Война затянулась, наступила еще одна осень. Люди постепенно привыкали к жизни на военном положении, сиренам воздушной тревоги и продовольственным карточкам, точно так же как прежде неотъемлемой частью жизни были концерты и кафе.

Что касается меня, я полностью посвятил себя разработке системы защиты от смерчей – этим проектом занимался Институт изучения молний, который возглавлял Гао Бо. Работы велись в бешеном темпе, и на какое-то время я начисто забыл обо всем остальном. Но однажды ситуация, казавшаяся тупиковой, внезапно вышла из-под контроля.

В тот день я в половине четвертого обсуждал со специалистами института и военными кое-какие технические детали мощного корабельного микроволнового излучателя. Устройство испускало узкосфокусированный микроволновый луч мощностью около одного мегаватта на частотах от десяти до ста герц – именно на этих частотах мощность излучения будет поглощаться молекулами воды. Несколько таких лучей, действуя совместно, смогут создать объемную плотность энергии один ватт на кубический сантиметр, что сопоставимо с мощностью микроволновой печи. В результате температура опускающихся масс холодного воздуха в «яйце» быстро повысится и смерч будет уничтожен в зародыше. Подключенное к системе оптического обнаружения атмосферных возмущений устройство станет эффективным средством борьбы с искусственными смерчами.

И вдруг снаружи раздался странный звук, похожий на стук внезапно налетевшего заряда града. Начавшийся вдалеке, звук быстро приблизился к комнате, в которой мы находились, и проник в нее. Повсюду вокруг раздались хлопки, чуть ли не в левой стороне моей груди! В то же самое время с нашими компьютерами началось что-то странное: из корпусов стали вылетать разные предметы, но сами железные коробки оставались нетронутыми. Присмотревшись внимательнее, я увидел, что это вылетают процессоры, микросхемы памяти и другие элементы. На какое-то мгновение парящие микросхемы зависли в воздухе плотным облаком. Махнув рукой, я задел несколько штук, убедившись в том, что это не обман зрения; однако вскоре все микросхемы бесследно исчезли, и в воздухе ничего не осталось. Экраны одних компьютеров стали синими, другие просто погасли.

Ощутив жжение в левой стороне груди, я приложил к ней руку. Сотовый телефон, лежавший в кармане рубашки, горел. Я поспешно вытащил его и отбросил в сторону; мои товарищи занимались тем же самым. Из телефонов струился белый дым; вскрыв свой, я увидел внутри белый пепел. Все микросхемы сгорели. Вскрыв компьютеры, мы обнаружили, что на материнских платах сгорело около трети микросхем. Комната быстро наполнилась дымом и характерным запахом гари.

Затем погасли экраны остальных компьютеров, и тотчас же отключился свет. Пропало электричество.

Первой моей мыслью было то, что мы подверглись удару шаровых молний, высвободивших свою энергию в микросхемы, однако тут что-то было не так: во всех соседних зданиях также находились научно-исследовательские лаборатории, и компьютеров там было предостаточно. То есть энергия шаровой молнии должна была распределиться между множеством микросхем, что сокращало эффективный радиус поражения где-то до ста метров. На таком расстоянии мы обязательно услышали бы звук взрыва, производимого шаровой молнией при разряде, который невозможно ни с чем спутать, однако пока что мы не слышали ничего, кроме треска горящих микросхем. Поэтому я заключил, что практически наверняка никаких шаровых молний поблизости не было.

Первым делом нужно было оценить масштабы последствий внезапного удара. Я снял трубку стационарного телефона, но он молчал. Мы спустились вниз, чтобы узнать, как дела у наших соседей. Вскоре выяснилось, что нападению подверглись микросхемы компьютеров в двух административных зданиях института и в лабораторном корпусе, и примерно треть была уничтожена. Затем мы заглянули в расположенные по соседству Институт физики атмосферных явлений и Центр метеорологического моделирования и выяснили, что оба учреждения также подверглись схожему нападению. По масштабам разрушений я оценил, что для такого мощного удара потребовались бы десятки шаровых молний, однако я не заметил никаких следов их присутствия.

Вскоре после этого Гао Бо отправил несколько молодых сотрудников на велосипедах выяснить ситуацию, а остальные в тревоге остались ждать. Помимо меня и Гао Бо, во всем институте никто не знал про оружие на основе шаровой молнии; мы с ним изредка переглядывались, охваченные паникой. Через полчаса вернулись наши велосипедисты; на лицах у всех был такой ужас, словно они увидели привидение. Велосипедисты отъехали от здания института на три-пять километров, и повсюду все без исключения микросхемы подверглись воздействию какой-то неведомой силы и были уничтожены в той же самой пропорции один к трем. До смерти перепуганные, велосипедисты не осмелились ехать дальше и возвратились обратно. Как оказалось, все мы отвыкли обходиться без сотовых телефонов.

– Если неприятель обладает таким дьявольским оружием, у нас нет никакой надежды! – воскликнул кто-то.

Мы с Гао Бо снова переглянулись. У меня в голове все смешалось.

– Что, если мы возьмем четыре машины и поедем в разные стороны, чтобы изучить более обширный район?

Я поехал на машине через город на восток. Все дома на моем пути были погружены в темноту, люди толпились на улице испуганными кучками. Многие по-прежнему сжимали в руке теперь уже совершенно бесполезные сотовые телефоны. Даже не выходя из машины, я понимал, каково положение дел; но все-таки я несколько раз останавливался и спрашивал, не замечал ли кто-нибудь каких-либо следов шаровой молнии. Однако никто ничего не видел и не слышал.

Покинув черту города, я двинулся дальше, до расположенного неподалеку районного центра. Здесь, несмотря на то что электричество также отсутствовало, признаков паники было значительно меньше, чем в центре. Я ощутил в сердце прилив надежды – надежды на то, что я приближался к границе зоны разрушений, или хотя бы на то, что теперь свидетельств ужасного удара станет меньше. Оставив машину перед интернет-кафе, я поспешил внутрь. Уже начало смеркаться, и в кафе без электрического освещения царила полная темнота, однако я сразу же ощутил знакомый запах гари. Схватив первый подвернувшийся под руку компьютер, я вытащил его на улицу и тщательно осмотрел материнскую плату. В свете заходящего солнца я увидел, что процессор и еще несколько микросхем отсутствуют. Компьютер вывалился у меня из рук и упал на ногу, однако я не почувствовал боли. Поежившись на холодном осеннем ветру, я вскочил в машину и помчался обратно.

Вскоре после того, как я вернулся в институт, возвратились и три других машины. Одна из них выехала на автостраду и отъехала от города дальше всего, больше чем на сто километров. И повсюду все было так, как и здесь.

Мы принялись лихорадочно искать связь с внешним миром, но не было ни телевидения, ни интернета, и сотовая связь отсутствовала. Работало только радио. Однако все современные радиоприемники с цифровой настройкой нашпигованы микросхемами, поэтому толка от них не было никакого. С огромным трудом мы в конце концов нашли старенький работоспособный транзисторный приемник, который хранил у себя в комнате старик-охранник. Приемник с шумом и треском принял три радиостанции, вещающие из южных районов страны, а также три англоязычных радиостанции и одну японскую. Только поздно вечером все эти станции начали выдавать информацию о загадочной катастрофе, и по этим обрывочным сведениям нам удалось узнать следующее.

Эпицентр зоны поражения микросхем находился где-то на северо-западе страны, сама зона имела форму круга с радиусом около тысячи трехсот километров, что составляло примерно треть всей территории, – поразительно огромная площадь. Правда, степень поражения микросхем постепенно уменьшалась по мере удаления от эпицентра; наш город находился ближе к границе зоны.

В течение следующей недели мы вернулись в первобытное общество эпохи до распространения электричества. Воду привозили автоцистернами; распределялась она по строгим нормам, которых едва хватало, чтобы бороться с жаждой. Вечерами мы в качестве освещения использовали свечи.

Все это время точной информации о масштабах катастрофы так и не поступило. Наиболее распространенной версией как в средствах массовой информации (которые для нас ограничивались одним радио), так и людской молве было нападение инопланетян. Однако нигде не было никаких упоминаний о шаровой молнии.

Из кучи информации нам удалось уяснить только одно: скорее всего, атака исходила не от неприятеля. Очевидно, враги тоже были сбиты с толку, и это позволило нам вздохнуть с облегчением. Я не сомневался в том, что все это было каким-то образом связано с шаровой молнией, но также не сомневался в том, что причиной всего была не шаровая молния. Так что же произошло?

Поведение противника было загадочным. Наша территория подверглась такому сокрушительному удару, что практически вся система обороны была уничтожена, однако неприятель не спешил с нападением. Даже ставшие рутинными ежедневные воздушные налеты прекратились. Мировые средства массовой информации предложили довольно правдоподобное объяснение: перед лицом столь могучей неведомой силы, способной запросто уничтожить весь цивилизованный мир, никто не спешил действовать сгоряча, предварительно не разобравшись, в чем дело.

В любом случае впервые после начала военных действий нам выдался относительно спокойный период, хотя перемирие это, нужно признать, было наполнено зловещим ожиданием. Без компьютеров и электричества нам было нечем заняться, и мы никак не могли рассеять ужас, наполнивший наши сердца.

Как-то раз под вечер, когда на улице начался промозглый осенний дождь, я сидел в своей холодной квартире и слушал стук дождевых капель. Казалось, безграничный мрак окутал весь окружающий мир и во всей вселенной остался только одинокий дрожащий огонек свечи передо мной. Бесконечное одиночество давило на меня, и вся моя недолгая жизнь прокручивалась в голове, словно обратное воспроизведение видеокассеты: абстрактная картина в здании атомной электростанции, нарисованная пеплом сгоревших дотла детей; Динг Йи, помещающий шахматную доску позади невидимого «пузыря»; длинная электрическая дуга в ночном небе; снежный буран в Сибири; Линь Юнь, исполняющая Римского-Корсакова, и острый кинжал у нее на шее; гроза и звездное небо на Тайшане; моя учеба в университете; и, наконец, грозовая ночь в день моего рождения… Мне казалось, моя жизнь описала полный круг и вернулась в исходную точку, но только теперь в песне дождя не звучали раскаты грома и передо мной стояла только одна свеча.

Вдруг раздался стук в дверь. Прежде чем я успел ее открыть, дверь распахнулась, и кто-то вошел в квартиру. Ночной гость снял мокрый дождевик, дрожа от холода. Разглядев в свете свечи его лицо, я радостно вскрикнул.

Это был Динг Йи.

– У вас есть что-нибудь выпить? – клацая зубами, спросил он. – Желательно что-нибудь горячительное.

Я протянул ему полбутылки рисовой водки, и Динг Йи подержал ее над пламенем свечи, согревая. Не в силах долго терпеть, он отпил несколько глотков из горла и, вытерев губы, сказал:

– Не буду ходить вокруг да около. Я расскажу тебе то, что ты хочешь знать.