Глава 15

В ту минуту, когда человек, называющий себя Кастором, разбил об стену бинокль, Макар Илюшин бросил карандаш в мишень. Карандаш отскочил, Сергей вскинул руку и поймал его. Он очень удивился бы, узнав, что напарник тренировался кидать предметы на меткость лишь затем, чтобы наблюдать за этим его молниеносным, практически неуловимым для взгляда движением. И хамелеона заводить не надо, думал Макар.

– Еще чуть-чуть, и я бы его скрутил, – с сожалением сказал Бабкин.

К своему второму поражению он отнесся спокойнее, чем к первому. Когда Балаклава промчался перед машинами, у Сергея окончательно открылись глаза. С этим парнем что-то было не в порядке, сильно не в порядке, и дело даже не в том, что он хотел убивать людей, просто его прыжок под колеса не был поступком нормального человека. Вменяемый убийца (прекрасное выражение!) свернул бы куда угодно, только не помчался под автомобиль. Суицидальный это был бросок, и Балаклаве невообразимо повезло остаться в живых.

– Что-то с ним не так, – вслух подумал Сергей. – Балуется препаратами?

– Я уже вертел это так и сяк, – откликнулся Макар. – Сначала у меня была мысль, что ты столкнулся со специалистом по рукопашному бою… ну, знаешь, какое-нибудь малоизвестное самурайское боевое искусство; опять же, шапка вписывалась в эту теорию. А потом вспомнил о стимуляторах. Ты знаешь, что во Второй мировой немцы экспериментировали с таблетками, в составе которых были кокаин и первитин? И еще морфий в качестве болеутоляющего. С них когда-то все и началось. «Таблетки бодрости»! Потом привыкание, само собой. А французы позаимствовали у аборигенов Африки орехи колы. Готовый стимулятор, срывай с ветки и ешь.

– Это вчерашний день. Я думал об актопротекторах… стимуляторы физической выносливости, слышал?

Макар повертел в пальцах карандаш.

– Может, все проще, и твой приятель жрет горстями амфетамин? У него расширены зрачки?

– Да не разберешь, – сердито отозвался Бабкин. – Я пытался сорвать с него маску, но ощущение и впрямь такое, будто он на веществах. Ты бы видел, как он сиганул на дорогу.

– Хорошо, что арендаторы уехали. Жаль только, что Козлова у них не появлялась.

Илюшин подошел к окну. Во дворе его пожилая соседка ругалась с дворником, сгребавшим опавшие листья. Она вцепилась в огромный черный мешок и тащила его на себя. Макар задумался, а когда вновь опустил глаза, старушка уже разбрасывала по газону отвоеванную листву. Дворник удрученно стоял в стороне.

– У меня ощущение, будто я где-то видел этого чувака, – подал голос Сергей.

Илюшин обернулся.

– Уверен?

– Не уверен. Но что-то смутно знакомое… Ты же знаешь, у меня память на лица неплохая, но вспомнить пока не могу.

Макар снова бросил взгляд на соседку, которая шла по газону с охапками листвы в руках, словно осенний сеятель, укрывающий землю от холодов.

Укрывающий, укрывающий… Удобная вещь – шапка-балаклава, скрывающая лицо. «Как у этих девок, что плясали в храме», – сказала Валентина Ивановна.

– Ты дрался с парнем? – внезапно спросил Илюшин.

– Что?

– Ты точно дрался с парнем? Это не могла быть женщина с мужским типом фигуры? Плоская грудь, узкие бедра…

Бабкин изменился в лице.

– Я вот о чем подумал, – неторопливо продолжал Макар, – лицо Сенцовой было обезображено, ее опознавала бабушка. Что, если…

– Это был парень, – твердо сказал Сергей.

– …если Люба решила избавиться от своего прошлого. Стереть не только бывших друзей, но и себя, начать не с нуля, а с минуса…

– Это был парень! – рявкнул Сергей.

– …вычесть саму себя…

– Не бывает баб такой силы!

– Да ты махровый шовинист! – озадаченно сказал Макар.

– Ничего подобного!

– Представитель мерзкого патриархата!

Бабкин сделал жест, будто сворачивал шею цыпленку.

– Может, все-таки девушка? – настаивал Илюшин.

– Один шанс из тысячи. Из двух тысяч! И зачем Сенцовой потребовалась бы такая сложная многоходовка? Найти подходящую жертву, выдать ее за себя…

– Не знаю. Просто предположил.

Бабкин скрипнул зубами и сбежал на кухню. Маша подала ему идею завести корзинку для яблок и всякий раз, когда его будет охватывать желание причинить Илюшину физический ущерб, съедать по штуке. Яблоки продаются круглый год, долго не портятся, от них не толстеешь. Последний аргумент стал решающим: Сергей предчувствовал, что яблок ему потребуется много.

– Между прочим, она девица с формами, – крикнул он из кухни, вгрызаясь в кислый плод.

– Что же ты раньше не сказал, – укорил Илюшин, возникая в дверях. – Кстати, ты хрустишь на всю квартиру. Итак, Сафонов по-прежнему не выходит на связь, и жив ли он, мертв ли, – неизвестно. – Макар загнул палец. – Кроме нас, его ищет неизвестное чучело в балаклаве, и с учетом его методов шансы у него выше, чем у нас. До парочки из козловской квартиры он не добрался только благодаря тебе…

– Теперь уже и не доберется.

– А кстати, где они?

– Смылись куда-то в область, к друзьям.

Илюшин одобрительно кивнул и загнул второй палец.

– Мы проверили всех людей, у которых может прятаться Сафонов. Оставляем в стороне версию с поддельным паспортом: если он купил с рук документы, уехал в другой город или даже просто поселился в затрапезном отеле на окраине, мы его не найдем. Но против этой версии по-прежнему говорит его молчание. Он не звонит сестре и вообще никак не дает о себе знать. Ты сегодня проверял больницы?

– Два раза в сутки проверяю, – флегматично ответил Сергей. – Ни в больницах его, ни в моргах. В Кузьминках появилось неопознанное тело, подходившее по описанию, но Татьяна приезжала туда вчера: это не Сафонов.

– Хорошо.

Макар уставился на огрызок в его руке, как будто из сердцевины вот-вот должен был показаться червяк.

– А мог бы и морковку грызть, – без всякой связи с предыдущим заметил он. Взгляд у него по-прежнему был странно сосредоточенный.

– Я не люблю морковь.

– Каротин полезен для глаз…

– С моими глазами все в порядке. Например, прямо сейчас отлично вижу извращенца, который хочет сожрать огрызок моего яблока.

Макар потер нос и перевел взгляд на Бабкина.

– Слушай, а к абсолютно слепым людям может вернуться зрение?

– Ну, может, наверное, – осторожно начал Сергей, не очень понимая, к чему этот вопрос.

И тут до него дошло.

– Полное восстановление зрения в случае тотальной слепоты? – спросил врач. – Не думаю, что это возможно…

Он сцепил пальцы, положил на них подбородок и стал похож на преданного бульдога, ждущего хозяина под дверью. Был он низенький, с непропорционально тонкими кривыми ножками и широким, почти квадратным торсом, из которого росла большая грустная голова. «Это лучший офтальмолог-хирург Москвы, – предупредил Макар, пока они сидели в коридоре. – Не вздумай задавать ему глупые вопросы». Бабкин сначала с трудом удержал в себе желание дать Илюшину по шее за такие предостережения, потом подумал, что не нужно было удерживать, зря он взял себя в руки, эдак Макар совсем распоясается, но тут их позвали в кабинет.

– Видишь ли, структура зрительных центров меняется, и меняется необратимо, – говорил врач. – В Канаде пациентке пятидесяти лет имплантировали искусственную роговицу, операция прошла успешно, но затем начались сюрпризы. Говоря упрощенно, за много лет кора головного мозга приспосабливается к определенному способу функционирования. У этой пациентки зрительные центры сначала очень быстро начали восстанавливаться, а затем процесс замедлился и практически остановился. Сколько лет твоему знакомцу?

– Около тридцати.

– Это не так много. Ты уверен, что слепота именно тотальная? Он различает свет и темноту? Видит контуры предметов?

Илюшин покачал головой.

– Не знаю, но могу попробовать выяснить.

– Что послужило причиной, ты сказал?

– Менингит, – ответил Макар.

– Скорее всего, не менингит, а менингоэнцефалит, – поправил врач. – Если это так, восстановление зрения практически исключено. Во всяком случае, я о подобном никогда не слышал. Заболевание крайне тяжелое, и, как ни кощунственно это звучит, слепота для таких пациентов – не худшее из возможных последствий. Но тут у меня к тебе встречный вопрос – ты уверен, что он не имитирует? Симуляция слепоты встречается, хоть я лично и не сталкивался. Мимика выражена? Бровками вот так делает?

Хирург поиграл бровями.

«Лицо у Шубина – как маска», – подумал Бабкин.

– Лицо у него, как маска, – сказал Макар. – Рот немного перекошен. Но он очень хорошо ориентируется в окружающей обстановке, поразительно хорошо.

– А вот это как раз доказательство слепоты, – удовлетворенно сказал хирург. – Симулянты преувеличивают беспомощность. Зачем им, собственно, требуется притворство? Чтобы получить поддержку от мира. Незрячий руководствуется противоположными мотивами: ему не поддержка нужна, а максимальная самостоятельность.

– Он чай в стакан на слух наливает, – буркнул Бабкин.

Врач с готовностью обернулся к нему.

– И в этом нет ничего удивительного. Пожалуйста: монреальский эксперимент. Пациентов, среди которых большинство были слепы от рождения, посадили перед колонками – кажется, пятнадцать колонок или шестнадцать, в общем, немало. Затем короткое включение звука, действительно короткое – доли секунды, и одновременно снимается томограмма. Что получили? Во-первых, точнейшее определение источника звука, на которое не способны зрячие. Во-вторых, у пятерых испытуемых отмечена повышенная активность зрительной зоны головного мозга. Иными словами, слух заменяет зрение. А налить жидкость до нужной отметки с закрытыми глазами сможет любой из вас после недолгих тренировок. – Он расцепил пальцы. – Если предполагаешь симуляцию, Макар, приводи своего товарища, сделаем пробы.

– Симуляция – нет, вряд ли, – медленно сказал Илюшин. – А вот если драться? Драться он способен, как ты думаешь?

Врач покачал головой.

– Дзюдо на татами – да, возможно; драка в подворотне – нет. Или только уникум, один на миллион. Слепой массажист Затойчи, побеждающий самураев, – это фантастика, мой друг.

– Хорошая была версия, – сказал Макар, когда они вышли из здания клиники.

Сергей промолчал. Версия, версия… Барахтаются они, как котята в молоке, или в чем там могут барахтаться котята… В луже. Допустим, в луже. Все версии отработаны, морги проверяются, немногочисленные контакты Сафонова исследованы по сто раз. Но плана, плана дальнейшего расследования так и нет, а как без него работать? Разве что тыкаться вслепую, чем они и заняты. Макар, похоже, вовсе махнул рукой на Никиту и увлеченно разгадывает загадку: что за человек чуть не убил Анну Козлову.

– Присесть бы… – пробубнил Сергей. – Расписать бы…

– Взять бы Шубина, отвести на проверку, – в тон ему откликнулся Макар. – Но он не пойдет, и правильно сделает.

– Да не Шубин это. Левый мужик, может, и в самом деле наркоман…

– Левый, левый, – пробормотал Илюшин. – Ты сказал, что видел его раньше.

– Я сказал, что не уверен!

– Ты узнаешь его из тысячи! – вдруг заголосил Макар так, что Бабкин вздрогнул и дико уставился на него. – По словам, по глазам, по голосу!

Из-за ограды зоопарка, мимо которого они шли, заорала зебра. Сергей точно знал, что зебра, потому что в какой-то детской книжке, которую переводила Маша, говорилось, что зебра завизжала по-кошачьи, и жена страшно ругала писателя за непроверенные факты, потому что зебра визжит совсем не так, как кошка; в доказательство она отыскала ролик на ютубе и поставила на полную громкость. Все бы ничего, но Сергея никто не предупредил о том, что в квартире будут орать непарнокопытные, и он лишь каким-то чудом не уронил себе на тапочки тарелку с супом. С тех пор он накрепко запомнил: зебра кричит так, как если бы осла скрестили с попугаем и ни тому, ни другому это не понравилось.

– А вот и собратья твои по разуму подтянулись, – буркнул он.

Илюшин остановился и вопросительно посмотрел на него.

– Собратья? Собратья… Собратья-собратья, – повторил он на разные лады, не обращая внимания, что они перегородили тротуар; впрочем, все тычки доставались Бабкину – у Илюшина была какая-то сверхспособность уклоняться от прикосновений незнакомцев в толпе.

– Слушай, пойдем, а, – ласково позвал Сергей. – Кассы в четырех шагах отсюда. У них наверняка и клетка свободная для тебя найдется.

– Собратья в клетке… – Илюшин взъерошил волосы и поднял на него взгляд. – Мне вот что интересно: после того, как сбежали ребятки, снимавшие квартиру у Козловой, куда отправится Балаклава? Он ищет Сафонова как одержимый. О существовании его сестры он, кажется, не догадывается. И вот я тут подумал: как удачно Василий Клименко оказался в Москве…

Бабкин понял его с полуслова. Он удивился, как эта мысль не пришла ему раньше в голову, и обругал себя: Клименко совершенно потерялся среди остальных фигур, должно быть, потому что он сам не встречался с ним.

– У тебя номер телефона есть? Надо предупредить его, чтобы был осторожен и не выходил из номера.

Макар отрицательно качнул головой.

– Нет номера. Поехали в гостиницу.

– Уехал, – огорченно сказал администратор. – Жаль, но я ничем не могу вам помочь.

Это был другой парень. Белые крашеные волосы торчали во все стороны, как иголки у ежа; еж-альбинос, подумал Илюшин, глядя в круглые светло-голубые глаза.

– Дмитрий, – начал он, прочитав имя на бейджике, – ваш постоялец не оставил никаких координат? Он нам очень нужен. А еще больше ему нужны мы, хотя он об этом пока и не знает.

Парень внимательно посмотрел на обоих. На лице его отразилось сомнение.

– Тебе бы пылесосы по квартирам продавать с таким подходом, Макар, – флегматично сказал Бабкин.

Он вытащил тысячную купюру, положил на стойку и прижал ладонью.

Номер телефона нашелся через пять минут. Администратор скосил глаза на купюру, полностью закрытую лапой Бабкина, но тот остался неподвижен.

– Макар, набери, пожалуйста, нашего друга.

Телефон был отключен. Илюшин поморщился: нехороший знак. Клименко приехал по делам, он должен быть на связи. Правда, оставалась вероятность, что он специально указал несуществующий номер.

– Кто оформлял выезд? – спросил Сергей.

– Я оформлял. – Парень на всякий случай отодвинулся подальше от Бабкина.

– Помнишь, как это происходило?

Да, он помнил. Клиент был пьян, постоянно оглядывался и подпрыгнул, когда за его спиной с грохотом сошлись двери старого лифта. Дима сначала решил, что этот идиот допился до белой горячки, но теперь, когда за ним явились эти двое, поведение клиента стало объяснимым. Один вроде нормальный, приятный даже, а второй прибыл на машине времени прямиком из девяностых.

– Дима, я вам клянусь: у моего друга нет за пазухой ни утюга, ни паяльника, – доброжелательно сказал Макар, наблюдая за ним. – А ты, Сережа, пугаешь нашего уважаемого портье. Отойди на шаг назад или сделай лицо попроще, что ли.

– Я сейчас тебя самого испугаю, – бесстрастно отозвался верзила. – И лицо тебе сделаю попроще, сам, своими руками. Тебе, кстати, пойдет, а то ты вечно на сложных щщах.

Идиотский этот обмен репликами, к удивлению самого Дмитрия, несколько успокоил его.

– Ваш друг был очень пьян, – сказал он. – От него за три метра разило. И еще он трясся от страха.

– Кто-то находился с ним рядом в этот момент? – спросил Илюшин.

– Нет. Это точно, потому что, когда он выписывался, в холле вообще никого не было. Клиенты повалили позже.

– Во сколько он уехал?

– Подождите минуту… В пять пятнадцать. Номер у него оплачен на неделю вперед, я его рассчитывал.

– Он как-то объяснил свой отъезд? – вступил Бабкин. – Что он вообще сказал? Припомни, пожалуйста, как следует, это очень важно.

Он сдвинул ладонь до края стойки, и купюра спланировала на стол перед администратором.

– Нет, он ничего не сказал, только повторял, что у него внезапно возникли новые дела. Я, в общем, не особенно интересовался. У нас народу полно, уехал – ну и уехал…

– Возникли новые дела? – повторил Илюшин, нахмурившись.

– Мне кажется, никаких новых дел у него не планировалось. Он повторял это как заведенный, и все выглядело как-то… ну, не очень убедительно. Он был больше похож на чувака, которого жена запалила с любовницей. – Дмитрий подумал и добавил: – А у жены в сумке бутылка серной кислоты.

На стойку легла вторая купюра.

– А теперь давай вместе подумаем, куда он мог уехать, – попросил Бабкин.

Парень вдруг улыбнулся и развел руками:

– Слушайте, мне эти деньги ни разу не помешают, как вы понимаете… Но я вам врать не хочу, себе дороже выйдет. Без понятия, куда он делся. У него была с собой сумка через плечо и чемодан, он исчез, и я тут же забыл про него.

– Он не просил тебя вызвать такси?

– Выскочил отсюда как ошпаренный. Может, к метро потащился или машину поймал. Такие обычно жмотятся брать официальное такси, оно дороже.

Они попытались вытянуть из мальчишки что-нибудь еще, но еж-альбинос выложил все, что знал.

Илюшин помрачнел. Фигуранты дела один за другим уходили из-под носа, но с Клименко это было особенно обидно: он сам разговаривал с ним и был уверен, что тот никуда не денется, так и будет пьянствовать до самого отлета, закидываясь по утрам таблетками, чтобы не вызывать пересудов на работе. И ведь можно, можно было предсказать, что Василий провернет этот фокус! Достаточно вспомнить, как он сбежал восемь лет назад, бросив все, что имел.

В дверях они посторонились, пропуская мужчин с чемоданами.

– Поймать любую машину, – сказал Илюшин, глядя вслед отъезжающему такси, – поселиться в любом отеле. Все, Клименко слинял. Я удивлюсь, если он ещё в Москве. Можно отыскать его фирму…

– Ты пока постой тут, поразмышляй о жизни, – перебил его Бабкин. – А я на минутку отойду.

Он спустился к дороге и поднял руку. Почти сразу возле него притормозил автомобиль. Сергей о чем-то поговорил с водителем, сел на переднее сиденье и уехал.

– А вот это красиво, – одобрил Илюшин. – Сафонов сбежал, Козлова сбежала, Клименко сбежал – почему бы Сереге не быть следующим. Я проклят, – заключил он и направился в ближайшую кофейню.

Там его и нашел Бабкин полчаса спустя.

– Кто бы сомневался, что ты жрёшь. – Он забрал с тарелки Илюшина кусок пирога и целиком отправил его в рот.

– Я заедал психологическую травму.

– Пока ты филонил, я сделал всю работу. Ты сказал, Клименко мог поймать любую машину… Не мог. Здесь мафия таксистов, как возле любого отеля. Видел, как быстро меня подхватили? Водитель не просто ехал мимо, он стоял на парковке неподалеку, ждал своей очереди на пассажира. Плотный и не иссякающий поток клиентов, большинство разъезжается по аэропортам и вокзалам, это выгодные заказы.

Макар отставил в сторону чашку.

– Ты что, нашел таксиста, который вез Клименко?

– Ну, почти. Телефона его никто не знает, но один парень вспомнил, что он собирался выйти сегодня вечером на работу. Вечер у них начинается в девять, так что…

– …так что принесите мне, пожалуйста, еще один яблочный пирог, – обратился Макар к пробегавшей мимо официантке. – И этому троглодиту четыре.

В этом районе почти ничего не изменилось за годы, что я здесь не был. Разве что снесли старый кинотеатр в сквере, да кое-где перевесили вывески магазинов на первых этажах жилых домов.

Я дошел до детского сада и остановился.

Возле калитки толпились родители с детьми. Кто-то из пап без конца жал кнопку звонка, но ничего не происходило. Наконец из здания вышла пожилая воспитательница, ее сопровождал хромой мужик, похожий на лешего. Хоть и не сразу, но я все-таки вспомнил его: какой-то бедолага, пригретый Еленой Юрьевной из жалости. Однажды Артем уронил в разговоре с матерью издевательскую фразу о сирых и убогих, имея в виду этого пьянчужку, и был неожиданно резко ею отчитан. Кажется, это был первый и последний случай, когда я видел, как она ставит сына на место.

Хромой приближался, ни на шаг не отставая от женщины. Мне показалось, он ее контролирует, и когда эти двое начали пропускать родителей с детьми, впечатление усилилось. Воспитательница явно не знала всех в лицо. А инвалид знал. Он внимательно вглядывался во взрослых, пару раз попросил документы. До меня доносились возмущенные голоса: «Что за досмотр? Где Елена Юрьевна?» Мужик качал головой и не отвечал. Воспитательница стояла красная как рак.

Постепенно все зашли, остался только я.

Когда я оказался у калитки, хромоногий ощупал меня взглядом. Получалось, он здесь главный.

– Здравствуйте! Мне нужно встретиться с Еленой Юрьевной.

– Софья Андреевна, вы ступайте, – не отводя от меня взгляда, сказал мужик. – Я тут разберусь.

– А как же…

– Вас детишки ждут, – оборвал он.

Женщина прижала пальцы к щекам, покачала головой и ушла.

Нет, здесь определенно творится что-то странное!

– Я хотел бы встретиться с Еленой Юрьевной, – повторил я, чувствуя себя неловко. – Она все еще заведующая?

– Зачем нужна?

– По личному делу.

– По личному делу обращайтесь к ней в нерабочее время, – отчеканил он.

Я рассердился.

– Да что такое? Я давний друг ее сына, сто раз бывал у них в гостях, Елена Юрьевна отлично меня помнит. Просто скажите ей, что пришел Никита Сафонов, и больше я от вас ничего не прошу. Подождите… да вы сами разве меня не помните? Мы с Артемом бывали здесь, правда, давно…

Его взгляд по-прежнему ничего не выражал. На мгновение меня поразила ирреальность происходящего: я словно просился в рай, где бегали и смеялись дети, а меня не пускал хромой привратник, но за какие грехи – бог весть!

– Елены Юрьевны нет.

Не привратник, подумал я, испортившаяся машина, чертов робот.

– Когда вернется? – спросил я, стараясь не зарычать на этого болвана.

Однажды Алиса дала мне хороший совет: собираешься скандалить – представь, что тебя с твоим оппонентом засняли на камеру и выложили ролик в интернет. Выдерживай такой тон, чтобы тебе не было стыдно перед близкими, которые его посмотрят.

Думаю, благодаря этому совету мне не раз удавалось сохранить лицо. Воображаемая камера, снимающая тебя, когда ты взбешен, помогает держать себя в руках.

– Елены Юрьевны здесь нет, – повторил он.

Я сделал шаг ему навстречу, попытался толкнуть калитку, но этот хромоногий цербер оказался сильнее, чем я ожидал. Он встал напротив, широко расставив ноги.

Не драться же с ним!

– Слушайте, я не налоговый инспектор, не педофил, – попытался я вразумить его. – Я болен, мне нужна помощь. Вы сами были в такой ситуации! Не хотите пускать меня внутрь – не пускайте, просто позовите Елену Юрьевну сюда.

Хромой вдруг усмехнулся.

– Нету ее. И не будет больше никогда.

Он с таким странным выражением произнес последнее слово, что я заподозрил худшее.

– Елена Юрьевна… умерла?

Безумец – а он определенно был безумен, странно, как я не понял этого раньше – рассмеялся, показав неровные желтые зубы. Похоже, его веселило каждое мое слово.

– Умерла, – задумчиво сказал он, будто пробуя слово на вкус, и закивал головой, как болванчик: – Умерла, умерла!

Я вдруг наклонился к нему и шепотом спросил:

– Ты убил?

До сих пор не понимаю, что меня толкнуло. Хромой перестал смеяться, вернее, сначала он перестал смеяться внутри, а затем уже снаружи, так что несколько секунд его рот был жутковато оскален и перекошен; может, кто-то со стороны и решил бы, что этот человек беззвучно хихикает, но меня бросило в дрожь.

– Я убил, – согласился он. – Хочешь, и тебя убью?

И сунул ладонь в оттопыренный карман. Понятия не имею зачем, но у меня не было ни малейшего желания выяснять, что у него там. Я поднял руки и попятился.

– Все, все, ухожу!

Он стоял на месте, пока я не скрылся за углом. Я обогнул дом и вышел к саду с другой стороны, поминутно оглядываясь. И что вы думаете? Сторож не вернулся в здание. Я видел, как он, хромая, обходит забор по периметру участка – отличный забор, мне пришлось бы потрудиться, вздумай я перебраться через него. Из сада потянулись обратно родители. Сторож выпустил их и снова запер калитку.

Я свалил бы оттуда незамедлительно, если бы не одна мысль. Он ведь имеет дело с детьми… Елены Юрьевны нет, а у этого мужика, похоже, напрочь съехала крыша.

– Извините!

Мужчина и женщина, идущие к припаркованной машине, остановились и вопросительно посмотрели на меня.

– Извините… я сейчас пытался попасть внутрь, чтобы поговорить с заведующей, но сторож не разрешил войти… Он показался мне странным. Честно говоря, я думаю, он опасен. Мне не хочется уходить просто так, не приняв никаких мер… У меня нет детей, но…

Я говорил сумбурно, однако они поняли меня.

– Григорий сам не свой после беды с Еленой Юрьевной, – сказала женщина.

– А что случилось? Я друг ее сына…

– Мы знаем только, что она заболела и больше здесь не появляется. – Мужчина открыл дверцу. Мое присутствие явно его тяготило. – Марина, поехали.

– Саш, подожди. Видишь, неравнодушный человек попался.

– Чего там неравнодушничать! – Он махнул рукой. – Все нормально с Григорием. Ну, не миндальничает с чужими… Зато над детьми трясется.

Мужчина сел в машину и завел мотор.

– Не переживайте, – доверительно сказала женщина. – Действительно, Гриша творит иногда странные вещи. Из-за него детский сад сейчас на военном положении. Нянечка рассказала, что он осматривает даже коробки с продуктами. Но за детей вы можете не беспокоиться.

– Хорошо, если так. – Кажется, в моем голосе не хватило воодушевления. – А зачем осматривать коробки?

– Ой, не знаю. – Она заметила недовольное лицо мужа и заторопилась. – Вроде бы, боится, что кто-то чужой проберется в здание.

Я сел на бордюр, глядя вслед уезжающей машине. За ней вилась пыль и летели сухие листья.

Понимаете, количество странностей вокруг меня превысило разумные пределы. Я всего лишь пришел к матери своего покойного друга. Я всего лишь хотел с ней поговорить. Всего лишь рассказать постороннему человеку о том, что происходит.

Мне требовалось немного участия, вот и все.

И что из этого вышло? Елена Юрьевна в больнице, сторож сходит с ума на глазах у взрослых, а те заверяют, что их детям ничего не грозит. Исследовать коробки с продуктами! Кто может в них прятаться – карлик-ниндзя?

Психоз какой-то.

Самое время сейчас появиться моему ангелу-хранителю, чтобы похлопать меня по плечу и заверить, что я выберусь из этого калейдоскопа безумств, не помутившись рассудком. Но ангел не торопился.

Что сказала бы обо всем этом мама?

Да ничего бы она не сказала. Только в напичканных штампами фильмах родители изрекают глубокомысленные сентенции, когда их непутевые отпрыски попадают в беду.

А мама посоветовала бы молиться Матронушке, держать ноги в тепле и не покупать беляши на вокзале.