XXXIII. Царица Софонисба в Гейлинге

Прошли месяцы, и наступило время года, когда царица Софонисба должна была сдержать свое обещание и приехать в гости к лорду Джассу в Гейлинг. И случилось так, что безветренным апрельским утром галеас из Зимьямвии с царицей на борту вошел на веслах в гавань Лукинг.

Весь восток был залит золотом рассвета. Резко очерченная, словно бронзовая, Картадза еще заслоняла солнце; в большой тени горы дремала гавань, и сонно стояли в неясной синеве и пурпуре рощи земляничных деревьев и каменных дубов. Белые мраморные причалы и аллеи розовоцветных миндалей, просыпаясь, отражались в безмятежном море, как в зеркале. На западе за заливом вся земля уже встречала наступающий день яркими красками. Вершины гор еще были в снегу и резко выделялись на фоне неба: Дайна, Вилка Нантреганона, островерхий Шард, все пики гребня Торнбек и Невердейла. Утро смеялось на плечах отрогов и целовало пышные леса у подножий, где каждый сук отсвечивал сочным коричневым цветом, и на мириадах веток словно вспыхивали бесчисленные почки. Белые туманы еще покрывали влажные долины, где Тиварандардейл тянулся к морю. Берега Ботри и Сирамси, земля под Тремнирским Обрывом и лужайки меж березовых рощ к югу от Аулсвика были усыпаны золотыми ранними нарциссами.

Галеас провели на веслах к самой северной стоянке и зачалили. Нежный аромат миндаля означал весну, и весна сияла в облике царицы, когда она сходила с корабля в сопровождении свиты, и ласточки летали вокруг нее и садились ей на плечи. Вечной юностью поделились с ней боги, воспитавшие ее, и вечный мир подарили Коштре Белорне.

Лорд Джасс с братьями встречали ее, с ними был и лорд Брандок Дах. Они все по очереди поклонились, поцеловали ей руки и сказали:

– Добро пожаловать в Демонланд!

– Не только в Демонланд, милорды, – ответила она, – но снова в мир. И в какую еще гавань из всех гаваней, и в какую страну из всех стран я могла бы направить руль, как не сюда, к вам, кто своими победами принес мир и радость всему миру? В старину, до того как имя Горайса и название Колдунии не слышали в Моруне, мир в той стране спал так же сладко, как будет спать для нас в этих землях и в Демонланде, особенно теперь, когда грозные имена навеки пропали в водовороте тьмы и забытья.

Джасс сказал:

– О царица Софонисба, не желай, чтобы великие имена забывались навечно. Так забудутся и войны, которые в минувшем году завершились великой победой, сделавшей нас бесспорными властителями земли, и мы сами, и те, кто сражался против нас. Надо, чтобы эти имена переходили из уст в уста в течение многих поколений, пока стоит мир.

Они оседлали лошадей и поскакали из гавани на верхнюю дорогу, потом между открытых пастбищ к Языку Хэвершо. На росистых лугах у дороги резвились ягнята; с куста на куст перепархивали дрозды, в безоблачном небе звенели жаворонки; а когда они спускались через лес к Бекфуту, в деревьях ворковали дикие голуби, и из листвы выглядывали белки с глазами-бусинками. Она была так очарована лесом и лугами, что всю дорогу молчала, лишь иногда радостно вскрикивала. Лорд Джасс, который сам все это любил, радовался ее восторгу.

После крутого подъема от Бекфута, они въехали в Львиные ворота Гейлинга. В аллее ирландских тисов выстроились телохранители Джасса, Голдри, Спитфайра и Брандока Даха. В честь своих великих правителей и царицы они подняли копья, а трубачи с серебряными трубами протрубили трижды. Зазвучали лютни, теорбы и цитры, и под приглушенный ритм барабанов юные девы хором спели приветственную песню и забросали дорогу перед царицей и лордами Демонланда белыми гиацинтами и нарциссами. Леди Мевриана и Армеллина, красивые, как королевы, ждали прибытия царицы Софонисбы в Гейлинг на верху золотой лестницы во внутреннем дворе.

Трудно было бы описать все развлечения и удовольствия, приготовленные для царицы Софонисбы лордами Демонланда. Первый день она провела в парках и садах Гейлинга, где лорд Джасс показал ей широкие липовые аллеи, тисовые домики, фруктовые сады и висячие сады, свои любимые дорожки и беседки; тропинки из ползучего тимьяна, которые, если ходить по ним, издают освежающий аромат; старинный водяной сад с Бранкдейлским ручьем, где летом отдыхают нимфы, и можно услышать, как они поют, и увидеть, как они расчесывают волосы золотыми гребнями.

На второй день он показал ей сад трав, объяснил тайные свойства растений, большим знатоком которых был. В его саду рос замалентицион, заживляющий любые раны, будучи растерт с жиром без соли; дикий бадьян, который надо съесть, чтобы вытолкнуть из тела стрелу и заживить рану от нее; змеи не выносят его запаха и уползают, если ветер разносит его, и могут погибнуть. Мандрагора, принесенная в жилище, выгоняет из него зло, облегчает головные боли и дарит спокойный сон. Он также показал ей морской остролист, родящийся в тайных влажных местах; его корень похож на голову горгоны, каждый его отросток имеет два глаза и нос, он змеиного цвета; выкапывая его, надо следить, чтобы на него не попал солнечный свет, а тот, кто его режет, должен отвернуть голову, ибо смотреть на него опасно.

На третий день Джасс повел царицу в свои конюшни, где у него были боевые кони, и скаковые для охоты, и ездовые для колесниц. Они содержались в стойлах, где все было серебряное. Больше всего она дивилась красивым белым кобылам. Их было семь сестер, таких похожих, что не отличить, их в давние годы подарили Джассу жрицы Артемиды в закатных землях. Бессмертны были они, в их венах текла не кровь, а ихор, его светом горели их глаза.

Четвертый и пятый дни царица гостила в Дрепаби у лорда Голдри Блажко и принцессы Армеллины, их свадьба состоялась на рождество в Заджэ Закуло. Шестой и седьмой вечера она провела в Аулсвике, где лорд Спитфайр устроил истинно королевские развлечения. Но в Кротринг лорд Брандок Дах царицу не пригласил, ибо еще не привел в порядок все сады и не восстановил всю роскошь во дворце, который испоганил Кориниус. Он не хотел, чтобы она увидела замок Кротринг до того, как он засияет прежней красотой.

На восьмой день она вернулась в Гейлинг, и лорд Джасс показал ей свой рабочий покой с большой медной астролябией, где были выгравированы все знаки Зодиака и дома луны, где стояли призмы и камеры с печами, кристаллы, вогнутые зеркала и большие хрустальные шары, в которых он заключал гомункулов, создавая их тайным искусством. Это были крошечные мужи и жены необыкновенной красоты, которые ели, пили, спали в своих постелях и вели себя, как смертные, только выйти из шаров не могли.

Каждый вечер то в Гейлинге, то в Аулсвике или Дрепаби Майре в честь царицы давались пиры с музыкой, танцами и разнообразными развлечениями, устраивались декламации и состязания, скачки и представления, каких земля не видела.

Девятый день пребывания царицы в Демонланде был кануном дня рождения лорда Джасса, и все великие съехались, как четыре года назад, чтобы наутро поздравить его и оказать честь его братьям, как было издавна заведено в этой стране. Стояла чудесная ясная погода, только изредка брызгал дождик, освежая землю и воздух и придавая яркость весенним краскам. После каждого дождя солнце светило радостнее. Утром Джасс гулял с царицей в лесах Нижнего Мунгарта, уже одетых листвой, а после полуденной трапезы показал ей сокровищницу, вырубленную из живой скалы под замком Гейлинг. Она увидела бруски золота и серебра, сложенные, как поленья; необработанные кристаллы рубина, хризопраза и гиацинта, такие большие, что одному не поднять; груды слоновых бивней; сундуки и кувшины, полные благовоний и дорогих специй, серой амбры, ладана, сандала, мирры и нарда; там также были чаши, ковши, амфоры, светильники и шкатулки из чистого золота, украшенные изображениями мужей, жен, птиц и зверей. В них были вставлены драгоценные камни, бесценные жемчужины, розовые и желтые сапфиры, смарагды, хризобериллы и желтые алмазы.

Когда царица налюбовалась сокровищами, он повел ее в большую библиотеку, где стояли статуи Аполлона с девятью музами, а все стены были заставлены книгами. Здесь хранились старинные повести и поэмы, книги по философии, алхимии, астрономии и магии, песни и ноты, жизнеописания великих, трактаты по искусству и военному делу, в книгах было много картинок и изукрашенных буквиц. Окна библиотеки выходили на юг, в сад, вокруг них вились розы и жимолость, к оконным рамам приникала вечнозеленая магнолия. По бокам открытого очага, в котором зимой горели кедровые поленья, стояли кресла и мягкие сиденья; на серебряных подставках на столе в сумерках сами собой загорались светильники из лунного камня с зелеными турмалиновыми щитками, такие же светильники были возле каждого кресла и сиденья. Воздух был напоен нежным ароматом сушеных розовых лепестков, собранных в старинные чаши и вазы из расписной глины.

Царица Софонисба сказала:

– Милорд, из всех чудес, которые ты мне показал в Гейлинге, это мне больше всего нравится. Здесь все печали кажутся забытым эхом сурового внешнего мира. Сердце мое радуется, что ты, мой друг, и другие лорды Демонланда могут снова мирно наслаждаться сокровищами и светлыми днями в родной стране.

Лорд Джасс стоял у западного окна, выходящего на озеро, за которым поднималась стена Скарфа. По его смуглому лицу пробежала тень, когда он всматривался в струи дождя, катящиеся с полускрытых туманом скальных вершин.

– Ведь мы молоды годами, госпожа, – сказал он. – А деятельные умы всегда найдут причину беспокойства в чрезмерном покое.

И он повел ее в оружейни, где хранил свои доспехи и оружие и все, что нужно для войны, а также доспехи и оружие для своих воинов. Он показал ей мечи и копья, булавы, боевые топоры и кинжалы, с серебряными насечками и золотой чеканкой, осыпанные драгоценными камнями; кольчуги, перевязи и щиты; острейшие лезвия, которыми можно перерубить вдоль волосок на ветру; заговоренные шлемы, не пробиваемые обычными мечами. И Джасс сказал царице:

– Госпожа, что ты думаешь об этих мечах и копьях? Именно они есть ступеньки лестницы, по которой мы, демоны, взошли на вершину славы и власти над четырьмя углами мира.

Она ответила:

– О милорд, я считаю их благородными. Неправильно было бы, радуясь собранному урожаю, презреть орудия, подготовившие к нему землю.

Пока она говорила так, Джасс взял с крюка большой меч. Его рукоять была отделана узором из золотой и серебряной проволоки с аметистами, по концам латунной гарды торчали головы драконов с альмандиновыми глазами, а головка рукояти представляла собой шар из опала янтарного оттенка с красными и зелеными искрами.

– С этим мечом, – сказал он, – я отправился с Гасларком к воротам Карсэ четыре лета назад. Ум мой был затуманен нападением Врага, насланного королем Горайсом. Этим мечом я целый час дрался с Корундом, Кориниусом и его избранными воинами, стоя спиной к спине с Брандоком Дахом. Для меня это был труднейший бой с превосходящим противником. Сама Колдуния не подпустила наше войско к стенам Карсэ, и удивительно было, что всего двое смертных, рожденных женщиной, могли совершить такой подвиг.

Он отвязал ремни, и вынимаемый из ножен меч словно запел. Джасс любовно провел взглядом по лезвию:

– С этим мечом я сражался с сотнями врагов: колдунами, вампирами, варварами из Бесовии и с южных морей, пиратами Эсамосии и принцами восточных земель. С этим мечом я одержал множество побед, самая славная из которых – в битве под Карсэ в минувшем сентябре. В схватке с великим Корундом я нанес ему смертельную рану.

Он снова вложил меч в ножны, подержал его с минуту в руках, будто раздумывая, не опоясаться ли им, потом медленно подошел к стене и повесил меч на крюк. Он поднял голову, как боевой конь, при этом отводя взгляд от царицы, но она успела заметить слезу, блеснувшую у него на ресницах, когда они выходили из оружейни.

В тот вечер ужин был подан в личных покоях лорда Джасса: легкий, не очень сытный, но роскошный. За круглым столом их собралось девятеро: три брата, лорд Брандок Дах, Зигг с Воллом, леди Армеллина, леди Мевриана и царица. Искрились вина Кротринга и Норваспа, разговор казался легким и непринужденным. Но время от времени их будто накрывала серая пелена молчания, которое прерывали либо Зигг неожиданной шуткой, либо Брандок Дах, либо Мевриана. Царица почувствовала холодок за внешним весельем. Чем ближе к концу ужина, тем чаще наступали минуты молчания, словно вино теряло способность веселить и вместо этого рождало невеселые размышления.

Лорд Голдри Блажко, который до сих пор говорил мало, замолчал совсем, его смуглое лицо выражало работу мысли. Помалкивал и Спитфайр, нагнув голову и оперевшись подбородком на руку, иногда постукивая другой рукой по столу. Лорд Брандок Дах, откинувшись в кресле из слоновой кости, потягивал вино, сдержанно наблюдая за остальными, прищурив глаза, как барс, задремавший в полдень. Иногда по его лицу пробегали отблески удовольствия, но казалось, они только скользят, как по поверхности горного склона под тучами в ветреную погоду.

Царица сказала:

– О милорды, вы обещали, что я услышу всю историю ваших войн в Бесовии и в морях, и как вы попали в Карсэ, и о той жуткой битве, о том, как погибли великие лорды Колдунии и что стало с проклятым Горайсом Двенадцатым. Прошу вас, расскажите сейчас, пусть сердца ваши возвеселятся повестью о великих подвигах, память о которых останется во многих поколениях. А мы тут снова возрадуемся, что погибли все лорды Колдунии, под властью которых земля стонала столько лет.

Лорд Джасс, в чьем лице она заметила печальную задумчивость еще в библиотеке, налил всем вина и сказал:

– О царица Софонисба, ты услышишь все.

И он рассказал обо всем, что случилось с тех пор, как они с ней попрощались в Коштре Белорне: о походе к морю в Муэлву, о Лаксусе и его громадном флоте, разбитом и потопленном возле Меликафказа; о битве перед Карсэ, как она шла с переменным успехом; о нечестивом свечении и знаках в небе, по которым они узнали, что Король опять колдует; о ночном ожидании, когда они стояли в полном вооружении с талисманами и амулетами на случай, если Король наколдует что-нибудь ужасное; о том, как раскололась Железная Башня, о штурме крепости в полной темноте; о лордах Колдунии, отравленных на пиру; и как от величия, мощи и ужаса Колдунии не осталось ничего, кроме угасающих углей погребального костра и стонущих голосов в предрассветном ветре.

Когда он кончил, царица сказала, словно во сне:

– Вот что, наверное, можно сказать об этих королях и лордах Колдунии:

После этих слов за столом опять наступила тяжелая тишина, более гнетущая, чем перед этим.

Вдруг лорд Брандок Дах встал, отстегнул с плеча золотую перевязь с абрикосовыми сапфирами, алмазами и огненными опалами, которые изображали молнии. Он швырнул ее вместе с мечом на стол перед собой, так что чаши зазвенели.

– О царица Софонисба, – сказал он. – Ты проговорила подобающую погребальную песнь про нашу славу и победу над Колдунией. Этот меч дал мне Зелдорниус. Он был со мной, когда я бился с Кориниусом у Кротринга и вышвырнул его из Демонланда. Он был со мной при Меликафказе. Он был со мной в последней великой битве в Колдунии. Ты скажешь, что он принес мне удачу и победу в бою. Но он не принес мне того, что получил Зелдорниус: не разверзлась подо мной земля и не поглотила меня после последнего подвига.

Царица потрясенно смотрела на него, удивляясь его волнению, ибо до сих пор знала его как жизнерадостного шутника.

Но остальные лорды Демонланда тоже встали и побросали свои богато изукрашенные мечи на стол рядом с мечом Брандока Даха. А лорд Джасс сказал:

– Теперь мы можем сложить мечи как последнее жертвоприношение на могиле Колдунии. Отныне они заржавеют; отомрет мореплавание и великое военное искусство; наши великие враги погибли, их больше нет; а мы, повелители мира, станем пастухами и охотниками, или хуже, обманщиками и шутами, как домоседы-бештриане и Красный Фолиот. О царица Софонисба, и вы, братья мои и друзья, собравшиеся, чтобы завтра отметить мой день рождения в Гейлинге, какие наряды вы приготовили на праздник? Облачитесь во все черное, плачьте и плачьте, думая о том, что наши величайшие воинские подвиги должны были привести нас к безвременному крушению, как только яркая звезда нашего величия пересечет меридиан. Думайте о том, что мы, бившиеся ради битвы, наконец, стали сражаться так хорошо, что никогда не сможем сражаться лучше, разве что друг с другом в братоубийственном безумии. Дабы этого не случилось, пусть земля сомкнется над нами, и память о нас исчезнет.

Царица была потрясена, став свидетелем такой вспышки горя, хотя не могла осознать причин и корней ее. Когда она заговорила, ее голос слегка дрожал:

– Милорд Джасс, милорд Брандок Дах, и другие лорды Демонланда! Я никак не ожидала увидеть вас, охваченных таким горем. Ибо я прибыла веселиться с вами. Странно мне слышать, как вы скорбите и оплакиваете своих худших врагов, которых вы, рискуя жизнями своими и самым дорогим, что у вас есть, наконец, одолели. Моя память насчитывает две тысячи весен, но я всего лишь дева, и молода годами, мне не пристало давать советы великим лордам и воинам. Однако, мне кажется странным, что для вас не найдется мирных дел, радостей и подвигов в вашей жизни, ибо вы молоды, благородны, и обладаете всякими сокровищами и знаниями, и живете в самой красивой стране мира. Ваши мечи не должны ржаветь, вы сможете снова поднять их против варварской Бесовии или других доселе не покоренных стран.

Но лорд Голдри горько рассмеялся.

– О царица, – воскликнул он. – Разве покорением слабых дикарей могут довольствоваться мечи, сражавшиеся с домом Горайса и его славнейшими военачальниками, имевшими столь великую власть и славу и внушавшими такой страх?

А Спитфайр сказал:

– Какая нам радость от мягких постелей, изысканных трапез и всех этих развлечений в многовершинном Демонланде, если нам придется жить трутнями, не имея жал, и ничего не делать для поднятия аппетита?

Некоторое время все молчали. Потом лорд Джасс сказал:

– О царица Софонисба, тебе приходилось видеть весной в дождливый день радугу между небом и землей, и замечать, как все на земле, что есть за ней: деревья, горные склоны, реки, поля, леса и дома смертных, – преображается в радужных красках?

– Да, – ответила она. – Мне всегда хотелось достать до них.

– Мы побывали за радугой, – сказал Джасс. – И не нашли за ней желанной сказочной страны, но лишь дождь и ветер, и холодные горы. Наши сердца замерзли там.

Царица сказала:

– Сколько тебе лет, милорд Джасс, что ты говоришь, как старик?

Он ответил:

– Завтра будет тридцать три, по земным меркам это молодость. Никто из нас не стар, мои братья и лорд Брандок Дах моложе меня. Но в свою дальнейшую жизнь мы входим, как старики, ибо все лучшее из нее ушло, – и он добавил: – Тебе, о царица, вряд ли понятна наша печаль, ибо тебе благие боги дали то, чего желала твоя душа: покой и вечную юность. Если бы они могли дать нам желанный дар, это была бы вечная юность и война, неувядаемая сила и искусство владеть оружием. Лучше было бы нам снова подвергнуться риску полного уничтожения, чем доживать свои жизни, как скот, который откармливают на убой, или как растения.

Царица широко раскрыла глаза от удивления.

– Ты бы мог такое желать? – спросила она.

Джасс ответил:

– Правду говорят, что на могиле не построишь дом. Если бы ты мне сию минуту объявила, что великий Король снова жив и сидит в Карсэ, предлагая нам решить наш спор ужасной войной, ты бы тут же увидела, что я сказал тебе правду.

Пока Джасс говорил, царица переводила взгляд с одного на другого. И видела, что в их глазах вспыхивает радость битвы, как радость жизни возвращается к мужам в тяжелом сне. Но когда он кончил, глаза их потухли. Словно боги собрались за столом в расцвете горделивой молодости, но боги страшно печальные, изгнанные из бескрайних небес.

Все долго не говорили ни слова, а царица опустила глаза, погрузившись в раздумья. Потом лорд Джасс встал и сказал:

– О царица Софонисба, прости нас за то, что собственные горести заставили нас забыть о гостеприимстве и утомить нашу гостью такой невеселой трапезой. Мы пренебрегли церемониями, ибо считаем тебя близким нашим другом. Завтра мы будем с тобой веселиться, что бы ни случилось потом.

Они стали прощаться. Но, когда они вышли в сад, под звезды, царица отвела Джасса в сторону и сказала ему:

– Милорд, ты и милорд Брандок Дах были первыми смертными, вошедшими в Коштру Белорну, и вы исполнили то, что было предопределено, поэтому я хочу лишь одного: содействовать и помогать вам, чтобы вы получили все, чего желаете, насколько это в моих силах. Хоть я только слабая женщина, но может быть, боги будут добры ко мне. Иногда всего одной молитвой можно испросить того, о чем мечтаешь. Хочешь, я вознесу к ним молитву сегодня?

– Увы, дорогая царица, – сказал он. – Разве можно собрать развеянный пепел? Кто повернет вспять поток неизбежности?

Но она сказала:

– У тебя есть кристаллы и призмы, которые показывают то, что далеко. Прошу тебя, принеси их и отвези меня на лодке к истоку озера Мунмир, чтобы оказаться там в полночь. Пусть с нами поплывут милорд Брандок Дах и твои братья. Но больше никто не должен ничего знать. Ибо рассвет может солгать, милорд, и дело может повернуться не так, как я задумала, а так, как считаешь ты.

Лорд Джасс выполнил все, что просила царица, и ночью они поплыли с ней по озеру под луной в полном молчании. Царица сидела отдельно на носу лодки и беззвучно возносила искреннюю молитву к богам. Они доплыли до истока озера и вступили на небольшую отмель. Апрельская ночь была прохладной, лунный свет серебрил песок, тени громадных скал над ними были невообразимо черны. Царица молча встала на колени, а лорды Демонланда застыли вокруг.

Вскоре она подняла глаза вверх. И, о диво! между двумя главными пиками Скарфа из тьмы появился метеор. Он медленно пересек небо, оставляя за собой пламенный след, и исчез во тьме. За ним поплыл второй, затем третий, затем еще, пока все небо на западе над горой не осветилось. Из двух небесных точек они появлялись: те, что выплывали из созвездия Льва, возникая в его передних лапах, сверкали, как белое пламя, подобно Ригелю или Алтаиру, а те, что выходили из Рака, были кичливо красными, как Антарес. Лорды Демонланда долго наблюдали это знамение, опершись на мечи. Метеоры проплыли по небу и погасли, остались лишь обычные безмятежные звезды. Легкий ветерок шуршал в ольховнике и ивняке у озера. Мирно шлепали волны о песок. Соловей в рощице на холме запел так нежно и страстно, словно был не птицей, а ночным духом. Никто не сказал ни слова, пока он не смолк, и вода, лес и долы погрузились в полную тишину. Потом вдруг на всем востоке запылали зарницы, и из-за моря донесся рокот грома.

Гром напомнил музыку сражения, земля и небо звали в бой, затрубили трубы, сначала звонко и очень громко, потом тише, потом вдруг смолкли. Джасс и Брандок Дах узнали в этих звуках прелюдию к музыке, которая встретила их в Коштре Белорне, когда они вступили под высокий портал священной горы. Небо и земля кричали о неповиновении, вступили новые голоса, сначала они словно нащупывали путь во тьме, потом взвились в горячей мольбе, метались в вихре ветра, потом постепенно стихли, и остался лишь приглушенный рокот грома, долгий, дальний, и угрожающий.

Царица повернулась к лорду Джассу. Глаза ее светились в сумраке, как две звезды. Голос был глубок:

– Призмы, милорд.

Лорд Джасс возжег костер из неких специй и трав, от него плотным облаком поднялся дым с яркими искрами и резким, но приятным запахом. Лорд сказал:

– Не мы, миледи, ибо наши желания могут обмануть наши чувства. Смотри сама в призмы через этот дым, и скажи нам, что увидишь на востоке за несжатой нивой моря.

Царица посмотрела и сказала:

– Вижу портовый город и мутную реку, стекающую с болотистых равнин, и обширные пустые луга. В глубине суши у реки вижу крутой холм над болотами. Над холмом стены, как крепость. Сам холм и стены черны, как ночь, и нечто чудовищное царит там, окутывая мраком болота.

Джасс спросил:

– Стены повалены? Ты видишь развалины большой круглой башни сбоку внутри стен?

Она сказала:

– Все совершенно цело, как стены твоего собственного замка, милорд.

Джасс сказал:

– Поверни кристалл, о царица, чтобы ты смогла увидеть, есть ли обитатели внутри стен, и рассказать нам, на что они похожи.

Царица пристально всмотрелась в кристалл. Затем сказала:

– Я вижу зал для пиров со стенами из темно-зеленой яшмы с красными пятнами, и массивный полог, опирающийся на трехголовых гигантов из черного серпентина. Гиганты склонены под тяжестью огромных крабов. Зал семистенный. В нем два длинных продольных стола и один поперечный. В середине зала железные жаровни и факела на серебряных подставках, а за длинными столами пьяные гуляки. Несколько черноволосых молодых воинов с тяжелыми подбородками, похоже, братья. Один краснолицый, с длинными усами, кажется, добрее остальных. Еще один в бронзовой кольчуге и куртке цвета морской волны, старый, толстый, неповоротливый, с обвислыми щеками, довольно неприятного вида.

Она замолчала, и лорд Джасс спросил:

– Кого еще ты видишь в пиршественном зале, о царица?

Она ответила:

– За факелами не видно поперечной скамьи. Я поверну кристалл. Теперь вижу двух игроков в кости. Один довольно красив, хорошо сложен, с благородной осанкой, с кудрявыми каштановыми волосами и бородой, взгляд у него острый, как у моряка. Другой совсем молод, он кажется моложе вас, милорды. Он гладко выбрит, у него свежая кожа и светлые вьющиеся волосы, а на них праздничный венок. Он широкоплеч и силен. Но что-то мне в нем не нравится, хоть внешне он хорош. За их игрой наблюдает молодая женщина, довольно красивая, в ярком платье. Не могу сказать о ней ничего особенного…

Вдруг царица положила кристалл. Во взгляде лорда Брандока Даха сверкнул огонек, но он промолчал. Лорд Джасс сказал:

– Прошу тебя, смотри еще, царица, пока костер дымится, потом видение пропадет. Если это все, что ты увидела в зале для пиров, то что делается за его стенами?

Царица Софонисба опять стала смотреть, и, наконец, сказала:

– Там с западной стороны под внутренней стеной крепости терраса, и по ней в свете факелов ходит некто в королевской короне. Он очень высок и худ, у него длинные руки. На нем черный дублет с алмазами, а корона напоминает краба и сверкает ярче солнца. Но у него такое лицо, что мне не хочется описывать его. Оно ужасно, я таких никогда не видела. Он весь воплощение гордыни, тьмы и ужаса, он такой властный, что, наверное, подземные духи трепещут перед ним и служат ему.

Джасс сказал:

– Да не допустят небеса, чтобы это было лишь сладким сном, и завтра окажется, что он пролетел.

– Он ходит не один, – продолжала царица. – Его собеседник говорит с ним, как слуга с господином, у него длинная черная борода, кудрявая, как овечье руно, и блестящая, как вороново крыло. Он бледен, как дневная луна, тонок, с красивыми чертами и серповидным носом. Глаза у него большие, он кроток и печален, но благороден.

Лорд Брандок Дах сказал:

– Ты никого не видишь, о царица, в покоях в восточной галерее над внутренним двором дворца?

Царица ответила:

– Вижу высокую спальню с ткаными занавесями. Там темно, горят только две свечи по обе стороны большого зеркала. Перед зеркалом стоит женщина в королевской короне на густых волосах цвета языков пламени. К ней входит высокий и могучий муж, раздвигая занавеси. Вид у него царственный, на нем большой плащ из волчьих шкур, его коричневая бархатная куртка расшита золотом. Кудри с проседью вокруг лысины и пышная борода, тоже с сединой, говорят, что он не молод, но взгляд у него молодой, и походка легкая. Женщина повернулась, она приветствует его. Она высока, горделива, молода и прекрасна, и по ее виду я чувствую, что она храбрая и веселая.

Царица Софонисба прикрыла глаза и сказала:

– Милорды, я больше ничего не вижу. В кристалле словно ливень хлещет, и волны пенятся в водовороте. У меня глаза болят. Поплывем назад, ночь проходит, и я устала.

Но Джасс остановил ее и сказал:

– Дай мне еще немного помечтать. Неужели один из двух столпов мира, который мы, слепые орудия непостижимых небес, разбили вдребезги, снова возрожден? И от сего времени я и он, и то, что принадлежит мне и ему, будет вечно и бессмертно в высоком споре за право великой власти над всей землей? Если это лишь видение, о царица, ты ввергаешь нас в самую глубь отчаяния. Мы могли этого не видеть и не представлять себе, но не сейчас. Возможно ли, чтобы боги смягчились, и прошлое вернулось?

Но царица снова заговорила, и от ее голоса сумеречные тени словно затрепетали, наполняясь скрытым сиянием, пробуждая живой звездный блеск в светлеющей синеве.

– Этот Король, – сказала она, – в нечестивой гордыне своей носил на пальце изображение змея Уробороса, как символ того, что его королевство будет вечно. Однако, когда пробил назначенный час, он с грохотом провалился в бездну ада. И если сейчас он восстал и продолжает жить, то не из-за своих достоинств, а ради вас, милорды, к кому благосклонны всемогущие боги. Молю вас, покоритесь высоким богам, и не говорите неподобающих слов. Давайте поплывем назад.

Рассвет расправил золотые пальцы, но лорды Демонланда еще долго лежали в постелях после ночного бдения. Только за три часа до полудня высокий тронный зал стал наполняться гостями, и три брата воссели на троны с золотыми гиппогрифами, как четыре года назад. Рядом с ними поставили троны для царицы Софонисбы и лорда Брандока Даха. Царица рассмотрела в замке Гейлинг все, но тронный зал видела впервые, и дивилась его несравненной красоте. Ее поражали собранные в нем редкости, расшитые занавеси и резьба на стенах, изумительные картины, светильники из лунного камня и самосветящиеся карбункулы, двадцать четыре столба с изваянными из драгоценных камней чудищами, такими громадными, что вдвоем не обнять, и созвездия, сверкающие на ляпис-лазури под золотым пологом. А когда они выпили заздравную чашу в честь лорда Джасса, с пожеланиями долгих лет и еще большей радости и величия, царица взяла в руки цитру и сказала:

– О милорд, я спою тебе сонет, он просвящается также всем вам, милорды, и опоясанному морем Демонланду.

Она ударила по струнам и запела хрустальным голосом, таким искренним и нежным, что очаровала всех его прелестью:

Когда она закончила, лорд Джасс поднялся, поцеловал ей руку со всей благородной учтивостью, и сказал:

– О царица Софонисба, воспитанница богов, ты пристыдила нас похвалами, слишком высокими для смертных. Тебе хорошо известно то единственное, что может принести нам полное удовлетворение. Не надо обольщаться вчерашним видением у истока озера Мунмир, и думать, что оно было истиной, а не ночным обманом.

Но царица Софонисба ответила:

– Милорд Джасс, не богохульствуй. Не сомневайся в щедрости благословенных богов, не то они разгневаются и возьмут свой дар назад. Они подарили тебе вечную юность отныне, и неувядающую силу, и воинскую доблесть, и… Но слушайте! – воскликнула она, ибо у ворот три раза громко пропела труба.

При этом звуке лорды Голдри и Спитфайр вскочили с тронов и взялись за рукояти мечей. Лорд Джасс стоял, как настороженный олень. Лорд Брандок Дах продолжал сидеть на золотом троне в красивой свободной позе, но внутренне весь напрягся, готовый начать действовать. Так зарождается утро: еще темно, но вот-вот брызнет свет. Он вперил взгляд в царицу, не веря своей догадке. Лорд Джасс кивнул, и один из слуг послушно поспешил к выходу.

В высоком тронном зале Гейлинга наступила полная тишина. Через минуту слуга вернулся с встревоженным видом и, низко поклонившись лорду Джассу, объявил:

– Милорд, там посол из Колдунии со свитой. Он нижайше просит немедленной аудиенции.