Глава двадцать седьмая

Когда я забралась обратно на водительское место и захлопнула дверь, машина качнулась. Через несколько секунд на пассажирское место молча уселся Роман – я услышала лишь резкий щелчок, когда он пристегнулся.

Я оглянулась на Приянку, которая вытянула свои длинные ноги на заднем сиденье, но она не стала встречаться со мной взглядом – возможно, не могла.

– Ты ей рассказал? – спросила она. Непринужденная интонация ее голоса, лишенного привычного тепла, казалась искусственной и расчетливой.

Не оборачиваясь, Роман кивнул.

Я занесла руку над ключом зажигания и задумалась: стоит ли трогаться с места сейчас или стоит подождать – понять, связывает ли еще нас хотя бы что-то.

– Эй, ты многое потеряла, – заявила Приянка в том же болезненно-легкомысленном тоне. – Я рассказываю трагические истории куда круче – или, по крайней мере, использую намного больше звуковых эффектов и приемов из театра теней.

– При… – начала я, глядя на нее. Все ее тело блестело. Промокшие от пота густые черные кудри прилипли к ключицам и плечам, извиваясь, как виноградные лозы. Девушка сунула ладони под бедра, но я видела, что она дрожит. – Может, не сейчас?

Приянка откашлялась и попыталась выпрямиться.

– Там был адрес. На сервере. Он совпадает с одним из тех, что искала Руби, но «Синяя звезда» успела удалить архив, и мне не удалось как следует его изучить.

– Ты и правда видела файлы? – с любопытством спросила я. – Как это работает?

– Это похоже… – начала объяснять Приянка, – будто всe загружается прямо мне в мозг. Иногда я не могу получить доступ к информации прямо сразу, и она всплывает в памяти несколько дней спустя, сама собой. Когда я подключаюсь, мое сознание – словно сеть. Иногда я могу поймать все, иногда отдельные фрагменты ускользают. Я просто… ощущаю соединение. Горячий, яркий поток кадров.

– И что ты видела в этих файлах?

– Там обнаружилась та еще подборка компромата, от которой несло коррупцией и тайнами высшего уровня. Превосходнейшие материалы на сенаторов и даже кое-какие подозрительные сделки с недвижимостью, которые некоторое время назад проворачивала президент Круз.

Я подавила желание уткнуться лбом в руль.

– Великолепно. Что-то особенное там было?

– Было кое-что, о чем ты должна знать, – произнесла Приянка. – Досье на тебя и твоих друзей. И последнее. После того как архивы были уничтожены, система совершила два последних действия: сгенерировала команду ВПЕРЕД и перевод денег.

– Значит, сделка исполнена, – заключила я. – Клэнси теперь на воле.

И я передала им все, что Лана рассказала о сделке с Клэнси. Роман с отвращением покачал головой.

Приянка разразилась раздирающим грудь кашлем.

– Ты как? – спросила я и протянула ей бутылку воды. Девушка только кивнула и сделала глоток. Она потела так сильно, что розовая блузка будто превратилась во вторую кожу, но, по крайней мере, Приянка уже не была такой бледной.

– Превращаться из Супер-При в нормального человека всегда неприятно, вот почему мне всегда так хочется остаться ею, – подмигнула мне Приянка.

Роман хлопнул рукой по приборной панели. Я подпрыгнула.

– Это не смешно. Не понимаю, о чем ты вообще думала, когда набросилась на этот сервер и принялась выслеживать того, кто был на другом конце.

– Всe оставалось под контролем, – возразила Приянка. – И кайф оказался весьма кстати, как будто я знала, что…

– Тебе это не нужно, При. – От выражения тревоги в его лице у меня сжалось сердце. Могу представить, как это подействовало на Приянку. – Не понимаю, почему ты сама не видишь, что с тебя хватит.

– Хотела бы я, чтобы это и правда было так, – сказала она. – Но не было никакого другого способа пробиться через файрвол, который установила «Синяя звезда». Либо так, либо они забрали бы данные, а мы бы вообще не успели ничего увидеть.

– Мы могли бы отключить сервера и забрать с собой, чтобы изучить позже, – хрипло сказал Роман. – Я мог бы…

– Заработать жуткую мигрень, чтобы тебя стошнило, как в прошлый раз? А если бы ты после этого умер или остался в коме? – Приянка покачала головой. – Только так я и могу за тобой угнаться.

– Это мне всегда приходилось бежать, чтобы не отставать от тебя, – бросил Роман. – И дело совсем не в этом.

– Нет, – кивнула Приянка. – Дело в том, чтобы вернуть хоть какую-то силу после того, что Мерсер сделал со мной. И с другими своими детьми.

– Мы – не его дети! – в ярости перебил ее Роман.

Приянка лишь покачала головой.

– Ты никогда не понимал. Мы с Ланой хотели использовать наши способности, чтобы помочь другим беззащитным детям положить конец этим преступлениям, но ты всегда хотел лишь сбежать.

Парень поерзал на своем сиденье.

– Я не хотел сбегать, я просто хотел, чтобы мы оказались в безопасности. Хочешь поговорить о бесполезности? Бессилии? Посмотри на меня. Посмотри на меня, При. – И Приянка послушалась. – Единственное, что Мерсер вообще во мне ценил – это верность и твердую руку. Он не пристрелил меня, как собаку, только потому, что я был готов на всe, чтобы защитить тебя и Лану.

Я смотрела то на Романа, то на Приянку: неприкрытый гнев на их лицах сменился таким сильным страданием, что мне захотелось выйти из машины. Приянка была искренне потрясена его словами. Роман снова смотрел вперед, в окно, прижав кулак ко рту.

Надо было что-то сделать. Я завела двигатель и двинулась тем же путем, каким мы добирались сюда. Мы катились по грязной дороге, и облака пыли вздымались позади нас.

– Ро… – снова заговорила Приянка на этот раз мягче. – Не нужно беспокоиться. Кайф – это не самоцель, просто иногда кажется, что нам это будет на пользу. Но я всегда слежу за тем, чтобы не попадаться в ловушки, если не уверена на сто процентов, что смогу из них выбраться. И это как раз такой случай. И, раз уж мы говорим о ловушках, простите, что я не сказала вам обоим о следящем устройстве. Я просто подумала… еще одна попытка…

Я взглянула на нее в зеркало заднего вида.

– Я понимаю.

Девушка с благодарностью посмотрела на меня, но в ее взгляде читалось мучительное чувство вины.

– Я не собираюсь читать тебе нотации, – сказал Роман. – Тебе это не нужно, и ты в полном праве использовать свою способность так, как считаешь нужным. Но я не могу потерять и тебя, и я не хочу, чтобы тебя погубила твоя ненависть к Мерсеру. Ты заслуживаешь большего.

– Я не позволю ей разрушить меня, – произнесла Приянка, вытаскивая из кармана в заднем сиденье мобильник Руби. Она ввела адрес в Батон-Руж и передала телефон Роману, чтобы тот подключил его к навигатору. Несколько километров мы проехали в тишине, а потом девушка откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

Я чудом услышала, как она почти беззвучно прошептала:

– Пока я его не уничтожу.

Как только мы пересекли границу с Луизианой, на нас обрушилась нестерпимая удушающая жара. Она поднималась маревом над разогретым асфальтом и плавила мозг, отчего мысли текли лениво и медленно. Я передала руль Роману еще несколько часов назад, но ему так и не удалось убедить меня поспать.

– Поверить не могу, что ты раньше не рассказал мне о способности При. Нам бы удалось сохранить те деньги на еду.

Я наблюдала, как Приянка заливает в машину добытый бензин: она только что взломала колонку, заставив автомат поверить, что у нее есть карточка. До заправки было недалеко, и очередь за карточками была не длинной, но вернувшись, девушка выглядела так, будто только что проплыла немалую дистанцию. Закончив, она бросила в багажник пустую канистру.

– Почему за бензином всегда ходил ты, а не она?

– Несколько раз за бензином ходила и она – пока ты спала. С помощью ее способности нам удалось растянуть то, что у нас было. При вставляла использованную карточку и взламывала колонку, – сообщил Роман. – Но всегда есть риск, что кто-то заметит, что она делает, и донесет. Я обучен быть как можно более незаметным. Это самое малое, что я могу сделать.

– Я тоже обучена, – напомнила о себе Приянка, плюхаясь на заднее сиденье. – Ну, теоретически. Но зачем быть незаметной, если вместо этого можно заставить врагов в ярости кричать в небо твое имя.

Я посмотрела на Романа.

– Принято.

– Но ты не брала больше, чем было можно по карточке, верно? – уточнил он, взглянув на ее отражение в зеркале заднего вида.

– Расслабься, не брала. Даже если бы я настолько осмелела, чтобы попытаться, там всегда рядом стоит коп и смотрит, сколько бензина наливаешь. Фух! – Приянка помахала рукой, как веером. – Можешь включить кондиционер, пока я вся не испарилась? Мне кажется, я вся пропиталась запахом горелых начос с сыром, которым воняло вон из той забегаловки.

Я сделала, как она просила. Очередь из машин, ожидавших своей очереди у заправки, тянулась мимо нас. Послышались нетерпеливые гудки. Роман держал руку на двери, будто уговаривая себя выйти.

– Иди, – сказала я. – Мы можем подождать. Ты заслужил возможность вымыться и переодеться.

– Может, заправщик сжалится над твоим плачевным видом и поделится с тобой начос недельной давности, – прокомментировала Приянка. – Но если представится выбирать между начос и хот-догами, бери хот-доги.

– Ага. Когда рак на горе свистнет. – Мы обе непонимающе посмотрели на него. – Что, правда? Так тоже по-английски не говорят?

– У нас говорят, «когда свиньи летать начнут», но лучше оставим твой вариант – это совершенно восхитительно, – сообщила Приянка. – Похоже, у вас в России особое отношение к ракам? Как там ты недавно говорил – где там они спят?

– «Я покажу ему, где раки зимуют», – нахмурился Роман. – Это такая угроза.

– Очень выразительно, – согласилась я. – Звучит даже более угрожающе, чем «отправлю на дно рыб кормить», потому что никто не знает, где на самом деле раки проводят зиму.

– В глубокой холодной воде? – предположила Приянка. – Во льдах? У кого-то в холодильнике?

Устало вздохнув, Роман открыл дверь и вышел наружу. Сунув руки в задние карманы джинсов и опустив голову, он пошел к заправке.

Приянка перебралась на переднее пассажирское сиденье и, не переставая кашлять, пристегнулась. Я встревоженно посмотрела на нее.

– Я в порядке, – успокаивающе сказала девушка. – Единственное, что угрожает моей жизни – печаль в глазах Романа. Ее можно считать убийственным оружием.

Мы обе посмотрели ему вслед – парень как раз скрылся из виду.

– Спасибо, – проговорила она через некоторое время. – За то, что не бросила нас, когда узнала правду. Мне жаль, что нам пришлось врать. Ты этого не заслуживала. Но когда вспоминаешь о детях, которых Мерсер держит у себя, приходится быть сверхосторожной.

– Как только у меня сложилась полная картина, я поняла, почему вы так поступили, – откликнулась я. – Но на этот раз давайте играть честно. Если бы не будем открытыми друг с другом, ничего не выйдет.

– Что ж, если уж выкладывать все карты на стол… Рассказал ли тебе Роман о том, как я попала к Мерсеру? О моих родителях? – спросила Приянка.

– Всего ничего. Он сказал, что Мерсер похитил тебя, чтобы шантажировать твоего отца, потому что тот был одним из его конкурентов.

– Ох да, самая большая шишка в деле контрабанды оружия. Его заклятый враг. – Приянка подтянула ноги к себе и обхватила колени руками. – Тебе что-нибудь говорит имя Парт Ахарья?

– Что-то припоминаю…

Взяв телефон, девушка открыла браузер. Там уже была загружена статья из New York Times. На фотографии был приятного вида седоволосый индиец, и под ней заголовок: АХАРЬЯ УШЕЛ ОТ ОБВИНЕНИЯ.

Приянка слабо усмехнулась.

– Иногда я не могу удержаться. Я гуглю его имя по меньшей мере раз в неделю. Я говорю себе, что просто хочу знать, что он еще жив, но, думаю, это просто болезненное любопытство. Когда я была помладше, я воображала, будто он пытается тайно связаться со мной через фотографии в газетах и в Сети, посылает мне знаки. В моем восприятии мира он занимал так много места – как император. Я предполагала, что есть какая-то причина, по которой его постоянно арестовывают, судят за какие-то преступления. Казалось, будто Мерсер время от времени сливал о нем информацию. Но еще никому не удалось предъявить ему серьезные обвинения. До сих пор.

– А твой отец… он просто… позволил Мерсеру забрать тебя?

– Не совсем. – Приянка тихонько вздохнула. – Я родилась не здесь. Мою маму звали Чандни. Мы с ней жили в Дели, пока мне не исполнилось семь лет. Папа уехал в Америку, чтобы обосноваться там: сначала он был водителем, потом водителем преступного авторитета, потом водителем у другого преступного авторитета, потом у следующего, а потом уже превратился в него сам. Это произошло не быстро, но уже через год папа прислал за нами частный самолет. Это было целое событие, потому что коммерческое авиасообщение с США уже прекратилось из-за ОЮИН – считалось, что болезнь может распространиться и дальше.

Но за несколько дней до того, как прилетел этот самолет, мама переходила дорогу, и ее сбила машина. Так что я полетела одна. Я жила в папиной огромной мраморной усадьбе в Джерси, где по комнатам гуляло эхо, наблюдала за постоянными визитами его приспешников и подслушивала тысячи разговоров шепотом – и всe это стало для меня нормальной жизнью. Если отец и боялся, что я подхвачу ОЮИН, он никогда этого не показывал. А потом, примерно через год, накануне Рождества – да, потому что он такая сволочь – Мерсер прислал своих людей, чтобы меня похитить. Он предложил моему отцу выбор: или тот уходит из оружейного бизнеса, или Мерсер пришлет меня ему по частям.

– Боже, – выдохнула я.

– Погоди еще, дальше будет еще интереснее. – Приянка поудобнее устроилась на сиденье. – Срок был назначен как раз на тот день, когда отец должен был предстать перед судом по обвинению в рэкете. Он не ответил на сообщение Мерсера, не попытался договориться и перенести срок. Вместо этого мы с Мерсером увидели в новостях, как отец поднимается по ступеням здания суда весь в белом, с ног до головы. Когда один из репортеров спросил его, почему он так одет, папа объяснил, что его возлюбленная дочь Приянка умерла от ОЮИН накануне ночью, и он в трауре.

На мгновение я потеряла дар речи.

– Что?

– Ну да. Вот какой он гордый. Отец отказался признавать, что Мерсер похитил его дочь, что Мерсер победил и продемонстрировал свою силу. Так что он просто списал меня, как безвозвратные потери, и продолжил заниматься своим бизнесом. Я превратилась для него в проблему, а значит, больше не имела никакой ценности. Я для него ничего не значила.

– Это отвратительно, – выдавила я.

– На тот момент меня больше волновал вопрос: что со мной сделает Мерсер. Я очень хорошо это помню: Мерсер посмотрел на меня сверху вниз и сказал: «Что ж, а мне-то от тебя какая может быть польза?» Тогда я сказала, что хочу стать такой, как они – другие дети.

Я охнула.

– При…

Девушка пожала плечами и прокашлялась.

– Мерсер – больной сукин сын, а мой отец – бессердечный ублюдок. Вот и вся разница. Лана права. Мерсер заботился о нас – в каком-то смысле. Когда он обращал на тебя внимание, его взгляд был теплым как патока. Но когда я повзрослела, сразу увидела, как он нами манипулирует.

– Господи, – выдохнула я. – А как же семья твоей матери? Ты не могла вернуться к ним?

– Не знаю, – ответила Приянка. – Я стараюсь не забывать хинди – вдруг мы все же когда-то встретимся. Но я не особо пыталась с ними связаться – мне будто что-то мешает. «Я не хочу привлечь к ним внимание Мерсера, не хочу, чтобы он попытался использовать их, чтобы достать меня», – говорю я себе. Но дело не только в этом. Даже не знаю, как объяснить…

– Просто попробуй.

– Меня оторвали от моих родных, моей культуры. Вот что самое ужасное для меня. Я не отступилась от своей веры и по-прежнему без ума от малпуа , и я все еще помню то золотое время, когда мы с мамой жили в Дели, но… мне кажется, будто меня вырвали из течения настоящей жизни. Хоть как-то понятно?

– Да.

Она сумела облечь в слова ощущение, которое мне самой никогда не удавалось сформулировать. Когда мы попадали в лагеря, там рушилась не только наша жизнь – наша обычная жизнь, но и наше представление о том, кто мы. Словно наш мир менял орбиту. На долгое время единственной нашей целью становилось выживание, и ничего, кроме выживания.

Но это была не жизнь.

– В общем-то, на этом всe, – подвела черту Приянка. – В чем-то мне повезло, потому что Лана и Роман стали для меня той семьей, какую никогда не мог дать мне отец. Если бы не это всe, я никогда бы с ними не встретилась.

Она вытянула руку и закатала рукав, так что стала видна вытатуированная на коже синяя звезда.

– Не знаю, почему я не избавилась от нее. Роман выжег свою через несколько дней после того, как мы сбежали, но я не смогла заставить себя это сделать. Для Романа оказалось невыносимым, что его пометили, будто чью-то собственность, но я никогда не смотрела на это с такой точки зрения. Для меня это был в большей степени символ единения. Знак того, что мы были семьей. Теперь это напоминание о том, что мир совсем не черно-белый. И во всем есть как хорошее, так и плохое.

Мое сердце наполнилось бесконечной усталостью. Я просто не могла больше это выносить и прижала ладони к глазам.

– Только не начинай, – предупредила меня Приянка. – А то я тоже расплачусь и не смогу остановиться.

Я откашлялась.

– Прости. Иногда кажется, что больше уже невозможно, понимаешь? Я всегда считала, что когда я стану старше, станет легче, но на самом деле я просто лучше научилась притворяться.

– Таким, как мы, тяжело. – И Приянка положила руку мне на плечо. А я прижала ее своей ладонью. – Мы чувствуем всe.

Из туалета показался Роман. Его мокрые темные волосы блестели на солнце.

– Сочувствую, – проговорила я. – Должно быть, невыносимо видеть, во что превратилась Лана.

– Невыносимо станет, если я потеряю надежду вернуть ее, – отозвалась Приянка. – А этого не случится. Никогда. Мое сердце – оно как колесо. Чертовски часто трескается или ломается, но большую часть времени просто катится вперед.