Книга: Золотые волки
Назад: 22 Энрике
Дальше: Часть V

23
Северин

Шестым отцом Северина стал мужчина, которого он называл Жадностью. Жадность был привлекательным вором с крошечной суммой денег на счету. Он часто совершал различные кражи и любил оставлять Северина настороже. Однажды Жадность залез в дом богатой вдовы. Он полностью обчистил ее кабинет, полный дорогостоящего фарфора и изящных стеклянных фигурок, но вдруг заметил на стене нефритовые часы. Северин стоял снаружи и наблюдал за улицей. Услышав стук лошадиных копыт, он свистнул, но Жадность велел ему утихнуть. Он почти снял часы со стены, когда лестница под его ногами треснула. Тяжелые часы упали Жадности на голову, и он скончался на месте.
Жадность научил Северина не тянуться слишком высоко.

 

Северин закинул в рот бутон гвоздики и начал медленно его жевать, обдумывая новую информацию.
Теперь они знали, где искать Падший Дом.
Они знали, чего хотел Падший Дом: соединить Вавилонские Фрагменты.
Все остальное было вопросом времени.
Как только голографическое изображение катакомб исчезло, Гипнос вздохнул:
– Формально все лидеры Домов должны сообщать Ордену о любых находках, связанных с Падшим Домом.
– Формально? – повторил Северин. – Формально мы не знаем, работает ли Ру-Жубер на кого-то из Ордена.
– Поэтому я и сказал «формально», – добавил Гипнос. – Я должен доложить о случившемся Ордену, но они не уточняли, когда именно я должен это сделать. Я могу заняться этим после того, как мы найдем Ру-Жубера и убедимся, что никто из Дома Ко́ры не замешан в краже Кольца.
– Хитро.
– Беру пример с тебя.
– Вы действительно думаете, что за всем этим может стоять член Вавилонского Ордена? – спросил Энрике. – Разве это не идет наперекор главным целям Ордена и всему смыслу его существования?
– Никогда не недооценивай человеческую склонность к предательству, – тихо сказала Лайла.
Как и все остальные, она не стала садиться на свое привычное место. Вместо этого она оперлась спиной на книжный шкаф, подобрав свое длинное зеленое платье. Девушка подняла руку, чтобы потереть шею, и ее пальцы исчезли за воротником платья, нащупывая верхнюю часть шрама. Она считала его швом, как у набивной куклы, но для Северина это был обычный шрам. Шрамы делали людей теми, кто они есть. И вдруг в его голове вспыхнуло воспоминание о том, как он прикасался к ее изъяну: тогда он показался Северину холодным и гладким, как стекло. Он помнил, как она напряглась от его прикосновения и как он целовал ее спину. Тогда Северин отчаянно пытался дать ей понять, что он все понимает. И доказать, что на самом деле ее шрам не имеет никакого значения. Для него – никакого.
В этот момент Лайла подняла взгляд и встретилась с ним глазами. Ее щеки порозовели: возможно, она вспоминала о том же моменте, что и он. Не прошло и нескольких секунд, как Лайла резко отвернулась.
– Каков наш план? – спросила она.
Северин с трудом перевел взгляд на всех остальных.
– Мы проникнем в тайное укрытие Падшего Дома в катакомбах, а затем вернем Кольцо Дома Ко́ры и Глаз Гора.
– Сомневаюсь, что Кольцо просто валяется у них на полу – сказала Лайла. – Наверняка Ру-Жубер носит его на пальце.
Гипнос пошевелил пальцами.
– Это невозможно. Может, у него и вышло сорвать Кольцо с руки матриарха, но оно все еще привязано к своей хозяйке.
Северин согласно кивнул и продолжил:
– Глаз Гора укажет нам точное местоположение Фрагмента, и после этого мы вернем его матриарху. Если, конечно, никто из Дома Ко́ры не замешан в краже Кольца. Тогда Орден сможет отправить своих людей охранять Фрагмент, а также обезвредить Ру-Жубера и его подельника.
– Как мы попадем в катакомбы? – спросила Лайла.
– Через вход на улице д'Энфер.
– Но они могут сбежать через тескат в павильоне, – заметил Гипнос.
Зофья вытащила серебряную ткань и помахала ею в воздухе.
– Нет, не могут.
– Это должно меня впечатлить? – спросил Гипнос.
– Эту ткань невозможно повредить, – сказала Зофья.
– Это правда, – подтвердила Лайла. – Зофья пыталась разрезать ее ножом.
– Это, конечно, просто поразительно, но этот обрывок не больше носового платка, – с сомнением сказал Гипнос.
– Я знаю, – согласилась Зофья. – Но я могу воспроизвести этот материал.
– И сделать сотню носовых платков? Я весь дрожу.
– И правильно делаешь, – мягко сказала Зофья.
– Если ты можешь изменять размер серебряной ткани, то, может, поможешь мне еще с одной вещью?
Северин достал из кармана мнемо-жучок. Он был маленьким, легким и холодным на ощупь. И все же эта кроха могла запоминать изображения и проецировать их в воздухе.
– Мнемо-жучок? – проворчал Энрике. – Зачем? Записать последние мгновения нашей жизни? Если это такой своеобразный сувенир на память, то мне он не нужен.
– Просто доверься мне.
– Может, я подожду вас снаружи? – вдруг сказал Гипнос. – Я могу постоять на страже или…
– Еще недавно ты был в восторге от командной работы, – заметил Северин.
– Это было до того, как я узнал, насколько мало вас волнуют моральные ценности.
– Если ты будешь четко следовать плану, твои моральные ценности ничуть не пострадают.
Гипнос посмотрел на него с подозрением.
– И какой же у тебя план, mon cher?
Прежде, чем Северин успел ответить, Зофья чиркнула по своим зубам спичкой.
– Крокодильи зубы.
Все четверо повернулись к ней. Северин засмеялся: Зофья угадала, что он собирался делать.
– Великие умы мыслят одинаково.
Зофья нахмурилась.
– Нет, это не так. Иначе любая идея была бы вторична.

 

Во рту у Северина все горело, но он все равно потянулся за еще одним бутоном гвоздики. Он уже не мог сказать, от кого он узнал, что этот ароматный цветок помогает улучшить память. Возможно, это был постоялец отеля, оставивший ему подарок перед отъездом. Теперь он не мог избавиться от привычки жевать гвоздику. Воспоминания не давали ему покоя. Северина злила мысль о том, что он мог упустить какой-то важный момент. Он не хотел, чтобы время искажало его воспоминания: только оставаясь беспристрастным, он мог посмотреть назад ясными глазами и понять, что пошло не так. Направляясь к главному лобби «Эдема», он в сотый раз вспоминал свои последние минуты с Тристаном. Юноша пытался предупредить его о чем-то важном, но Северин не стал слушать. Что произошло тогда? Неужели именно в тот момент Тристан вышел за дверь и попался в руки Падшего Дома? Попытался ли он намеренно потерять сознание при виде Шлема Фобоса, как он делал это в детстве, оставаясь наедине с Гневом? Северин отчетливо слышал в своей голове голос Ру-Жубера, и в тот момент ему хотелось, чтобы гвоздика не была такой действенной.
– Его любовь, страх и расколотое сознание позволили мне легко убедить мальчишку в том, что если он хочет тебя спасти, то ему придется тебя предать…
Его желудок скрутило от чувства вины. Он должен был выслушать Тристана.
Северин стоял на нижней ступеньке главной лестницы и обводил взглядом лобби «Эдема». Рядом с ним не было Тристана, и он чувствовал себя одиноким. Вдруг из-за его спины раздался тонкий голосок:
– Мама?
По телу Северина пробежал холодок.
Он обернулся и увидел маленького мальчика с потрепанным медвежонком в руках. Дети были редкостью для его отеля. У «Эдема» была далеко не «семейная» аура, и это успешно отпугивало постояльцев-родителей. Мальчик с медвежонком застиг его врасплох. Северин очень редко сталкивался с детьми и совсем забыл, что когда-то был таким же маленьким и потерянным.
– Мама? – снова позвал ребенок.
Что случилось с родителями мальчика? Почему они оставили его… здесь?
По щекам мальчика градом лились слезы, и Северин с трудом подавил желание закричать на него.
Зачем проливать слезы по тем, кому ты не нужен? Без них тебе будет лучше.
Но тут он заметил, что в их сторону бежит женщина. Она обняла ребенка и засмеялась.
– Милый, я же сказала, что отойду уточнить кое-что у консьержа. Разве ты не слышал?
Всхлипнув, мальчик покачал головой, и женщина еще крепче прижала его к себе. В этот момент Северин почувствовал, как зависть наполняет его сердце и разливается по венам. Конечно, никто не бросал мальчика. Он просто потерялся.
– Что со мной не так? – пробормотал он, отворачиваясь от ребенка с матерью.
Взглядом он отыскал в толпе гостей своего доверенного слугу и помахал ему рукой. Северин все еще стоял внизу лестницы, время от времени кивая проходящим мимо гостям отеля. Наконец слуга пробрался через толпу и подошел к нему с маленькой коробочкой в руках. На его лице читалось отвращение.
– Сэр, мы можем найти кого-нибудь другого для этого… задания.
Северин забрал у него коробку. Внутри ее трещали и подпрыгивали коричневые сверчки.
– Нет, я сделаю все сам.
– Как скажете, сэр.
Краем глаза он заметил гепарда с блестящей шкурой, привязанного на другом конце лобби.
– И передай маркизе Кастильоне, что если Имхотеп съест еще одного пуделя, то отель не будет нести за это ответственность.
Слуга вздохнул.
– Что-нибудь еще, сэр?
Руки Северина сжались в кулаки.
– Гости с маленьким ребенком… скажи им, что их комната находится на реставрации, и найди для них другой отель. «Савой», например.
Слуга посмотрел на него с подозрением.
– Хорошо, сэр.

 

У входа в мастерскую Тристана Северин дернул позолоченный лист плюща, обрамлявшего зеркало-тескат, и зашел внутрь.
Он был не один.
Силуэт, освещенный мягким сиянием свечей, принадлежал Лайле. Наклонившись над стеклянным террариумом, она пела колыбельную мимо нот и бросала Голиафу сверчков. Теперь он жалел, что не позвал с собой кого-нибудь еще. Он терпеть не мог видеть ее вот такой… занятой рутинной работой, как будто она привыкла к жизни в «Эдеме». Северин знал, что ей не терпится оставить это все позади. Он сделал неловкий шаг вперед. Вокруг Лайлы блестели миниатюрные миры Тристана. Маленькие шпили на фоне нарисованного неба. Сады с фарфоровыми цветами, на которых уже собралась пыль. Среди них девушка выглядела как всемогущая богиня. Ее волосы были собраны на одну сторону на плече, и Северину показалось, что он чувствует запах сахара и розовой воды.
Не желая тревожить Лайлу, он осторожно поставил коробку со сверчками на стол. Задумавшись, Северин поставил коробку на самый край. Чуть не уронив ее, он укололся пальцем о шип какого-то растения.
– Majnun? – спросила Лайла, поворачиваясь к нему. – Что ты здесь делаешь?
Северин поморщился и показал на коробку со сверчками.
– Судя по всему, то же самое, что и ты. Правда, в отличие от меня ты обошлась без травм.
– Позволь, я помогу, – сказала она, подходя к нему. – Я знаю, Тристан держит где-то здесь бинты.
Лайла порылась в ящиках и нашла марлевую ленту.
– На секунду я подумала, что меня застал врасплох наш загадочный птичий убийца.
Северин покачал головой. Эта проблема уже изрядно его утомила: скорее всего, в его сады проникла обыкновенная кошка.
– Прости, что разочаровал тебя, – сказал он, поднося палец к губам, чтобы слизнуть с него кровь, но Лайла ударила его по руке.
– В рану может попасть инфекция! – нравоучительным тоном сказала она. – Теперь стой спокойно.
Северин послушался. Он замер и практически перестал дышать, словно его жизнь висела на волоске. В тот момент ему показалось, что Лайла заполнила собой все пространство. Она была в воздухе и на его коже. Когда она наклонилась, чтобы перевязать бинт, ее волосы скользнули по его пальцам. Северин вздрогнул, и Лайла подняла голову. На него пристально смотрели ее необыкновенные темные глаза, напоминавшие ему влажный и блестящий взгляд лебедя. Она улыбнулась уголком губ.
– Что-то не так? Думаешь, я попытаюсь тебя прочесть?
У него участился пульс. Она говорила, что может читать только предметы. Но не людей. Никогда.
– Ты не можешь этого сделать.
Лайла подняла бровь.
– Разве?
– Это не смешно, Лайла.
Лайла выдержала паузу. В конце концов, она закатила глаза.
– Не беспокойся, Majnun. Я для тебя не опасна.
Она была не права.

 

В течение следующих восемнадцати часов никто из них так и не отправился спать. Энрике провел все это время в библиотеке, и Лайле пришлось принести туда его подушку и одеяло. Гипнос не выпускал из рук бокал с вином, обмениваясь сообщениями со своими шпионами и стражниками. Зофья тем временем, полностью оправдывая свое прозвище, проводила день в лаборатории под плотным слоем дыма. А Лайла… Лайла поддерживала в них жизнь. Ее руки были постоянно заняты работой: она наливала чай, предлагала еду и массажировала их уставшие головы. Ее улыбка всегда оставалась спокойной и понимающей.
Так прошло два дня, и теперь они с волнением ожидали полуночи.
Вдалеке от блеска и роскоши на грязные улицы опускалась ночь. Нищие разошлись по своим углам, а вдоль дорог рыскали тощие кошки. Северин и Лайла шли рядом, опустив головы в надежде избежать любопытных взглядов. Катакомбы никогда не представляли для Северина какого-либо интереса. Он знал, что это – подземный склеп, где нашли свое последнее пристанище миллионы людей. Там смешались кости герцогинь, аристократов, жертв чумы и тех несчастных, чьи головы откусили острые зубы гильотины. Бесконечное количество безымянных останков заполнили собой жуткие коридоры и арки, построенные из ухмыляющихся черепов и треснувших челюстей.
Лайлу пробирала дрожь. Она медленно сняла перчатки и дотронулась до металлического забора, окружавшего вход в катакомбы. Она закрыла глаза и уверенно кивнула. Ру-Жубер был здесь. Северина наполнила отчаянная решимость. Он вспомнил мифы о подземном мире, которые слышал в детстве. Историю об Орфее, который посмел оглянуться и потерял все. Он не допустит такой глупой ошибки. Он спустится вниз и вернется на поверхность, не потеряв ничего, кроме времени. Северин тяжело сглотнул и шагнул на лестницу, ведущую вниз. Над его головой растянулась надпись, вырезанная на камне:
Arrète! C’est ici l’empire de la mort.
Остановись! Это царство смерти.
Назад: 22 Энрике
Дальше: Часть V