом. Так что какой-никакой, но выбор у нас все-таки есть.

Карл протянул руку, Вирджил ее крепко сжал.

– Я с тобой полностью солидарен, – сказал Карл. – Нам нужно выбраться отсюда, и желательно жидко не обосравшись.

– Да, это единственное, что нам остается делать, – согласился Вирджил.

Появившаяся на тропинке в сортир еще одна пара ног в тяжелых ботинках протопала в сторону мешков с песком.

– Эй, ребята! – заорал Тэйтер Дэвис.

Дэвис, доброволец из Теннесси, присоединился к военной кампании вскоре после Рождества и сразу прилепился к Вирджилу, как осиротевший утенок. У малыша Тэйтера была персиковая кожа вся в веснушках и лопоухие уши, торчащие, как у детской игрушки Мистер Картофельная Голова. Родители окрестили его Рики, но Вирджил называл его просто Картофельной Головой. Это прозвище намертво прилепилось к Рики, но лишь до того дня, как Рики под шквальным огнем противника удержал занимаемую им позицию, после чего он стал просто Тэйтером.

– Капитан говорит, мы скоро отсюда сваливаем, – сообщил Тэйтер.

– Не волнуйся, Тэйтер, без тебя не уедут, – сказал Карл.

– Угу, – поддакнул Вирджил. – Капитан знает, что без тебя им точно не выиграть войну.

Тэйтер расплылся в глупой ухмылке от уха до уха.

– Капитан говорит, сегодня мы идем в страну индейцев. А что это значит? – спросил Тэйтер.

Карл с Вирджилом обменялись понимающими взглядами.

– А ты что, не учил историю в школе? – удивился Вирджил.

– Я бросил школу. Чего такого они могли мне рассказать, чего я раньше не знал?

– А ты когда-нибудь слышал о генерале Шеридане или реке Маккензи? – спросил Карл.

Тэйтер посмотрел на него пустыми глазами.

– А как насчет Джорджа Кастера до того неприятного происшествия в Литтл-Бигхорне? – поинтересовался Вирджил.

Никакой реакции.

– Скажем так, – начал Карл. – Прежде чем Запад был завоеван, там жили другие люди, целая группа людей, и мы заставили их оттуда убраться.

– Ну слышал, но при чем здесь Вьетнам? – спросил Тэйтер.

– Полковник решил, нам нужно расширить зону свободного огня, – объяснил Вирджил. – Но есть одна проблема. Эта деревушка, которую мы называем Оксбоу. Так вот, нам нужно передвинуть эту деревню из зоны свободного огня. Короче, мы не можем оставить деревню в зоне свободного огня. Ведь смысл зоны свободного огня – иметь возможность стрелять по всему, что движется.

– Значит, мы делаем так, чтобы они оттуда убрались?

– Нет, мы уговариваем их найти более удобное местоположение для своей деревни, – ответил Карл.

– Типа того, как мы вели себя с индейцами, – добавил Вирджил.

Карл сделал последнюю затяжку, кинул хабарик в гильзу от снаряда и поднялся с места:

– Пожалуй, не стоит заставлять больших собак себя ждать.

Вся троица закинула на спину вещмешки, повесила на плечи автоматические винтовки М-16 и двинулась на звук вертолетных винтов, нарушивших утреннюю тишину.

«Хьюи» оперативно доставили солдат в зону высадки и, стремительно снизившись, приземлились на краю поля, где азиатские водяные буйволы паслись плечом к плечу с желтыми коровами. Примерно в сотне ярдов вверх по течению реки стояла крытая сухими пальмовыми листьями хижина c навесом. А еще в ста ярдах от нее находилось скопление лачуг, образующих деревушку под кодовым названием Оксбоу.

– Вы двое, со мной! – Гиббс указал на Карла и Вирджила. – Оставшиеся бойцы первого отряда направляйтесь к дороге. Расчистить все на своем пути. Собрать гуков в центре Оксбоу и ждать лейтенанта Мааса.

Гиббс повел Карла с Вирджилом к хижине на краю поля, той самой с навесом, тогда как основная часть отряда направилась вниз по пыльной дороге, ведущей в Оксбоу. А когда они прошли уже полпути от зоны высадки к хижине, полоска слоновой травы на краю поля неожиданно ожила. Карл прижал приклад винтовки к плечу и направил ствол на колышущуюся траву.

– Айверсон, огонь! – скомандовал Гиббс.

Карл уже положил палец на спусковой крючок, но затем разжал руку. Маленькая черноволосая головка подпрыгивала в высокой траве в сторону хижины.

– Он уходит! – орал Гиббс. – Огонь, твою мать!

Карл снова положил палец на спусковой крючок и снова разжал руку, увидев выскочившую из травы девочку-подростка, которая опрометью кинулась к дому.

– Это всего-навсего девчонка, сержант. – Карл опустил винтовку.

– Выполняй приказ!

– Она мирный житель.

– Девчонка пытается ускользнуть, а значит, она вьетконговка.

– Сержант, она бежит к себе домой.

Гиббс набросился на Карла:

– Айверсон, я отдал тебе приказ, твою мать! Если еще хоть раз посмеешь меня ослушаться, я засажу тебе пулю прямо в лоб. Ты меня слышишь? – Он выплевывал на Карла свою ярость, брызжа табачным соком.

Девчонка, лет пятнадцати, не больше, добралась до хижины, и Карл услышал, как она говорит по-вьетнамски с кем-то, находящимся внутри. Карл много раз слышал эту странную ломаную речь, которая уже стала для него точно знакомой песней с неразборчивыми словами. Тем временем Гиббс переключил свое внимание на хижину и секунду-другую внимательно ее разглядывал.

– Вы двое, ступайте пристрелите этих коров! – пролаял он. – Потом сожгите амбар. Я возьму на себя хижину.

Вирджил с Карлом переглянулись. В боевом уставе имелось несколько страниц, которые в боевых условиях были совершенно бесполезны и годились разве на то, чтобы подтереть задницу. Однако там были правила, к которым следовало относиться с уважением. И согласно одному из этих правил, требующих уважительного отношения, нельзя было прочесывать хижину в одиночку.

– Сержант! – окликнул сержанта Вирджил.

– Исполняй приказ, твою мать! – набросился на Вирджила Гиббс. – Надеюсь, у меня и с тобой тоже не будет проблем, да? Я отдал тебе приказ. Иди и пристрели этих коров!

– Есть, сэр!

Карл с Вирджилом отправились в поле, подняли винтовки и принялись стрелять в головы ничего не подозревающих животных. Меньше чем через минуту с коровами было покончено, и Карл бросил взгляд в сторону хижины. Бойцы его отряда уже очистили хижины от их обитателей и начали сгонять их по пыльной дороге в центр деревушки. Но Гиббса нигде не было видно.

– Тут что-то не так, – сказал Карл.

– А где сержант? – спросил Вирджил.

– Я об этом и говорю. Он что-то задерживается.

Карл с Вирджилом направились к одиноко стоявшей хижине, взяв на изготовку свои М-16. Вирджил прикрывал Карла, который осторожно подполз к двери по мягкой траве, стараясь избегать утрамбованной грязной дороги с хрустящим песком. Задерживая дыхание, Карл прислушивался к приглушенному сопению, доносящемуся через плетеную из соломы стену. Досчитав до трех, Карл кивнул себе и ринулся в дверь.

– Господи Исусе! – Остановившись как вкопанный, Карл поднял вверх дуло винтовки, а затем даже слегка попятился. – Сержант! Какого черта?!

Гиббс прижимал верхнюю часть тела стоявшей на коленях девочки к шаткой бамбуковой кровати. Одежда с девочки была сорвана, а Гиббс пристроился на коленях за ее спиной, спустив с бедер форменные штаны, его бледные волосатые ягодицы напрягались при каждой фрикции.

– Я веду допрос пособницы вьетконговцев, – бросил через плечо Гиббс.

Гиббс заломил руки девушки за спину, одной рукой он держал девушку за запястья, буквально пригвоздив ее всем своим весом к кровати. Девочка задыхалась под тяжестью его тела, придавившего ее легкие. В углу хижины лежало на боку бездыханное тело старика, глубокая рана размером с длину приклада рассекала его нос и левую скулу, из пустой глазницы капала кровь.

Гиббс, словно росчерком пера, закончил свое грязное дело яростным толчком, после чего натянул обратно штаны. Девочка оставалась лежать неподвижно.

– Твоя очередь. – Гиббс повернулся к Карлу.

Карл не мог говорить. Не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Гиббс сделал шаг к нему:

– Айверсон, приказываю тебе допросить эту пособницу вьетконговцев. Это приказ.

Карл с трудом сдерживал рвотные позывы. Девочка чуть-чуть приподняла голову и посмотрела на него, ее губы дрожали от страха, или гнева, или того и другого, вместе взятого.

– Ты меня слышал?! – Гиббс вытащил из кобуры револьвер и прокрутил барабан. – Я сказал, это приказ!

Карл заглянул девушке в лицо, в глаза, полные безнадежности. Он слышал, как Гиббс крутит барабан своего револьвера 45-го калибра, но не обратил на это никакого внимания. Он прогонит прочь банши. Он или уедет из Вьетнама, не запятнав свою совесть, или умрет, но сохранит свою душу.

– Нет, сэр, – ответил Карл.

У Гиббса налились кровью глаза. Он приставил дуло к виску Карла:

– Ты отказался выполнить приказ. Все, считай, ты покойник.

– Сержант, что вы творите? – крикнул с порога Вирджил. Гиббс посмотрел на Вирджила, потом – снова на Карла, а Вирджил продолжил: – Сержант, так дела не делаются. Советую хорошенько подумать.

Гиббс продолжал вжимать ствол в висок Карла, ноздри сержанта раздувались, точно у загнанной лошади. Затем он сделал шаг назад, продолжая целиться в Карла.

– Ты прав, – сказал он. – Такие дела делаются по-другому. – Вложив револьвер в кобуру, он вытащил из ножен на бедре финку. Повернулся к девушке. Обнаженная, она по-прежнему лежала ничком на кровати, ноги сползли на пол. Зажав пучок волос девушки в кулак, сержант рывком поставил ее на колени. – Следующий раз, когда я прикажу тебе пристрелить гука… – Отрывистым движением сержант провел ножом по горлу жертвы, врезаясь в хрящи и ткани, брызнувшая фонтаном кровь попала на ботинки Карла. – Следующий раз будешь меня слушаться, твою мать!

Девушка задергалась в предсмертных судорогах, когда кровь стала наполнять легкие. Ее глаза закатились, и Гиббс бросил обмякшее тело на пол.

– А теперь сожгите хижину. – Перешагнув через безжизненное тело девушки, Гиббс вплотную приблизил лицо к лицу Карла. – Это приказ.

Гиббс покинул хижину, но Карл словно прирос к месту.

– Пошли, старина. – Вирджил потянул Карла за собой на улицу. – Это не твоя битва за Аламо. Нам нельзя жидко обосраться. Помнишь?

Карл вытер глаза рукавом рубашки. Вирджил с зажигалкой в руках направился к навесу.

Деревня к северу от них уже вовсю полыхала; толпа жителей, теперь уже беженцев, брела, точно колонна осужденных на смертную казнь, по пыльной дороге, которая должна была вывести их из зоны свободного огня. Вытащив из кармана зажигалку, Карл поднес ее к сухим пальмовым листьям и слоновьей траве навеса. За считаные секунды огонь охватил крышу из пальмовых листьев, к небу поднялся толстый столб дыма.

Карл торопливо попятился, когда жадные языки пламени начали лизать стены хижины, захватывая два бездыханных тела на полу. И вот тогда-то Карл и увидел такое, отчего у него вмиг похолодело сердце. Ладонь девушки вдруг раскрылась, она пошевелила пальцами, маня к себе Карла. Пальцы девушки затрепетали, словно она пыталась дотянуться до него. Затем пальцы вновь сжались в кулак, мертвое тело накрыло полыхающей крышей.

Назад: Глава 22

Дальше: Глава 24