ХII. Коштра Пиврарка

Здесь надо рассказать о лорде Джассе и лорде Брандоке Дахе. Обнаружив, что в тумане их отрезали от войска, и у них нет никакой возможности найти его, а шум сражения уже стих, они вытерли окровавленные мечи, вложили их в ножны и быстрым шагом направились на восток. С ними был один Миварш. Он слегка скалил зубы, но шел уверенно, как идет на смерть тот, кто решил умереть. Они шли день за днем, то при ясной погоде, то в тумане, то под дождем, по не меняющейся пустыне. Лишь изредка им встречалась полувысохшая речка, или мелкий водоем, отдельный холмик или куча камней. Эти мелкие вехи быстро исчезали из вида, и опять тянулись одинаковые дни в одинаковой местности. Все время за ними по пятам шел страх: ветер иногда был похож на хлопанье крыльев, безмолвная угроза чудилась под ярким солнцем, а ночью в огромной темноте вдруг раздавался зубовный скрежет. На двенадцатый день они добрались до Морны Моруны и встали на гребне Омпренны в смутных сумерках перед маленькой молчащей круглой башней.

Перед ними утесы круто обрывались. Странно было стоять на застывшем краю Моруны, как на краю мира, и смотреть на юг, на лето, и вдыхать легкий аромат, доносимый ветром с цветущих предгорий и зеленых рощ. Верхушки растущих внизу деревьев смыкались в ковер. В его середине открывалась большая земля и мелькали изгибы Бхавинана, несшего воды с горных склонов в неведомое море. За рекой горы заросли лесами до самых вершин, окутанных облаками. Демоны всматривались в дали, пытаясь проникнуть за завесу тайны; но высокие пики, как величественные девы, прятались за облаками, и снегов отсюда видно не было.

Некогда прекрасная башня Морны Моруны напоминала погребальный покой. На стенах сохранились следы давнего пожара. Красивая галерея вокруг главного зала, облицованная резным деревом, сгорела почти полностью и частично обвалилась, под потолком торчали обгоревшие концы балок. Между горелыми скамьями и стульями догнивали обрывки гобеленов, в них жили жуки и пауки. Цветные пятна и поблекшие линии еще хранили память о красивой росписи стен, но сырость и двухсотлетний тлен постепенно превратили красоту в мумию безвременно умершей красавицы. Пять дней и ночей демоны с Миваршем провели в Морне Моруне, постепенно привыкая к плохим предзнаменованиям, пока не перестали их замечать, как люди перестают замечать ласточек за окнами. В вечернем безмолвии иногда вспыхивали языки пламени. В безлунные и беззвездные ночи могли послышаться стоны и невнятные голоса, почувствоваться чье-то присутствие возле постели, дальний стук копыт. Когда Джасс выходил, пытаясь задать вопрос тьме, его словно трогали невидимые бесплотные пальцы.

На юге за Бхавинаном все время висели облака и туманы, гор видно не было, только их подножья. Но вечером за шесть дней перед Рождеством, а именно 19-го декабря, когда Бетельгейзе в полночь оказывается на меридиане, подул северо-западный ветер, неся попеременно слякоть и солнечный свет. Они стояли над обрывом, день угасал. Наступающая ночь набрасывала на ближний лес синие тени. Река текла тусклым серебром. Очертания дальнего леса на горах смешивались с очертаниями облаков, наплывающих друг на друга в вышине, и напоминали движущиеся башни и пики. Вдруг в облаках открылось окно чистого неба, и у Джасса перехватило дыхание. В прозрачном воздухе далеко и высоко над зубчатыми горами он увидел бессмертные вершины, огромные и одинокие, словно небесные, чистые, как кристаллы застывшего розового заката, неизменные, неприступные между земными туманами и небом над ними. Разрыв в облаках расширился на восток и на запад, открылись другие горы и снежные склоны, обагренные закатом. Радуга, наклоненная к югу, напомнила сверкающий меч.

Джасс и Брандок Дах, неподвижно стоя на высоком гребне, как соколы, всматривались в горы своей мечты.

Первым заговорил Джасс, неуверенно, как будто во сне:

– Нежный аромат, порывистый ветер, камень, на котором стоит твоя нога: я все это знал раньше. Не было ночи с момента отплытия из гавани Лукинг, когда бы я не видел во сне эти горы, я знаю их имена.

– Кто назвал их тебе? – спросил лорд Брандок Дах.

– Сон, – ответил Джасс. – Сначала я увидел его в своей постели в Гейлинге, после того как гостил у тебя в прошлом июне. Там снятся правдивые сны. Видишь, горы раздвигаются, за ними глубокая долина, и вершины видно от подножий до пиков? Заметь, за ближайшей грядой мрачные обрывы, расчерченные снежными коридорами, из них подъем к горному плато, на котором поднимаются скальные башни, хорошо различимые на фоне неба. Это великий хребет Коштры Пиврарки, а самый высокий из пиков и есть скрытая вершина.

Он говорил, водя взглядом по восточному хребту, где скальные бастионы, как темные боги, спускаясь с небес, останавливаются у парапета над лавиноопасным снежником. Он замолчал, остановив взгляд на втором из высочайших пиков, чья снежная вершина пламенела в лучах заката, возносясь ввысь над дикими утесами, мягко очерченная, как девичья щека, чистая, как роса, нежная, как сон.

Пока они любовались, закат над горами погас, сменившись бледными красками молчаливой смерти.

– Если твой сон, – сказал лорд Брандок Дах, – проведет тебя за Бхавинан, через леса и горы, вверх по льдам и замерзшим скалам, через много лиг между нами и главным хребтом, и выведет на правильный путь к снежной вершине Коштры Белорны, то это в самом деле великий сон.

– Он мне показал все это, – сказал Джасс, – до нижних скал высокого северного подножья Коштры Пиврарки, на которую надо взойти перед тем, как подниматься на Коштру Белорну. Выше этих скал даже сон не поднимался. Прежде, чем погаснет свет, я тебе покажу, как мы пройдем через ближний хребет.

Он показал туда, где ледник сползал вниз между темными от теней скалами, в снежник, круто поднимавшийся к перевалу. С востока от перевала стояли два белых пика, а к западу была темная гора, отвесная, как цитадель, но невысокая, под Коштрой Пивраркой, словно висевшей в небе над ней.

– Там долина реки Зии, – сказал Джасс. – Она впадает в Бхавинан. Там наш путь: под темным бастионом, который боги назвали Тетрахнампф.

Утром лорд Брандок подошел к Миваршу и сказал:

– Сегодня мы должны спуститься с гребня Омпренны. Я ни за что не оставил бы тебя на Моруне, но спускаться по этой стене – занятие не для пешеходов. Ты, случайно, не скалолаз?

– Я родился в горной долине Пераршин, – ответил Миварш. – Там исток реки Бейрун в Бесовии. Мальчишки там начинают лазать по скалам раньше, чем ходить. Я не боюсь восхождения, и не боюсь этих гор. Но вся земля здесь неизвестна мне и страшна. Здесь обитают отвратительные существа, привидения и людоеды. О заморские дьяволы, друзья мои, не хватит ли? Давайте куда-нибудь свернем, и если боги оставят нам жизнь, прославимся хотя бы тем, что побывали в Морне Моруне и не погибли!

Но Джасс сказал в ответ:

– О Миварш Фаз, знай, что не за славой мы пришли сюда. Наше величие и так осеняет весь мир, как раскидистое дерево простирает ветви над садом. Это предприятие, хотя оно и великое, добавит к нашей славе не больше, чем ты бы добавил к лесам у Бхавинана, посадив одно дерево. Но случилось так, что великий Король Колдунии своим чародейством в королевском дворце в Карсэ наслал на нас Врага из преисподней, какого доселе не знала земля, и мой брат лорд Голдри Блажко, который мне дороже собственной души, был похищен. Те, кто обитает в Тайне, прислали мне весть через сон, что можно узнать о любимом брате, если спросить в Коштре Белорне. От похода туда меня и смерть не удержит.

Миварш, рассудив, что даже если его вместе с двумя лордами сожрут горные мантикоры, это будет менее страшная судьба, чем одному терпеть ужасы Моруны, обвязался веревкой и, поручив себя защите своих богов, последовал за лордом Брандоком Дахом вниз по растрескавшимся камням и обледенелым склонам расселины.

Хотя они с раннего утра были на ногах, со скал они спустились только к полудню. Пришлось обходить каменные осыпи, выйти со дна расселины сначала на восточный утес, а потом, когда он стал слишком крут, назад на западную стену. Через час или два расселина совсем сузилась. Брандок Дах, стоя над ней, посмотрел между ног вниз, туда, где на глубине нескольких копий гладкие каменные плиты резко уходили вниз на совсем большую глубину, в которой верхушки деревьев казались маленькими, как кустики мха. Они немного отдохнули, потом вернулись чуть повыше по расселине, вылезли на скальную стену, преодолели опасный траверс до следующей расселины западнее первой, спустились по длинной осыпи и, наконец, встали на мягкий дерн на площадку у подножья скал.

Под ногами у них на уступах росли мелкие горные горечавки; внизу, как зеленое море, простирались непроходимые леса, а прямо впереди высились горы над рекой Зией: остроконечный Исларджин, тонкий темный палец Тетрахнампфа нан Чарка, указующий в небо над Зийским перевалом, и к востоку от него квадратный скальный бастион Тетрахнампфа нан Цурма. Более высокие горы не были видны за этим ближним хребтом, но Коштра Белорна была видна над перевалом. Как царица смотрит из высокого окна, так и она смотрела на зеленые леса в полдневном сне, и казалось, что у нее горит звезда во лбу. За спинами путников поднимался откос, нагромождение массивных скал, прорезанных ущельями, по которым можно было подняться вверх с земли, где шумели листья и текла вода, на обледенелые платформы Моруны.

В ту ночь они спали на уступе под звездами, а на следующий день спустились в лес и в сумерках дошли до открытой поляны возле полноводного Бхавинана. Дерн был, как мягкий ковер, на котором по ночам танцуют эльфы. Противоположный берег реки в полумиле от них до самой воды зарос серебристыми березами, которые стояли, как нимфы в полусне, поблескивая серебряными стволами, чьи отражения дрожали в воде могучей реки. День еще не совсем кончился, было почти тепло, молодой месяц выбирался из деревьев к западу от реки, были видны очертания громадных гор. С восточного края поляны поднимался заросший деревьями холм, не выше дома, и в нем зиял вход в пещеру.

– Как вам улыбается войти туда? – спросил Джасс. – Вряд ли мы найдем лучшее место, чтобы переждать, пока растают снега и можно будет продолжать путь. В этой долине может быть лето круглый год, но на великих горах вечная зима, и до весны мы не сможем двинуться дальше.

– Ну тогда, – отозвался Брандок Дах, – станем ненадолго пастухами. Ты мне поиграешь на дудочке, а я стану мерять ногами окрестности и учить жить дриад. Миварш изобразит козлоногого бога, который за ними гоняется. Сказать правду, мне давно надоели сельские девицы. Такая жизнь сладка. Но прежде, чем погружаться в нее, подумай, Джасс: время идет, а мир меняется. Что будет с Демонландом еще до лета, ведь раньше мы не вернемся?

– У меня на душе тяжело еще и из-за брата Спитфайра, – сказал Джасс. – Худая буря, несчастливая задержка.

– Не мучай себя напрасными угрызениями, – сказал лорд Брандок Дах. – Я встал на этот путь ради тебя и твоего брата, а ты знаешь, что я никогда не протяну руку без того, чтобы взять добычу. По своей воле я не сверну.

Так случилось, что они поселились в пещере на берегу глубоководного Бхавинана, и перед пещерой устроили рождественский ужин, самый странный из всех в их жизни. Они сидели, не как встарь, на рубиновом и опаловом тронах, а на мшистом берегу реки с маргаритками и тимьяном. Им светил не волшебный кристалл в высоком тронном зале Гейлинга, а костер из хвороста, вырывавший из темноты не мраморные колонны с дивными изваяниями монстров, а гораздо более мощные столбы – стволы спящих буков. Вместо искусственного неба из золотого полога со сверкающими драгоценными камнями, над ними было настоящее летнее небо, усыпанное сверкающими зимними звездами, Сириусом, созвездиями Ориона и Малого Пса почти в зените, Канопусом и не менее яркими неведомыми звездами. Деревья словно переговаривались, но не скрипом голых сучьев, а шелестом листьев и жужжанием насекомых в ароматном воздухе. Кусты были густо осыпаны белыми цветами, а не снегом, и местами под деревьями тоже не снег белел, а дремали лилии и лесные анемоны.

На пир к ним сбежались и слетелись лесные твари, никогда не видевшие двуногих. Мелкие лесные мартышки, зеленые дятлы, синицы, вьюрки, пушистые лемуры, кролики, барсуки, сони, белки, даже бобры из ручьев, аисты, вороны, дрофы, вомбаты, и одна паукообразная обезьяна с малышом. Все они таращили глаза на пришельцев. И не только они. Посмотреть на костер на тихую поляну пришли хищники и крупные звери из лесов и с диких пустошей: буйвол, волк, тигр с огромными лапами, медведь, огненноглазый единорог, слон, царственный лев с львицей.

– Похоже, все придворные собрались на прием, – сказал лорд Брандок Дах. – Это очень приятно. Только держите наготове зажженные сучья, вдруг придется в них ткнуть. Похоже, не все они обучены дворцовым церемониям.

Джасс ответил:

– Если ты меня любишь, не делай этого. На земли у Бхавинана наложено заклятие. Если кто-нибудь, будь то человек или зверь, совершит здесь насилие или убьет, он будет в тот же миг уничтожен и стерт с лица земли. Поэтому после спуска с гребня Омпренны я отобрал лук у Миварша, чтобы он не вздумал добывать для нас дичь, и с ним бы не случилось худшее.

Миварш этого не слышал, потому что сидел, пытаясь сдержать дрожь, глядя на крокодила, выползающего на берег. Потом в ужасе замахал руками и закричал:

– Спасите меня! Я хочу улететь! Отдайте мне мое оружие! Шаманка предсказала мне, что меня сожрет змей – каркадил!

Звери при этом беспокойно отступили, и крокодил, вытаращив маленькие глаза, уполз назад в воду.

Вот в таком месте лорд Джасс, лорд Брандок Дах и Миварш прожили четыре луны. Им хватало питья и еды, потому что звери, убедившись в их мирных намерениях, приносили им все, что нужно. Более того, в конце года прилетела ласточка, села на грудь к Джассу и сказала:

– До благородной царицы Софонисбы, воспитанницы богов, дошла весть о вашем прибытии. Она шлет вам приветствие, зная вас как мужей могучих и храбрых.

Джасс сказал:

– О ласточка, мы хотели бы встретиться с твоей царицей и поблагодарить ее.

– Вы поблагодарите ее в Коштре Белорне, – ответила ласточка.

Брандок Дах сказал:

– Мы туда взойдем. Только туда направлены все наши мысли.

– Великий, – ответила на это ласточка, – ты должен подтвердить свои слова. Знай, что легче уложить весь вооруженный мир на поле брани, чем взойти на эту гору.

– Если бы твои крылья меня выдержали, – сказал Брандок Дах, – я попросил бы их у тебя взаймы.

Но ласточка ответила:

– Даже орел, летающий против солнца, не сядет на Коштру Белорну. Никто не ступит на нее ногой, кроме тех благословенных, кому боги даровали позволение много лет назад, и должно было пройти время, чтобы пришли те, кто подобен богам по красоте и мощи, и при этом обладает терпением, кто сумеет, не щадя сил, без помощи колдовства одолеть гору и увидеть ее снега.

Брандок Дах засмеялся:

– Орел, говоришь? А как же ты, ласточка-летунья?

– Я сказала «не ступит ногой», – ответила ласточка. – Я не умею ходить.

Лорд Брандок Дах ласково взял ее в руки и подержал высоко над головой, глядя на юг. Березы над Бхавинаном были не так стройны, как он, и дальние утесы не столь крепки и неукротимы на вид.

– Лети к своей царице, – сказал он. – И скажи ей, что ты на берегах Бхавинана говорила с лордом Джассом и лордом Брандоком Дахом из Демонланда. Скажи ей, что мы те, кто должен был прийти. И что мы приложим все силы, чтобы, как только весна перейдет в лето, подняться к ней на Коштру Белорну и поблагодарить ее за милостивые слова.

Когда наступил апрель, и солнце, плывя между небесными знаками, собралось перейти из Овна в знак Тельца, горные речки вздулись от таяния снегов, и большая река несла полные воды с огромной скоростью, лорд Джасс сказал:

– Сейчас самое время нам перейти Бхавинан и направиться в горы.

– Охотно направлюсь, – сказал Брандок Дах, – но как это сделать: пешком, вплавь или на крыльях? Я несколько раз переплывал Громовой залив перед обедом, чтобы возбудить аппетит, мог бы переплыть и эту реку. Но как быть с нашим снаряжением, доспехами и оружием?

– Мы что, зря заводили дружбу с обитателями этого леса? – сказал Джасс. – Я думаю, крокодил перевезет нас через Бхавинан, если попросим.

– Он плохая рыба, – заметил Миварш, – и он меня очень не любит.

– Тогда оставайся здесь, – сказал Брандок Дах. – Но вообще-то не бойся, я сяду на него с тобой вместе, и он нас за один раз перевезет.

– Умная была шаманка, которая предсказала мне смерть в пасти змея-рыбы, – сказал Миварш. – Но я подчинюсь твоей воле.

Они свистом приманили крокодила. Сначала через Бхавинан переправился Джасс. Он взял с собой все свое снаряжение и доспехи, и смог выйти на противоположный берег в нескольких сотнях шагов ниже по течению, которое было очень сильным. Потом крокодил вернулся и принял на спину лорда Брандока и Миварша. Миварш Фаз старался делать храброе лицо, но сел как можно ближе к хвосту зверя и всю дорогу перебирал в пальцах какие-то травы из своей сумки и шевелил губами, беззвучно прося своих богов уберечь его от страшной смерти. Когда они вышли на берег, он с облегчением поблагодарил крокодила и попрощался с ним. Дальше они быстро пошли через лес, а Миварш, как освободившийся из тюрьмы пленник, шел впереди легким шагом, напевая и прищелкивая пальцами.

Три или четыре дня ушло на окольный путь вдоль подножий гор, потом они снова устроили длительный, сорокадневный, привал в долине реки Зии. Здесь каньон раздвинулся, став амфитеатром, с каждой стороны вздымались к небу башни из плоских плит известняка. Высоко вверху на юге над большой серой мореной залег Зийский ледник, ребристый, как дракон, вышедший из древнего хаоса, мордой к долине. Из его «пасти» с пеной вырывалась река, в хорошую погоду над ее истоком играла радуга. С ледника дул холодный резкий ветер, под ним качались альпийские цветы и кустарники, питаясь солнечным светом.

В каньоне они собрали большой запас пищи. Каждый день просыпались до рассвета и поднимались на ближайшие горы, готовясь к восхождению на более высокие пики. Они испробовали свои силы и ловкость на всех отрогах Тетрахнампфа и Исларджина, и на них самих; взбирались на скальные утесы нижнего хребта Нуаннера над Бхавинаном; поднимались на снежные вершины Авсек, Кьюрмсур, Мирсу, Биршнаргин, и самую высокую из них Борк Мехефтарск; неделю провели на морене Мехефтарского ледника над высокогорной долиной Фоаной; совершили мелкие восхождения на западную доломитную группу Бурджазарша и большую стену Шилака.

После таких упражнений их мышцы стали, как железные, а сами они силой перестали уступать медведям, а устойчивостью горным козлам. На девятый день мая они перешли через Зийский перевал и разбили лагерь под южной стеной Тетрахнампфа нан Чарка. Закатное солнце на фоне безоблачного неба было красным, как кровь. С обеих сторон и впереди них простирались молчащие синие снега. Воздух на такой высоте был страшно холодным. На расстоянии больше лиги к югу ряд черных утесов ограничивал бассейн ледника. В двадцати милях над их черной стеной в опаловые небеса врезались Коштра Пиврарка и Коштра Белорна.

В сумерках за ужином Джасс сказал:

– Стена, которую вы видите, называется Эмширским Барьером. Хотя за ней пролегает прямой путь к Коштре Пиврарке, это не наш путь, он очень опасен. Во-первых, Барьер до сих пор считается непреодолимым, даже полубоги тщетно пытались его преодолеть.

– Твоего «во-вторых» я ждать не хочу, – сказал Брандок Дах. – До сих пор твое слово было законом, а сейчас командую я. Пойдем завтра вместе и покажем, как такие преграды разлетаются в дым, когда оказываются между нами и нашей целью.

– Если бы дело было только в этом, – ответил Джасс, – я бы тебе не противоречил. Но на этом пути придется иметь дело не только с бездушными скалами. Видишь, где Эмширский Барьер упирается в чудовищную пирамиду обрушенных камней и висячих ледников, которые перекрывают нам восточный обзор? Это место называют Менксур, но на небесах оно имеет другое имя: Эла Мантиссера, что означает «Гнездо Мантикор». О Брандок Дах, я бы полез с тобой на любой гладкий утес, и я бы боролся вместе с тобой с самыми жуткими чудищами, когда-либо вскормленными у адских источников. Но и то, и другое одновременно – это уж слишком, да и глупо.

Однако, Брандок Дах рассмеялся и ответил:

– О Джасс, сейчас я могу сравнить тебя только с верблюдоворобьем. Ему говорят: «Лети», а он отвечает: «Не могу, ибо я верблюд», а потом говорят «Вези», а он отвечает: «Не могу, потому что я птица».

– Ты будешь меня убеждать и настаивать на своем? – спросил Джасс.

– Да, если ты упрямишься, как осел, – ответил Брандок Дах.

– Хочешь поссориться? – спросил Джасс.

– Ты меня знаешь, – ответил Брандок Дах.

– Однажды твой совет был хорош и спас нас, но девять раз до того он был неудачен, и я спас тебя от злой смерти. Если с нами случится худое, придется признать, что твоя сварливость во всем виновата.

Они завернулись в плащи и заснули. Утром проснулись рано и отправились на юг по твердому хрустящему снегу. Шли днем и ночью. Звездный свет скрадывал расстояние. В черный Барьер, казалось, можно было бросить камень и попасть, но они шли и шли, а он все не придвигался и не вырастал. Два или три раза они спускались в долины или пересекали складку ледника.

Наконец, на рассвете они оказались под мрачной обледенелой стеной, совершенно гладкой, без единого уступа, на котором мог бы задержаться снег. Стена преграждала путь на юг.

Они сделали привал, поели и стали осматривать стену. Казалось, что подняться на нее невозможно. Место для восхождения они нашли лишь примерно в миле от западного плеча Элы Мантиссеры, там, где ледник поднимался, и был участок высотой не больше четырех или пяти сотен футов. Он тоже был опасно гладкий и на вид страшноватый, но другого выбора не было.

Прошло некоторое время, прежде чем они смогли подобраться к этому участку. Брандок Дах встал на плечо Джасса, нашел зацеп, которого снизу видно не было, подтянулся и с огромным трудом полез выше. Ему удалось выбраться на карниз в паре сотен футов над ними, сесть на него и вытащить на веревке Джасса и Миварша. Карниз был довольно большой и широкий, на нем могло разместиться человек шесть-семь. На подъем к нему ушло полтора часа.

– Северо-восточный бастион Илл Стака был детской забавой по сравнению с этим, – заметил лорд Джасс.

– Выше еще хуже, – откликнулся лорд Брандок Дах, лежа на спине лицом к обрыву, закинув руки за голову и спустив ноги с площадки. – Скажу тебе по секрету, Джасс: я бы не хотел лезть дальше первым по такой крутизне за все богатства Бесовии.

– Так ты раскаиваешься и спускаешься? – спросил Джасс.

– Только если при спуске ты будешь на веревке последним, – ответил он. – Если же нет, я, пожалуй, рискну проверить, что нас ждет. Если там хуже, считай, что я не верю в богов.

Лорд Джасс повис на карнизе, держась правой рукой за край, откинул голову, внимательно оглядел стену над ними и по сторонам, и тут же вспрыгнул назад на карниз. Он раздул ноздри, как боевой конь перед битвой, сжал челюсти, зубы под темными усами почти свирепо блеснули, как молния между черным небом и морем в грозовую ночь, и фиолетовыми молниями сверкнули глаза. Он весь напрягся, как струна, схватился за рукоять меча и рванул его из ножен так, что меч зазвенел.

Брандок Дах вскочил на ноги и тоже выхватил меч, дар Зелдорниуса.

– Что такое? – вскричал он. – У тебя жуткий вид. Ты был таким, когда схватился за штурвал и развернулся на запад в сторону Картадзы, словно в твоих руках была судьба Демонланда и всего мира.

– Здесь мало места для мечей, – сказал Джасс и снова посмотрел на восток и вверх вдоль скалы.

Брандок Дах глянул через его плечо. Миварш схватил лук, вставил стрелу и натянул тетиву.

– Оно нас учуяло по ветру, – сказал Брандок Дах.

Времени на раздумья не оставалось. По зацепам над головокружительным обрывом, раскачиваясь, как обезьяна на ветках, к ним приближалось чудище. Оно напоминало льва, но было больше и выше, было матово-красным, с большими шипами сзади, как у дикобраза, с почти человечьим лицом, если можно назвать такой ужас человечьим, с выпученными глазами, низким морщинистым лбом, слоновьими ушами, неким подобием спутанной львиной гривы, костистыми челюстями, бурыми окровавленными бивнями, торчащими из щетинистых губ. Чудище метило прямо на карниз. Лорды готовились его встретить, и тут вдруг оно с широкими размахом качнулось, прыгнуло и приземлилось между Джассом и Брандоком Дахом. Брандок Дах успел лишь обрубить сильным ударом меча его скорпионий хвост, а оно вцепилось в плечо Джасса, сбило с ног Миварша и, как лев, напало на Брандока Даха, который не удержался на узком карнизе и сорвался со скалы, упав навзничь с высоты сотни футов на снег.

Чудище перегнулось через край карниза, собираясь последовать за демоном и прикончить его, но Джасс косым ударом срезал у него мясо с бедра, и меч звякнул о когти задних лап. Оно с ужасным ревом и ржанием обернулось к Джассу и встало на дыбы. Было оно на три головы выше, с шириной плеч, как у медведя. От смрада из разинутой пасти Джасс чуть не задохнулся, но сумел размахнуться и вспороть твари брюхо так, что кишки вывалились. Следующий удар его меча попал мимо цели, меч воткнулся острием в скалу и разлетелся на куски. Так что, когда зловонное чудище навалилось на него, рыча, как тысяча львов, Джасс стал бороться с ним голыми руками, стараясь взяться за брюхо и порвать все, что можно. Он крепко обхватил противника, чтобы не попасть под удар бивней, но зверь содрал ему когтями кожу и плоть от левого колена до щиколотки и прижал его к площадке, круша ребра. Джасс терпел острую боль, задыхался от смрада, исходившего из пасти, на него текла зловонная кровь и слюна, но он продолжал бороться, ибо сила его была велика. Он схватил правой рукой рукоять обломанного меча и вонзил обломок так глубоко в брюхо чудища, что достал до сердца, и стал давить его, как лимон, и резать вены вокруг него, пока кровь не потекла рекой. Тогда зверь свернулся, как гусеница, потом вытянулся в смертной агонии и скатился с карниза. Он упал рядом с Брандоком Дахом, и они лежали рядом, прекраснейший и ужаснейший, обагряя кровью снег. Шипы в задней части зверя еще некоторое время продолжали высовываться и втягиваться внутрь, как жала ос. Милостью небес Брандок Дах упал на мягкий снег, а чудище ударилось головой о камень, и у него вышибло мозги.

Джасс остался лежать лицом вниз, как мертвый, весь покрытый кровью, на краю головокружительного обрыва. Он выглядел жутко. Когда чудище свалилось вниз, Миварш спас лорда, оттащив за ногу от края карниза. Он перевязал его раны и осторожно прислонил к скале, затем долго смотрел вниз, пытаясь понять, мертво ли чудище.

Когда у него от напряжения заболели глаза, а чудище все не шевелилось, Миварш простерся на карнизе и принялся громко молиться:

– О Шлимфли, Шламфи и Шебамри, боги моего отца и отцов моего отца, сжальтесь над своим чадом, ибо я верю, что власть ваша простирается не только над Бесовией, но и над этим далеким запретным краем. Дома я всегда поклонялся вам в святых местах, и завещал сыновьям и дочерям своим чтить ваши святые имена. Я сделал алтарь в доме своем, как указали звезды, по обычаю предков, и принес вам в жертву сына, родившегося седьмым, и обещал пожертвовать седьмую дочь, смиренно покоряясь вашей воле, но не смог, потому что седьмая дочь у меня не родилась. Молю вас, укрепите мои руки, чтобы я смог спустить со стены на веревке своего спутника, хоть он и неверующий дьявол, а потом дайте мне силу спуститься самому с этой скалы. Спасите ему жизнь, спасите обе наши жизни! Если он не останется в живых, твое чадо никогда не вернется домой, а проживет всего день, как мошка, и умрет от голода.

Так молился Миварш. Наверное, верховные боги сжалились над его простодушием, слыша, как он просит о помощи своих идолов, которые не могли помочь, а может быть, они не хотели, чтобы лорды Демонланда умерли ужасной безвременной смертью, не удостоенные последней чести и не оплаканные. Но как бы там ни было, Миварш встал, хитроумно обвязал лорда Джасса веревкой, так чтобы она не сильно давила под мышками и не доломала ему ребра при спуске, и медленно и с трудом опустил его под стену. Потом спустился сам, трясясь за свою жизнь. Его подталкивала жестокая необходимость, и спасало умение лазать по скалам. Внизу он сразу принялся оказывать помощь пришедшим в себя спутникам, очнувшимся с громкими стонами. Когда лорд Джасс окончательно пришел в себя, то занялся врачеванием, исцелился сам и исцелил лорда Брандока Даха. Скоро они сумели встать на ноги, хотя были слабы, с трудом двигались, и их мутило. К тому времени наступил третий час после полудня.

Когда они достаточно отдохнули, Джасс заговорил, глядя на лежащую в собственной крови мертвую мантикору:

– Надо сказать, о Брандок Дах, что сегодня ты совершил худшее и лучшее. Худшее, когда упрямо полез на эту стену, и мы оба чуть не погибли. Лучшее, когда отрубил хвост чудищу. Это был расчет или случай?

– Ну, – ответил Брандок Дах, – в руках у меня всегда силы хватало, так что можно было и не хвастаться. А что касается хвоста, то он мешал моему мечу, и мне не понравилось, как он виляет. В нем было колдовство?

– Яд в жале этого хвоста, – ответил Джасс, – мог отправить нас обоих на тот свет, едва коснувшись мизинца.

– Ты говоришь, как книга, – сказал Брандок Дах. – А то бы я не узнал в тебе своего благородного друга, ты весь вымазан кровью, как буйвол болотной грязью.

Джасс расхохотался.

– Если хочешь выглядеть не хуже, – сказал он, – иди к чудищу и тоже ополоснись в его брюхе. Нет, я не смеюсь, это необходимо. Эти твари не только враги всех двуногих, но и друг с другом дерутся насмерть. Они бродят поодиночке, терпеть не могут даже запаха крови тварей своего рода, этот запах отталкивает их так же, как вода бешеных собак. И запах этот стойкий. Он оттолкнет от нас других мантикор.

В ту ночь они отдохнули у подножья отрога Авсека, а на рассвете продолжили путь по долине на восток. Весь день до них доносился рев мантикор со стороны необитаемой Элы Мантиссеры, которая отсюда была похожа не на пирамиду, а на длинный заслон, окаймляющий долину с дальней стороны. Идти было трудно, их еще пошатывало. День кончался, когда они пришли на место под восточными склонами Элы, где белые воды реки, вдоль которой они продвигались, смешивались с черными водами, с грохотом несущимися с юго-запада. Дальше река текла по широкой долине и пропадала где-то внизу под деревьями. В развилке над слиянием вод в скалах был высокий зеленый холм, как остаток более ласковой земли, уцелевший среди общего разрушения.

– И сюда меня водил мой сон, – сказал Джасс. – Там, где этот поток разбивается на дюжину пенных водоворотов, переправа очень опасна, но другой переправы для нас здесь нет.

И они еще до наступления темноты перебрались через гибельный поток над самым водопадом, а ночью спали на зеленом холме.

Этот холм Джасс назвал Приютом Дрозда, ибо утром их разбудило пение дрозда в кусте терновника. Странно звучала его простая песенка в холодных горах под необитаемыми высотами Элы, вблизи от заколдованных снегов Коштра Белорны.

Из Приюта Дрозда не было видно высоких вершин. И еще долго их не было видно, пока путь шел вдоль черных вод вверх по крутому подъему. Обзор закрывали неровные отроги и скальные бастионы. Лорды и Миварш вышли на левый гребень над водопадами; их хлестал ветер, в ушах грохотал шум воды, снизу в глаза летела пена. Миварш плелся сзади. Все молчали, потому что путь был крут, и вдобавок, при таком ветре и грохоте воды, сколько ни кричи, никто не услышит. В долине было пустынно, темно и жутко, как в подземных долинах на берегах Пирифлегетона или Ахерона. В полном безлюдии только орел иногда парил в высоте над ними, и один раз они заметили, как из пещеры на боковом склоне на них смотрит отвратительное лицо с налитыми кровью большими, как блюдца, глазами. Существо учуяло запах крови себе подобного, вздрогнуло и удрало по камням.

Так они шли три часа, и вдруг, обходя очередной отрог, оказались перед следующей горной долиной, откуда открывался вид, затмевающий все земное великолепие и способный перехватить дыхание у любого певца. В обрамлении скал, под пологом синего неба перед ними стояла Коштра Пиврарка. Она была так огромна, что даже отсюда, с шести миль, ее нельзя было охватить зрением, а приходилось переводить взгляд слева направо и вверх, от мощных черных корней горы, отвесно вырастающих из ледника, на склон, где бастионы громоздились на бастионы, и скальные башни на башни, в слепящем сиянии льда и снега, до неприступных высот, где, словно копья, угрожающие небесам, торчали белые зубы вершинного гребня. Гора закрывала четверть горизонта, с запада от нее высился красивый пик Айлинона, а на востоке за снежными склонами Джалки была невидимая отсюда Коштра Белорна.

В тот вечер они разбили лагерь на левой морене ледника Темарма. С вершинного гребня, как прозрачная девичья вуаль, слетали к востоку полосы тумана и облаков, признак ухудшения погоды.

Джасс сказал:

– Воздух слишком прозрачен. Это к холоду.

– Если понадобится, мы задержим время, – сказал Брандок Дах. – Так силен зов этой рогатой высоты, что лишь взглянув на нее, я умру, если туда не взберусь. Но я удивляюсь тебе, о Джасс. Тебя просили узнать тайну на Коштре Белорне, а ее, наверное, легче покорить, чем Коштру Пиврарку, можно по снежнику обойти Джалки и не лезть на западные утесы.

– В Бесовии есть поговорка: «Берегись высокой жены». Проклятие ляжет на любого, кто станет взбираться на Коштру Белорну, не посмотрев на нее сначала сверху. Его найдет смерть. И только с одного места на земле можно взглянуть сверху на Коштру Белорну: с того недоступного ледяного зубца, на котором горит последний луч солнца. Это вершинный шпиль Коштры Пиврарки, самая высокая точка на земле.

С минуту они молчали. Потом Джасс продолжил:

– Ты всегда был лучшим скалолазом среди нас. Как, по-твоему, лучше взойти туда?

– О Джасс, – ответил Брандок Дах. – По льду и снегу я тебе уступаю. Так что совет дашь ты. Будь мой выбор, я бы начал прямо сейчас, поднялся по проходу между горами, а оттуда свернул к западу по восточному гребню Пиврарки.

– По-моему, этот путь самый страшный, – сказал Джасс, – и, похоже, самый длинный. Я уже рискнул согласиться с твоим выбором, там, у Врат Зимьямвии. Тот проход и ледник Коштры, который соприкасается с ним, находятся под заклятием, о котором я тебе говорил. Прежде, чем мы увидим Коштру Белорну сверху, там нам грозит смерть. А когда увидим, чары спадут, и дальше можно будет смело полагаться на собственные силы, умение и мужество.

– Ну, тогда пойдем на большой северный бастион, – воскликнул Брандок Дах. – Чтобы она нас не видела, пока мы взбираемся, а когда поднимемся на самый высокий зуб, то посмотрим сверху и укротим ее.

Они поужинали и легли спать. Но всю ночь ветер выл в скалах, а утром мокрый снег закрыл видимость. Весь день длился буран, а когда наступило затишье, они свернули лагерь, спустились назад в Приют Дрозда и пробыли там девять дней и девять ночей под дождем, ветром и градом.

На десятый день погода улучшилась, они пошли вверх, пересекли ледник и устроились в пещере у подножья большого северного бастиона Коштры Пиврарки. На рассвете Джасс и Брандок Дах вышли на разведку. Они поднялись в заваленный снегом крутой желоб, ведущий вверх, к главному гребню между Ашниланом с запада и Коштрой Пивраркой с востока, обошли кругом основание Айлинона и взошли на снежный перевал на высоте трех тысяч футов, откуда смогли рассмотреть бастион и выбрать маршрут для первой попытки.

– До вершины два дня ходу, – оценил Брандок Дах. – И я не вижу особых препятствий, если только мы не замерзнем до смерти ночью на гребне. Вон то черное ребро в миле от нашего лагеря должно привести нас прямо на верхушку бастиона, в который оно упирается над большой башней с северной стороны. Если там скалы такие же, как вокруг лагеря, твердые, как алмаз, и неровные, как губка, они нас не подведут. Я в жизни не видел таких удобных камней для восхождения.

– Пока хорошо, – сказал Джасс.

– А выше, – продолжал Брандок Дах, – придется мне заказывать тебе колесницу до первого попадания на гребень. Его придется обходить, или мы никуда не доберемся. С нашей стороны он не слишком доступен, потому что скалы нависают друг над другом, а если он еще и обледенел, то предстоит тяжелая работа. Дальше я предсказывать не берусь, о Джасс, потому что ничего не вижу ясно, кроме того, что гребень разрезан на ущелья и шпили. Как мы его преодолеем, непонятно. Он слишком далеко и высоко, чтобы отсюда догадаться. Понятно только одно: до сих пор мы шли туда, куда вознамерились. И если есть путь к вершине горы, ради которой мы прошли весь мир, то он там, за этим гребнем.

На следующий день, как только побледнело небо, все трое поднялись и зашагали на юг по хрустящему снегу. У подножья ледника, который спускался с перевала в пяти тысячах футов над ними, где главный гребень раздвигался между Ашниланом и Коштрой Пивраркой, они обвязались веревками. Еще до того, как яркие звезды растаяли в свете утра, они начали пробивать путь в лабиринте башен и пропастей ледопада. Вскоре дневной свет залил снежники высокогорного ледника Темарма, окрашивая их в зеленый, шафранный и бледно-розовый цвета. Снега Исларджина сверкали далеко на севере, справа от белого купола Эмшира. Эла Мантиссера перекрывала вид на северо-восток. Бастион на восточном краю долины отбрасывал на нее синюю, как летнее море, тень. С другой стороны высились большие пики-близнецы, Айлинон и Ашнилан. Под теплыми лучами они пробудились от холодного ночного сна и временами ворчали, сбрасывая камни и сталкивая лавины.

По леднику их вел Джасс. Они обходили высокие острые кромки льда и глубокие трещины, иногда оказываясь под нависающими ледяными башнями, впятеро выше их. Некоторые ледяные глыбы были квадратными, некоторые остроконечными, в некоторых местах были просто груды льда, готовые сползти или рассыпаться, похоронив под собой восходителей или сбросив их в зияющую трещину, в вечный холод. Джасс рубил ступени секирой Миварша, и ледяные осколки с гулким звуком отскакивали в сине-зеленые пропасти. Потом подъем стал более пологим, и они вышли на гладкий участок ледника, перешли по снежному мосту через расселину между ледником и склоном горы, и за два часа до полудня оказались у подножья каменного ребра, которое видели с Айлинона.

Теперь впереди пошел Брандок Дах. Они взбирались лицом к стене, медленно и без остановок. Зацепы были крепкие, но мелкие и редкие, а стена крутая. Иногда можно было подняться по кулуару, но большей частью подъем шел по гладкой скале и трещинам, это было жестокое испытание силы и выносливости, которое немногие выдерживают даже на коротких участках, а стена имела высоту три тысячи футов. К полудню они добрались до верха и отдохнули на камнях, слишком усталые, чтобы разговаривать. Они просто смотрели на выглаженный лавинами склон Коштры Пиврарки и полускрытый за ним нависший над бездной карниз, упиравшийся в западную обрывистую стену Коштры Белорны.

Гребень бастиона сначала был гладким и широким, потом вдруг сузился до ширины конской спины и взмыл в небо на две тысячи футов. Брандок Дах вышел вперед и пролез по нему несколько футов. Зацепов не было вовсе. Брандок Дах спрыгнул вниз, попробовал еще раз, затем сказал:

– Без крыльев не выйдет.

Он пошел влево. Висячие глетчеры возвышались над поверхностью ледника, и пока он смотрел на них, сверху с грохотом скатилось несколько ледяных глыб. Потом он пошел вправо. Там скалы выступали наружу, а наклонные карнизы были засыпаны раздробленными камнями, льдом и снегом. Скоро он вернулся и сказал:

– О Джасс, прямо вперед можно только лететь, там не за что зацепиться; на востоке придется уклоняться от лавин; а на западе все растрескалось и так скользко, что не удержимся и погибнем.

Они посовещались и выбрали восточный путь. Сразу начались трудности, пришлось обходить выступающий угол башни, зацепиться там было почти не за что, края скал уходили внутрь, и сорвавшийся с них рисковал пролететь вниз три или четыре тысячи футов и разбиться внизу на леднике Коштры. Но дальше широкие карнизы позволяли пройти по траверсу стены лицом к югу. Далеко вверху в синеву небес врезались выступающие острые края ледника, с которых свисали сосульки ростом с двух демонов. Они сверкали на солнце, вид был изумительный, но наслаждаться им не было времени, они спешили, как никогда в жизни, потому что находиться на леднике было более чем опасно.

Внезапно над ними раздался свистящий звук, и, подняв головы, они увидели раскрывающуюся, как цветок, темную массу, из которой густо разлетались сотни осколков. Демоны и Миварш прижались к скалам, где стояли, но укрытие было ненадежное. Воздух наполнился свистом летящих камней и звуками ударов, казалось, это дьяволы летят в преисподнюю, натыкаются на утесы и разбиваются на куски. Эхо раскатывалось между утесами, как будто гора корчилась под ударами хлыстов. Когда это кончилось, Миварш стонал от боли в ушибленной камнем левой руке. Лорды остались невредимы.

Джасс сказал Брандоку Даху:

– Идем назад, как бы тебе ни хотелось продолжать путь.

Они отступили. За ними по поверхности ледника скатилась лавина, под которой все они погибли бы, если бы не вернулись.

– Ты меня недооцениваешь, – усмехнулся Брандок Дах. – Когда моя жизнь зависит только от меня самого, опасность для меня – лишь подпитка, и ничто не заставит меня свернуть с пути. Но на этой проклятой скале, на карнизах, по которым свободно пройдет даже калека, с нами играет случай. Задержаться на ней еще хоть на минуту – чистая глупость.

– Остается два пути, – сказал Джасс. – Повернуть назад и всю оставшуюся жизнь мучиться от стыда, или попробовать восточный траверс.

– А там погибель ждет всех, кроме нас с тобой, – сказал Брандок Дах. – Ну, если мы погибнем, то мертвым сном будем спать спокойно.

– Миваршу не обязательно ввязываться в последнее приключение, – сказал Джасс. – Он храбро сопровождал нас и доказал, что он наш друг. Но мы стоим перед таким переходом, что я сильно сомневаюсь, что он останется жив, если пойдет с нами. Может быть, ему будет безопаснее спасаться одному.

Но лицо Миварша выражало решимость. Он не произнес ни слова, лишь упрямо нагнул голову, словно хотел сказать: «Вперед».

– Сначала я тебя полечу, – сказал Джасс, и перевязал руку Миварша.

Наступил вечер, пришлось сделать привал под большой ледяной башней. Они отдыхали, надеясь на следующий день достичь вершины Коштры Пиврарки, которая возвышалась над ними на шесть тысяч футов и не была видна с того места.

На следующее утро, как только достаточно рассвело, они продолжили путь. В течение двух часов на траверсе они каждую минуту рисковали жизнью. Шли не в связке, потому что на скользкой скале при падении в пропасть можно потащить за собой остальных. Попадались карнизы, засыпанные битыми камнями и грязью. Мягкая красная порода крошилась в руках и обрушивалась вниз на ледник. Медленно обошли они основание большой башни, вверх, вниз, вперед, опять вверх, вниз и вверх, и к вечеру по грозящему обрушиться желобу вышли к гребню над ним.

Пока они взбирались, белые перистые облака, собравшиеся под верхушкой Айлинона, превратились в плотную темную тучу, закрывшую все западные горы. Из нее вытекали полосы тумана, поднимались и опускались, как волны моря, оседали на высоком гребне, окутывая демонов холодным плащом. Дул промозглый ветер. Пришлось остановиться, потому что почти ничего не стало видно. Ветер завыл в трещинах скал, на гребень посыпался снег. Туча поднялась и снова приопустилась, прикрывая их, словно огромная птица крыльями. Засверкали молнии. Грянул гром, эхо раскатилось в скалах. На оружии, когда оно касалось снега, вспыхивало синее пламя. Джасс посоветовал отложить мечи и секиры в сторону, чтобы случайно не попасть под удар молнии. В снежной пещере между утесами высокого гребня Коштры Пиврарки лорд Джасс, лорд Брандок Дах и Миварш переждали грозу и провели ужасную ночь, даже не поняв, когда она наступила. Черная буря ведь началась задолго до заката. Хлестал снег с дождем, заснуть не давали громы и молнии, ветер пронзительно выл в ущельях, казалось, что крепкая гора раскачивается. Они чуть насмерть не замерзли, и ждали смерти как избавления от адской круговерти.

Но буря утихла, наступил серый рассвет. Джасс встал, шатаясь от безмерной усталости. Миварш сказал:

– Ну хорошо, вы дьяволы. Но себе я удивляюсь. Я почти всю жизнь провел в снежных горах, случалось проводить ночи в снегу в непогоду. Многие погибали от холода. Я говорю о тех, кого потом находили. Многих не нашли, их сожрали духи.

На это лорд Брандок Дах громко рассмеялся и сказал:

– О Миварш, боюсь, что ты – неблагодарный пес. Посмотри на него, – он указал на Джасса. – Упорством и телесной мощью в борьбе с холодом и огнем он превосходит меня так же, как я превосхожу тебя. Но он утомлен гораздо больше, чем мы. Знаешь, почему? Я тебе скажу: всю ночь он боролся с морозом, не только согреваясь сам, но согревая меня и тебя, спасая нас от обморожения. Он тебя и уберег.

К этому времени стал рассеиваться туман. Они смогли разглядеть в сотне шагов от себя вершинный гребень, шпили которого словно выстроились друг за другом, каждый темнее и призрачнее предыдущего. Они казались огромными.

Лорд Джасс, Лорд Брандок Дах и Миварш обвязались и пошли вверх и вперед, то взбираясь на скалы, то обходя их. Иногда им казалось, что зубья скалы под ними оторваны от земли и подвешены в море изменчивого тумана; то они спускались в глубокие расселины, то перед ними оказывались обрывы с обеих сторон. Хорошо, что скалы были крепкие, как те, по которым они взбирались от ледника. Но продвигались они очень медленно, потому что подъем затруднялся из-за свежего снега и обледенения.

За день ветер совсем утих. А они добрались, наконец, до твердого ледяного предвершинного гребня, выступающего из скал, словно лезвие меча. С востока, слева от них, скала была почти отвесной и уходила в глубочайшую бездну. Западный склон, чуть менее крутой, был покрыт плотным белым снегом и терялся в облаках.

Брандок Дах задержался у последнего зубца перед ледяным гребнем.

– Дальше первым идешь ты, – крикнул он лорду Джассу. – Я не хочу опережать тебя, ибо это твоя гора.

– Без тебя я бы никогда сюда не добрался, – ответил Джасс. – Не подобает мне первым встать на вершину, когда на всем пути твоя заслуга выше. Иди вперед.

– Не пойду, – сказал лорд Брандок Дах. – Ты не прав.

Итак, Джасс пошел вперед, вырубая секирой ступени с западной стороны гребня, а лорд Брандок Дах и Миварш пошли за ним след в след.

Вскоре в просторах небес поднялся ветер и стал рвать облака, как истлевшие одежды. В разрывы между ними ударили копья солнечных лучей. В невообразимых далях на юге за гребнем в мерцающей дымке были едва различимы освещенные солнцем земли. Стена гребня с обеих сторон обрывалась в бездну. Последние бастионы перед вершиной Коштры Пиврарки были одеты сверкающим снегом и увенчаны слепящими ледяными шпилями и башнями. То, что раньше казалось недоступным, словно в небесах, теперь было перед ними, у их ног. Над ними высился только главный пик с голым утесом на северо-западе, над которым свисал снежный карниз. Джасс заметил, где утес с карнизом, и стал опять рубить ступени. Через полчаса он уже стоял на недоступной вершине, и вся земля расстилалась перед ним.

Потом они спустились с вершины на несколько футов с южной стороны и сели на камни. В заросших лесами и окруженных скалами холмах, которые замыкали долину, тянувшуюся от Врат Зимьямвии, синело красивое озеро с островами. Неподалеку на западе стояли Айлинон и Ашнилан, а между ними тонкий белый пик Акра Гарш. За ними, как морские валы, горы за горами закрывали горизонт.

Джасс смотрел на юг, где расстилались холмистые земли, словно таявшие в солнечном свете и пропадавшие в далеких небесах.

– Мы первые из детей земли, – сказал он, – кто собственными глазами видит сказочные земли Зимьямвии. Как ты думаешь, правда ли то, что говорят философы: по этой счастливой земле не могут ходить смертные, здесь обитают благословенные души ушедших, которые на земле были великими и совершили великие подвиги? Когда они жили, то не гнушались земными радостями и славой, а поступали справедливо, никого не угнетая.

– Кто знает? – отозвался Брандок Дах, подперев ладонью подбородок и устремив мечтательный взор на юг. – Кто может сказать, что знает?

Они помолчали. Потом заговорил Джасс:

– Раз мы наконец здесь, о мой друг, мы ведь не забудем Демонланд?

Брандок Дах не ответил. Джасс продолжал:

– Лучше я стану вечным ночным гребцом в Лунных Болотах, чем королем всей Зимьямвии. Я охотнее буду встречать рассвет на Скарфе, чем в радости проведу остаток дней на зачарованном озере Равари под Коштрой Белорной!

Тут завеса облаков, скрывавшая восточные высоты, разорвалась в клочья, и перед ними встала, как невеста, освещенная косыми лучами солнца Коштра Белорна, всего в двух или трех милях к востоку. На ее обрывистых стенах почти не было голых скал, все были одеты слепящим снегом. Она была невообразимо прекрасна. Джасс и Брандок Дах встали, как мужи встают, чтобы приветствовать царицу во всем ее величии, и несколько минут смотрели на нее, не отрывая взгляда. Потом Брандок Дах проговорил:

– Вот твоя невеста, о Джасс.