Пот и кровь на нем быстро замерзали. Тяжело дыша, Эдион прислонился к выщербленному парапету городской стены. С наступлением темноты вражеская армия отходила на равнину и устраивалась на ночлег.

Может, это была извращенная шутка или жестокая пытка для осажденного города, но к вечеру Морат неизменно прекращал сражение. Неужто враги признавали какие-то правила ведения войны? Сомнительно, чтобы демоны, населявшие тела многих солдат, не умели биться в темноте.

Эдион знал, почему Эраван отдал такой приказ. Расчет был прост: день за днем изматывать осажденных, дабы сломить их дух и обречь на бесславный конец.

Валгский король желал не просто победы и завоевания Террасена. Ему требовалась полная капитуляция защитников. Пусть людишки умоляют о прекращении кошмара, пусть сами согласятся на его владычество.

Скрипя зубами, Эдион пошел к спуску с парапета. Ранение в ногу и сейчас вынуждало его прихрамывать. Закат быстро догорал, воздух стремительно холодел.

Пять дней.

Они рассчитывали, что запасов стрел и огненных копий хватит на три-четыре дня. Хватило на пять, вплоть до конца сегодняшних сражений.

На парапете кто-то из микенианских солдат выстрелил по валгам, пытавшимся взобраться по осадной лестнице. Огненное копье сожгло нескольких демонов.

Оказалось, стреляла женщина. Она и сейчас сжимала в руках метательное орудие. Рядом с нею стоял Рульф. Как и у Эдиона, его лицо покрывала корка из крови и пота.

Эдион увидел руку в черном доспехе, ищущую, за что бы зацепиться. Почти не глядя, он ударил по руке своим древним щитом. Раздался вопль, затем слабеющий крик. Еще один вражеский солдат закувыркался вниз.

Рульф приветствовал Эдиона мрачной улыбкой. Эдион остановился. К концу дня доспехи делались невероятно тяжелыми. В небе летели крошанки и Железнозубые, возвращаясь в город. Красные плащи свешивались с метел. Драконы махали крыльями уже не так равномерно, как прежде. Эдион всматривался в темнеющее небо, пока не увидел дракона без всадницы. Этого дракона он высматривал постоянно.

Заметив Эдиона, Лисандра сделала вираж и начала снижаться, держа путь к городской стене.

Скольких защитников и защитниц они потеряли? Число погибших увеличивалось с каждым днем. Иногда Эдиону казалось, что ушедшие в мир иной продолжают оценивать каждый его шаг. А он, как бы ни старался, ничем не мог исправить бедственное положение, в котором оказался Оринф.

– Лучники отстрелялись, – сказал Эдион. – Стрел больше нет.

Лисандра приближалась. На драконьих крыльях и туловище темнела кровь, вражеская и ее собственная.

Рульф кивком указал на микенианку. Та пока продолжала стрелять. Ее орудие плевалось огнем.

Приземлившись, Лисандра мгновенно вернула себе человеческий облик и нырнула под левую руку Эдиона. Нежный быстрый поцелуй был их единственным приветствием. Этого момента он ждал каждый вечер.

Иногда, после перевязки ран и скудного ужина, Эдиону удавалось получить больше ласк. Они не тратили время на умывание, а просто находили укромный уголок, где для него существовала только Лисандра. Эдион восхищался совершенством ее фигуры, тихими стонами, когда он облизывал ей шею, а его руки медленно странствовали по ее телу. Лисандра подсказывала, где и как хочет получить его ласки. Она же определяла границы дозволенного. Но до настоящего слияния у них пока не доходило.

Не сговариваясь, оба решили: пусть это станет их наградой за то, что уцелели.

От Лисандры разило валгской кровью, однако Эдион поцеловал ее в висок и посмотрел на Рульфа. Бывший предводитель пиратов невесело улыбнулся. Как и все, он прекрасно сознавал: им остались считаные дни. Быть может, даже часы.

Микенианка выстрелила еще раз. Вниз полетели расплавленные кости и клочья одежды валга.

– Это последний, – тихо сказал Рульф.

Эдион сразу понял: речь не о последнем на сегодня вражеском солдате.

Микенианка с глухим стуком опустила тяжелое метательное орудие.

– Огненных копий у нас больше нет, – сообщил Рульф.

Тьма, повисшая над Оринфом, была настолько густой, что даже огни замка казались искорками. Венга вместе с Дарро стояла на парапете и смотрела на возвращавшихся защитников. Тянулись с городских стен солдаты, на драконах и метлах летели ведьмы.

В темноте зазвучали костяные барабаны. Их звук напоминал стук сердца, словно вражеская армия на равнине была громадным зверем и теперь этот зверь готовился поглотить город и всех, кто в нем находился.

В минувшие дни дробь барабанов раздавалась от рассвета до заката, но почти тонула в шуме битвы. Но сегодня, едва зашло солнце, они зазвучали снова… Венгу начало мутить.

– Завтра, – пробормотал господин Слан, стоявший по другую руку от Дарро. – Или послезавтра… все кончится.

Венга понимала: речь не о победном конце.

Дарро ему не ответил. Господин Слан похлопал старика по плечу и ушел внутрь.

– А что будет? – решилась спросить Венга.

Старик смотрел на равнину. Казалось, не близость ночи причина темноты, а присутствие вражеской армии. Природная темнота никогда не бывает такой зловещей, как эта.

– Одно из двух, – хрипло ответил Дарро. – Или мы сдадимся и Эраван всех нас превратит в рабов. Или будем сражаться, пока не погибнем и не станем падалью для хищных птиц.

Сановник ответил ей с суровой прямотой, но Венге нравилась эта его особенность. Разговаривая с ней, он никогда не пытался приукрасить действительность.

– А кто это будет решать? – задала она новый вопрос.

Серые глаза Дарро остановились на лице Венги.

– Решение принимать нам, нынешним правителям Террасена.

Венга кивнула. В темноте засветились точки костров. Казалось, их пламя колеблется в такт ударам костяных барабанов.

– Вот ты бы как решила? – осторожно спросил Дарро.

Венга задумалась. Таких вопросов ей никогда не задавали.

– Я очень хочу в Караверру, – сказала она. Венга знала, что Дарро не признавал ни герцогство, ни Лисандру, но кого это сейчас волновало? – Муртаг возил меня туда. Показывал реки, горы, леса, холмы.

При упоминании о Муртаге у нее сдавило грудь.

– Там сады вокруг дома. Я бы очень хотела увидеть их весной.

В горле Венги встал комок.

– Я бы хотела, чтобы там был мой дом. Чтобы… весь Террасен был моим домом.

Дарро молчал. Венга уперлась рукой в холодный каменный борт и смотрела на запад, словно отсюда можно было увидеть Ручейное герцогство и притулившуюся к нему маленькую Караверру.

– Знаете, я всегда представляла Террасен таким, – продолжала Венга больше для себя. – С тех пор как Аэлина освободила Лисандру и позвала нас примкнуть к ее двору, я считаю Террасен родным домом. Местом, где… где люди, причинявшие нам зло… их просто сюда не пустят. Таким местом, где все могут жить в мире. И не важно, кто где родился и кто какого звания. Я хочу, чтобы весной мы сажали цветы, а летом купались в речках. У меня вообще никогда не было родного дома. Так пусть появится в Караверре и во всем Террасене. – Она пожевала губу. – Поэтому я бы выбрала сражаться. До самого конца. За мою новую родину. Я выбираю сражение.

Молчание Дарро затянулось. Венга повернулась к нему. Глаза у старого сановника были совсем печальными, словно груз прожитых лет и в самом деле давил на его плечи.

– Идем со мной, – сказал он.

После парапета внутри замка было сравнительно тепло. Они прошли по изгибающимся коридорам до Большого зала, где их ждал скромный ужин. Один из последних. За длинными столами сидели уставшие, израненные солдаты. Никто не взглянул на вошедших.

Дарро тоже не взглянул на них, а сразу же прошел туда, где очередь дожидалась своих порций. В очереди, обнимая друг друга за талию, стояли Эдион и Лисандра. Венга не понимала, почему они не вели себя так с самого начала.

Заметив Дарро, Эдион повернулся. Вид у командира легиона Беспощадных был ничуть не лучше, чем у его солдат.

Венга догадалась: Эдион знает, что завтрашний день может стать для них последним. В лучшем случае предпоследним. Лисандра улыбнулась Венге. Она тоже знала. Наверняка попытается вытащить Венгу из города, пока не поздно… даже если сама Венга никуда бежать не собиралась.

Дарро отстегнул от пояса ножны с мечом и протянул Эдиону.

В зале стало тихо. Это был Меч Оринфа, ранее отобранный у Эдиона тем же Дарро.

Сановник вынул меч из ножен. Старинный костяной эфес заблестел в свете факелов.

– Террасен – твой дом, – сказал Дарро.

На осунувшемся лице Эдиона не дрогнул ни один мускул.

– Террасен всегда был моим домом.

– Конечно, – согласился Дарро, глядя на меч. – И ты защищал его с большей самоотверженностью, чем кто-либо. Ты отдавал больше, чем способен отдать человек. Ты делал это без страха и сетований, благородно служа своему королевству… Прости старого гордеца, пытавшегося делать то же самое, – вздохнул он, протягивая меч Эдиону.

Эдион осторожно снял руку с плеча Лисандры и взял меч.

– Я всегда считал высокой честью служить нашему королевству.

– Конечно, – повторил Дарро. Он взглянул на Венгу, затем на Лисандру. – Одна не по годам мудрая особа призналась мне, что Террасен – не просто земли, а идеальное государство, готовое стать домом для каждого, у кого честное сердце и добрые намерения… Словом, я официально признаю герцогство Караверрское и тебя как его законную правительницу, – сказал Дарро, слегка поклонившись Лисандре.

Пальцы Лисандры крепко сжали руку Венги.

– За твою стойкость и храбрость перед лицом врага, оказавшегося возле нашего порога, за все, что ты сделала для защиты Оринфа и королевства, Караверра будет официально признана и навсегда отдана тебе. – Он мельком взглянул на Эдиона. – Этим же правом будут обладать все твои наследники и наследники твоих наследников.

– Моя наследница – Венга, – осипшим голосом произнесла Лисандра.

– Разумеется, – одними губами улыбнулся Дарро. – Но я хочу сказать еще кое-что. Возможно, это наш последний спокойный вечер. – Он наклонился к Венге. – У меня никогда не было детей. Ни своих, ни приемных. Я бы посчитал за честь назвать своей наследницей такую мудрую и храбрую девочку, как ты.

И снова стало тихо. Венга хлопала ресницами. Дарро продолжал:

– Я хочу противостоять врагам, зная, что в груди Венги будет биться сердце моих земель, сердце нашего королевства. Какие бы тучи ни собирались над Террасеном, он всегда будет жить в тех, кто понимает его сокровенную природу сам, не нуждаясь в подсказках и поучениях. Кто воплощает в себе лучшие качества нашего королевства… Конечно, если Лисандра не возражает.

За считаные минуты Венга превратилась в наследницу Дарро и знатную даму. Она крепко сжала руку старика. Он ответил тем же.

– Я… – Глаза Лисандры подозрительно блестели. – Это ведь не мне решать.

– Я согласна, – заявила Венга, во весь рот улыбнувшись Дарро.

Костяные барабаны стучали целую ночь. Манона не знала, какие ужасы приготовит завтрашний день защитникам Оринфа. Она сидела возле Аброхаса, на башне, превращенной в гнездо, и смотрела на безбрежное море черноты.

Скоро все кончится. Отчаянная надежда Аэлины Галатинии погасла.

Сможет ли хоть кто-то спастись, когда вражеская армия ворвется в город? Даже если сможет, куда они побегут? И сумеет ли кто-нибудь остановить Эравана, когда он явится сюда?

Дорин бы сумел, если добыл третий Ключ. И если сам уцелел. Он вполне мог погибнуть. Что еще хуже – мог следовать в составе вражеской армии с черным ошейником на горле.

Манона прижалась головой к теплому чешуйчатому боку Аброхаса. Погасли и ее надежды. Не приведет она ведьм в Западный край, на их древнюю родину.

Она умела слушать голос своих костей. За столько лет они редко ошибались. Кости подсказывали ей: завтрашний день – последний. Завтра защита стен будет опрокинута и сметена. У них не осталось оружия, кроме мечей и собственной решимости. Маловато, чтобы противостоять бесконечной вражеской лавине. Надолго ли этого хватит?

Аброхас подвинул крыло, закрывая ее от ветра.

– Как бы я хотела увидеть Западный край, – сказала дракону Манона. – Хотя бы раз.

Аброхас запыхтел, нежно ткнувшись в нее головой. Она погладила драконью морду.

Даже тьма, разлившаяся по холодной равнине, не мешала ей представить череду зеленых холмов, спускающихся к бурному серому морю. А на берегу – сверкающий город. В небесах – ведьмы на драконах и метлах. На улицах – переливчатый смех маленьких ведьмочек. Ветер доносит звуки давно забытой музыки. Гленнис говорила, что у них была замечательная музыка. И все королевство полно цветов и зелени.

– Как бы я хотела увидеть Западный край, – снова прошептала Манона.