Глава тридцать шестая
Солдат рухнул на грязную лужу, и брызги фонтаном разлетелись во все стороны. Макс отскочил в сторону, а Милашка успела откатиться, чтобы мужчина не рухнул прямо на нее. Мы все, включая самого солдата, выглядели потрясенными. Мальчишка-Синий прижал руку к груди, словно он на самом деле, физически, нанес удар.
На секунду повисла тишина. Молчание. А потом воцарился хаос.
Испуганные вскрики и щелчки затворов, наставленные на нас стволы.
Милашка потянулась к пистолету упавшего солдата.
– Один! – прозвучал зычный голос Романа.
Я уже не думала. Ни о чем не спрашивала – действовала. Я потянулась к серебряной нити в своем сознании, ухватилась за нее покрепче, пока не получила контроль над энергией, гудящей в прожекторах прямо у нас над головой. Защитное стекло и сами лампы взорвались, заставив охранников и «пси» кинуться в разные стороны.
– Белый код! – завопил кто-то. – У нас белый код, сообщите…
– …связи нет…
– …пытаюсь связаться с ними, но сигнал… что-то не так со связью!
Остальные дети разбегались по Бездне, поднимали руки к оставшимся прожекторам, посылая электрическое напряжение в каждый из них. Когда лампы взорвались и вниз посыпались искры и осколки стекла, в ответ раздались новые крики.
Воцарилась непроглядная дезориентирующая тьма. Я споткнулась, но удержалась на ногах. Я видела тени, но не различала лиц. Когда мои глаза привыкли к темноте, стало легче. Большинство ребят спрятались под переходами, чтобы солдатам было сложнее в них прицелиться.
Хотя им сейчас было точно не до этого.
– Два! – рявкнула я.
Девочки рядом со мной были Кинетами. Я почувствовала, как они слегка задели меня, когда поднимали охранников в воздух, как это делали другие. Возгласы солдат, падавших на землю, раньше напугали бы меня. Но сейчас я ощущала, как их страх проникает в меня и превращается там в ревущую энергию. Она усиливала слова, звучание которых нарастало в моем сознании, как белый шум.
Мы сильны.
Нас больше.
Мы контролируем ситуацию.
И если мы не сможем исправить систему, которая работает неправильно, мы разрушим ее и создадим свою.
Вдалеке послышались крики – те, кто находился в главном здании, выбежали из двери на втором этаже, которая вела к переходам. Но еще до того, как они оказались над клеткой, их тоже отправили в полет, за которым последовало жесткое приземление.
Кто-то из наемников пытался выбраться из Бездны, карабкаясь по окружавшему ее сетчатому заграждению, но тут же их настигла небольшая группа Кинетов, которые обрушились на них с криками и кулаками. Темный силуэт на крыше здания успел выстрелить лишь единожды, прежде чем его тоже стащили вниз. Солдат рухнул на землю следом за своей винтовкой.
В воздухе загремели новые выстрелы, но тут же стихли. Дети настигали солдат, вырывали у них оружие и, развлекаясь, отправляли на другую сторону Бездны, едва те поднимались на ноги.
– Все сюда! Все! Белый код!
Пистолет валялся в грязи у меня под ногами. Схватив его, я врезала стволом по голове солдата – тот растянулся на земле. Послышался металлический щелчок – кто-то у меня за спиной снял оружие с предохранителя. Я резко обернулась на звук.
– Ложись! – крикнула Милашка и хладнокровно выстрелила в солдата, который приближался ко мне сзади.
Он упал, завывая от боли, вцепившись в простреленное колено. А я наконец увидела младших детей, которые бежали вдоль стены к главному зданию. Макс хромал следом за ними, сжимая в руке оружие.
– Три? – спросила Милашка.
Я кивнула.
– Три.
– Три! – крикнула она.
Ее команда бросилась к ней, сжимая в руках оружие, отобранное у солдат. Большинство наемников валялись на земле, держа руки за головой, уткнувшись лицами в грязь, но обезоружили еще не всех. Я услышала отчетливый щелчок – кто-то перезарядил оружие – и резко развернулась. Группа подростков мчалась со всех ног вслед за Милашкой по направлению к решетке, которая отделяла Бездну от главного здания.
Кто-то выстрелил у меня за спиной. Я бросилась на землю, прикрыв голову руками, и сдавленно выдохнула. Мальчишек подбрасывало, когда пули вонзались в их спины. Кровь брызнула в воздух, и дети замерли.
Я будто лишилась чувств. Грязь сжимала меня, словно пыталась утащить вниз и задушить. Я не могла высвободить руки. Бездна вращалась вокруг меня, расплываясь.
Вставай.
Милашка и еще несколько ребят метнулись обратно к нам, что-то крича и стреляя в солдата, который попал в мальчишек. Они упали на колени рядом с ранеными детьми, проверяя пульс, пытаясь привести их в чувство, и никто не заметил другого охранника, который прицелился в них… Я опоздала… Снова загремели выстрелы, и когда они, наконец, смолкли, лишь Милашка, шатаясь, поднялась с земли.
Вставай.
Грязь подо мной превратилась в снег.
Вставай.
Я попыталась вскинуть голову, но силы покинули меня. Эти мальчики… с какой стати я вообще решила, что это сработает? Почему я поверила, что мы выберемся отсюда живыми?
Поднимайся.
Ко мне подбежал человек, на ходу стреляя в кого-то или что-то, невидимое мне. На одну безумную секунду мне показалось, что это Лиам. Я ждала, что его сильные руки мягко поднимут меня, унесут отсюда. Но человек остановился рядом со мной и принял стойку, продолжая отстреливаться. Свистели пули в такт с безумным топотом ног по земле, приближавшимся к решетке.
Ты можешь встать.
Ты должна снова подняться.
Я могла встать. Я могла сделать это сама. Столько, сколько нужно. Пока я могу дышать, я буду подниматься.
Я высвободила ладони, прижатые к земле моим собственным весом, и вытянула их вперед. Расставив пальцы, чтобы получше опереться, оттолкнулась от земли. Человек, стоявший рядом со мной, провел рукой по моей спине, а затем по плечам – Роман.
Непроницаемая маска слетела с него.
– Ты ранена?! – испуганно крикнул он.
Я покачала головой, по-прежнему не в силах говорить. Я прижала правую ладонь к левому плечу. Я в порядке. Роман кивнул, повторив жест. Всe в порядке.
Я могу встать. Я могу сделать это сама.
Лицо Романа было покрыто пóтом, по телу пробегали судороги. Сколько еще он в состоянии превозмогать боль? Счет шел на минуты.
Я схватила его за руку, с облегчением ощутив, как крепко он сжал мои пальцы. Мне нужно было убедиться, что он не отстанет. Всe еще здесь, всe еще на ногах.
Приянка ждала нас у ворот, ее тело излучало энергию, глаза яростно горели. Увидев нас вместе, она повернулась и пустилась вдогонку за остальными, к зданию. Я толкнула Романа к ней.
– Иди! Я проверю, как остальные.
– Пять минут, – сказал он и снова приложил руку к плечу.
С облегчением я повторила жест. Мы в порядке.
Парень пробрался через толпу детей и скрылся в здании. Девочка из команды Милашки стояла у ворот, сжимая винтовку, и махала рукой, подавая знак остальным. Увидев меня, она замерла. Я повернулась, пытаясь понять, остался ли еще кто-то в Бездне.
Только солдаты. Перепачканные грязью, мечутся, орут от ярости. У них отобрали оружие, но еще оставались тазеры и дубинки.
– Это все? – спросила я.
– Ты последняя, – ответила девочка, закрывая и запирая ворота. – Действуй.
Я кивнула. Приянка не стала полностью отключать электричество в Бездне, она лишь временно обесточила решетки. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы снова пустить электричество по заграждению. Мы повернулись и зашагали прочь в тот момент, когда солдаты ринулись к ограде. Послышались крики.
Кто-то из Кинетов выбил дверь зала дезинфекции, чтобы быстрее оказаться в основном здании. Коробки с вещами были перевернуты вверх дном, но искать то, в чем попала сюда, я даже не стала. Мы оставили наши вещи в машине, которую спрятали километрах в восьмидесяти отсюда, на границе Техаса и Оклахомы.
Мы двинулись по следу из разрушений, спустившись по лестнице, которую я до этого не замечала.
«Дай им время», – думала я, стараясь не обращать внимания на беспокойство, которое стискивало мне внутренности.
– Куда мы идем? – спросила у кого-то все та же девочка. Но тут, миновав последний лестничный пролет, мы всё увидели сами.
Это был огромный гараж.
Размером с Бездну. Здесь стояли не только личные машины, но и военные грузовики и фургоны, в которых детей привозили сюда.
Вдоль стены в ряд выстроились шкафчики, а рядом – доска, на которой рядами висели ключи. Шкафчики уже взломали, вывалив на пол их содержимое – кошельки, рюкзаки, одежда. Милашка раздавала вещи детям, которые выстроились в удивительно ровную очередь.
– Не оставляйте у себя эти машины – поменяйте их через несколько часов! – Я старалась перекричать рев запускаемых двигателей и возгласы, в которых восторг смешивался со страхом. – И не останавливайтесь, что бы ни случилось!
Несколько человек закричали и зажестикулировали мне в ответ, подтверждая, что поняли. Я заметила, что Макс помогает еще одной девочке-подростку усадить во внедорожник детей помладше. Потом она сама забралась на водительское место, а на пассажирское уселся мальчишка ее возраста. Макс сделал шаг назад и махнул им рукой.
Похоже, большинство детей собирается путешествовать вместе. Хорошо. Но увидев, как они сколачиваются в пары и группы, я снова выжидающе посмотрела в сторону входа.
Ну где же вы?
Милашка быстро разобралась с остальными ключами, оставив нам две связки поменьше. Направляясь к машинам, она бросила их мне и улыбнулась.
– Увидимся в следующей грязной дыре, Новенькая.
Ключи были не от машин, а от мотоциклов, припаркованных у восточной стены. Макс подбежал ко мне, дав дорогу зеленому «джипу», который с ревом промчался мимо.
– Видишь их?! – крикнул он.
Проходили секунды. Минуты. Еще минуты.
– Может, мне пойти поискать?
– Нет, вот они! – Макс пулей рванул с места, огибая оставшиеся машины. Я увидела ребят на секунду позже: Приянка буквально тащила Романа на спине. У нее на руках выступали вены и сухожилия, и она тряслась, как кипящий чайник на плите.
– У меня всe получилось! – завопила она, увидев мое лицо. – Получилось, получилось, получилось!
– Хорошо…
– Поедем на этих штуках? Они мне нравятся, боже, как они мне нравятся…
Я хлопнула ее по щеке. Приянка повернулась ко мне: зрачки расширены, лицо пылает нетерпением. Она несла Романа и даже не вспотела.
– Мы пойдем? Пойдем уже?! Почему ты на меня так смотришь?!
Я коснулась шеи Романа, проверяя пульс. Парень приоткрыл глаза, и когда Приянка опустила его на землю, прижал правую руку к плечу. В ней был шприц.
– Ограбили их медпункт, там было круто, – сообщила Приянка. – Я приму лекарство, как только мы на фиг уберемся отсюда. Я справлюсь, обещаю, я все контролирую, я в порядке, просто дайте мне взлететь… дайте мне взлететь…
– Если ты справишься, – сказала я, стиснув ее запястье, – то так и сделаем.
Роман посмотрел на один из мотоциклов.
– Не смогу, – выдавил он, морщась от боли.
– Я смогу. – Макс держал пояс, снятый с одного из солдат. – Ты помнишь, как управлять мотоциклом? – спросил он у Приянки.
– Я помню, как обгоняла тебя в каждом, каждом, каждом заезде, – пропела она, забирая у него пояс. – Привяжи его ко мне, и давай сделаем эту трассу.
Приянка уселась на первый мотоцикл, и мы с Максом пристроили потерявшего сознание Романа у нее за спиной. Я крепко связала их поясом и быстро помолилась для большей надежности.
Она завела мотор и, не дождавшись нас, направила мотоцикл к выходу.
– Это… – начал Макс.
– Не думай, – попросила я. – Просто езжай.
Его слова поглотил скрежет двери гаража – детям наконец удалось с ней справиться. Выезжая на волю, они сигналили, вышибали сетчатые ворота, которые казались такими несокрушимыми, когда нас везли сюда. Решетка прогибалась и рвалась, падала в грязь, по ней проезжали первые грузовики и внедорожники. Машины устремлялись вперед, и над ними разрастался победный крик. Этот звук постепенно захватывал всех нас, даря невероятное чувство надежды.
Когда проехала последняя машина, Макс нажал на газ и вывел свой мотоцикл, догоняя Приянку. Мы набирали скорость, и перед нами внезапно открылся мир. Внешнее освещение погасло, и я видела лишь бесконечное небо, усеянное звездами.
Я подумала, что те, кто не видел в нас людей, теперь окончательно убедились, что мы – нечто большее.
Машина ждала нас там же, где мы ее оставили – позади заброшенного торгового центра на краю Оклахомы. Я уже сбилась со счета, сколько краж нам пришлось совершить. Для того чтобы воплотить в жизнь этот план, понадобилось две. Эту машину мы угнали и спрятали. А потом добыли вторую в Техасе – ту, что осталась на заправке, где нас арестовали.
Мы переоделись, избавившись от формы, которую оставили вместе с мотоциклами – вдруг кому пригодится. А Макс подошел к приветственному знаку, обозначавшему границу штата.
– Как тебе местное приглашение: «Откройте для себя совершенство»? – спросила я, наблюдая за тем, как он ходит взад-вперед, запрокинув голову. Готова поклясться, я услышала вдалеке жужжание вертолетов. – Нам пора двигаться дальше.
А может, это были просто ветряки. По пути мы видели их сотни, они торчали из земли, как цветы с оборванными лепестками. Ветряки напоминали мне скелеты, да и вся эта часть страны казалась какой-то истертой, как древние полуистлевшие кости.
– Всe… в порядке?
Когда мы добрались до машины, Роман уже пришел в себя, но мне по-прежнему не нравился его вид. Кожа была белой как мел, и он слегка пошатывался. Я протянула руку, чтобы его поддержать. Парень печально посмотрел на меня, но все-таки принял помощь.
Теперь, когда во мне выгорели гнев и страх, я неожиданно ощутила внутри себя тишину. Не гнетущую тишину, а такую, когда все становится на свои места. Ту спокойную тишину, в которую ты погружаешься, когда идешь рядом с тем, кому не нужны слова, чтобы тебя понимать.
– Думаю, нам нужно ненадолго залечь в безопасном месте и потом разработать новый план, – сказала Приянка, подходя к нам. Успокоительное уже начинало действовать, и она шаркала ногами по пыльному асфальту. – И у Макса будет время, чтобы подготовиться. Если у кого-то есть предположения, где найти такое расчудесное место, я вся внимание.
Оклахома… Насколько я знала, в этом штате не было никого из старой сети «Детской лиги». Но… ну почему я не подумала об этом раньше! Сэм и Лукас, друзья Руби, после того, как Руби исчезла, переехали в Канзас и подделали удостоверения личности. Они заставили нас заучить их новый адрес, на случай, если нам встретятся Красные, которым будет нужна их помощь.
Я лишь надеялась, что не нарушу тот хрупкий мир, который сейчас есть в их жизни.
«Тяжелые времена», – подумала я. Но разве когда-то они были другими?
– Я знаю такое место.
После того ада, который обрушился на нас за последние несколько дней, следующие часы прошли удивительно спокойно. Проехав свой участок маршрута, я передала руль – а также адрес Сэм и Лукаса – Роману. Изможденные, мы продолжали двигаться на север, и когда солнце поднялось высоко, мы были уже в Канзасе.
– Проснись, Дороти, – сказала Приянка, слегка встряхнув меня. Подскочив, я обнаружила, что задремала на заднем сиденье, свалившись ей на руку. – Мы прогулялись по радуге и теперь в Канзасе.
На мгновение я растерялась – мне померещился другой голос.
– Я Гейб. А это Дороти.
– Не называй меня так, – сказала я, растирая лицо.
– Ой, но имя Дороти так тебе идет, теперь мне кажется…
– Дороти… Думаю, нам… не стоило покидать страну Оз…
– При, – сказала я, позволяя отголоскам старой боли прозвучать в моем голосе. – Никогда больше не называй меня так.
– Ладно, – тихо сказала она.
– Похоже, это здесь? – спросил Макс, показывая куда-то сквозь лобовое стекло. Вдалеке нарисовался маленький домик с пристроенным к нему сараем или амбаром. Когда мы свернули на длинную подъездную дорогу, я увидела, что на небольшом лугу пасутся несколько коров, стадо чересчур энергичных коз, а в отдельном загоне расположились две свиньи.
– Похоже, в тылу все тихо, – сказала Приянка, когда Роман заглушил двигатель.
Я вышла первой, всматриваясь в окна дома. Плотные белые шторы не давали ничего разглядеть. Остальные ждали в машине, а я поднялась на крыльцо и постучала.
Никакого ответа. Я прижалась ухом к двери, пытаясь понять, есть ли кто-то внутри. Кто-то явно был дома. От входной двери к загону вели свежие следы – как и к курятнику по другую сторону амбара. Важно вышагивая, к нам вышел петух и направился к какой-то маленькой постройке, из которой доносилось кудахтанье. Еще одна цепочка следов вела к двери амбара.
– Зу… – позвал меня Роман, доставая пистолет. Я махнула ему рукой, призывая оставаться на месте. Наверняка Сэм и Лукас нечасто принимают гостей. Мы явились без приглашения и без предупреждения, так что они могли испугаться и затаиться.
Я подошла к двери амбара и отпрянула, когда та легко отворилась. Никто не бросился на меня из-за нее, и я сделала шал вперед, медленно осматриваясь в темноте.
И тут мне в спину ткнулся ствол.
– Подними руки, – произнес знакомый голос. – Выходи медленно и не дергаясь…
Меня окатило чувство узнавания, сердце готово было взорваться. Каким-то чудом мне удалось повернуть голову и посмотреть на него.
– Боже! – Его лицо, заросшее бородой, побледнело. Он опустил дробовик. – Я же мог тебя убить! Ты меня чуть ли не до смерти испугала!
Я бросилась вперед и крепко обняла Лиама за шею.
Три года назад
На рассвете мы въехали в Блэкстоун, маленький сонный городок, которому еще предстояло очнуться от экономического упадка, охватившего страну. В поисках надписи на стене, которая была упомянута в зашифрованном сообщении от Лиама и Руби, мы проехали несколько заросших зеленью домов.
– Ладно, – пробормотал Толстяк. – Это уже смешно…
Раньше, путешествуя на «Бетти», мы наслаждались каждым таким утром – все еще спали, и мы могли, особо не таясь, найти место для парковки и отдохнуть несколько часов. Но сегодня Толстяка это, похоже, только раздражало. Всякий раз, когда мы проезжали мимо очередного заброшенного дома, он недовольно качал головой и вздыхал, когда мы подпрыгивали на выбоинах. Было ясно, в том, что я воспринимала как благо, он видел незавершенную работу.
Так много еще надо сделать. Чем больше я об этом думала, тем тяжелее на меня это давило. Список дел казался нескончаемым: сколько еще дорог, сколько еще домов находились в таком же состоянии? Хватит ли нам жизни, чтобы привести всe в порядок?
– Вон там. – Я показала на небольшой дорожный знак, который едва держался на столбе. Он погнулся и покосился, но надпись все еще можно было различить. – Старая Главная улица будет направо. Звучит многообещающе.
Мы уже несколько часов ездили кругами, но как только выехали на нужную улицу, сразу же увидели граффити. Фигура в капюшоне, похожая на святого, протягивала руки, приветствуя нас. По сравнению с обшарпанными кирпичными постройками рисунок выглядел ярким и свежим. Было пасмурно, и казалось, будто граффити, покрытое брызгами дождя, светится.
Перед магазинами вдоль улицы было припарковано несколько машин. Вот продуктовый, аптека…
– Вон кофейня. – Толстяк ткнул на одно из зданий. – Ладно, повтори еще раз, что там говорится.
– Мы должны написать на стене имя и оставить камень? – ответила я, еще раз прочитав записку. – А потом мы должны зайти внутрь и купить чай.
Он посмотрел на меня.
– Почему чай?
– А больше тебе ничего не кажется странным? – поинтересовалась я. – Ты взял с собой что-нибудь пишущее?
Мы обшарили машину и нашли старую ручку в центральной консоли. Убедившись, что за нами никто не следит, мы вышли и направились к стене. Поежившись от холодного воздуха, я посмотрела на впечатляющее изображение.
– Чушь какая, – пробормотал Толстяк, пытаясь нацарапать свое имя на одном из разрисованных кирпичей. Надпись получилась такой бледной, что я даже не стала пытаться добавить свое, когда он передал мне ручку.
Я уже говорила ему, что это не игра в поиск предметов, и я по-прежнему верила в это. По крайней мере, адрес точно не проявится внезапно на стене после того, как мы совершим несколько загадочных действий. Думаю, имели значение не сами действия, а то, что мы попытались их выполнить. Наверняка кто-то следил за этим местом. Даже если этот человек не знал адреса, возможно, он сообщал Лиаму и Руби, что мы здесь и нас можно забрать.
– Почему было просто не дать нам этот чертов адрес, – бурчал Толстяк. – Я чувствую себя идиотом. Ладно, пошли обратно в машину.
– Погоди, – сказала я, осматривая землю. – Камень…
Я взяла обломок кирпича и повернулась к стене. Что именно с ним делать, указаний не было. Я не нашла, куда его положить, и просто пристроила у стены, под ногами нарисованного человека.
– Чушь какая, – снова повторил Толстяк, засовывая руки в карманы.
– Тебе нужно купить чай, – подсказала я. – Помнишь?
Я бы пошла с ним, но не хотела, чтобы меня рассматривали или задавали вопросы, тем более, если это могло спугнуть Лиама и Руби.
Толстяк вздохнул, но все-таки направился к кофейне по мокрой слякотной дороге.
– Погоди. – Я поглубже надвинула шапку ему на лоб и поправила шарф так, чтобы опознавательного значка было не видно. А еще на всякий случай сняла с Толстяка очки – потому что он никогда не фотографировался в них.
Толстяк посмотрел на меня слегка расфокусированным, но явно возмущенным взглядом.
– Только на этот раз, – пообещала я.
Ждать его оказалось настоящим мучением. Когда парень наконец подошел к машине, держа в руках два дымящихся стаканчика, вид у него был еще более несчастный.
– Ничего? – спросила я.
Толстяк передал мне мой любимый горячий шоколад.
– После того как я изо всех сил таращился на всех, кто был в кофейне, что было ужасно жутко, либо они вот-вот должны появиться, либо местная полиция сделает это раньше… – ой, блин!
Горячая вода пролилась из стаканчика. Толстяк начал вытирать ее салфеткой, а стаканчик снова опасно наклонился.
– Дай сюда.
Когда парень передавал мне чай, защитная полоска картона соскользнула.
Поставив свой горячий шоколад на консоль, я полностью ее стащила, повернув стаканчик так, чтобы Толстяк мог увидеть написанный на нем адрес.
Он откинулся на сиденье, уронив салфетку на пол.
– Ладно, – сказал Толстяк. – Давай еще раз посмотрим на карту.
Оказалось, что адрес даже не указывал на конкретный дом. Мы проехали по узкой местной дороге к расчищенному участку земли. Я бы решила, что именно это и есть наш пункт назначения, даже если бы не заметила цифры, написанные краской из баллончика на дереве у дороги, или красный грузовик, припаркованный подальше от чужих глаз.
Толстяк остановился рядом с грузовиком и заглушил двигатель. Какое-то время мы просто сидели там, слушая шорох дождя в листьях. Вода стекала по ветровому стеклу, размывая мир вокруг.
– Может, стоит выйти и осмотреться? – предложила я, уже хватаясь за ручку двери.
– Думаю, да, – согласился он.
Разделившись, мы обошли площадку по кругу. Оказавшись на противоположном конце поля, я заметила, что дождь звучит иначе. Громче. Я углубилась в кустарник, продираясь через сплетение веток, и вскоре поняла, в чем дело.
– Зу? – окликнул меня Толстяк.
– Я тут! – Я изо всех сил замахала руками, чтобы он меня заметил. – Гляди!
Толстяк бросился ко мне. И то, что он увидел, ему не понравилось. И лицо его помрачнело.
– В чем дело? – спросила я.
Прежде чем он успел ответить, в тумане появилась темная фигура, которая быстро перемещалась по серебристой поверхности озера. Клетчатая рубашка. Бейсболка. Насвистывает Rolling Stones.
Лиам.
Сидя на скамейке в небольшой лодке, он обернулся, наконец заметив нас. Спуск к воде был крутым – слишком крутым, чтобы сбежать вниз и поприветствовать его. А мне этого так хотелось!
– Черт, поверить не могу, что вы добрались до меня! – крикнул он, разворачивая лодку вдоль берега. – Вон там впереди берег более пологий. Мне будет проще забрать вас оттуда… Если вы не хотите прыгать прямо мне в руки, а, Толстячок? Ты же знаешь, как я люблю драматические встречи.
Толстяк двинулся в направлении, куда указал Лиам. Тот вопросительно взглянул на меня. Я пожала плечами. Мы оба знали Толстяка. Иногда ему нужно некоторое время, чтобы проникнуться происходящим.
Склон холма оказался более каменистым, чем я ожидала. Толстяк повернулся ко мне, чтобы помочь перебраться через валуны, и поддержал, когда мы перелезали через упавшее дерево.
– Правда, я в порядке, – прошептал он, заметив мой внимательный взгляд.
К тому моменту, когда мы добрались до ровной поверхности, Лиам уже вытащил лодку на берег. Я выпустила руку Толстяка и бросилась к Лиаму – и он успел вовремя, чтобы меня поймать. Обнял меня и закрутил, пока у нас обоих не закружилась голова, и неловко смеялся.
– Вот это я понимаю, приветствие! – воскликнул он, возвращая мою сбившуюся шапку на место.
Ощутив под ногами твердую землю, я ткнула его кулаком в живот. Согнувшись пополам, Лиам рассмеялся громче.
– Даже не смей снова пропадать, не сообщив нам! – завопила я, вкладывая в эти слова беспокойство и гнев, пережитые за последние шесть месяцев. – Это было несправедливо – совершенно несправедливо.
Лиам выпрямился, веселость исчезла с его лица.
– Ты права. Несправедливо. Если бы у меня был какой-то способ передать вам весточку, не рискуя, что кто-то еще узнает… Мне следовало больше стараться. Под конец разразился полный дурдом, и то, что случилось с отцом Руби… Нам нужно было убираться, пока все не стало еще хуже, наплевав на последствия.
Последствия заключались в том, что теперь с точки зрения властей они были беглыми преступниками. За Руби следили не так, как за всеми другими «пси»: ей нужно было соблюдать комендантский час и регулярно отмечаться. Так что, исчезнув, она нарушила договоренность с временным президентом и ООН о том, что будет соблюдать эти строгие требования. Нам не разрешалось жить за пределами той системы, которую правительство создало для нас. По крайней мере, легально.
– Всe это не… – начал Толстяк, но тут же оборвал фразу. Он по-прежнему держал руки в карманах куртки, но ткань была достаточно тонкой, чтобы я могла разглядеть сжатые кулаки.
Лиам широко расставил руки.
– Я готов ко второму раунду, приятель. Не сражайся с ураганом.
– Может, сначала уберемся куда-нибудь с этого дождя? – проговорил Толстяк, снимая очки и протирая их рубашкой.
Лиам смотрел на Толстяка, и дождь стекал по козырьку его бейсболки. Он опустил руки и снова посмотрел на меня – и я выдавила улыбку.
Это уже никуда не годилось. Я знала, что Толстяк иногда ведет себя странно, и то, что Лиам делал вид, будто ничего не произошло, не сильно помогало. Но причин для такого противостояния уж точно не было.
Я подошла к Толстяку и толкала его вперед, пока он наконец не расслабился достаточно, чтобы заключить Лиама в крепкие, быстрые объятия.
– Прости, – пробормотал Толстяк. – Просто устал. Мы рано выехали.
– Я не забыл, как сильно ты любишь ранние подъемы. И как мне приходилось выносить тебя из мотеля на руках, как жених – невесту, чтобы затащить в «Бетти» до восхода солнца.
Толстяк снова снял очки и протер их, хотя они вовсе не были мокрыми.
Мы опять погрузились в напряженную тишину.
– А Ви осталась в машине? – спросил Лиам, посмотрев туда, откуда мы пришли.
– У нее много работы, – объяснил Толстяк.
Лиам помрачнел.
– О. Может, тогда в следующий раз.
– Может, – согласился Толстяк и кивнул в сторону лодки. – Мы все туда поместимся? Я предполагаю, что нам нужно будет переплыть озеро, чтобы добраться до вашего укрытия.
– Ваше предположение совершенно верно, дорогой Толстон, – откликнулся Лиам и снова повернулся к воде, уперев руки в бока. – Оно не такое большое, как озеро Ли по соседству, но во всех озерах есть что-то чудесное. Я рад, что мы нашли это место.
– В нем есть что-то такое… уютное или знакомое, – медленно проговорил Толстяк.
Улыбка Лиама тут же потухла, сменившись растерянностью, но он быстро переключился на меня, помогая забраться в лодку. Она действительно оказалась тесной. В итоге мне пришлось пристроиться прямо на дне, используя свитер Толстяка в качестве подстилки. Лиам столкнул посудину в воду и запрыгнул в нее с легкостью человека, который проделывал это бесчисленное множество раз. Я передала ему весла.
– И-и-и-и мы отправляемся.
Лиам закатал рукава, давая лодке немного отплыть от берега. Похоже, его совершенно не беспокоили ни холодный ветер, ни промокшая рубашка. Он весь сиял. В нем появилась какая-то… легкость, которой я не замечала раньше. В его глаза вернулся свет, а лицо уже не выглядело изможденным. Я вспоминала, каким он был в те последние напряженные недели перед операцией в Термонде. Тогда прежний Лиам исчез. Постоянное напряжение, скорбь по погибшему брату, страх за жизнь Руби – все это медленно ломало его, уничтожало.
– Простите за эти шпионские игры, – сказал он. – Мы пока еще продумываем процедуру контакта. Сейчас все выглядит сложным, но я думаю, что уже скоро сумеем распространить информацию по старой сети.
– Погоди, кому вы собираетесь ее распространять?
Лиам опустил весла в воду и улыбнулся.
– Это не просто наш новый дом. Мы с Руби решили, что превратим его в безопасное место для детей, которым нужна помощь. Мы уже приютили троих, которых нашли по наводке наших старых друзей из Детской лиги.
– Это великолепно! – воскликнула я. И это было так похоже на них. Я легко могла представить, как они оба колесят по Америке, заступаясь за тех детей, кто сильнее всего в этом нуждается. – Это беглецы?
Лиам взглянул на Толстяка, который повернулся к нам спиной и коснулся пальцами воды.
– На самом деле эти трое были возвращены в неблагополучные семьи.
Рука Толстяка замерла.
– Что ж, – с наигранной веселостью сказала я. – Это… великолепно. Просто отлично. – Снова повисла неловкая тишина. – Как вы вообще добрались сюда?
Отвечая на вопрос, Лиам расслабился, сосредоточившись на веслах. После своего побега некоторое время они с Руби просто жили в палатке, а потом их нашел Гарри, отчим Лиама. И когда квартира над кофейней миссис Уайт была выставлена банком на продажу, она решила продать ребятам свой старый дом. Ей стало слишком сложно каждый день ездить на работу и с работы, объяснил Лиам, потому что до дома можно добраться, только переплыв озеро на лодке или проехав несколько километров по настоящей лесной чаще. Большую часть лета они провели, обустраивая жилище, чтобы в нем можно было с комфортом разместить много детей, и выкапывая туннель, ведущий через подвал.
Лодка ткнулась в противоположный берег, Лиам выпрыгнул из нее, вытаскивая на сушу. Пока мы с Толстяком ждали на берегу, он убрал лодку под маленький навес, покрыв брезентом, чтобы не мокла. И я воспользовалась этой возможностью, чтобы отвести Толстяка в сторонку и посмотреть на него оценивающим взглядом.
– Тайное убежище для детей посреди леса на озере под защитой Оранжевого, – прошептал мне Толстяк. – Тебе это ни о чем не напоминает?
Я поежилась.
– Пожалуйста, только им об этом не говори.
– Поверь мне, – сказал Толстяк, глядя на раскисшую от дождя тропу, которая терялась дальше за деревьями. – Я вообще не собираюсь ничего говорить.
Это показалось мне крайне маловероятным.
– Сюда, – позвал Лиам. – Тут нужно еще немного пройти, а Руби уже готовит для нас горячий шоколад.
Я почти обиделась на Толстяка за то, что он напомнил мне про Ист-Ривер. Как можно было даже сравнивать?! Если во главе стоят Руби и Лиам, у них могло получиться как раз то, что Ист-Ривер только обещал. К тому же вместо множества маленьких хижин здесь был лишь один большой симпатичный дом. Мы почти сразу его увидели – и не только его.
– Это что, домик на дереве? – удивилась я, показывая на платформу, укрепленную на одном из деревьев.
Лиам усмехнулся.
– Ага. Пока что не очень похоже на дом, но, думаю, получится прикольно! И если кто-то из детей захочет уединиться, то сможет проводить время там.
Дверь с громким стуком открылась, и на крытое крыльцо вышла Руби. Она с сердитым видом держала в руках два зонтика.
Лиам смущенно посмотрел на нее.
– Я торопился.
– Я поставила их прямо у двери, – возразила она.
– Ладно, я переволновался и забыл, не ругай меня, – сказал Лиам. – У нас гости, дорогая. Выходи и поздоровайся.
Она закатила глаза, открыла зонтик и подошла к нам. Сердце заколотилось, готовое выпрыгнуть из груди. В уютном белом свитере и красных резиновых сапогах, открытое, ничем не омраченное лицо – видеть ее такой было лучшей наградой за поиски и ожидание. Пихнув второй зонтик в руки Лиаму, Руби обняла меня.
– Ты, похоже, замерзла, – сказала она, крепче прижимая меня к себе. Ее теплый свитер пах чем-то сладким, может, корицей или гвоздикой.
– Мне нравятся твои сапоги! – сообщила я ей.
Руби покачала головой.
– Это все Лиам и его чувство юмора. Толстяк, я удивлена, что ты не спихнул его в озеро.
Он пристально посмотрел на Руби, словно не веря своим глазам. И я его понимала. Она будто стала другим человеком. Я никогда не видела ее такой спокойной. Такой умиротворенной.
– Да, верно, – наконец сумел выговорить Толстяк. – Однако не могу отрицать, что раз пятьдесят эта мысль у меня возникала.
Руби подошла к нему, чтобы тоже обнять, и не встретила сопротивления. Толстяк сильно сжал ее, зарывшись лицом в ее волосы.
Я позволила себе расслабиться, заметив, что они снова подтрунивают друг над другом – как и всегда. Обняв Толстяка за плечи, Руби повела его в дом, расспрашивая о поездке.
Лиам двинулся следом. Его улыбка снова погасла.
– Всe в порядке, – тихо проговорила я. – Он просто переживал. Дай ему немного времени.
– Вот так вот? – Дурачась, Лиам натянул шапку мне на глаза. – Перестань читать мои мысли! В этом доме есть место только для одного телепата.
Над дверью висела небольшая деревянная табличка с надписью «Убежище». И войдя внутрь, мы поняли, что это название вполне соответствует действительности. Дом был теплым и светлым, мы сразу согрелись. С кухни пахло чем-то вкусным, и я слышала, как где-то потрескивает огонь.
Руби стянула сапоги и оставила их рядом с тремя парами перепачканных кроссовок. Лиам сбросил свои ботинки и поставил там же, так что и мы последовали их примеру. Я сняла промокшую шапку и повесила ее на крючок, чтобы она просохла. С лестницы послышались голоса.
– Я приготовила небольшой обед, – сказала Руби. – Но может, вы сначала быстро осмотрите дом?
– Привет! – крикнул кто-то из коридора. Я с удивлением обнаружила, что за нами наблюдают три маленьких личика. Темнокожий мальчик шикнул на девочку, но она бесстрашно отмахнулась.
Руби и Лиам обменялись теплыми понимающими взглядами.
– Это Чарльз и Сузуми, – представила нас Руби. – А это Лиза, Мигель и Джейкоб.
На вид всем троим было лет по четырнадцать, как и мне, но второй, молчаливый мальчик – Мигель – был самым невысоким, из-за чего казался младше. Мы все вместе прошли по дому, мальчики показали свою двухэтажную кровать и лоскутные одеяла, которые сшила для них бабушка Руби. У Лизы была своя комната, но она, похоже, была этому не слишком рада.
– Это ненадолго, – напомнила ей Руби и улыбнулась, увидев, как засияла Лиза. – Сэм сообщила нам, что есть девочка, для которой нужно найти безопасное место, – сказала она уже нам.
Я не сразу осознала смысл этих слов. По лицу Толстяка я поняла, что с ним происходит то же самое.
Они всe это время были на связи с Сэм и Лукасом?
– Как дела у Сэм и Лукаса? – спросила я, расстроенная тем, что мне нужно подтверждение. – И как там Миа?
– Пока справляются, – ответил Лиам. – Миа хочет вернуться в школу, но не может, потому что у нее нет опекуна – ну, вы и сами это знаете. Они разочарованы, что нам пришлось приостановить контакты с Красными, и это вполне понятно.
Впервые за сегодняшний день я увидела, как на лице Руби появилась нерешительность. Неприкрытое сожаление во взгляде выдавало ее боль.
– Думаю, мы все этим разочарованы, – заговорил Толстяк впервые с того момента, как мы вошли в дом. – Но, по крайней мере, благодаря официальной системе наблюдения и контроля будет проще обеспечить их безопасность.
Повисла тишина, которую заполнял стук дождя по крыше. Лиам потер затылок и покосился на Руби.
«Сделай что-нибудь», – подумала я. Нужно было чем-то прервать эту ужасную, неестественную тишину.
– Если второй этаж отведен для детей, то где живете вы? – спросила я.
Лицо Лиама стало менее напряженным.
– Мы забрались на чердак, как мыши. Идите за мной.
Осмотрев их маленькую уютную спальню с полками, уставленными книгами и фотографиями, мы снова спустились в гостиную. В углу рядом с настоящим камином стоял старый телевизор, на котором был поставлен на паузу неизвестный мне мультфильм. В камине пылали дрова, обогревая комнату и коридор. В обстановке прослеживалась любовь миссис Уайт к вечнозеленым растениям и пастельным цветам – здесь осталась ее мебель, занавески и ковры. Хотя многие вещи были далеко не новыми, дом выглядел как место, которое любят. Лиаму было чем гордиться.
Мы обедали все вместе. Дети вмешивались в рассказ Лиама, добавляя к нему собственные комментарии. Суп оказался на удивление вкусным для блюда, приготовленного человеком, который, как и большинство из нас, почти год питался дешевой готовой едой. У Руби явно было время потренироваться.
– Зу, хочешь, мы покажем тебе двор? – спросила Лиза. – Мы как раз начали заниматься садом.
– Может, сначала досмотрим кино? – предложил Джейкоб. – Там еще целый час остался.
– Вы можете посмотреть на сад из окна гостиной. Два в одном, – сказал Мигель.
– Точно! – Лиам вышел из-за стола и понес тарелки в раковину. – Прогуляйтесь вместе. Пообщаетесь, узнаете друг друга получше.
Я посмотрела на них, комкая в руках салфетку. Когда я смотрела на эту троицу, которая пихалась локтями, награждала друг друга тычками, переглядывалась и смеялась, я чувствовала себя старше. Хотя, когда Лиам пытался отослать меня с ними, я снова ощутила себя ребенком, которого взрослые выгоняют из-за стола, чтобы поговорить.
– Может, потом? – сказала я им.
Руби еще раз переглянулась с Лиамом и разлила горячий шоколад по разномастным кружкам. Подростки похватали свои и убежали в гостиную.
– Не бегайте с… – начала Руби, но тут же осеклась и покачала головой. – Я никогда еще не казалась себе такой похожей на мать.
– Как твоя семья? Папа?
Мы обменивались новостями. Я рассказала им про Кейт, Вайду, Нико, школу и про то, как проходит мой день. Я услышала о семье Лиама, об участниках Детской лиги, которые рассеялись по стране, когда были уничтожены лагеря. Чем дольше мы разговаривали, тем яснее становилось, что Лиам и Руби общались почти со всеми – кроме нас.
И все это время Толстяк, как и обещал, держал свои комментарии при себе. И это не осталось незамеченным для его лучшего друга.
– Ладно, Толстяк, скажи наконец что-нибудь! – не выдержал Лиам. – В последний раз ты так помалкивал, потому что обжег язык и просто не мог говорить.
– Что тебе сказать? – спросил Толстяк, делая глоток какао.
– Может, нам… – начала было Руби.
– Ту великолепную мысль, которая сейчас пришла тебе в голову. Те оскорбительные высказывания, которые ты держишь в себе уже пару часов. Думаешь, я не вижу?
– Думаю, ты больше меня не знаешь, – просто сказал Толстяк.
– Вот в чем дело, – протянул Лиам и уперся ладонями в стол, растопырив пальцы. – Давай, вылезай из своей системы.
Даже я вздрогнула от его интонации. Толстяк подвигал подбородком, будто пережевывая слова.
– Прошло шесть месяцев, – продолжил Лиам. – Слушай, мне жаль, как все получилось. Просто не было времени объяснять. Нам нужно было бросить всe и бежать, пока дело не кончилось плохо для нас и для семьи Руби.
– Я понимаю, – ответил Толстяк.
– Точно? – спросил Лиам. – Потому что прямо сейчас я слышу не понимание, а твою уникальную разновидность враждебности.
– Это не… – попыталась вмешаться я.
– Прости мою враждебность, – тихо сказал Толстяк. – Думаю, что я пока не могу понять, почему вы двое так счастливы и так хорошо устроились, но при этом так долго ждали, прежде чем связаться с нами и сообщить хотя бы, что вы вообще живы.
Руби и Лиам переглянулись снова.
Толстяк хлопнул ладонью по столу.
– Прекратите! Просто скажите, в чем дело.
– Мы хотели убедиться, что… – Голос Руби сорвался. – Нам нужно было время, чтобы обустроить это место и чтобы разобраться в том, что происходит в Вашингтоне. Поскольку никто, похоже, не собирается прекратить наши поиски…
– Вообще не собираются, – бросил Толстяк. – Знаете, почему Вайда не смогла приехать? Потому что присоединилась к отряду, который тебя разыскивает. Для нее это был единственный способ избежать наказания за препятствование правосудию!
Я этого не знала. Я считаю, что они с Кейт работали над вопросами национальной безопасности вроде контроля за пересечением границ между зонами.
– Мне жаль, – проговорила Руби, проведя рукой по лбу. – Мне следовало догадаться, что подобное может случиться.
– Тебе не за что извиняться, – возбужденно возразил Лиам. – Простите, что мы решили, что наши друзья могут захотеть присоединиться к нам здесь и сделать что-нибудь по-настоящему хорошее.
По-настоящему хорошее.
Эти слова запустили в моем сознании целый водоворот тревожных мыслей. Толстяк замер, словно принимая удар.
– Вы хотите, чтобы мы… жили здесь? – спросила я, пытаясь понять, почему я не чувствую рук, почему всe тело словно онемело.
– Да, – кивнул Лиам. – Так безопаснее для тебя. Для вас обоих. К тому же ты будешь среди детей своего возраста. Мы можем придумать, как доставить сюда и Вайду.
Он сказал это так искренне, с такой надеждой и добротой, что я не могла заставить себя выговорить слова, застрявшие в горле.
Этот человек поднял меня, лежавшую в снегу, и унес в безопасное место.
Этот человек держал меня за руку после каждого кошмара.
Этого человека я любила. И не хотела его разочаровывать, никогда-никогда.
Но я могла ответить ему только одно. Я больше не ребенок.
Если я останусь здесь, с ним, ничего не изменится.
Я больше не хочу жить вне системы. Я не хочу жить в страхе, что однажды меня найдут. Я хочу надеяться. Я хочу помогать сделать жизнь лучше для каждого, а не просто искать безопасности для себя. Лиам и Руби могут помочь здесь десятку детей, но я смогу помочь тысячам.
Я не хочу больше чувствовать себя бессильной.
– Я не для того сражался за свою жизнь, чтобы жить здесь, в лесу, наедине с природой, или еще в какой-то хрени, которую ты собираешься тут устроить, – сказал Толстяк, вставая из-за стола.
– Скажи мне, что ты чувствуешь на самом деле, – попросил Лиам, и я никогда еще не слышала, чтобы его голос звучал так холодно. Руби закрыла глаза и глубоко вдохнула. Чего ей хотелось сейчас? Быть может, просто исчезнуть. Или чтобы исчезли мы все.
– Ты пытаешься защитить детей? Отлично… Спасай их. Стань таким спасителем, Лиам, это всегда была твоя любимая роль, потому что это просто. Тогда тебе не придется сомневаться в самом себе. Тебе не придется принимать тяжелые решения. Пока каждый наш шаг постоянно отслеживается, пока мы каждый день сталкиваемся с угрозами – пытаясьчто-то изменить.
– Ну да? – спросил Лиам. – И чего же вы добились? Заставили таких как мы носить эти дурацкие значки, чтобы обычные люди могли презирать нас и унижать? Заставили детей вернуться в те семьи, которые от них уже отказались? Как там, кстати, с этими компенсационными выплатами, а? Как думаешь, к следующему веку перед нами хоть кто-нибудь извинится, признает свою вину? Или ты и тут прогнешься?
Я не могла дышать. Я не могла пошевелиться. Мой мир разваливался. Толстяк и Лиам смотрели друг на друга, стоя по разные стороны стола, и оба пытались сохранить невозмутимость. Наконец, Лиам повернулся и вышел из гостиной.
Толстяк в последний раз посмотрел на Руби. А потом и он вышел из дома. Хлопнула задняя дверь. Через секунду хлопнула и входная. Оба раза этот звук заставил меня вздрогнуть.
Руби откинулась в кресле и тяжело, протяжно выдохнула.
– Прости. – Горло сводило, и было трудно говорить. – Я не думала, что всe так получится…
– Примерно чего-то такого я и ожидала, – бесцветно сказала Руби. – Я догадывалась, что Толстяк расстроится, но я не думала… что он почувствует себя преданным.
– Вы бросили нас, – прошептала я. Пол уходил у меня из-под ног. Плакать было унизительно, но я не могла сдержать слез. Что происходит с нами.
– Да, – согласилась Руби, и ее лицо исказилось. – Я знаю.
– Я не могу остаться здесь, – сказала я ей. – Это место идеально. Вы даете детям ту любовь, в которой они нуждаются. Но это место не для меня.
– Я понимаю, – кивнула она.
Понимает ли? Мне показалось, что я должна объяснить, открыть ей все, что у меня на душе, чтобы она знала, что я люблю ее, люблю его, что я люблю нас, какими мы были раньше. Но я не могу оставаться бессильной. Я не могу оставаться здесь.
– Всe в порядке, – проговорила Руби, подошла ко мне и заключила в объятия. – Обещаю, все будет в порядке. Всe меняется. И это тоже изменится.
– Но не мы, – всхлипнула я. – Мы никогда не меняемся.
Она наклонилась ко мне и прошептала:
– Это больно, потому что нам не всe равно. И пусть так будет всегда. Не позволяй никому заморозить твое сердце. Ты сильнее всех, кого я знаю.
Я покачала головой, и Руби отпустила меня, убрала с моего мокрого от слез лица прилипшие к щекам волосы.
– Теперь ты знаешь, где нас найти. Ты можешь вернуться, когда захочешь. Что бы ни случилось, здесь всегда будет для тебя место.
– Ты… ты скажешь ему, что мне жаль? – Я посмотрела в ту сторону, куда ушел Лиам. – Он же меня возненавидит.
– Нет. – Она покачала головой. – Такого никогда не случится. Я понимаю – то, мы делаем, кажется незначительным… Но это… – Руби снова глубоко вдохнула. – Я знаю, чего люди от меня ждут, что им от меня нужно, но это и есть то, что я сейчас могу предложить миру. Та часть меня, которую не нужно восстанавливать. Которую не нужно исцелять. Это что-то новое и хрупкое, то, что я должна защитить в себе. Я знаю, сейчас ты скорее всего меня не поймешь, но я хочу быть здесь. Каждый ребенок, которому мы помогаем, исцеляет мое сердце.
Я кивнула.
– Но и ты должна найти свое предназначение, – сказала Руби. – Я буду здесь и всегда готова помочь тебе, что бы ни случилось.
Я направилась к двери, и мне показалось, будто часть меня остается здесь. Руби стояла рядом, когда я надевала ботинки. Я собралась было снять с крючка шапку, но передумала.
– Может, той девочке она пригодится?
Руби попыталась улыбнуться, сдерживая эмоции. Скрестив руки на груди, она сказала:
– Увидимся позже, ладно?
Это была лишь мечта, и мы обе это понимали. Сюда не приедешь просто так. Я не стану звонить, чтобы узнать новости за неделю. Нам и сейчас едва удалось ускользнуть от наблюдения, и я понимала, что после трюка, который мы провернули сегодня, за нами будут следить еще пристальнее.
Я оглянулась на нее в последний раз и взялась за ручку двери.
– Иди, – тихо сказала она. – Ты нужна Толстяку.
Когда я вышла на крыльцо, оказалось, что дождь стал тише. Я немного подождала, надеясь, что появится Лиам, но Толстяк уже ушел вперед. Я не хотела, чтобы он уплыл без меня.
Слезы застилали мне глаза, когда я шла по тропе, по его свежим следам, и холод обжигал щеки и руки. Когда я дошла до озера, Толстяк уже стаскивал лодку к воде. Когда мои подошвы захрустели по камням, он резко повернулся, едва не выронив весла. Его потрясенное лицо разбивало мне сердце.
Вместе мы спустили лодку на воду и погребли к противоположному берегу. Туман клубился вокруг нас, и мы быстро потеряли остров из виду.
– Ненавижу этот дождь, – сказал Толстяк, поднимая к затянутому тучами небу залитое слезами лицо. – Он не кончается и не кончается.
