Век был бурный, буйный век

События последующих ста с лишним лет я буду рассматривать бегло. Тогда, в общем-то, не происходило ничего выдающегося, имеющего решающее значение для главной темы нашего повествования. Все то же самое, господа. Войны с внешним супостатом, баронские междоусобицы, интриги. Я кратенько опишу самые важные и интересные события того времени.

Очень многие считают, что после Вильгельма Завоевателя Англия не знала масштабных вражеских вторжений. Это не есть правильно. В 1216 г., еще до смерти Иоанна Безземельного, в Англии высадилось французское войско. Правда, это была не агрессия. Французы были приглашены в Англию. Совершенно так же, как через неполных четыреста лет, во времена русской Смуты, польско-литовские войска вовсе не брали Москву штурмом. Их туда впустили вполне себе русские бояре, поставившие на польско-литовского королевича Владислава. Нормальный феодализм.

Точно так же обстояло дело и в Англии – очередная художественная самодеятельность баронов, враждовавших с Иоанном. Понятия «нация» и «Отечество» тогда еще нигде в Европе не сложились. Чистейшей воды феодализьм… Бароны отправили делегацию в Париж и непринужденно предложили английскую корону сыну короля Филиппа Второго принцу Людовику. На это по тогдашним английским законам они не имели никакого права, но когда это бароны заморачивались законами? Французы нисколечко не ломались, даже наоборот, и Людовик с войском поплыл в Англию.

Поначалу ему везло. Он при поддержке баронов захватил несколько крупных городов, в том числе и Лондон. Однако очень быстро ситуация переменилась самым решительным образом. Составилась другая сильная баронская партия, во главе которой встал граф Пембрук, влиятельный магнат, государственный деятель, талантливый военачальник, носивший титул главного маршала Англии, пользовавшийся в стране огромным авторитетом.

Он и ускорил коронацию старшего сына покойного Иоанна, десятилетнего мальчика, ставшего королем Генрихом Третьим. Организаторы этого дела обошлись, если можно так выразиться, подручными средствами. Королевская корона пропала где-то в зыбучих песках, заказывать новую не было времени. Отыскали подходящий по размеру золотой обруч, им и короновали. В конце концов, важна не регалия, а принцип.

Пембрук двинулся на французов. К тому времени многие английские бароны уже покинули принца Людовика. Среди них широко распространился слух о том, что если он займет английский трон, то церемониться с баронами, помогавшими ему, не будет, отберет у них все земли, а их самих в лучшем случае разгонит. Они уже совершили государственную измену, предали своего короля, значит, могли обойтись точно так же и с чужеземным. Очень уж ненадежная публика.

Так и осталось неизвестным, то ли эти слухи искусно распускали люди Пембрука, то ли Людовик и в самом деле собирался баронов раскулачить и раздать их земли французам, на которых мог полагаться гораздо больше, как когда-то Вильгельм Завоеватель на своих нормандцев. Ведь услуга, которая уже оказана, ничего не стоит. Как бы там ни обстояло дело, однако бароны перепуганными зайцами наперегонки прыснули от Людовика.

А потом ему крайне не повезло в городе Линкольне. Сам-то он сдался, но вот гарнизон замка запер ворота и стал сопротивляться, причем очень успешно. Тут вновь показала себя эмансипация, характерная для дам благородных сословий. Обороной замка командовала вдова его владельца Николь де Камвиль.

Тут подоспел Пембрук. Его пехота начисто разгромила французскую конницу, застрявшую в городе с узкими кривыми улочками, где действовать ей было крайне затруднительно, как впоследствии и танкам в городе. Эту битву англичане бог весть почему окрестили Линкольнской ярмаркой. Решительно непонятно, в чем тут сходство.

Поражение было сокрушительное. Кто не погиб, попал в плен. Правда, французским рыцарям по обычаю того времени удалось потом освободиться за крупный выкуп. О судьбе рядовых воинов сведений нет. Не исключено, что англичане попросту перерезали их. Такое обращение с пленными из простонародья, не способными заплатить хороший выкуп, было тогда в порядке вещей.

Граф де ла Перш, командовавший французским войском, не пожелал сдаваться в плен вслед за своими рыцарями, заявил, что будет драться до последнего и в конце концов был убит. Ну что ж, по крайней мере, человек сумел умереть красиво.

Людовик, сидевший в Лондоне, понял, что дальше воевать не в состоянии. Большую часть войска он потерял в Линкольне, а английских баронов с их вассалами при нем осталось не так уж много. Почти все они уже, отпихивая друг друга локтями, присягнули малолетнему королю и покаялись за бунт. Мол, прости, государь, бес попутал. Так что Людовик быстренько подписал мир и отказался от всяких претензий на английскую корону.

Пикантный факт. Он остался совершенно без денег, и, чтобы вернуться домой со всем оставшимся воинством, занял у лондонской городской казны. Вроде бы потом отдал. После этого масштабных иноземных вторжений в Англию и в самом деле не случалось.

Первые три года при малолетнем короле всеми английскими делами руководил граф Пембрук, глава совета знати и церковных иерархов, избранный протектором, то есть правителем королевства. Он показал себя с самой лучшей стороны, много сделал для того, чтобы исправить перегибы времен Иоанна Безземельного, смягчил некоторые самые жестокие законы, в частности заменил смертную казнь за убийство оленя в королевском лесу тюремным заключением.

Однако он был уже стар. После его смерти новые советники короля оказались ему не под стать.

Ничего особо примечательного Генрих Третий не совершил. Он воевал за пределами страны и со своими баронами, очень долго и с переменным успехом. Однажды мятежники даже взяли в плен и Генриха, и его молодого сына Эдуарда. Правда, тому удалось бежать. Потом он нагрянул с войском и освободил отца.

При нем продолжались попытки полного покорения Ирландии, успеха не имевшие. Пожалуй, стоит сказать об этом несколько слов.

Ирландия во многом была не похожа ни на Англию, ни на другие европейские страны. Прежде всего стоит сказать о том, что там вообще не было городов, построенных ее жителями. Дублин, Уотерфорд и Лимерик были возведены нормандцами после вторжения в Англию и служили им исключительно крепостями, куда ирландцы не допускались.

Сельское хозяйство носило тот же характер, что впоследствии в США. Никаких деревень, только вольно разбросанные фермы.

Первые монеты там стали чеканиться только в конце X в. Тогдашний ирландский король позаимствовал эту идею у норманнов, но еще долго, как и на Руси, торговля там была меновой, а «валютой» служил скот. Даже в XVI в., уже при английском владычестве, в Ирландии оставались в ходу не монеты, а слиточки золота и серебра.

Большим своеобразием отличалась и ирландская церковь. Монастырей там хватало, в том числе и крупных, но каждый из них был совершенно независимым. Какой бы то ни было церковной структуры не имелось, как и иерархии. Функции епископов выполняли аббаты крупных монастырей, рукополагавшие новых священников. Но у тех не было приходов, они, собственно, были кем-то вроде странствующих проповедников, репутация которых держалась исключительно на личном авторитете. Роль приходских священников выполняли отшельники, которых в Ирландии было гораздо больше, чем в других странах.

Случилось так оттого, что ирландцы стали христианами лет на двести раньше саксов. Они приняли крещение от святого Патрика, никоим образом не связанного с римскими папами. Ведь он жил во времена, когда таковых попросту еще не существовало. Поэтому ирландцы впоследствии отказались подчиняться Риму, довольно логично заявили, что при святых Патрике и Колумбане, никаких пап не было. А потому папы сами по себе, а ирландцы сами по себе. Они категорически не желали, подобно другим странам, платить Риму налог, так называемую Петрову дань. Легко догадаться, что папам это весьма не нравилось.

Вдобавок в 1154–1159 гг. на папском троне сидел Адриан Четвертый, в миру – Николас Брейкпир, первый и пока единственный англичанин среди римских пап. Он, разумеется, охотно благословил Генриха Второго на покорение к вящей славе Божией Ирландии и, соответственно, приведение ее церкви под папскую руку.

В Ирландии тогда наличествовало пять королевств: Десмонд, Томонд, Коннахт, Ольстер и Лейнстер. В каждом из них правил свой король, именовавшийся риаг. Они собирались на совет и выбирали одного, старшего, главного короля, называвшегося ард-риаг. Реальной власти этот человек не имел, был чем-то вроде главного арбитра в многочисленных спорах. Но такое звание считалось крайне почетным, и короли за него частенько дрались между собой.

Такое положение дел характерно не для одной страны и не только для христианского средневекового мира. Например, даже сегодня нечто подобное происходит в Малайзии. Султаны тамошних провинций собираются и выбирают одного из них главным. Это опять-таки чисто почетное звание. Правда, поскольку времена нынче не средневековые, султаны всегда улаживают дело миром и никогда меж собой не дерутся.

Тут как нельзя более кстати подвернулся отличный предлог, он же удобный случай. Риаг Лейнстера Дермод Макмуррох похитил жену своего друга, племенного вождя, и спрятал ее на острове в болотах. Для тогдашней Ирландии и не только – дело житейское. Разобиженный соломенный вдовец пожаловался ард-риагу. Тот нагрянул с войском, изрядно Макмурроха потрепал и выгнал его из Лейнстера. Тот отправился за справедливостью в Англию, попросил короля о помощи, в случае возвращения своих владений обещал принести ему вассальную присягу.

У Генриха не нашлось под рукой войска, да и с деньгами обстояло не ахти, но упускать столь удобный случай не годилось. Король чуть помозговал и выдал Макмурроху этакие открытые листы, жалованные грамоты на предъявителя, позволявшие любому англичанину поступать к нему на службу и воевать под его знаменами. Макмуррох отправился искать подходящих сорвиголов.

Поиски надолго не затянулись. Прослышав о грамотах, к Макмурроху явился граф Ричард де Клер, живший тогда в Бристоле. В те времена он был совсем молодым и бедным, несмотря на высокий титул, и отчаянно жаждал выбиться в люди. Однако Ричард уже успел повоевать и получил прозвище Тугой Лук. Он быстренько заключил с Макмуррохом джентльменское соглашение. В случае успеха тот обещал отдать ему в жены свою дочь Еву.

К Тугому Луку присоединились еще два таких же бедных как церковные мыши, но отчаянных молодых рыцаря, Роберт Фиц-Стефан и Морис Фиц-Джеральд. Не знаю, где и как они раздобыли денег, но нашли их, набрали отряд таких же, как сами, ловцов удачи и отплыли в Ирландию. Там к ним присоединились сторонники Макмурроха, связанные с ним родственно-клановыми отношениями. Ирландские родо-племенные объединения назывались не кланами, как в Шотландии, а иначе, но суть была та же.

Заправлял всем Тугой Лук. Воинов у него было гораздо меньше, чем у противников Макмурроха, нагрянувших незамедлительно, но вот вооружение оказалось куда лучшим, чем у патриархальных ирландцев. Да и опыта в военном деле ему уже хватало. Город Уотерфорд он взял с минимальными потерями, а вот неприятелей положил три тысячи. Таким же был и итог нескольких других сражений.

Летописцы прилежно запечатлели вот какой факт. После одной из битв англичане в соответствии с незатейливыми нравами того времени отрубили триста вражеских голов и принесли их Макмурроху. Тот долго перебирал эти сувениры, нашел голову своего особенного ненавистника, впился в нее зубами и откусил нос и губы. Да уж, папаша Макмуррох был персонажем не сентиментальным.

В конце концов «реваншисты» отвоевали весь Лейнстер. Еще до того Тугой Лук женился на Еве. Это произошло в заваленном трупами, только что взятом Уотерфорде. Диккенс не без иронии констатирует: «Жуткая то была свадьба в компании мертвецов, хотя совершенно в духе невестиного папаши». Да уж, действительно. Надо полагать, и Ева была девушка с характером, вся в папеньку.

Едва они отвоевали Лейнстер, Макмуррох умер то ли от радости, то ли оттого, что срок подошел. Тугой Лук стал риагом Лейнстера. Согласитесь, неплохая карьера для бедного провинциального рыцаря, пусть и носящего графский титул.

Правда, сидеть на престоле ему пришлось недолго. Король Генрих очень даже неодобрительно отнесся к тому, что у него под боком объявился другой человек с этим же званием, к тому же из его собственных подданных. Он приплыл в Ирландию и напомнил Тугому Луку о том, что Лейнстер не так давно принес ему вассальную присягу. Дескать, это значит, что ты теперь мой вассал. Генрих чисто по-дружески посоветовал Ричарду уволиться с должности по собственному желанию.

Тугой Лук подчинился, прекрасно понимая, что его невеликое королевство в случае конфликта с Англией продержится совсем недолго. Надо сказать, что в накладе он не остался. Взамен утраченного трона Генрих пожаловал ему обширные имения в Англии.

Остальные ирландские риаги быстренько присмотрелись к английскому войску, высадившемуся в Лейнстере, трезво оценили собственные силы, точнее сказать, несомненную слабость. Они съехались в Дублин и принесли Генриху вассальную присягу. Он назначил правителем Ирландии своего сына Иоанна, того самого, который потом станет Безземельным. С тех пор этот титул носили все английские короли, но он долго был чисто номинальным. Прошло не одно столетие, прежде чем они стали реальными хозяевами Ирландии.

Именно в царствование Генриха Третьего произошло событие, важнейшее для будущего страны – был созван первый парламент. Либералы отечественного розлива поминают об этом с восторженными придыханиями. Как же, ведь именно Англия дала миру пример парламентской демократии!

Я уже вспоминал тут присказку героя старинной комедии: «Оно все так, да только чуточки не так». Первый в Европе парламент и в самом деле появился в Англии. Да вот только о всеобщих выборах очень долго и речи не шло. Англичане были допущены к ним только в ХХ столетии. Поначалу они об этим и не мечтали.

Так же обстояло дело и во Франции. Тамошний парламент, возникший на сто с лишним лет позже английского, вовсе не был местом, где заседали всенародно избранные депутаты. Таковым он стал только после Великой французской революции, а до того был учреждением, более всего схожим по функциям с нашим Верховным судом, рассматривал новые законы, внесенные королем, проводил, говоря современным языком, юридическую экспертизу, чаще всего одобрял их, иногда, правда, и отклонял.

Отношения короля и парламента частенько бывали отнюдь не безоблачными. В первой половине XVII в. они обострились настолько, что парламент поднял парижан на мятеж против короля и его всесильного первого министра кардинала Мазарини. Королевской семье и кардиналу пришлось бежать из Парижа, а потом его самым форменным образом завоевывать.

Этим событиям частично посвящен роман Александра Дюма «Двадцать лет спустя». Несмотря на страсть к романтической трактовке скучноватой истории, весьма свойственной этому писателю, он довольно точно передает суть тогдашних событий.

Кстати, должности членов парламента самым законным образом открыто и официально продавались и покупались словно домик в деревне или породистая лошадь. Причем продавцов всегда было мало, а вот покупатели прямо-таки выстраивались в очередь. Понять их легко. Особых материальных выгод должность не приносила, но обладала одним бесценным достоинством. Точно так же, как нынешний депутат Государственной думы, член парламента обладал иммунитетом от всех видов судебного преследования. Его невозможно было достать ни посредством писаных законов, ни королевским велением. Так что народ толкался в очереди за полной неприкосновенностью. Нам с вами сие знакомо.

Точно так же и английский парламент довольно долго был не собранием депутатов, избранных народом, а чисто совещательным органом при короле, члены которого им же и назначались. На создание этого совета Генрих пошел отнюдь не добровольно и не от хорошей жизни. Настал момент, когда крайне обострились его отношения с баронами. Произошло это по двум причинам.

Первая – самое натуральное иноземное засилье, жутко злившее не только баронов, но и все слои общества. Генрих женился на принцессе Элеоноре Прованской. В те времена Прованс был независимым королевством, пусть и небольшим. После этого он призвал в Англию множество ее знатных земляков, вошедших в большую силу. Король раздавал им поместья и замки, назначал на придворные должности, ставил епископами и архиепископами.

Романтики считают, что он так поступал из любви к молодой очаровательной супруге. Прагматики же смотрят на это иначе. Они с большими на то основаниями полагают, что король попросту хотел окружить трон людьми, всем хорошим в жизни обязанными лично ему и никому больше. Эдуард Исповедник использовал для того нормандцев, а Генрих Грамотей – саксов, как уцелевшую знать, так и простых людей. Он регулярно спускал этих гончих псов на мятежных баронов.

Король оказался весьма неосмотрителен. Он несколько раз заявил публично, что английские бароны практически во всем уступают провансальским. Это понятно. Чужеземцы, щедро одаренные его милостями, служили ему исправно, чрезмерными амбициями не страдали и никогда не бунтовали. Однако спесивые английские бароны отреагировали на такие слова своего сюзерена весьма нервно.

Вторая существенная причина – дела финансовые. Ведь за кулисами большинства исторических событий кроется не романтика а-ля Дюма, а скучная экономика. В один прекрасный момент папа римский предложил Генриху престол Сицилийского королевства, который тот хотел заполучить не для себя, а для своего младшего сына Эдмунда.

Тут, правда, имелось крайне существенное препятствие. Этот престол еще нужно было завоевать. После того как пресеклась нормандская сицилийская королевская династия, его, как порой бывало, занял один из богатейших тамошних магнатов. Папа считал его насквозь нелегитимным, но новоявленного короля это ничуть не смущало, и добром он от трона отказываться не собирался.

Даже имея в кармане нотариально заверенное папское разрешение занять сицилийский трон, субъекта, сидевшего на нем, пришлось бы сгонять военной силой. Ну а любая война требовала, требует и требовать будет немалых денег. Чтобы собрать войско, Генрих обложил своеобразным подоходным налогом своих подданных, обязал их заплатить треть годового дохода. Причем это касалось не только неблагородных сословий, но и духовенства, и баронов.

Все они разъярились не на шутку. Эти люди почему-то ой как не любили, когда венценосец покушался на их карман. Они быстро создали мощную оппозицию, поддержанную всем народом. Когда это людям нравились новые налоги, да еще в тридцать процентов, как этот вот, сицилийский?

Вдобавок в Англии три года подряд был неурожай. Подобные климатические неурядицы позже стоили не только престола, но и самой жизни русскому царю Борису Годунову.

Генрих остался сидеть на троне живым и здоровым. Однако его многочисленные противники громогласно заявляли, что подобным нововведением он безбожно нарушает некоторые статьи Великой хартии вольностей, о которой в то время все еще хорошо помнили. У них получалось, что добрые англичане вовсе не бунтуют, а защищают конституционные свободы от королевского произвола и беззакония. Ну, в общем-то, дело примерно так и обстояло.

Столкнувшись со столь сильным сопротивлением, король вынужден был созвать в Оксфорде совет баронов. О настроениях, царивших среди них, и ходе заседаний лучше всего скажет название, которое этот совет получил и вошел под ним в историю – Бешеный. Безусловно, скуки там не было.

Очень быстро Бешеный совет постановил: создать новое, прежде не существовавшее учреждение, с которым король обязан советоваться касательно важнейших государственных дел, в особенности во всем, что касается налогов. Произошло это в пасхальные дни 1258 г. Так вот и появился в Англии парламент.

Никакими выборами и прочей демократией, повторяю, там и не пахло. Парламент состоял из двенадцати человек. Половину назначал король, другую – бароны. Перед очередной сессией самодержец отправлял на места стандартные письма примерно следующего содержания: «Дорогой сэр! С чувством глубокого удовлетворения извещаю, что избрал Вас членом парламента. Для исполнения каковых обязанностей повелеваю Вам прибыть тогда-то и туда-то». Подобных посланий в английских архивах сохранилось превеликое множество.

Однако уже в октябре 1259 г. произошли события, которые с некоторой иронией, но все же серьезно можно охарактеризовать как демократию на марше. Парламент, собравшийся в Вестминстере, отнюдь не стал выразителем чисто баронских интересов. Так уж сложилось, что часть его членов, тоже феодалов, выступила против баронского всевластия. Должно быть, эти люди больше думали о государственных интересах, чем о классовой солидарности.

Парламент принял так называемые Оксфордские провизии, где говорилось, что в состав его должны входить не только бароны, но и два-три представителя средних людей, то есть нетитулованного рыцарства. Одновременно была легонько ущемлена и власть короля. В документе провозглашалось, что отныне он не может назначать шерифов графств. Теперь их будут избирать рыцари, проживающие на этих землях.

Наверное, тут стоит сказать, что английский и американский шерифы сходны только по названию. Американский шериф – начальник полиции, причем выборный, как мэр, сенатор или конгрессмен. Английский шериф был в те времена фигурой гораздо более влиятельной и крупной. Он обладал большими административными и судебными полномочиями, руководил сбором налогов.

Так что тот факт, что парламент решил избирать шерифов, как ни крути, был ослаблением королевской власти и хоть каким-то проявлением демократии. Я говорю это без малейшей иронии.

Потом, не в первый и не в последний раз в истории Англии, началась война между королем и баронами. Главой партии, выступавшей против короля, стал один из самых богатых и влиятельных вельмож Англии Симон де Монфор, шестой граф Лестер.

Именно он, причем помимо своего желания, и стал тем человеком, который укрепил и развил английский парламентаризм. История на такие шуточки горазда. С чисто военной точки зрения де Монфор одержал убедительную победу. Он разбил войско короля в битве под городом Льюис, а Генриха и наследного принца Эдуарда взял в плен.

Однако в игру, кроме баронов, вступили и другие силы, причем неслабые. В рамках всеобщей заварушки и отсутствия твердой власти горожане принялись бунтовать против богатейших купцов и глав ремесленных цехов, обладавших немалой властью, тогдашних олигархов. Крестьяне же массами поднимались против баронов и лордов. На словах они уверяли, что выступают только против сторонников короля, а на деле желали обрести как можно больше вольности, потому и ощеривались на всех крупных землевладельцев, невзирая на их политическую позицию. Политика их интересовала мало, а вот земельные отношения – гораздо больше.

Потом товарищ Сталин очень верно заметит, что крестьянин всегда и везде рассматривает абсолютно все на свете с точки зрения того, как это отразится на его землице, ухудшит его положение или улучшит.

Королевство могло обрушиться в вовсе уж неуправляемый хаос, где все воюют против всех. Де Монфор, человек умный, это прекрасно понимал и скрепя сердце вынужден был согласиться на некоторое усиление демократии. Он созвал два парламента. Второй, собравшийся в январе 1265 г. уже состоял не только из баронов, назначенных сверху. Туда во исполнение Оксфордских провизий были приглашены по два рыцаря от каждого графства и по два представителя от многих, хотя и не всех крупных городов.

Правда, крестьяне, составлявшие большинство населения страны, оказались от выборов отстранены, без различия на свободных и крепостных. А вот делегаты от рыцарей и дворян были выборными. Опять-таки куцая, урезанная, но все же демократия, шаг вперед по сравнению со старыми временами.