14. И ночь, и день
Выбрали четвертый этаж. На последнем фон от крыши чуть выше, а ниже квартиры совсем уж загаженные. Кто там селился, когда – черт знает, но за собой явно не прибирали.
Ким с Бураном зашли первыми, внимательно осмотрелись. Сойдет. Мебель поломана, пол усыпан мусором, осколками посуды, на кухне совсем ад. На когда-то газовой плите жгли костер. Много пустых бутылок. Но – ни костей, ни покойников.
Хорошее место по нынешним временам.
– Винни и Буран, к двери что-нибудь привалите, не помешает. – Ким махнул рукой. – Лысый, окно контролируй. Остальные соберите доски, костерок запалим. Жрать охота.
Буран выбрал одежный шкаф с висящими на честном слове дверцами, поволок его ко входу. Винни помогал сбоку.
– Тихо! Никому не шуметь! – прошипел Лысый. Он сразу устроился с пулеметом у выбитого окна и поглядывал на улицу. Все замерли. Слышно было только цоканье когтей пробежавшего внизу одинокого морта.
– Стая близко… – шепотом озвучил и так всем понятное Книжник.
– Близко… И еще кое-кто близко, – заметил Лысый. – Винни, ты знаток, иди глянь.
Остальные разошлись по квартире, осторожно выглядывая в окна. Заметить сталкеров было сложно: сумерки, дождь, но кто его знает, какое зрение у противника. А он был, противник. Вон две крадущиеся по краю дороги тени. Еще одна. По другой стороне сразу несколько. На вид, насколько можно рассмотреть, люди. Кто в чем, обноски какие-то на всех, ни противогазов, ни химзащиты. Оружия не видно, по крайней мере стрелкового. Но что-то в руках тащат, почти у всех железки.
– Кат, ты их нормально видишь?
– Вполне. Мне смотритель царский подарок сделал. – Кат отодвинул от глаз бинокль. Убогий, пятикратный, раньше такие в магазинах игрушек, наверное, продавали. Но у других и такого нет. Жаль забыл в рюкзаке, когда на высотку лезли. Впрочем, там с него особого толка и не было бы. – Я насчитал шестнадцать. Нет, вон еще двое. Сползаются, как крысы. Тащат ножи, в основном кухонные всякие. У двоих топоры, один с косой без ручки – где только взял посреди города?
– Мужики, а это не те ли, что уши режут? – спросил Книжник.
– Да хрен их знает…
Кат насчитал уже два десятка. Люди молча стекались к их временному убежищу. Никто не кричал, не командовал. Тишина. Но каждый явно знал свое место.
– Может, их пора отстреливать? – поинтересовался Скрудж. – Патронов у нас валом, семь стволов, сейчас сверху покрошим.
– Мы не знаем, сколько их, – задумался Ким. – И двор мы не контролируем. А главное – может, не за нами идут. Откуда им знать-то? А начнем палить, себя выдадим.
– Сейчас стемнеет. Что потом делать, если все же за нами? – не выдержал Винни. – Скрудж прав, пора их гасить.
– Даже если и за нами, они что, в темноте видят? Ночью не полезут. А завтра у нас преимущество будет. Прорвемся. – Ким принял решение и менять не собирался. – Сидим тихо. Очень тихо. Жалко, без горячего ужина, но жизнь дороже.
В наступающей ночи Кат насчитал еще пару десятков. Охренеть, уже с полсотни врагов, и все идут и идут. Но и Ким прав – вот начинаем стрелять, кого-то положим. И дальше что? А на запах крови прибежит стая, и нам в темноте совсем кисло придется.
Неподалеку завыл морт, но никто из людей внизу даже не дернулся.
– Они его не боятся! – пораженно сказал Книжник.
– Тише, Макс! Тише…
Все молчали. Тревожная ситуация. А если их много? То есть на самом деле много, с сотню? Отбиться – отобьемся, но в лес, считай, без патронов придется идти. А там черт знает, кто, сколько и каких видов. Только на двух совов гора патронов нужна. И то если повезет.
За входной дверью, на скорую руку заставленную шкафом, послышался шорох. Идет кто-то по лестнице? Или крыса пробежала, или человек поднимается. Сюда. К ним.
– Тук-тук, наркоманы! – внезапно раздался знакомый визгливый голос. – Вы небось здесь засели?
Бабка?! Как ее там, Марина батьковна?
Ким прижал палец к губам: молчим, мол. Нет здесь никого, моль поела. С голодухи.
– Жалко мне вас, сиротинушки! – продолжала изгаляться старушка. – Нет в вас истинной веры, через то и гибель ваша близка.
За спиной старушки слышался топот и лязганье железа. Уже не скрываясь, явно шел целый отряд из числа виденных внизу товарищей.
– Вот сволочи, – выдохнул Буран. – Придется их мочить, не выпустят.
– …ваши розовые ушки, ребята, станут настоящим украшением, лучшей жертвой Темному за последний год, – вещала бабка, которую уже никто не слушал. – Наш Идол страшен, но справедлив, ибо несть в мире добра, а одно только зло неимоверное!
За дверью послышалась непонятная возня. Старушка затихла. Судя по звукам, кто-то с кем-то дрался. Ожесточенно, но молча. Делят место в очереди на тот свет, что ли?
У Кима и Бурана в карманах одновременно застрекотали дозиметры. Резкий прыжок фона? Откуда? Что здесь за чертовщина творится?
Дверь пока никто не трогал, так что и стрелять рано. Патроны – они дорогие, просто так их изводить дураков нет. Кто-то глухо застонал в подъезде. Точно, бьются, только кто и с кем? Точнее, кто – понятно, но не друг с другом же…
Бабка охнула и завизжала, но быстро заткнулась. Словно ей зажали рот или перерезали шею – оба варианта подходят. Скрежетало железо, но по-прежнему никто не кричал, не орал в голос, как оно должно было быть в бою. Немые все, что ли?
– И вновь продолжается бой, – тихо пропел Кат, плюнув на маскировку. Все равно те, за дверью, о них знают. – И сердцу тревожно в груди… И Винни, такой молодой, а Ким и Буран – впереди!
Дозиметры, кстати, так же внезапно затихли. Совсем чудеса! Битва сместилась ниже. По крайней мере, прямо за дверью стояла тишина, пыхтенье, лязганье и стоны скатились этажа до второго. О, совсем тихо стало! Что там происходит-то?
Лысый от окна махнул рукой: гляньте, мол. В тишине, опять же без криков и стонов от дома разбегались люди. Особо не рассмотришь, ночь уже, но много. Кого-то тащили, кто-то шел сам. За ними шагала неясная фигура, в руке которой синело пламя. Для Ката – яркое, остальные сталкеры его и не видели, наверное.
Смутно знакомый Кату бесплотный голос сказал снизу, явно обращаясь к засевшим в квартире бойцам:
– Купи огонек? Один патрон…
Рассмотреть фигуру не получалось, размытое какое-то пятно, с синим цветком в руке.
Кат вспомнил побег от викингов. Не задумываясь, выщелкнул из запасного магазина один «масленок», подошел к окну и бросил вниз.
– Уноси его. – Судя по отсутствию звуков, патрон неведомый носитель огонька опять-таки поймал. – Уноси. Спрячь.
Синяя точка погасла, раздался щелчок задвижки контейнера – или в чем он его там таскает? Фигура повернулась и побрела в направлении центра.
– Вот как-то так… – непонятно кому сказал Кат. – Давайте ужинать.
– Саня… Что это было? – Потрясенный Книжник подошел ближе.
Кат пожал плечами:
– Продавец огонька. Это же очевидно, Ватсон! Просто у бедолаг не было для него патронов…
Ким достал фонарик, несколько раз нажал на рукоятку, осветил бледным желтым светом комнату:
– Все бы ничего, но, судя по запаху, за дверью море крови. Сейчас подвалит стая мортов и нам конец. Уходить надо.
– Вниз? Измажемся все, за нами и пойдут, – откликнулся из темноты Буран. – Через чердак давай попробуем.
Шкаф долой. Ким освещал фонариком лестничную клетку, выхватывая лужицы крови и разодранные, словно с медведем повстречались, тела в обносках. Вон и бабка под соседней дверью лежит, как куча тряпок, только по халату и понятно, что она. Сталкеры цепочкой, не толпясь, выходили из квартиры, держа оружие наготове. Живых снаружи вроде не осталось, но мало ли.
– Есть люк, – шепотом доложил сверху Винни. – Лысый, замок откроешь, чтобы без шума? Сбить недолго, но лязгнет, гад.
Кат наклонился над одним из покойников. Тяжелый, с металлическим привкусом запах бил в нос даже через респиратор. Точно, между оскаленных навсегда зубов языка-то нет. Вырвали. Вот и не орали они, нечем.
Сверху раздался щелчок замка.
– Полезли, – пропыхтел Лысый. Действительно, мастак он в технике, в темноте за полминуты замок открыть, считай, голыми руками.
По чердаку, не задерживаясь под фонящей крышей, пробрались на три подъезда дальше, снова спустились на четвертый этаж. Не до выбора квартиры было, зашли в первую попавшуюся. Та же картина, что и по всему городу: отсюда бежали, причем быстро. И уже давным-давно.
Винни собрал обломки мебели, оторвал от стены и разломал ящик для посуды, и разложил костер. В ванне, чтобы даже отблеска снаружи было не видно. С улицы донесся протяжный вой морта, чуть дальше – еще один. Почуяли кровь, твари. Но пока можно не бояться – нажрутся тем, что есть, к чему им сейчас охота.
– Ужин готов. Есть и спать, – подытожил Ким. – Дежурим по очереди. Первым Кат, потом Винни, следующие – Скрудж и я, потом Буран.
Поедание горячей тушенки и галет из сухпая сопровождал близкий многоголосый вой сбежавшейся на добычу стаи. У всех в округе был поздний ужин.
– Макс, ты не спишь?
Книжник заворочался на мешке со сложенным защитным костюмом, прошептал:
Нет, Саня. Уснешь тут…
– Зря. Меня вот научили при первой возможности отсыпаться. Раз не спишь – расскажи про книгу, что ли.
– А что книга? Пишу вот. Летопись получается. Через двадцать лет после дня сплошные легенды, а прикинь, что еще через десяток лет будет? Забудут же все. И сейчас уже толком не помнят, что было, как, когда… Опять же есть куча всего, что уже для нас выглядит странно.
Кат смотрел в темное окно. Никакого движения, только дождь капает. Медленно. По идее, летний, а зарядил на всю ночь.
– Например?
– Ну, между Базами, первой и второй, туннель есть. Или был. Ты вот знал?
– Первый раз слышу! А где в него вход? Я нашу Базу за четыре года наизусть выучил, нет там никаких туннелей. Основной вход, еще запасной и грузовые ворота на низах.
– Да есть он, есть… Если нигде не завалило. А где в него вход – неизвестно.
Книжник встал-таки со своего места, присел рядом. Достал заранее скрученную сигарету и закурил, пуская дым наружу.
– Понимаешь, Кат, мы ведь странно живем. Когда-то разнесло прежнюю жизнь, сожгло, а мы выживаем с тех пор. Ни мечты, ни счастья. И никто выводов делать не научился, вперед смотреть. День прожил – уже хорошо, а в завтра никто толком не верит. Ведь так?
– Так… Но и не так. Я хочу Чистый Град найти. Слышал?
Книжник тихонько рассмеялся:
– Слышал… Это сказка. А даже если и нет, вот найдешь ты его, и дальше?
– Ну… – Сталкер задумался. А действительно, что потом? – Жить там буду. Консуэло привезу, хватит ей в норе жить. Может, с детьми что выйдет. Или со своими, а нет – из этих, из эмбрионов. Только в книжку про это не пиши.
– Да не поедет она никуда, Сашка. На Базе синица в руках, как предки говорили. А ты со своим журавлем не к месту… Почему синица, кстати? Она синяя?
– Синяя… Как радиация. А почему Суля не поедет?
– Сам поймешь. Или вот викингов взять: у них цель есть, можно сказать, мечта. А нам надо всем у них в рабстве жить? Значит, опять война. Человек всегда воюет, начиная с дубин и заканчивая… опять дубинами. Патроны кончатся, на них перейдем. А природа – она мудрее человека. Над теми же серыми все смеялись в убежище, а я внимательно слушал. И в книжку себе записал. Ты вот думаешь, Лес их – это что?
– Лес он и есть лес. Деревья. А там люди живут, зверье какое, совы вон оттуда прилетают. Ну, пятна еще горячие. Руины завода.
Макс затянулся. Дым смешивался за окном с каплями дождя, менял форму, выгибался, как пластилин в горячих пальцах.
– Нет. Они считают его единым целым. Одним организмом. Новым видом цивилизации, если хочешь. Постчеловечество, где всем есть место, пока веришь в Черноцвета. Тоже идея хитрая. Вот я и записываю все. Кто доживет, увидит, что получится – в укрытиях останемся, под Рагнара ляжем, а то и Лес пустим в город.
– Далеко мыслишь. Времени свободного много, как я посмотрю. Остальным, Макс, некогда. Кто с поверхности товар таскает, как мы, кто свиней гоняет в Нифльхейме, кто убивать тренируется, если Базу взять в расчет.
– Ага… А помнить – некогда. И мечтать – незачем. Так и победит тот, у которого не только рутина, а идея. С большой буквы. Ты вот, Кат, можешь быть лидером, я же вижу. Тебя и Ким слушается, не говоря об остальных. Только у тебя идеи нет, ты сам по себе, поэтому и буксуешь. Ходишь по кругу: поверхность – товар – форпосты – опять наружу.
– Мне так удобнее.
– А говоришь, мечта есть… Когда мечта, порвешься на части и заново себя сошьешь, уже новым, всех скрутишь и погонишь вперед, к исполнению. А ты дурака валяешь. Хотя, это и к счастью, наверное, человек ты сильный и злой, если тебе еще и мечту – выйдет тиран хуже Рагнара. А уж Зинченко тебе и так на один зуб.
– Да ладно тебе! Слушай, ты про Консуэло скажи, может, я чего не понимаю. Почему она со мной не захочет быть? Траур по Фомину, это понятно, но потом?
– Кто сказал, что не захочет? На Базе, если тебе погоны дать, звезды побольше, да паек – запросто. А идти куда-то… Нет. Опять же синица и журавль. А у тебя синица чахлая, а журавль нарисованный. Зачем ей это?
– Врешь ты все, Книжник! Я ее люблю…
– Вот, видишь: опять с «я» начинаешь! А она тебя?
Кат замолчал. Макс ехидный, но голова работает. Не отнять. Нет аргументов. По сути, на смерть его послала любимая и честное слово взяла. А чего ради? Его счастья? Общего? Нет. Ради исполнения своей мечты – детей нарожать здоровых. Хреново это как-то, если задуматься…
– Давай спи уже, философ. Мне час еще дежурить, потом лягу.
Макс выбросил в окно давно погасший окурок, который так и вертел в пальцах. Вздохнул и поплелся ложиться.
Кат остался наедине со своими мыслями. Многое обдумать надо, да и про туннель интересная информация, если он цел, конечно. А дождь все шептал что-то свое, вечное, ему мечты не нужны. Ему и так отлично…
Утро наступило неожиданно, как водится. Кат дежурил среди ночи, так что сон оказался разорван на две неравные части. Остальные члены группы тоже были довольно несвежими – поспи одетым и на полу, все будет ясно. Лысый уже было занял привычное место у окна, поглядывая вниз, устраивая удобнее пулемет, но Ким поторопил с выходом.
– В общем, так. По расстоянию в довоенные времена, здесь часа три пути. Даже меньше. Но учитывая неожиданные новости, типа леса за кольцом, идти будем долго. Воды у нас дня на три, еды и того больше. Но там, – он махнул в сторону близкого, но пока невидимого перекрестка, – радиация. Вот ее, родимую, нам хватать не стоит. Даже за обещанный бронетранспортер. Кат видит пятна, их мы обойдем, но дальше вероятность сплошного заражения. Завод-то по всем воспоминаниям снесло начисто, верно, Книжник?
Макс кивнул. Он больше всех страдал от раннего подъема, хотя в наряде вообще не стоял. Как человек ученый и в целом случайный для отряда.
Позавтракали водой и сразу вышли. Мортов не видно и не слышно, но от павших уже на дороге немых бандитов – одни кости. И те разгрызли на куски. Только чей-то череп в стороне скалится щербатой улыбкой. Выстроились в боевой ордер и пошли. До кольца здесь два шага, противника нет, вообще никого вокруг не видно, иди себе.
Если бы Черный День не случился, возможно, отец рассказал бы Кату, что с Острогожским кольцом связана масса его воспоминаний. И одна из лучших студий звукозаписи, занимавшая в конце восьмидесятых каморку, арендованный кусок продуктового магазина. Там всегда первыми появлялись новинки, которые шустрые кооператоры записывали на кассеты. Школьники ценили. Западные альбомы частенько обрывались – сорок пять минут сторона японской кассеты, хоть тресни. До царства компакт-дисков было лет десять. Наши музыканты всех стилей это сразу поняли, альбомы влезали аккурат в этот промежуток.
Ехать сюда приходилось на трамвае – это уже в нулевых их отменили, распродав и вырвав рельсы, жадные городские власти. С трамвая-то властям никакого прока, он городской, а маршруткам можно дорого продавать лицензии на маршрут. Сплошная выгода и наполнение карманов. Еще здесь стояла автостанция, позже замененная аккуратным двухэтажным скворечником банка – отец брал там кредит давным-давно. На ремонт или еще какую-то не очень нужную ерунду. Так и стоит где-то их квартира, в которой заботливо выложенная плиткой ванная, ламинат, давно вспучившийся от сырости, треснувшие трубы батарей и прочий довоенный уют. Только вот трехнедельному зародышу не расскажешь, а позже отца не стало. Даже не выплатил до конца деньги.
Многое можно было вспомнить. Но вот некому, поэтому Кат обходился собственными впечатлениями, а если и вспоминал, то только мать.
В центре кругового перекрестка когда-то была клумба. Давно покойные работники городского хозяйства сейчас бы заплакали от умиления: сиротливых, хотя и ярких цветов там больше не было. Сплошное торжество абстракции и силы мутировавших растений – многоствольный куст высотой до третьего этажа, с изломанными, изогнутыми в самых причудливых направлениях ветками. Длинные шипы, листья размером с колесо, жутковатого вида сиреневые цветы, с которых вниз свисала слизь. Асфальт вокруг этого торжества фауны над людьми был взрыт, раскидан могучими узлами корней.
– Подождете? – без особой надежды спросил Книжник. – Я бы зарисовал. Для книги…
– Нет, – мотнул головой Ким. – На привале. По памяти. Нет времени останавливаться у каждого куста.
Отряд обошел по кругу растение и остановился уже на другой стороне. У подножия леса. Именно что у подножия – деревья были огромными, легко превосходя высотой тот кустик. Он, на клумбе, был так – ребенок. Всего лишь посланник леса, его передовой боец.
Кат задрал голову, высматривая вчерашних совов. Пока не видно, слава богам. Лучше бы и совсем их не встретить. Уходившая вдаль Острогожская улица сейчас выдавала свое расположение только растущими немного более редко, чем вокруг, деревьями. Они росли и там, разворотив и перемолов остатки асфальта, но между ними можно было идти.
