Зофья рассматривала платья, разложенные перед ней. Это выглядело так, словно на ее простынях расплавилась радуга: насыщенные, будто съедобные цвета занимали почти все пространство кровати. Дело рук Лайлы.

Вчера Лайла оставила дорожку из печенья, ведущую из лаборатории в комнату Зофьи. Открыв дверь, Зофья увидела, что ее шкаф набит платьями от бледно-лилового и нежно-серого цветов до насыщенного черного и золотисто-каштанового.

– Вуаля! – воскликнула Лайла, согнувшись в низком поклоне.

– Что?

– Твой новый гардероб! У меня давно были твои мерки, и я заказала для тебя все эти платья. Ты можешь носить их под этим халатом мясника, который ты называешь униформой.

Зофья сделала несколько нерешительных шагов вперед и провела рукой по гладкому шелку. Ткань была мягкой и холодной. Шелк был ее любимым материалом, и Лайла всегда находила этот факт забавным. Кто бы мог подумать, что у инженера такой изысканный вкус?

– Когда мне нужно их вернуть? – спросила Зофья.

Она привыкла возвращать наряды после миссий. Даже в Гловно у них с Хелой было всего пять платьев на двоих.

– О чем ты? Они твои, – сказала Лайла. – Навсегда. Чтобы ты их носила.

Ее. Зофья шумно выдохнула. Судя по виду, эти наряды стоили куда больше, чем ее зарплата. Но все же их было так много, что она даже могла отправить несколько штук Хеле. Эта мысль заставила ее улыбнуться. Что нужно говорить, когда кто-то делает для тебя что-то подобное? Обычного «спасибо» недостаточно. Ей нужно было как следует обдумать произошедшее. Она посмотрела на пол, где на блюдце лежало надкусанное печенье.

– Ты приманила меня с помощью дорожки из печенья.

– Кто сказал, что это дорожка? Может быть, это были просто разбросанные в хаотичном порядке печенья. И ты сама превратила их в дорожку, когда пошла от одного печенья к следующему, предполагая, будто у них есть какая-то закономерность.

– Я…

– Я знаю.

И это все, что ей нужно было сказать.

Зофья провела рукой по своим новым нарядам. Она потянулась к платью, которое Лайла описала словами «голубое, как сами небеса». Застегнув пуговицы, она подошла к зеркалу, чтобы оценить свое отражение. Ее волосы напоминали снежное облако, а глаза были голубыми – вот и все, что она заметила. Смотреть на себя в зеркало больше минуты казалось ей ужасно скучным занятием. Зофья отвернулась и натянула на руки белые перчатки. Она несколько раз ущипнула себя за щеки – так обычно делала Лайла – и направилась к двери. С каждым шагом ее сердце билось все громче и быстрее.

Она никогда не делала подобного раньше и не знала, чего ожидать. Всю свою жизнь она избегала людных мест; ей не нравилось находиться среди сотни людей. Но, может быть, в будущем это изменится. Благодаря Лайле и Энрике она чувствовала себя увереннее. С ними обычный разговор не казался сложным лабиринтом. С Северином было немного труднее. По мнению Лайлы, он всегда говорил только часть того, что собирался сказать изначально. Гипнос, напротив, говорил абсолютно все, что думал. Энрике предупредил Зофью, что не все его слова нужно воспринимать серьезно: это делало взаимодействие с Гипносом похожим на решение головоломки. Но с ними она чувствовала себя на своем месте. Они делали ее смелее. Зофья подумала, что сможет пройти сквозь толпу людей, не чувствуя себя изгоем. Они вселяли в нее надежду, что она сможет понравиться окружающим такой, какая она есть.

В коридоре отеля горели тусклые лампы, а снизу доносились звуки скрипки и фортепиано. Сквозь куполообразные окна было видно ночное небо, усыпанное звездами.

Дойдя до конца коридора, Зофья резко остановилась. Энрике и Гипнос стояли на том же месте, где она их оставила. Они смотрели друг другу в глаза, склонив головы в разговоре, и вдруг – уже не в разговоре.

Зофья не могла пошевелиться. По ее телу разливался холод. Он поднимался от новых вышитых туфель, подаренных Лайлой, до белых перчаток, сползших до локтей. Она наблюдала за тем, как Гипнос обхватывает рукой шею Энрике, углубляя поцелуй. Это напомнило ей обо всех эмоциях, которые она не была способна различить. Обо всем, чего она не могла сделать. Она могла убежать и спрятаться в своей комнате, но она не была способна привлечь чье-то внимание, пользуясь своим природным очарованием. Когда она смотрела на себя в зеркало, то на ее лице не отражались простейшие эмоции, доступные всем обычным людям.

Зофья сделала шаг назад. Она должна остаться в своем мире и не пытаться казаться той, кем она не является.

Девушка медленно развернулась и осторожно пошла обратно, чтобы никто не увидел и не услышал ее. В своей комнате она сняла голубое платье и надела обычный черный халат и резиновые перчатки.

У нее было много работы.