Глава 13

Прошла уже пара недель с тех пор, как мне сообщили из офиса общественного защитника, что я могу забрать оставшиеся материалы по процессу над Карлом Айверсоном. Я чувствовал себя виноватым. Я чувствовал себя виноватым, потому что так и не забрал эти материалы. И если бы Вирджил Грей не предложил мне встретиться в деловой части города, коробка с делами так и осталась бы стоять в офисе государственного защитника. Мое домашнее задание буквально пожирало время. Где уж там было читать стопку папок высотой по колено! Но когда я позвонил Вирджилу, он предложил встретиться в маленьком дворике за правительственным центром в деловой части Миннеаполиса. Именно там я и нашел Вирджила. Он сидел на гранитной скамье в дальнем углу двора, прислонив трость к здоровой ноге.

– Мистер Грей. – Я пожал ему руку, и он ответил на рукопожатие примерно с таким же энтузиазмом, как если бы ему предложили оставшуюся от обеда брокколи. – Я ценю вашу готовность встретиться со мной.

– Почему ты пишешь историю его жизни? – спросил Вирджил, устремив взгляд на фонтан в центре двора.

– Простите? – удивился я.

– Почему ты пишешь историю его жизни? Зачем тебе это нужно?

Я присел на скамью рядом с мистером Греем:

– Но я ведь уже говорил. Это задание для английского класса.

– Да, но почему именно он? Почему Карл? Ты ведь мог написать о ком угодно. Черт, ты вполне мог придумать историю! Твой преподаватель наверняка не догадался бы.

– А чем плох Карл? – парировал я. – Его история весьма интересная.

– Ты просто используешь его, – заявил Вирджил. – Карла имели все, кому не лень. Ни один человек такого не заслуживает. По-моему, то, что ты делаешь, неправильно.

– Ну, если, как вы говорите, Карла всю дорогу имели, чем плохо, если кто-то расскажет людям его историю?

– Ах, вот, значит, что ты собираешься делать? – Голос Вирджила сочился неприкрытым сарказмом. – Вот, значит, какую историю собираешься рассказать? Ты напишешь, как Карла поимели, осудив за то, чего он не совершал, да?

– Я пока вообще ничего не написал, так как пытаюсь понять, о чем будет мой рассказ. Вот потому-то я и хотел с вами встретиться. Вы сказали, что он невиновен.

– Он невиновен.

– Ну, пока вы единственный, кто так считает. Жюри присяжных, прокурор, черт, даже его адвокат считали, что он виновен.

– Это еще ни о чем не говорит.

– Но вы почему-то не выступили в защиту Карла на процессе. И не давали свидетельские показания в его пользу.

– Мне не позволили давать свидетельские показания. Я хотел дать показания, но мне не позволили.

– А кто вам мог это запретить?

Вирджил устремил глаза к небу цвета пепла в камине. Окаймлявшие двор деревья, сбросив осенний наряд, стояли беззащитными и голыми, холодный ветер, проносясь над булыжной мостовой, забирался за шиворот.

– Его адвокаты, – ответил Вирджил. – Они не разрешили мне рассказать жюри о Карле. Типа это будет характеристика обвиняемого как доказательство. Я ответил, что никакое это, на хрен, не доказательство. Они должны знать настоящего Карла, а не ту кучу дерьма, которую перелопачивает прокурор. А они сказали, что, если я попробую охарактеризовать Карла, прокурор тоже захочет его охарактеризовать. И станет говорить о том, как Карл пил с утра до вечера, не мог удержаться ни на одной работе и прочую чушь собачью.

– Ну и что бы вы сказали, если бы вам разрешили дать показания?

Вирджил повернулся ко мне, заглянул в глаза, пытаясь еще раз меня оценить, его холодные серые зрачки отражали сгущающиеся тучи.

– Я познакомился с Карлом Айверсоном в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году во Вьетнаме. Мы тогда были глупыми мальчишками, только что покинувшими лагерь для новобранцев. Вместе с ним я совершил турне по джунглям и видел такое, делал такое, чего просто-напросто не объяснишь тому, кто там не был.

– И во время того турне вы узнали его настолько хорошо, что можете с уверенностью утверждать, будто он не убивал Кристал Хаген. Он что, был пацифистом?

У Вирджила глаза превратились в щелочки, точно он собирался смазать мне по морде.

– Нет. Карл Айверсон не был пацифистом.

– Значит, он убивал во Вьетнаме людей?

– Да, он убивал людей. Он убил много людей.

– Теперь я понимаю, почему адвокат обвиняемого не хотел, чтобы вы давали свидетельские показания.

– Шла война. А на войне убивают людей.

– Но я все равно не понимаю, как ваши слова, что Карл убивал на войне людей, помогли бы облегчить его участь. На месте присяжных я бы точно подумал: если человек побывал на войне, где убивал людей – как вы сами сказали, много людей, – то убить человека – ему раз плюнуть.

– Ты еще многого в этой жизни не понимаешь.

– Тогда помогите мне понять. – Я уже начал терять терпение. – Именно поэтому я здесь.

Вирджил на секунду задумался, затем взялся за правую штанину своих брюк цвета хаки в районе колена и закатал ее, продемонстрировав блестящий металлический протез, который я уже видел в день нашего знакомства. Искусственная нога начиналась от середины бедра, белая пластиковая коленная чашечка прикрывала пружинный шарнир размером с кулак. Вирджил постучал по своей металлической голени:

– Вот видишь. Это все Карл.

– Вы из-за Карла потеряли ногу?

– Нет, – улыбнулся Вирджил. – Благодаря Карлу я здесь, чтобы рассказать тебе о своей оторванной ноге. Благодаря Карлу я смог дожить до сегодняшнего дня. – Вирджил опустил штанину и наклонился вперед, положив руки на колени. – Шел май тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года. Мы закрепились на небольшом опорном пункте на хребте к северо-западу от долины Куешон. Мы получили приказ прочесать деревню, какое-то безымянное скопление хижин. Разведка засекла активность вьетконговцев в этом районе, и поэтому они решили послать наш взвод разведать, что к чему. Я шел рядом с этим пацаном… – Вирджил улыбнулся своим воспоминаниям. – Тэйтером Дэвисом. Этот глупый мальчишка ходил за мной хвостом, словно бассет-хаунд. – На секунду задумавшись, Вирджил продолжил: – Итак, мы с Тэйтером шли в головном дозоре…

– В головном дозоре? – переспросил я. – Как на фронте?

– Да. Обычно посылали одного-двух человек идти впереди колонны. Вот так-то. Чертовски умно. Если дела примут плохой оборот, то армия потеряет лишь двоих, а не весь взвод.

Я посмотрел на ногу Вирджила:

– Насколько я понимаю, дела приняли плохой оборот?

– Ага, – ответил он. – Впереди нас ждал небольшой подъем, где дорога шла через каменистый холм. По другую строну холма джунгли чуть-чуть расступались, и деревушка была как на ладони. Увидев деревню, Тэйтер ускорил шаг, но там явно было что-то нечисто. Не могу сказать, будто я увидел что-то конкретное, возможно, это была интуиция, возможно, сработало подсознание, но я сразу понял: здесь явно нечисто. Я подал сигнал взводу остановиться. Заметив это, Тэйтер взял винтовку на изготовку. Я пошел вперед один, сделав, может, двадцать или тридцать шагов. И уже собрался было дать сигнал «противник не обнаружен», как вдруг джунгли взорвались залповым огнем. Это было что-то с чем-то, скажу я тебе. Стреляли впереди меня, рядом со мной, черт, джунгли буквально озарились вспышками выстрелов со всех сторон! Первая пуля пробила мне лопатку. И одновременно еще две попали в ногу. Одна раздробила колено, другая – разнесла в клочья бедро. Я упал как подкошенный, не сделав ни единого выстрела. Я услышал, как этот хрен моржовый, сержант Гиббс, этот кусок дерьма, приказал взводу отступить за холм и занять оборону. Я открыл глаза и увидел, как мои кореша отступают, прячась за камнями и деревьями. Тэйтер, бросив меня, помчался во весь опор, чтобы поскорее присоединиться к взводу. Именно тогда я увидел Карла, который бежал прямо ко мне.

Вирджил замолчал, всматриваясь в свое прошлое, проносившееся мимо его затуманенных слезами глаз. Пошарив в кармане, он достал носовой платок, дрожащей рукой вытер слезы. Я отвернулся, чтобы не смущать Вирджила. Мужчины в отлично отутюженных костюмах шли через дворик, они входили в правительственный центр и выходили оттуда, не обращая внимания на сидевшего возле меня одноногого старика. Я терпеливо ждал, когда Вирджил придет в себя, и он, наконец взяв себя в руки, продолжил:

– Карл бежал вверх по холму и, крича как сумасшедший, палил налево и направо в сторону деревьев, откуда шла стрельба. Я слышал, как сержант Гиббс орал на Карла, приказывая ему ложиться. Увидев Карла, Тэйтер остановился и прыгнул за дерево. Карл добрался до меня, упал на одно колено, своим телом закрыв меня от АК-47, которых вокруг было не меньше сорока. Оставаясь в таком положении, он стрелял из винтовки, пока не понял, что патроны на исходе. – Вирджил тяжело вдохнул, давясь слезами. – Ты бы его видел. Он взял в левую руку мою М-16 и какое-то время стрелял сразу из двух стволов. Затем уронил свою винтовку мне на грудь и уже продолжил палить из моей. Я вставил в его винтовку новую обойму и отдал Карлу, у которого снова кончались патроны.

– А Карла тогда не задели?

– Он поймал пулю в левое плечо, вторая по касательной задела его шлем, а третья попала в каблук ботинка. Но Карл даже глазом не моргнул. Вот это было зрелище!

– Могу себе представить, – сказал я.

Впервые с того момента, как он начал вести свой рассказ, Вирджил посмотрел прямо на меня:

– Ты когда-нибудь видел старые фильмы, где раненый друг главного героя говорит ему, чтобы он уходил, спасал себя.

– Ага, – ответил я.

– Так вот, я оказался на месте того самого друга. Я был не жилец и знал это. И я уже собрался было сказать Карлу, чтобы бросил меня и спасался, но вместо этого простонал: «Не оставляй меня здесь». – Вирджил посмотрел на кончики пальцев, сжимавшие колено. – Мне было страшно. Так страшно, как никогда. Карл все сделал неправильно, если смотреть с военной точки зрения, вот так-то. Он спасал мне жизнь. Он был готов умереть за меня, а все, что я мог ему сказать, – это «не оставляй меня здесь». Боже, как стыдно! – (Мне хотелось успокоить Вирджила, похлопать по плечу, дать понять, что все хорошо, но я наверняка оскорбил бы его этим жестом, ведь меня тогда с ними не было. И я не имел права судить, что хорошо, а что – нет.) – Когда бой был в самом разгаре, весь наш взвод уже палил не переставая. Вьетконговцы отвечали нам тем же, а Тэйтер, Карл и я оказались между ними и нашими, в самом пекле. Листья деревьев и щепки падали с неба, как конфетти, над головой туда-сюда проносились пули: красные из наших винтовок, зеленые – из их автоматов. Шум, грязь и дым. Это было удивительно: словно я наблюдал за происходившим со стороны. Боль ушла, страх ушел. Я был готов умереть. Оглянувшись, я увидел Тэйтера, скрючившегося под деревом: он поливал огнем вьетконговцев что было сил. Он уже опустошил один магазин и потянулся за новым. И в этот момент он поймал пулю в лицо и упал замертво. Это последнее, что я запомнил, прежде чем потерять сознание.

– Так вы не знаете, что случилось потом? – спросил я.

– Мне сказали, что мы получили поддержку с воздуха. Наши сбросили напалм на позиции противника. Карл накрыл меня своим телом, как одеялом. Если ты приглядишься повнимательнее, то наверняка увидишь шрамы на внутренней стороне его рук и на шее. Следы от ожогов.

– Значит, на этом война для вас обоих закончилась? – поинтересовался я.

– Для меня – да. – Вирджил проглотил ком в горле. – Сперва нас заштопали прямо в опорном пункте, а затем еще был Дананг. Меня отправили в Сеул, но Карл остался в Дананге. Какое-то время ушло у него на выздоровление, после чего он вернулся в строй.

– И жюри присяжных так и не услышало вашего рассказа?!

– Ни слова.

– Потрясающая история, – сказал я.

– Карл Айверсон – герой. Настоящий герой, будь я проклят! Он был готов отдать за меня жизнь. Он не насильник. Он не убивал эту девочку.

Слегка поколебавшись, я озвучил свою мысль:

– Но… ваш рассказ никак не подтверждает невиновность Карла.

Вирджил наградил меня холодным взглядом, пробиравшим до печенок, и еще сильнее сжал ручку трости, словно собираясь хорошенько отделать нахального сосунка. Я заткнулся и стал ждать, когда гнев в его глазах немного уляжется.

– Тебе тепло, уютно, и ты чувствуешь себя в безопасности, – презрительно фыркнул Вирджил. – Ты и понятия не имеешь, что значит смотреть смерти в лицо.

Он ошибался. Мне вовсе не было тепло, а глядя на побелевшие костяшки пальцев, которыми он сжимал рукоять трости, я отнюдь не чувствовал себя в безопасности, хотя у Вирджила и был пунктик по поводу того, как смотреть смерти в лицо.

– Люди меняются, – осторожно сказал я.

– Человек, который сегодня под градом пуль спасает другого, завтра не будет ни с того ни с сего убивать маленькую девочку.

– Но вы же не были с ним до конца его вьетнамского похода, ведь так? Вы улетели домой, а он остался там. Может, с ним что-то случилось, что-то такое, отчего он свихнулся и стал другим человеком – человеком, способным убить эту девушку. Вы же сами сказали, что Карл во Вьетнаме был убийцей.

– Да, во Вьетнаме он был убийцей, но убить девушку – это совсем из другой оперы.

Слова Вирджила напомнили мне о разговоре, состоявшемся при нашем первом знакомстве с Карлом. О его загадочном высказывании по поводу разницы между убийством и предумышленным убийством. И я подумал, что Вирджил, быть может, сумеет помочь мне разобраться.

– Карл говорил, что есть разница между убийством и предумышленным убийством. Что он имел в виду? – Мне казалось, я знаю ответ, но, прежде чем говорить с Карлом, хотелось сперва выслушать версию Вирджила.

– Все очень просто, – сказал он. – Ты убиваешь солдата в джунглях, но война есть война. Это не предумышленное убийство. Существует вроде негласного договора между воюющими армиями, что убивать на войне – это нормально. Это разрешено. Это твоя работа. Да, Карл убивал мужчин во Вьетнаме, но он не убивал ту девушку. Понимаешь, о чем я говорю?

– Я понимаю, что вы обязаны Карлу Айверсону жизнью и вы в любом случае всегда будете его прикрывать. Но Карл говорил мне, что делал и то и другое. Убивал и совершал предумышленные убийства. Он сказал, что виновен и в том и в другом.

– Ну, это совсем другая история, – вздохнул Вирджил.

– Я весь внимание, – сказал я.

– Эта история, которой я не могу с тобой поделиться. Я поклялся Карлу, что никому ее не расскажу. Я держу свое слово и не собираюсь его нарушать.

– Но если это поможет прояснить вопрос…

– Это история Карла, не моя. И принимать решение только ему. Он не рассказывал о ней ни одной живой душе, ни своему адвокату, ни присяжным. Я умолял его поговорить об этом на суде, но он наотрез отказался.

– Это случилось во Вьетнаме?

– Да, там.

– Ну и что это может доказать? – спросил я.

Вирджил тотчас же ощетинился:

– По какой-то причине Карл заинтересован в беседах с тобой. Мне этого не понять, но он, похоже, хочет пустить тебя к себе в душу. Быть может, он расскажет тебе, что случилось с ним во Вьетнаме. Если действительно заговорит, ты сразу все поймешь. Карл Айверсон, даже если бы ему грозили все муки ада, не стал бы убивать эту девушку.