Глава 27. Загон
Такси остановилось на перекрестке у очередного светофора перед широким проспектом с оживленным движением
— Нам прямо, — пояснил Дмитрий.
— Получится там проехать? — девушка указала на красно-белый шлагбаум, что перегородил проезд в новый квартал, он был отделен от остальной части двести одиннадцатого сектора.
— Для граждан проезд и проход свободный, — ответил таксист. — Полуграждане имеют право пересекать подобные районы только в автобусах, которые идут без остановок. Например, по пути на работу. В остальных случаях для полуграждан это запретная территория.
— Там тюрьма? — поинтересовалась Ливадова.
— Нет. Это Загон, я о нем говорил. Внутренний сектор двести одиннадцатого. Предназначен для рабов, а за ним промышленная зона, — Дмитрий доводил информацию для пассажирки по-военному кратко и четко.
Загон выглядел не только запретной, но и закрытой территорией. Его окружал забор из вертикальных металлических прутьев, меж которых натянута сетка из квадратных ячеек. Держалась конструкция на столбах с прямоугольным сечением. Все окрашено белой краской. Кроме самой колючей проволоки над ограждением, чьи пять рядов смонтировали с уклоном внутрь квартала. За забором однотипные жилые панельные многоэтажки песочного цвета.
— Выглядит, как концлагерь.
Дмитрий изучающе взглянул на девушку.
— Нет, это не концлагерь. Правда, для тех, кто внутри, выхода из него почти нет.
Ливадова смотрела на проезд в Загон. Если в предназначенных для полуграждан кварталах двести одиннадцатого восторжествовала анархия, а закон, поджав хвост, сбежал с контролируемых уличными бандами районов, то сектор для рабов производил совсем иное впечатление.
Он походил на тюремного поселение. Проезд за шлагбаумом мог закрываться воротами, чьи створки сейчас были прижаты к забору. Справа от проезда располагался блокпост. Двухэтажное здание, обнесенное бетонным ограждением с прорезями для стрельбы из позиции стоя.
Слева сразу два полицейских бронеавтомобиля с пулеметами на крыше. По обеим сторонам дороги стоят полицейские в экзокостюмах, вооруженные автоматами. Всего у въезда в Загон девушка насчитала четырнадцать человек в темно-синей броне.
— Зачем так? — Женька кивнула блокпост, когда миновали поднявшийся при приближении такси шлагбаум.
— За этим забором все является собственностью Корпорации. Полиция охраняет ее имущество.
— И люди тоже собственность? — зачем-то спросила Женька. Словно и не принадлежала сначала Новосибирскому университету, а потом Владимиру Воронцову.
— Собственность, конечно, — ответил Дмитрий. — Разве это вас удивляет?
— Нет, — Ливадова вздохнула, — не удивляет.
— К тому же, — продолжил таксист, — в данном районе высокая террористическая угроза.
— Здесь?
— Именно. Как ни странно, но люди всегда борются за свои права, — говорил Дмитрий с неприкрытым раздражением, — даже рабы. У тех из них, кто живет в двести одиннадцатом, нет другого способа заявить о себе кроме террора.
— А вы откровенны.
Дмитрий метнул на девушку взгляд-молнию.
— Мы свободные люди. Можем иметь собственное мнение, — ответил он. — Это наше законное право. К тому же я не сказал ничего, что не говорилось бы в новостях. Ах, да. Забыл добавить, что права у рабов, конечно же, мнимые.
— Разумеется.
Женька подумала, что сказанное про свое мнение звучит, как заученная фраза. Словно Дмитрий часто ее повторяет. Но и сама Ливадова не была искренней, когда притворно согласилась, что у рабов прав быть не может, тем более побывав в этой шкуре. Все люди равны с рождения, но только не в фашистском государстве-корпорации, где Евгения уже несколько раз слышала, что прежняя Россия умерла.
Девушка разглядывала сектор для рабов. Он не был похож ни на один город, какой Ливадова когда-нибудь видела вживую либо по телевизору или в сети. Желтый автомобиль ехал по вымершей улице. Абсолютно пустой, ни одного пешехода на тротуарах, вымощенных ромбовидной плиткой. Куда ни посмотри, людей нет, кроме периодически встречающихся на перекрестках пеших полицейских патрулей.
Все сотрудники правопорядка облачены в экзоброню и вооружены так, будто собираются вступить в бой. Нередко пешие патрули были усилены бронемобилем. Однако вовсе не чрезмерные, как казалось Ливадовой, меры безопасности поразили девушку.
На идеально чистых и зеленых улицах с однотипными домами-многоэтажками Женька не обнаружила ни одного магазина, ни даже какой-нибудь блеклой вывески. Это был безлюдный, патрулируемый район-казарма. Либо район-тюрьма. Только автомобили, грузовики и реже автобусы, создавали впечатление населенных людьми улиц. Легковой транспорт почти не встречался.
Сектор для рабов создавал совершенно гнетущее настроение. Девушка была подавлена гораздо сильнее, чем от кварталов для полуграждан, контролировавшихся уличными бандами.
— Где же все люди? — негромко спросила Женька.
— На работах. Местное население централизованно свозят на заводы, они тут недалеко. Либо рабочие идут самостоятельно, если живут поблизости. Для собственности корпорации не выйти на работу — тягчайшее преступление. Но здесь еще неплохая жизнь, на горно-обогатительных комбинатах условия гораздо хуже.
Ливадова представила, как по утру улицы наполняются людьми, чья судьба быть живыми винтиками на заводах и фабриках. Без просвета и надежды, а по дорогам разъезжают полицейские патрули. Стало очень не по себе. Ливадова думала, что нет ничего хуже, чем жизнь среди проституток и наркоторговцев. Оказывается, есть. Не удивительно, что кто-то из неграждан-рабов становится террористами.
Женька вспомнила историю — она все же готовилась, чтоб поступить на исторический факультет и стала студенткой. В последние десятилетия существования царскую Россию охватила волна террора, и в обществе очень многие сочувствовали террористам. Не похож ли этим двадцать третий век на рубеж девятнадцатого и двадцатого столетия? Вон и Дмитрий с явным осуждением рассказывает о Загоне. Почти не скрывает, что противник нынешнего режима.
Ох, куда-то далеко уводят размышления, а на языке еще столько вопросов! Уж если Ливадова в новом для себя мире и вдруг получила возможность присмотреться к его дну, то стоит воспользоваться этим шансом и узнать побольше о новой для нее реальности. Чтоб знать, что нужно избегать любой ценой!
— Здесь нет магазинов. Где же берут продукты?
— Вы точно из глубокой-глубокой провинции, — хмыкнул Дмитрий. — Рабам зарплату не выдают. Их кормит и одевает собственник. Завтрак, обед и ужин получают в заводских столовых. Одежду тоже на предприятиях.
— Сколько же длится рабочий день?
— От двенадцати до четырнадцати часов.
— А дети?
Логично предположить, что дети тоже растут на заводах, если только там можно получить еду.
— Дети ужинают в столовых по норме-выдаче в зависимости от возраста. Столовая в каждой многоэтажке имеется. Туда могут и рабочие заглянуть. Зарплату они не получают, но кое-какие копейки имеют. Всякие бонусы и прочее.
— Дети только ужинают?
— А вы разве не знаете? Я ж рассказываю прописные истины.
— Нет, не знаю, — Ливадова поджала губы. Наверно, она задает странные вопросы для гражданки Корпорации, однако хочет их задать!
— Дети рабов завтракают и обедают в школах.
Женька даже заморгала от удивления. В школах? Чего точно не ожидала так это того, что бездушная Корпорация тратит деньги для рабов. Хорошо, Дмитрий в этот момент смотрел на полицейских, стоявших на очередном перекресте. Что-то долго они провожали взглядом желтое такси.
— Мы ж вымираем. В смысле человечество. Медленного, но верно, а дети рабов — это источник пополнения граждан во всех цивилизованных секторах мира. Если они с детства проходят правильный образовательных курс, то принимают вживление нетчипа. Становятся полугражданами, а там и до гражданства недалеко.
Таксист кинул на Ливадову взгляд, и как будто в нем промелькнула подозрительность.
— Если дети рабов соответствуют нужной галлогруппе, то могут претендовать на гражданство. Но таких все же не много, за Периметром потомков населения прежней России практически нет. Однако, согласитесь, статус полугражданина много лучше, чем рабство.
Женька кивнула. Такси повернуло направо. Впереди у тротуара стоял припаркованный автобус. Из него выскакивала разновозрастная детвора.
— Со школы приехали, — пояснил Дмитрий.
— Притормозите, — попросила Евгения.
Она не ошиблась, когда издалека показалось, что у всех детей на шеях что-то есть. Тонкие черные кольца.
— Идентификационные устройства, — Дмитрий понял, что привлекло внимание девушки, — или, попросту говоря, рабские ошейники. Позволяют отслеживать местонахождение каждого раба. Некродоты с маячками ведь запрещены. Чтоб не отследить хозяина через его собственность. А так, надел на двуногий инвентарь ошейник, и всегда знаешь, где он, можешь мониторить физиологические показатели.
— Как будто у животных! — воскликнула Ливадова.
Черные ошейники у ни в чем не повинных детей вызвали мерзкое впечатление. Ребятня шумела и смеялась — самые обычные дети, как любые другие, но при этом чья-то собственность.
— Пока они рабы, то по закону не больше чем двуногий, говорящий и мыслящий скот.
Такси заглушило мотор. Водитель, и пассажирка задумчиво рассматривали школьников. Одеты все одинаково, в серую ученическую форму — пиджачок, брюки, а у девочек вместо штанов юбка-колокольчик, туфли И черные ошейники, которые никто вроде бы не замечает!
— В других секторах Красноярска тоже есть рабы, но я не видела у них ошейников, — вспомнила Женька.
После получения гражданства ее нетчип заработал в полную силу и показывал статус людей. Она встречала рабов и не помнит черных колец на шеях. Да и на нее никто ошейник не надевал.
— В приличных районах, — Дмитрий скривился так, будто съел насекомое, — не принято, чтоб рабы показывались в обществе с ошейниками. Впрочем, все зависит от воли владельцев. Кто-то заставляет носить идентификатор на руке в виде часов, кто просто требует, чтобы идентификационное устройство лежало в кармане. Они разные бывают.
Такси стояло, прижавшись к тротуару. Мимо пронесся с включенными проблесковыми огнями полицейский броневик. На дверях крупными цифрами нарисован номер 013.
— Но вообще, если раб может самостоятельно передвигаться по городу, то это проверенный, не доставляющий беспокойства своим хозяевам раб. Что-то вроде домашней прислуги. Многие из таких живут гораздо сытнее обычных граждан, потому что являются собственностью богатых семей либо организаций. Вот и не дергаются. Особенно бывшие одичалые — считай, что в рай попали, если сравнивать с Дикими землями. Но они не более, чем имущество своих хозяев.
Показалось, что Дмитрий хотел закончить небольшой рассказ парой крепких словечек, однако сдержался. Ливадова улыбнулась, только все равно очень тягостно на душе. Евгения не ожидала, что чужая судьба сможет столь сильно задеть ее чувства. Успокаивало лишь-то, что у детей-то вполне реальные перспективы вырваться из ада с ошейниками. Именно из ада, по-другому назвать подобное существование Женька не могла.
— А старики? Их тоже?.. — Ливадова замялась.
Что «тоже»? О чем она спрашивает?
— Со стариками все иначе, — Дмитрий помрачнел. — Когда не могут больше работать, их увозят.
— Куда?
Женька испуганно заморгала. Она боялась услышать ответ.
— Об этом не говорят, но слухи распространяются самые разные.
Дмитрий с неожиданной злостью в голосе вдруг спросил:
— Теперь понятно, откуда террор? И почему террористам помогают?
— Кто помогает? — Женька даже испугалась Дмитрия.
Он обвиняющим взором смотрел на девушку, и Ливадова не сразу-то и поняла, что взгляд Дмитрия устремлен куда-то мимо нее.
— Не важно, — взор таксиста вернулся к приборной панели автомобиля. — Едем дальше.
— Да, — девушка вздрогнула, — и, пожалуй, из двести одиннадцатого сектора. Я насмотрелась уже на него.
— Как скажете, — Дмитрий был снова спокоен. — Куда едем?
Девушка назвала адрес проживания. Скоро его придется покинуть, а пока там ее дом. Чудесный район в сравнении с двести одиннадцатым сектором.
Мотор завелся, такси объехало школьный автобус и простроилось за небольшим серебристым фургоном. Скорей бы покинуть эти улицы из бесконечных рядов однообразных панельных домов песочного цвета.
— Вы несколько раз сказали про террористов, — начала Женька, она все думала, на кого направлен террор, — но я никак не пойму. Кого здесь взрывать? Самих себя? Таких же бедолаг, как сами террористы? Я ведь правильно поняла, что террористы — это те же рабы?
Такси проскочило очередной безликий перекресток. Внутри Загона улицы совершенно одинаковы.
— Да, вы правы, — ответил Дмитрий, — здешние… экстремисты вербуют новобранцев из местных.
— Так кого они взрывают? Своих соседей?
— Полицейских.
— Полицейских? В экзоброне? Разве их легко убить?
— Непросто.
— Тогда это все бессмысленно и беспощадно! Какая может быть к ним симпатия!
— Никто о симпатии и не говорит. Но теракты больше на другое направлены. Взрывают у внешней границы сектора. Чтоб прорваться за нее.
— Куда?
— Вы ж видели районы, где правят уличные банды? Туда и хотят! По официальной версии, чтобы пополнить ряды уличной преступности. Однако все проще. Здесь полуказамренное-полутюремное существование. Там свобода.
— Кажется, вы симпатизируете террористам! — Женька в самом деле так считала, ведь таксист постоянно словно бы оправдывает взрывы.
— Вы ошибаетесь, — Дмитрий холодно и разочарованно покосился на девушку. — Однако наш разговор зашел в непонятное русло.
Сказанное было как предложение помолчать. До выезда из сектора для рабов ехали все время за серебристым фургоном, с ним оказалось по пути. Дорога шла в две полосы вперед и столько же в обратном направлении.
— Что там? — пробормотал Андрей, когда добрались до блокпоста.
Шлагбаум поднят, но левая створка ворот закрыла въезд в Загон. Перед ней с внутренней стороны, дополнительно перегородив дорогу, боком стоял полицейский броневик. Еще четыре бронемобиля разместили в шахматном порядке перед выездом за белый забор с колючей проволокой. Чтобы выбраться из сектора автотранспорту приходилось лавировать на медленной скорости между полицейской техникой.
Женьке чудилось, что пулеметы на крышах пяти бронемобилей нацелены точно в желтое такси. Дмитрий застучал пальцами по рулю
— Все выезды из Загона перекрыты, — сказал он.
— Почему?
— Поступила информация о возможности прорыва. Прямо, как по заказу.
— По какому заказу?
— Мы ж говорили про террористов, и вот, пожалуйста, — Дмитрий бросил взгляд на пистолет в наплечной кобуре.
— Все так серьезно?
— Посмотрите сами.
Движение по дороге было редкое, но небольшая пробка все равно успела образоваться. Перед такси выстроились с десяток автомобилей. Шестеро полицейских в темно-синей экзоброне производили осмотр каждой машины прежде, чем пустить ее между броневиков. Еще почти тридцать сотрудников правопорядка, тоже в экзокостюмах, с автоматами и ручными пулеметами занимали позиции у блокпоста, за бетонным ограждением и меж броневиков. Полнокровный взвод. Как будто собираются отразить нападение изнутри сектора для рабов.
Женька поежилась. Неуютно сидеть в такси, что застряло пробке, а вокруг словно к настоящему бою готовятся. Еще и бомбу взорвать могут.
— Почему нас не уводят отсюда? — Ливадова занервничала.
Если начнут стрелять, такси оказывается на линии огня. Это любому дураку понятно, стоит лишь взглянуть, куда смотрят полицейские, занявшие позиции у выезда из сектора. Прямо на пробку из гражданских автомобилей!
— Вряд ли нужно беспокоиться, — Дмитрий протянул машину чуть вперед. — Я уже полтора года таксую, и обычно предупреждения о террористической угрозе оказываются ложными. Но покинуть Загон все же не помешает.
— Хотелось бы.
Полиция осматривала автомобили довольно быстро, такси уже скоро вырвется из пробки. Однако для Женьки минуты под дулами автоматов и пулеметов тянулись очень долго. Она вся изнервничалась. Отчего-то думала, что вот-вот что-нибудь взорвется.
Наконец, к импровизированному пункту досмотра, до которого метров тридцать или сорок, медленно двинулся серебристый фургон. Следующим будет желтое такси. Полицейские стояли у броневика с номером 013. Это его видели, несущимся с проблесковыми маячками полчаса назад.
Серебристый фургон подкатил к бронемобилю. Раздался взрыв.
