XIX
Зал, вмещающий две тысячи человек, был полон. Свободными оставались лишь несколько кресел в первом ряду. Это были места, зарезервированные для важных гостей, которые, очевидно, задерживались. Концерт состоял из двух частей, разделенных антрактом. Времянкин, не занятый в первом отделении, сидел среди зрителей. Благодаря тому что зал имел форму амфитеатра, сцена хорошо просматривалась с любого места. Даже Эмиль, с его детским ростом, имел на редкость приличный обзор. Мальчик расположился между Яном и сестрой. По другую сторону от Алены сидел Родион.
Начали разъезжаться кулисы, зазвучали аплодисменты зрителей. Родион взглянул на часы, надетые на левое запястье. Синее табло массивного пластикового аксессуара высвечивало – 20.01. Ниже светилась дата – 20.01.
– Мам, как ты думаешь, они специально начали ровно в двадцать ноль одну или это совпадение? – тихонько полюбопытствовал Родион.
– Ровно в двадцать ноль одну? – переспросила мама.
– Ну, сегодня же двадцатое ноль первое.
Алена с легким недоумением взирала на сына. На сцену вышел конферансье и поприветствовал зал.
– Давай смотреть концерт, сынок.
– Давай, – на выдохе произнес Родион и вытер кончик носа внешней стороной ладони.
В первом отделении выступали коллективы народного творчества, прибывшие в Пушкино из разных уголков страны. Русские народные песни и пляски, кавказские танцы под резвую нагару, варган и горловое пение ансамбля с Севера.
Ближе к концу первой части в зал вошли семь человек: три женщины и четверо мужчин. Пригнувшись, они проследовали друг за другом вдоль первого ряда до свободных мест и заняли их. «Губернатор», – подумал Эмиль. Внимание Времянкина вдруг привлекла молодая женщина, севшая рядом с главой области. Из темноты зала мальчик без стеснения разглядывал ее силуэт, очерченный светом от сцены. Ее тонкая шея и кучерявое каре отвлекли Эмиля от финала первого отделения.
После объявления антракта зрители разбрелись по Дворцу культуры. Эмиль и Ян отправились за кулисы. По задумке организаторов концерта, второе отделение было посвящено классической музыке и джазу и начиналось оно с выступления юного пианиста.
Прозвенел третий звонок, и зал снова заполнился людьми. Времянкин пытался разглядеть из-за кулис лицо девушки, чей профиль он пристально изучал немногим ранее, но ее то и дело перекрывали проходящие к своим местам зрители. Наконец и свет в зале погас.
– Антракт закончился на три минуты раньше, – возмутился Ян. – Что за дела? Не успеем поговорить.
– Губернатор приехал и те гости, про которых все говорят. Видимо, из-за них начали раньше. Спешат, наверное, – предположил ученик.
Из противоположной кулисы на сцену вышел конферансье.
– Как можно после такого зрелищного отделения ставить мальчика-инструменталиста? – тихо переживал Эмиль. – С последнего ряда меня даже не будет видно! Зрители от тоски умрут.
– Ты сразишь их наповал. Конька надел?
– Надел, надел. Как будто с ним я играю лучше. А твои где?
– Они рядом.
Ведущий объявлял Эмиля:
– Ему всего семь лет, а он уже исполняет сложнейшие музыкальные произведения. Лауреат музыкальных конкурсов…
– Конкурсов? – удивился мальчик.
Ведущий продолжал:
– Уникальный ребенок, воспитанник нашей музыкальной школы, гордость города, будущее страны. Наш земляк – Эмиль Времянкин.
Раздались аплодисменты. Времянкин показался на сцене. Начищенные черные туфли, темные брюки, белая сорочка, застегнутая до последней пуговицы и сверкающая брошь на груди. Пока мальчик шел от кулис к авансцене, он успел засучить рукава рубашки. Подойдя к ведущему, Эмиль протянул мужчине раскрытую ладонь. Тот пожал ее, предварительно состроив удивленную гримасу.
– О! Крепкое рукопожатие! – прокомментировал ведущий. – Как дела, Эмиль?
Конферансье поднес микрофон к лицу мальчика.
– Спасибо, ничего.
– Волнуешься?
– Не волновался, пока вы не спросили.
– О, прости! Не хотел сбивать твой настрой.
– Я просто шучу, все в порядке. Всем доброго вечера! – обратился мальчик к залу.
– И тебе привет! – выкрикнул кто-то из зрителей. – Зажги, парень!
В зале раздались смешки. Эмиль поднес левую руку ко лбу на манер козырька, прикрыв таким образом глаза от лучей прожекторов, и вгляделся в темноту.
– Спасибо, я постараюсь, – улыбнувшись, ответил мальчик.
– Огонь не игрушка, – вмешался ведущий. – Зажги, образно говоря, конечно же.
– Безусловно! Хотя после Равеля возможно задымление рояля.
– Ха-ха. Мечтаю увидеть это! Что сыграешь помимо Равеля?
– Сыграю произведения, с которыми я победил в конкурсе.
– Не терпится услышать. Эмиль Времянкин, дамы и господа!
Последняя фраза мужчины подхлестнула волну аплодисментов. Конферансье направился за кулисы. Эмиль повернулся к залу, улыбнулся, поклонился и пошел к роялю. «Кто эта кудряшка? Татьяна? Неужели она?» – думал Времянкин. Мальчик подстроил стул, поправил педальный адаптер и сел за инструмент. Эмиль еще на репетиции заметил, что клавиши у этого рояля жестковаты. «Лупить сильнее!» – решил он, погладил конька и заиграл.
Выступление Эмиля завершилось бурными овациями. К сцене подходили люди, дарили мальчику цветы.
Концерт продолжил ударный секстет: два ксилофона, два металлофона и две маримбы гипнотизировали зал минимализмом Стива Райха. Времянкин остался за кулисами, чтобы послушать музыку и получше разглядеть зрительницу из первого ряда. «Это она, Татьяна! Губы. Взгляд. Прическа другая. Когда мы виделись последний раз? Уже и не помню. Лет семь назад? Может, и больше. Мы встречались в один из моих приездов в Пушкино, и у нас случился непродолжительный роман. Все закончилось как обычно – сошло на нет. Без разговоров. Я просто вернулся в столицу. Я всегда так поступал, стоило только почувствовать малейший намек на обременение. Так проще. Уходишь, и все рассасывается само собой, жизнь возвращается в привычное русло. А ведь мы знакомы с ней с детства, сидели за одной партой в школе. Дружили. Кажется, чувства между нами возникли еще тогда, тянулись сквозь годы, то вспыхивая, то затихая. Споры любви, вероятно, ждали подходящих условий, чтобы прорасти. Но… Не дождались. Татьяна была первой, кого я поцеловал. В двенадцать лет. Это я помню. Одно из лучших воспоминаний. Счастливое мгновение. Интересно, она узнала меня? Она прекрасно выглядит, светится прямо-таки. А кто это рядом с ней, держит ее за руку. Муж? Скорее всего. Чему удивляться – она восхитительна! Такая женщина не может быть одна. Это было бы преступлением. Странно, но как только я осознал, что это она, меня охватила сладостная дрожь. Я рад ее видеть. Действительно, рад», – размышлял Эмиль.
– Татьяну разглядываешь? – догадался Ян.
Эмиль обернулся. Учитель стоял рядом и тоже смотрел в просвет кулис на женщину в первом ряду.
– Пытаюсь понять – она, не она. Ты ее помнишь?
Эмиль взглянул на наставника.
– Помню ли я Таню? – усмехнулся тот. – Даже если я захочу, не смогу ее забыть.
– Почему?
– Много будешь знать, скоро состаришься.
– Она хорошо выглядит.
– Как и всегда.
Ян обреченно вздохнул.
– Ты своим выдохом попал точно в ноту.
– Что?
– Ерунда…
«Я смогу с ней поговорить. Хорошо. Снова прикидываться мальчиком? Что-то мне совсем не хочется ей врать. Может, открыться? О чем я только думаю. Забудь, Эмилио. Кажется, мой организм созревает раньше положенного срока. Перевозбудился, наверное», – думал Времянкин.
– Как тебе репертуар данного секстета? – прервал паузу Ян.
– Удивлен. Приятно. Это Стив Райх?
– Да. Начали с 3rd Movement. Потом, 1st Movement. Дальше не помню.
– Мне нравится. Определенно.
– Думаешь, здешняя публика проникнется заевшей пластинкой?
– Музыканты делают дело без оглядки на чужое мнение. Без заигрываний. Они – вещь в себе. Это видно. Если хотите, можете на нас посмотреть, но нам, в сущности, никто не нужен, нам и так хорошо. Ох, и здорово идут! Я бы сыграл с ними. Посмотри на взаимодействие. Высшее проявление человеческого разума. Коллективное творчество. Кооперация вокруг идеи. Синергия. Блестящее исполнение. Такое требует серьезной работы. Это невозможно не оценить.
– Пожалуй, ты прав. И тем не менее для консервативной провинции это слишком… ммм… прогрессивно, на мой взгляд.
– Музыка написана в семидесятых годах прошлого столетия. Слишком прогрессивно? Организаторы концерта с тобой не согласны, видимо.
– Этот коллектив пригласили из-за многочисленных наград на всевозможных международных конкурсах. Чисто бюрократический подход.
– Уверен?
– Эмиль, я гнил в этой системе много лет, знаю, о чем говорю.
– Гм…
Секстет остановился, и зал взорвался аплодисментами.
– Вот тебе и ответ. Мы думаем, что знаем их вкусы, знаем, что им нравится. Причем, заметь, не ожидаем от них многого. А они видишь какие…
Эмиль кивнул в сторону зала.
– Да, принимают хорошо, не спорю, – согласился Ян. – Но тебя принимали лучше.
– Если бы я не был ребенком, принимали бы так же, как думаешь?
– Ну…
– Прилежание. Есть такое в школе. Ты знаешь, конечно. Похвальное усердие – это про меня. Я просто делаю то, что все родители ждут от своих детей, – оправдываю надежды. Чтобы они вознесли меня на самую вершину. Чудо-ребенок. Пока что ребенок. Чудо, видимо, улетучится вместе с детством. И что потом?
– Ну, как минимум лет десять у нас есть. Ты подрастешь, окрепнешь и будешь играть еще лучше. Годам к одиннадцати-двенадцати достигнешь идеальной формы. Будешь как Ашкенази в его лучший период. Или даже Горовиц. Да! В твоей манере, кстати, есть что-то напоминающее Горовца. И сердце, и разум. Но все же у тебя по-своему. В твоей игре есть какая-то решительность, нет – решимость, смелость. Причем исполнение не агрессивное, а именно – отважное. И сосредоточенное. Скон-цен-три-ро-ван-ное, – прищурившись, выговорил Ян. – Кстати, Горовиц тоже больше хотел сочинять музыку, чем исполнять.
– О чем ты?
– О твоих композиторских амбициях. Ты ведь сочиняешь?
– Время от времени. Это проблема?
– Да нет.
– Чего ты заговорил про мои композиторские амбиции? Из-за того, что я правлю твои транскрипции?
– Да нет же. Хотя правишь ты их безжалостно и беспощадно. Но дело не в этом. У тебя получается, и местами даже очень интересно. Надо развивать это дело.
– Я сочиняю музыку с пятнадцати лет. Никак не пойму, к чему ты клонишь?
– Ни к чему. Просто мы говорили про Горовца…
– Ты говорил про Горовца, а я говорил про то, что мне приходится умасливать взрослых, прячась за детской мордашкой.
– Знаешь, мне жаль, что ты терзаешь себя этим. Ребенок! Да, именно так тебя воспринимают окружающие, но ты работаешь над собой. Много занимаешься. Это, знаешь ли, серьезное психологическое напряжение. Уж я-то знаю – это тяжелый труд. На износ. В тебе есть то, что достойно уважения. Сосредоточься на этом – и вперед, к нашей цели.
– Да, пожалуй. Другие дети, наверное, считают меня чудиком.
– Что, в общем-то, правда. Но кого волнует мнение этих бездельников?
– Ребята на сцене не выдают себя за кого-то еще и заслуженно получают свое.
– Все носят маски, Эмиль. Так что не обольщайся на их счет.
– Только не сейчас. Посмотри на них!
– Вот заладил. Не хочу я на них смотреть! Вещь в себе. Я понял. Тебе не хватает экспериментов? Творчества? Свободы? Чего тебе не хватает?
Эмиль задумался. «Можно ли говорить с Яном откровенно или это уловки параноика? Почему он спрашивает про свободу? Будто не сам удерживает меня в кабале. Неужели он готов предоставить мне независимость? И самое главное… Чего мне не хватает? Я не знаю. Но, кажется, все же чего-то не хватает», – рассуждал он.
– Мне всего хватает. Настроение такое, не обращай внимания. Кстати, напомни, пожалуйста, что у нас за цель?
– Войти в историю. Но всему свое время, мой маленький друг.
– Пожалуйста, не называй меня своим маленьким другом. Я не такой уж и маленький для своих лет. Это не корректно.
– Мой юный друг?
– Это лучше, но все же не нужно. Если тебе не сложно, конечно.
– Да расслабься, Эмиль. Я просто шучу. Поверь, я на твоей стороне. Кажется, я не говорил, что благодарен тебе, ведь ты дал мне шанс вырваться из этого болота. Я ухватился за тебя как за поплавок, который тащит меня со дна. Ты должен меня понять, Эмиль. Я хочу того же, что и ты, – прожить яркую насыщенную жизнь, занимаясь любимым делом! Реализовать свой потенциал. Добиться уважения за свои труды.
– Ладно. Идут.
Со сцены за кулисы зашли пятеро отрешенных парней лет двадцати пяти и задумчивая девушка с азиатскими чертами лица. Все в черном. Мокрые. У каждого при себе колчан, набитый палочками с различными наконечниками: мохнатые помпоны, вязаные набалдашники, тонкие бамбуковые стебельки, скрипичные смычки и прочее. Когда они проходили мимо Эмиля, он решил засвидетельствовать свое восхищение:
– Молодцы, ребята! Просто класс! Космическое выступление!
Никто из них не задержался в кулисах, чтобы перекинуться с Эмилем и парой словечек. Третий, проходя мимо, выпустил смешок. Молодые люди поочередно растворялись в потемках закулисья. Девушка, замыкающая строй, поравнявшись с Эмилем, потрепала его по волосам и, удаляясь, произнесла:
– Ты тоже молодец, парень!
Она скрылась за складками бордовой ткани. Ян усмехнулся и пригладил усы.
– Чего? – буркнул Эмиль.
– У тебя сейчас вид… Прямо как у щеночка. Если бы имелся хвост, наверное, вилял бы им. Я прав насчет уважения?
Эмиль взглянул на учителя, но ничего не ответил.
– Я прав, – закрыл тему Ян.
На сцене заиграл джазовый оркестр.
Банкет был в разгаре. Приглашенные кучковались по залу – кто с бокалом, кто с тарелкой. Гости праздника пили шампанское, угощались закусками, общались между собой. Ян, Алена и Эмиль стояли своей компанией у одного из фуршетных столов. Алена обсуждала с Яном планы брата на ближайшие месяцы, Времянкин молча потягивал кофе и разглядывал людей в помещении.
«Мужчины и женщины от тридцати и выше. А этому, похоже, лет семьдесят. Интересно, он доволен своей жизнью? Надо будет спросить», – думал Эмиль. В зале присутствовали человек пятьдесят, включая артистов, которым не нужно было спешить на поезд или самолет. Таких оказалось немного. Трио балалаечников из первого отделения и коллектив с Дальнего Севера в составе пяти человек.
«Остальные, видимо, знать – выглядят респектабельно. Кто они? Большие чины? Крупные дельцы? Судя по всему, здесь сосредоточена важная часть системы, которую я пытаюсь надуть. И раз я здесь, мне пока это удается. А этот джентльмен просто не жалеет себя. Как можно раздуться до таких размеров? Я целиком помещусь в его животе. В куртке и с рюкзаком. Его тело не в порядке. А ведь насколько лучше, когда оно в порядке. Я не должен стать таким. Зарядка, режим и никакого алкоголя. Идите вы со своим алкоголем подальше. Береги платье снову, честь смолоду, а здоровье с детства. Не вижу Родиона…» – подумал Эмиль.
Племянник тем временем проводил гастрономические исследования. Он изучал многоярусные подносы с едой, расставленные по столам. Ассортимент закусок был разнообразным: мясной рулет, заливное из осетра, несколько видов пирогов, различные канапе, салаты в песочных корзинках, сыры, пять видов пирожных, свежие фрукты. Родион медленно продвигался вдоль стола и, не отвлекаясь на окружающих, пробовал все съедобное.
– Эмиль Времянкин! – звонко произнес губернатор, приближаясь к компании юного пианиста.
На лице мужчины сияла широченная улыбка. А сам он был высоким и плечистым. Его голос звучал как баритоновый саксофон с богатыми обертонами и дребезжащими нотками. Он подошел и протянул мальчику свою огромную ладонь. Тот вложил в нее раскрытую пятерню.
– Михаил Юрьевич. Рад знакомству! – продудел губернатор.
– Взаимно.
Эмиль указал на сестру:
– Моя сестра Алена.
Губернатор пожал ей руку.
– Алена? – удивился он. – Почему не краткость? Непорядок. У такого-то таланта, – пошутил Михаил Юрьевич и сам засмеялся от своих слов.
От его голоса резонировало стекло фужера, который Алена держала в руке. А может, сосуду передавалась сервильная дрожь, пробравшая молодую женщину от встречи с высокопоставленным чиновником. Помимо прочего, губернатор был настоящей знаменитостью, человек с экрана. Лицо Алены спазмировала улыбка.
– Надеюсь, вас не задела моя шутка? Я вообще-то очень ценю краткость.
– Ой, не переживайте, это было забавно. Приятно познакомиться.
– Весьма рад.
Времянкин представил главе области своего учителя. Из-за кепки, надетой в теплом помещении, Ян имел слегка эксцентричный вид.
– Отличная работа, Ян Валерьевич! – серьезно пробасил губернатор.
– Благодарю! – так же серьезно ответил Ян.
– Продолжайте в том же духе. Позвольте…
Губернатор не закончил фразу и запустил руку во внутренний карман пиджака.
– Ваша работа будет непременно отмечена особым образом, но позвольте от себя лично…
Михаил Юрьевич наконец нащупал то, что искал. Он вынул из кармана продолговатый предмет темно-синего цвета с перламутровым отливом. Граненый артефакт с платиновыми ребрами.
– Это перьевая ручка. Она весьма ценная. Мне ее подарил премьер-министр Папуа – Новой Гвинеи.
Губернатор стянул с ручки колпачок и продемонстрировал компании изящное перо с тонкой гравировкой.
– Перо серебряное, – добавил он.
– Очень красивая вещь, – с придыханием отметила Алена.
Михаил Юрьевич надел колпачок обратно и протянул ручку Яну:
– Прошу вас. В знак моего уважения.
– Благодарю. Это весьма неожиданно, спасибо.
Ян принял подарок. Он был доволен. И хотя Двое могли бы обеспечить его несметным количеством подобных экспонатов, персональное одобрение от высокого чина льстило педагогу. Оно и понятно: большую часть своей жизни Ян отдал системе, которая наконец обратила на него внимание.
Эмиль отвлекся от формальных любезностей и принялся выискивать взглядом племянника. Родион между тем прибился к противоположному берегу стола. Там еще оставалась неизведанная мальчиком снедь. Времянкин решил не прерывать исследовательскую миссию не на шутку проголодавшегося ребенка ради знакомства с губернатором.
– Я тоже хочу вам кое-кого представить. Секунду.
Михаил Юрьевич огляделся по сторонам. Он увидел кого-то в толпе и помахал рукой.
– Татьяна! Таня, подойди, пожалуйста.
Татьяна подошла. На ней было черное платье-футляр с рукавами в три четверти и широким поясом. Вечерний наряд подчеркивал ее стройную фигуру. В руках она держала черный клатч, расшитый черными пайетками. Таня улыбнулась.
– Добрый вечер! – поприветствовала она участников разговора.
– Здравствуйте! – доброжелательно ответила Алена.
– Добрый вечер! – робко произнес Эмиль.
Ян сунул руки в карманы брюк и встал полубоком к компании, покачиваясь с пятки на носок.
– Здравствуй, Ян! – обратилась к нему Татьяна, приподняв изящную бровь.
– Привет, – безразлично ответил тот и отвел взгляд в сторону.
Он щурился, словно рассматривал что-то далекое. Со стороны это выглядело не слишком убедительно и даже странно. Его принужденная реакция подразумевала сложную историю их с Татьяной взаимоотношений.
– Вы знакомы? – удивился губернатор.
– Мы знаем друг друга с детства, – пояснила Татьяна.
– В таком случае для тех, кто не знает, это моя племянница – Таня. Сама подойти не решалась, боялась потревожить.
– Ну вот, выдал меня, – с улыбкой посетовала она.
Ее взгляд не опускался ниже уровня глаз взрослых. Она смотрела то на Алену, то на дядю. С момента своего появления Татьяна только раз взглянула на Эмиля, да и то мельком, – когда он пожелал ей доброго вечера. А мальчик меж тем не сводил с Тани глаз.
– Я считаю, что подобные банкеты предполагают общение, – рассуждал Михаил Юрьевич. – Для этого они и существуют, согласны?
– Безусловно, – быстро подхватила Алена.
Кажется, в этот момент она согласилась бы с любым мнением, произнесенным голосом губернатора. Алена послушно следовала за его интонациями и реагировала в нужных местах.
– Искренне рад нашему знакомству, – подал голос Эмиль.
Татьяна наконец обратила свой взор на мальчика, и тот замер. Сердце Времянкина взвинтило темп, на лбу проступил пот.
– Не хотелось злоупотреблять положением Михаила Юрьевича, – прожурчала она.
Глава усмехнулся:
– Я действовал как дядя, не как губернатор, так что этический аспект не затронут. Справедливости ради я и сам хотел пожать руку юному дарованию, – прокомментировал он слова племянницы.
– Отныне я ваша преданная поклонница, Эмиль. Слушала с наслаждением. Словно побывала в других мирах. Волшебно! Нет слов.
Времянкин с трудом выдерживал ее взгляд.
– Я рад, что вам понравилось!
– Кстати, я знаю еще одного пианиста с таким же именем. Вы, случайно, не родственники?
Алена и Ян как по команде перевели взгляды на Эмиля.
– Вероятно, речь о моем кузене. Эмиль Времянкин-старший. Родной брат Алены.
– Подождите, вы его сестра? – удивилась Таня. – Алена?
– Младшая сестра, – уточнила та.
– Ну надо же! Какое приятное совпадение! Я видела вас, когда вы были еще девочкой. Мне было лет четырнадцать, а вам лет восемь. Вы меня, наверное, и не помните.
– В четырнадцать ты выглядела совсем по-другому, – поддержал беседу губернатор. – Такая, пухленькая даже… Была… Тебя теперь и не узнать. Не то что вспомнить.
– Пухленькая? – усмехнулась Татьяна.
– Ну… Не то чтобы… С щечками.
– Ах да! – неожиданно вспомнила Алена. – В солнечных очках?
– Да, да, да, – обрадовалась Таня.
– Была мода, – подтвердил Михаил Юрьевич.
– Дело было не в моде, дорогой дядя – это был протест. Не помню, правда, против чего.
– Против солнца, надо полагать, – пошутил губернатор.
Эмиль понимал, о каких очках шел разговор. Он был частью этих воспоминаний. Времянкин мысленно вернулся в тот период, когда они с Татьяной, сговорившись, носили солнцезащитные очки, не снимая их ни в школе, ни дома. Ни днем, ни вечером. Продолжалось это несколько недель, пока акция не зашла в тупик. Какие смыслы друзья пытались транслировать окружающим, сейчас не помнил даже сам идеолог протеста – Эмиль. «Бессмыслица какая-то. Хотели привлечь внимание, очевидно, – думал он. – Наивно. Нелепо. Но забавно. Забавно то, что Татьяна всегда была легкой на подъем. Без нее ничем таким я бы не занимался. Она с азартом ввязывалась в мои глупые затеи. При этом Таня всегда была умной. Умнее меня, это уж точно».
– Эмиль вечно придумывал что-нибудь. Словом – выдумщик ваш брат. Скучать с ним не приходилось. И я часто бывала у вас в гостях, знала ваших родителей. В общем, мы с вашим братом давние друзья.
Времянкин видел, с какой теплотой Татьяна вспоминает о нем и постепенно осознавал, что скучал по своей подруге. Ему хотелось обнять ее крепко-крепко. Так, как положено делать близким людям после долгой разлуки.
– Значит, у вас в семье два Эмиля? Надо же! – удивилась Таня.
– В честь прадедушки… называли, – снова соврал Времянкин и поджал губы.
– Тогда все ясно. Как он поживает?
– Он давно умер.
– Как умер?
Лицо Татьяны вдруг стало обеспокоенным.
– Он был совсем старенький, дожил до ста лет. Век. Однажды лег спать и не проснулся, – сочинял на ходу Времянкин.
Таня вздохнула с облегчением:
– Я имела в виду другого Эмиля, вашего брата. Испугалась, простите.
В этот момент к компании подошел мужчина, который держал Таню за руку во время концерта. Приталенный костюм-тройка честно обрисовывал его страусиную осанку. Высокий покатый лоб блестел под белесой челкой. Он принес два фужера с шампанским.
– Здравствуйте! К вам можно?
Татьяна взяла у мужчины один бокал. Он обнял ее за талию освободившейся рукой.
– Так как у него дела? – снова спросила Татьяна.
На сей раз она обратилась к Алене.
– У Эмиля? – растерялась та.
– У него все отлично! – вмешался Времянкин. – Живет в столице, гастролирует по миру. В последнее время редко бывает в стране. Кажется, он счастлив.
– Он отличный пианист.
– Еще бы! Прекрасный.
– Хорошо, что у него все складывается… Хорошо.
– Я тоже так думаю. Я передам, что вы спрашивали.
– И передайте привет, если он меня вспомнит, конечно. Некоторые считают, что я сильно изменилась. Говорят, я была пухленькой.
– Ну… Не то чтобы прямо… – оправдывался губернатор. – И потом… это когда было-то…
– Уверен, он вас помнит.
Возникла небольшая пауза. Алена пялилась в пол, покраснев то ли от шампанского, то ли от вранья брата. Ян озирался по сторонам, делая вид, что не участвует в разговоре.
– Твое выступление было лучшим, – начал ухажер Татьяны. – Правда, я не большой специалист. Но Таня сказала, что это было… Мощно? Так ты сказала?
– Ну вот. И ты меня выдал.
Татьяна улыбнулась.
– А она, между прочим, отлично разбирается – она учительница музыки в школе! – сообщил мужчина.
– Ну, это больше история музыки, краткий курс общеобразовательной программы. С четвертого по шестой класс. Так… Приобщаю детей к прекрасному. По мере сил.
– Она и сама отлично играет, – добавил губернатор.
– Дядя всегда меня нахваливает, но я играю совсем не отлично.
– Вы, случайно, не в восьмой школе преподаете? – оживился Эмиль.
– Да, в восьмой. Все верно. Вы наша знаменитость, но от моих уроков вы освобождены по понятным причинам.
– Вообще-то я планировал начать посещать ваши занятия. Как раз готовлюсь к сдаче экзаменов за пятый класс.
– Правда? Что ж, буду рада помочь.
– Пятый класс? – удивился Михаил Юрьевич. – Напомни, пожалуйста, сколько тебе лет?
– Семь, – ответил Эмиль.
– Семь, – подтвердила Алена.
– И ты уже заканчиваешь пятый класс?
– В следующем году планирую закончить школу.
– И музыкой успеваешь заниматься?
– Он много работает, – вклинился Ян. – Сознательно подходит к делу.
– Высокий темп взял, ничего не скажешь. Воля есть, но не забывай и отдыхать. Необходимо восстанавливать силы. Это важно. Организм надо беречь.
– Я успеваю отдыхать.
– Спортом занимаешься?
– Зарядка по утрам. Обязательно. О серьезном спорте думал, но решил поберечь руки – расставил, так сказать, приоритеты.
– Это правильно! Молодец! Толковый парень! Что ж… Ну а условия у тебя комфортные?
– Хм…
Губернатор перевел взгляд на Алену.
– Чем-то помочь, может, надо? Как вы справляетесь?
– Хм…
Так же, как и брат, Алена была не готова к вопросу.
– Она одна заботится о двух мальчиках, у нее есть десятилетний сын, – вмешался Ян и кивнул в сторону Родиона. – Вон он.
Участники разговора оглянулись на парня. Родион стоял у стола и набивал рот миниатюрными эклерами. Глядя на него, складывалось впечатление, что в семье недоедают. Родион даже не заметил, что за ним следили сразу шесть пар глаз.
– Я знаю Родиона – преподаю в его классе. Он ваш сын? – удивилась Татьяна.
– Да! – кивнула Алена. – Родион! – окликнула она сына.
Тот поднял глаза и перестал жевать.
– Здравствуй, Родион! – обратилась Татьяна к мальчику.
– Здравствуйте, – ответил тот.
– У него другая фамилия, иначе я бы поняла. Хороший парень! С юмором. Любит веселить класс.
– Родион? Вы сейчас о моем сыне говорите?
– О да! Дети обожают слушать его рассказы.
– Вот это новость. Я думала, он такой скромный. Ну, знаете, застенчивый.
– Нет, уверяю вас, Родион очень коммуникабельный ребенок.
– Буду знать. Хм.
– Ян, кажется, мы тебя прервали, – сказала Татьяна, улыбнувшись.
Судя по всему, она понимала, к чему клонил учитель, и не дала разговору уйти в сторону.
– Да. Спасибо! Эмиль тоже находится на попечении Алены, – воспользовавшись вниманием чиновника, продолжил Ян.
– А твои родители? – уточнил губернатор у мальчика.
– Отца я не помню, а мамы недавно не стало.
Эмиль опустил глаза. Образовалась печальная пауза.
– Давайте, поступим так, – прервал молчание Михаил Юрьевич. – Вам позвонит моя помощница, милая женщина. Она устроит нашу встречу.
– Я поняла, – ответила Алена.
Губернатор взглянул на часы и, сославшись на дела, откланялся. Вместе с ним банкет покинули Татьяна и ее жених. Сразу за ними уехал Ян. Алена, Родион и Эмиль отправились домой пешком.
