Разумеется, западный мир не обладает монополией на легенды и мифы, связанные с менструацией и с тем, что ее окружает. Для иллюстрации того, насколько опасно существование этого табу, я часто пересказываю историю, поведанную австралийским антропологом Мервином Меггитом (1924–2004), который посвятил свою жизнь изучению аборигенов Австралии и племен Папуа – Новой Гвинеи. Он приводит такой эпизод: некий житель Папуа – Новой Гвинеи обнаружил, что его жена испачкала менструальной кровью одеяло, и немедленно с ней развелся, пока вредоносная жидкость не оказала на него своего губительного воздействия. Но, даже расставшись с женой, он не чувствовал себя в безопасности и на всякий случай зарубил ее топором.

Причина, толкнувшая его на это жуткое преступление, заключалась в том, что члены его племени считали менструальную кровь чрезвычайно опасной для мужчин. Они верили, что контакт с ней грозит им утратой мужской силы, болезнями и даже смертью. Теперь нам становится понятным поступок этого мужчины – хотя мы его, конечно, не оправдываем.

Представление о менструальной крови как чем-то опасном для мужчин было распространено во многих культурах мира. Индейцы племени тлин, жившие в бассейне Юкона, считали, что в менструальной крови содержится «экстракт» женственности, следовательно, любой контакт с ней мужчины снижает его мужскую силу. Иннуиты, например, верили, что контакт с менструальной кровью приносит неудачу на охоте. Эти верования вполне согласуются с многочисленными мифами, бытовавшими у самых разных народов, согласно которым менструальная кровь наделена вредоносными свойствами и пагубно воздействует на урожай, домашнюю скотину, продукты и утварь, одним словом, несет явную угрозу общественному благополучию.

Менструальная кровь представляет собой разрушительное начало, несовместимое с надеждами человечества на выживание, – именно эта идея лежит в основе характерной для многих народов традиции изолировать женщин в период месячных; кстати сказать, эта традиция до сих пор жива в ряде религий и культур. Во все эпохи и во всех обществах роль женщины пытались свести к единственной функции – быть родительницей, но в то же время вид жидкости, служащей доказательством ее фертильности, воспринимался как нечто отвратительное и ужасное. Кое-где было принято праздновать первые месячные, поскольку они знаменовали переход девочки в статус будущей матери, но затем эта тема переходила в разряд табу, а интерес к женщине сводился к вопросу, сможет она или не сможет рожать детей.

В этом есть свой смысл (во всяком случае, в этом был определенный смысл, пока развитие общества не поднялось на тот высокий культурный уровень, каким мы сегодня любим хвалиться) – если у женщины месячные, значит, она не беременна. Иначе говоря, она провалила свою роль продолжательницы рода. Повторю: все это имело смысл до тех пор, пока мы не заговорили о перенаселенности планеты и не поняли, что человечество не вымрет, даже если женщины не будут рожать по ребенку каждые два года. В прежние времена месячные у женщин бывали реже хотя бы потому, что они почти постоянно или вынашивали очередного ребенка, или кормили его грудью. Ситуация, при которой месячные у женщин наступали (в среднем) каждые 28 дней, оставалась достаточно редкой. У кормящей матери часто наблюдается задержка менструации (и, как следствие, овуляции). Это связано с повышением уровня пролактина – гормона, отвечающего за выработку грудного молока. Добавьте к этому моральный прессинг: вся семья нервно ждет рождения младенца мужского пола – будущего наследника, способного защитить ее от житейских бурь и невзгод, – и вы поймете, почему пятнышко крови на простынях вызывало такое негодование.

Сегодня, читая подобные истории, мы только смеемся: «Ну и дураки были наши предки! Кретины безмозглые!» Но не стоит забывать, что нынешнее отношение к менструации (я уже молчу про реально существующее женское неравенство и диктат мужчин практически во всех сферах нашей жизни) сформировалось долгими веками веры во всякую чушь, о которой я писала выше. Есть области общественной жизни, прогресс в которых достиг действительно невиданных высот, но есть и другие, в которых он ползет со скоростью черепахи, – и все, что связано с менструацией, принадлежит не к первой, а ко второй категории. Мы не случайно избегаем вслух говорить на эту «щекотливую» тему, воспринимаем месячные как нечто постыдное и при одном их упоминании чувствуем отвращение – наши предки, те самые «безмозглые кретины», слишком долго жили в плену дичайших заблуждений и сумели, от поколения к поколению, передать их нам, своим потомкам, чтобы мы продолжили поддерживать устоявшееся табу.

Ничто не происходит просто так, без причины. Да, сегодня муж не убьет жену топором, если обнаружит в супружеской постели кровавое пятно. Но особенно радоваться нечему: мы не так уж далеко ушли от вековой дикости. Нам нечем гордиться: в других формах и с иной степенью накала, но общество по-прежнему смотрит на женскую менструацию как на что-то непристойное. Тот, кто видел, как девчонка рыдает в школьном туалете, потому что «протекла», готовая чуть ли не руки на себя наложить, тот понимает, что дистанция между нами и Плинием Старшим с его бешеными собаками не так уж велика.

Вот почему я считаю, что не следует так уж решительно отрекаться от нашего прошлого и наших предков, какими бы глупыми они нам ни казались. Конечно, мы не несем ответственности за их привычки и поступки, но мы – их порождение, и наши представления о мире во многом основаны на их представлениях. Мы отвергли их жестокость, осудили их преступные практики, мы накопили больше знаний о том, как устроен мир, но это не значит, что мы полностью освободились от их негативного влияния. Слишком легко сказать: «Я тут ни при чем! Я не такой, как мой прапрапрапрадедушка! Я гораздо лучше!» Да, это очень хорошо, что в мире прекратились массовые убийства и грабеж целых народов, но нам предстоит сделать еще очень много, и не надо перекладывать всю ответственность на грядущие поколения. Каждый способен хоть что-то предпринять уже сегодня, сейчас, – например, исключив из своего лексикона некоторые словечки или отказавшись вслед за окружающими хихикать и тыкать пальцем в несчастную «жертву менструации», а главное – перестать думать, что, раз так делают все, значит, это хорошо и правильно.

Да, это просто прекрасно, что сегодня никто не верит, что от соприкосновения с менструальной кровью пенис съежится и рассыплется в прах, но этого мало. Нынешние заблуждения и мифы не так карикатурны, но корнями они уходят все в те же архаичные страхи. Так что давайте-ка пошлем подальше всю эту древнюю ерунду и постепенно, шаг за шагом, начнем учиться спокойному и взвешенному разговору о менструации. И пусть наши потомки, знакомясь, в свою очередь, с нашими представлениями об этом явлении, крутят пальцем у виска и называют нас «безмозглыми кретинами».

Лично меня сама мысль о том, что мои дети и внуки будут насмехаться надо мной за то, что и я когда-то верила, что менструация – это стыдно, наполняет искренней радостью. Пусть они оценят мой труд так же, как я сегодня оцениваю усилия женщин, боровшихся за право принимать участие в выборах или за право на аборт, – ведь мне эти вещи кажутся настолько очевидными, что я не представляю себе, как могло быть иначе.