Северин, Энрике и Зофья готовились к выходу из поезда. На улицу опустилась непроглядная ночь. Она была так не похожа на блеклую полночь в Париже, где тусклый свет фонарей и серый дым застилали звезды, обрекая город на вечные сумерки. Северин чувствовал запах сельской местности: свежая трава и глина. Ощущался дух ранней весны, которая еще не до конца прогнала из воздуха зимний холод.

Энрике потрогал свои накладные усы.

– Я симпатичный? – спросил он, пощипывая свою поддельную бороду и похлопывая себя по морщинистым щекам. – Только честно.

– «Симпатичный» – неподходящее слово. Может, «ошеломительный»? Скажу так: от тебя просто невозможно оторвать взгляд.

– Ах. Как от солнца?

– Как от ужасной катастрофы.

Энрике обиженно хмыкнул.

За два года Северин успел выучить, как члены его команды прячут свой страх. У Энрике была прочная броня из шуток. Зофья выглядела абсолютно спокойной, но ее взгляд нервно скользил по купе в попытке найти предметы, которые она еще не успела сосчитать. В полной тишине Северину показалось, что он видит, как воздух колеблется от их мыслей.

Три дня.

Через три дня Глаз Гора будет у них. С его помощью Гипнос сохранит в тайне местонахождение Вавилонского Фрагмента и, возможно, даже найдет пропавшее Кольцо Дома Ко́ры, но главное – вернет Северину его наследие. Лампы отражались в цветных окнах поезда и придавали им оттенок жидкого золота. По ладони со шрамом прошла судорога, и Северин вспомнил о золотой пчеле, найденной во рту мертвого посыльного.

Раздался громкий стук в дверь купе. Это значило, что Северину пора уходить. Он дотронулся до своей шляпы и посмотрел на Энрике и Зофью.

– После полуночи, – сказал он.

Они кивнули в ответ и направились к разным выходам. На улице каждого из них ждала своя карета. Их мысли следовали за ними в виде огромных черных теней.

Когда дорога начала меняться, Северин понял, что они подъезжают к Дому Ко́ры. Он уже бывал здесь с отцом, когда ему было семь лет…

Тогда тетушка Дельфина, так он называл матриарха Дома Ко́ры, пригласила его покататься на лошадях.

– Он мне как сын! – сказала она. – Я просто обязана научить его ездить верхом.

Она прижала его к себе, и он услышал ее смех позади.

– Следующим летом будем учиться прыжкам. Согласен?

Но никакого следующего лета не было. После того, как она провела проверку на право наследования и отбросила его, как гнилой фрукт, не было вообще ничего.

– Тетушка? – позвал он, и она вздрогнула.

– Ты больше не можешь так меня называть.

Северин быстро отмахнулся от этих воспоминаний. Они принадлежали другой жизни.

Впереди дорога разветвлялась на пять аллей, похожих на реки. Одна дорожка была выложена отполированным гематитом и выглядела как серебряная лента. Другая мерцала красным, словно отблеск свечи. Третья – бледно-голубая – напоминала небо, затянутое облаками. Рядом с ней блестела дорожка из стекла, покрытая маленькими каплями воды, будто над ней без остановки шел невидимый дождь. Над последней аллеей клубился белый дым. За пятью дорожками все было затянуто туманом. Он принимал причудливые формы: трехголовой собаки, скалящей зубы; огромной руки, роющей землю дымчатыми ногтями; призрачных женщин в рваных туниках, склонившихся в беззвучном рыдании. А еще дальше, за туманными фигурами… Северин слышал музыку и смех.

– Лета, Стикс, Пирифлегетонт, Кокит и Ахеронт, – пробормотал он.

Пять рек, протекающих в доме Аида.

Дом Ко́ры превратил свое загородное имение в роскошную версию подземного мира. Логичное решение, с точки зрения Северина: для него это место было адом на земле.

Дверь кареты открылась в конце реки Стикс. Северин стоял перед необычным входом: сияющий нефритовый череп, который мог бы принадлежать мифическому монстру, раскрыл свою огромную пасть, демонстрируя вери́товые клыки. По телу Северина прошла дрожь. Они заранее проверили действие найденного Зофьей и Энрике вери́та, но он все равно волновался.

Слева от входа стояло трое стражников. В зеленом свете камня вырисовывались острые наконечники штыков.

– Месье Фошер, добро пожаловать в загородное имение Дома Ко́ры, – сказал первый стражник. – Если вы не против, мы обыщем вас перед тем, как вы пройдете сквозь челюсти.

– Так сказать, прямо в брюхо чудовища.

Первый стражник издал нервный смешок. В его руке блеснула световая палочка.

– Вы позволите?

– Конечно.

Северин с трудом заставил себя не вздрогнуть, когда свет коснулся его кожи. Световые палочки напоминали ему о Гневе, который использовал их, чтобы проверить, не осталось ли на мальчиках следов способности разума. Он всегда знал, что скоро с целью провести ежемесячную проверку должны приехать люди из Ордена. В эти дни Гнев не надевал на них Шлем Фобоса в течение двенадцати драгоценных часов. Этого времени было достаточно для того, чтобы исчезли все следы манипуляции… и для того, чтобы никто в Ордене не верил словам детей.

Его глаза осветила знакомая вспышка. В голове Северина промелькнули страшные воспоминания о кошмарах, вызванных Шлемом Фобоса. Свет палочки быстро погас, и стражник махнул рукой в сторону входа. За спиной послышался скрип остановившихся карет. Судя по низкому смеху, из кареты вышел Гипнос: это означало, что с ним приехала и Лайла, которая взяла с собой обитый вери́том холодильный ящик с тортами и сотворенными инструментами.

Проходя сквозь челюсти чудовища, Северин задержал дыхание, но кусочек вери́та, спрятанный в его туфле, сделал свою работу. Оставив вход позади, он направился к затуманенной пристани, где его уже ждали Зофья и Энрике.

– Добро пожаловать в загородное поместье Дома Ко́ры, – объявил спокойный, бестелесный голос. – Пожалуйста, имейте в виду, что каждая лодка может перевезти только трех гостей за раз.

Из-под воды показалась ониксовая лодка.

Оказавшись в ней, они поплыли по импровизированной реке Стикс, направляясь к пещере. Стены пещеры были высечены из оникса, который блестел и переливался от воды, а с потолка свисали сталактиты. Через несколько минут лодка остановилась у другого причала, затянутого легкой дымкой. В тумане выделялась только большая сотворенная дверь из черного дерева. Вытянувшись из двери, на гостей смотрели три головы Цербера – пса из подземного царства.

Головы пролаяли:

– При…

– …гла…

– …шения.

После этого они раскрыли свои пасти, и Северин с Энрике и Зофьей по очереди положили приглашения на их черные языки. Три головы захлопнули челюсти и растворились в дереве. Через мгновение дверь открылась, и из нее хлынул поток света и музыки, ослепивший Северина. Они нерешительно стояли перед входом, а за их спинами на воде покачивалась ониксовая лодка. На двери снова появились собачьи головы, в этот раз в их зубах можно было заметить бархатные лоскутки.

– Возьмите…

– …ваши…

– …маски.

Все трое взяли свои маски из зубастых пастей.

Первой вошла Зофья, за ней последовал Энрике. Северин зашел последним. Он знал: как только окажется внутри, пути назад уже не будет. Они прошли через вестибюль, где черный мраморный пол отражал свет стеклянных люстр. Северин был рад, что это место изменилось до неузнаваемости, а потому не бередило его детские воспоминания.

По полу расползался изящный узор, закрученный в спираль, как раковина моллюска. Сплетение хрустальной лозы и кварцевых прожилок украшало стены, создавая ощущение, что они находятся под землей. Гости, одетые в черное, серое и багрово-красное, прошли через коридор: все прятали свои лица под масками. Северин, Зофья и Энрике прибыли как раз в тот момент, когда прозвучал удар гонга, приглашающий всех на ужин. Через несколько мгновений в зале не осталось никого, кроме матриарха и нескольких слуг. Одетая в темно-красное платье и бриллиантовый чокер в виде переплетенных шипов, она подошла к новоприбывшим гостям. На ее лице сияла золотая маска.

Северин настороженно посмотрел на матриарха, убежденный, что она узнает его. Но она не узнала. В последний раз он видел свою «тетушку», когда у него отняли Вавилонское Кольцо, светящееся голубым – цветом, доказывающим его право на наследие своего Дома. В тот день состоялся их последний разговор, и в тот же день он потерял семью.

– Добро пожаловать на наш Весенний Фестиваль, – сказала она низким голосом, со сдержанной улыбкой на губах.

Матриарх протянула руку, затянутую в бархатную перчатку. Даже под перчаткой было заметно, как опухла ее правая рука. Она все еще не оправилась после кражи Кольца. Энрике наклонился и учтиво поцеловал протянутую руку, а Зофья сделала изящный реверанс. Женщина прошептала что-то своим слугам, и они повели китайского ботаника и русскую баронессу в другую часть поместья.

Затем матриарх повернулась к Северину. Он готовился к этому моменту, но волнение все равно брало верх. Одиннадцать лет назад эта рука в бархатной перчатке выбросила его на обочину жизни, лишив законного титула. А теперь он должен был поцеловать ее. Поблагодарить ее. Он медленно коснулся ее пальцев дрожащей рукой. Женщина улыбнулась. Она наверняка решила, что он просто растерялся от роскоши местного убранства и ее величия. Глаза Северина угрожающе сузились, и он сжал ее сломанные пальцы.

– Я так польщен вашим приглашением. – Он накрыл ее ладонь второй рукой, наблюдая за тем, каким прерывистым стало ее дыхание, а улыбка искривилась. – Это огромная честь.

Надо отдать матриарху должное: она не стала вырывать руку из его хватки. Он улыбнулся.

Да, он причинил ей совсем небольшую боль, но все же это лучше, чем ничего.

Сидя в столовой Дома Ко^́ры, Северин скучал по «Эдему». Местное убранство не было похоже на ярко-зеленый ресторан его отеля. Здесь потолок был сотворен таким образом, чтобы напоминать пещеру с драгоценными камнями. Огромные кроваво-красные рубины, неограненные изумруды и яшма отбрасывали на ониксовый стол цветные блики. Свечи, словно цветы, вырастали из снежных сугробов. Северин узнал работу Тристана: по полу расползалась виноградная лоза, пускающая побеги рядом с восторженными гостями и расцветающая изящными бокалами вина.

Как незначительного гостя, его посадили ближе к выходу из столовой, далеко от места матриарха. Люди, его окружавшие, были частыми гостями в «Эдеме» и могли бы узнать хозяина отеля, если бы пригляделись получше. Однако никто не обращал на него внимания.

Гипнос сидел почти во главе стола и со счастливой беспечностью выпивал один бокал за другим. Каждый раз, когда он начинал говорить, лицо матриарха напрягалось, словно она с трудом терпела его компанию. В середине сидела Зофья, являя собой идеальный образчик аристократии: красивая и скучающая. Ее пальцы двигались в странном ритме, а глаза блуждали по столовой. Она снова считала. Когда они с Северином встретились взглядами, он поднял свой бокал и кивнул ей. В ответ она сделала то же самое, продержав бокал в воздухе достаточно долго, чтобы все за столом успели обратить на это внимание.

Блюда менялись очень быстро: паштет из гусиной печени, побеги лука-порея в насыщенном бульоне, нежные перепелиные яйца в съедобном гнезде из ржаного хлеба, мягкое говяжье филе и, наконец, главное блюдо: садовая овсянка. Эти певчие птички были деликатесом: пойманные и пропитанные арманьяком, местным коньяком, а затем зажаренные и поданные к столу. Густой соус стекал на белоснежную тарелку, и его багрово-красные разводы напоминали кровь. Матриарх взяла со стола темно-малиновую салфетку и обвязала ею свою голову. Гости последовали ее примеру. Когда Северин потянулся за своей салфеткой, мужчина рядом с ним тихо рассмеялся.

– Молодой человек, вы знаете, для чего салфетки кладут на голову?

– Честно говоря, нет. Но, как и все мы, я нахожусь в плену у моды, а потому не могу отвергать всеми признанных тенденций.

Мужчина снова рассмеялся. Северин воспользовался моментом, чтобы изучить незнакомца. Как и все гости, он носил черную бархатную маску. Вокруг его рта уже образовались морщинки, а волосы подернулись сединой. Кожа была бледной и тонкой, с очевидными следами болезни. Горчичный костюм мужчины не был сотворенным: он вряд ли являлся аристократом. Что-то блеснуло на лацкане его пиджака, но незнакомец так быстро повернулся, что Северин не успел рассмотреть украшение.

– Их смысл в том, – сказал мужчина, повязывая салфетку на голову, – чтобы скрыть свой стыд от Бога, ведь, поедая такое прекрасное создание, мы совершаем грех.

– Наш стыд заключается в том, что мы прячемся, или в том, что считаем возможным спрятаться от Бога?

Северин уловил на губах мужчины едва заметную ухмылку.

– А вы мне нравитесь, месье.

Северин не приглядывался к коричневому мясу на своей тарелке. Он знал, что перед ним был деликатес. Чревоугодие всегда мечтал, чтобы садовая овсянка была последним блюдом, которое он съест перед смертью. Но Северин никогда не включал такое блюдо в меню «Эдема»: это казалось ему неправильным.

Юноша осторожно откусил кусок птицы, и тонкие косточки захрустели между его зубов. Его рот наполнился насыщенным и богатым вкусом птичьего мяса, инжира, фундука и собственной крови: одна из костей порезала его щеку.

Он облизнулся, ненавидя себя за то, какое удовольствие ему принесло это вкуснейшее блюдо.

За десертом последовал бренди, и гостям предложили разойтись по отдельным залам. Поднимаясь с места, Северин заметил, как Гипнос прошептал что-то на ухо матриарху Дома Ко́ры. Ее губы сжались в тонкую линию, но она кивнула и прошептала что-то своему слуге. Гипнос велел позвать своего помощника, и в столовую вошел мужчина с черной коробкой.

Вот оно.

Гипнос воспользовался правилами Ордена, и теперь матриарх была вынуждена спрятать его вещи в свое самое надежное хранилище. Пока гости выходили из столовой, Северин задержался у дверей, притворившись, что заметил старого знакомого. Мимо него прошла матриарх, за которой следовал Гипнос. Он чуть заметно улыбнулся Северину краем губ, тем самым подав ему сигнал. Северин подождал, пока они отойдут подальше, и, как только собрался отправиться следом, путь ему преградил мужчина в горчичном костюме.

Он тяжело дышал, и с его лба градом лился пот.

– Приятно было с вами поболтать, месье…

– Фошер, – сказал Северин, с трудом подавляя раздражение. – Простите, не расслышал вашего имени.

Мужчина улыбнулся:

– Ру-Жубер.

За пределами столовой находился большой зал, разделенный на три вестибюля. Северин запомнил план всего поместья, включая местоположение входа в библиотеку, где хранились сотворенные сокровища. Из чертежей он узнал, где расположены жучки, и, стараясь держаться в тени, обходил все возможные следящие устройства. На выходе из зала, где располагалось множество кривых зеркал, Северин остановился. Он надорвал шов на рукаве своего пиджака и вытащил на свет сотворенный Зофьей колокольчик. Северин дважды прозвенел в него, и его шаги стали беззвучными.

Между залом с зеркалами и библиотекой находилась ротонда с астрономическим оборудованием и стеклянной крышей. Матриарх, Гипнос и их слуги стояли спиной к Северину. Он дотронулся носком туфли до одной стороны стены, а затем быстро спрятался в одной из ниш напротив. Появилась тонкая, едва заметная сотворенная нить через коридор. Она вела к туфле Северина, и он из своей ниши мог слышать все, о чем говорили стоящие в ротонде.

– …пока я уберу коробку в хранилище.

– Конечно, – сказал Гипнос. – Я очень ценю вашу отзывчивость. Разве нам не надо соединить наши Кольца, чтобы закрепить договор? Вы же меня знаете, я твердый приверженец традиций, это у меня в крови.

Северин усмехнулся, оценив его иронию.

– Не думаю, что это необходимо, – сказала матриарх чуть более высоким голосом, чем обычно. – Мы же с вами друзья, не так ли? Старые династии и все, что осталось от французских Домов… Раз уж я оказываю вам услугу, которая дорого мне обойдется, мы можем опустить эти формальности.

Предложение Гипноса было проверкой: матриарх не доложила Ордену, что ее Кольцо украдено. Судя по всему, она тоже считала, что ее обокрали члены собственного Дома.

– Конечно, – согласился Гипнос.

– Я могу говорить с вами откровенно? – спросила она.

Северин почувствовал в ее голосе сомнение.

– Конечно, – повторил Гипнос. – Для чего еще нужны старые друзья.

Матриарх сделала глубокий вдох.

– Я знаю, что вам известно о похищении моего Кольца.

Гипнос театрально заахал, но женщина прервала его.

– Не унижайте меня своим притворством, – сказала она с нескрываемым раздражением. – Все члены моего Дома, кому я могу доверять, ищут его… Я прошу вас не помогать мне в поисках, а лишь держать язык за зубами. У нас с вами были некоторые разногласия, но вы же понимаете, что в конечном итоге эта ситуация может негативно отразиться на всех нас.

– Я знаю, – с серьезным лицом согласился Гипнос.

– Очень хорошо, – сказала матриарх. – Теперь, если позволите…

Северин услышал щелчок: хозяйка дома открыла массивную дверь библиотеки. Секунды превратились в минуты. От нетерпения Гипнос начал постукивать ногой по полу. Ровно через девять минут и сорок пять секунд дверь в библиотеку снова открылась.

– Позволите? – спросил Гипнос, судя по всему, предложив женщине свою руку.

Она ничего не ответила, вероятно, приняв его предложение. Северин услышал их приближающиеся шаги.

Он открыл свои наручные часы и достал немного зеркальной пыли: растерев ее между ладонями, он провел по стене кончиками пальцев. В тот же момент его одежда заблестела и приобрела тот же цвет, что и стена. Маскировка должна была продлиться чуть дольше минуты: ровно столько, сколько ему было нужно. Но, стоило матриарху подойти к его прозрачной нити, она остановилась, как будто бы для того, чтобы перевести дыхание.

Это не входило в планы Северина.

– Так красиво, не правда ли? – спросила она.

– Да, да, несомненно. – В голосе Гипноса слышалось раздражение.

Пальцы Северина нервно подергивались. Он бросил взгляд на свои часы: у него не осталось зеркальной пыли. Его одежда начинала поблескивать. Еще тридцать секунд, и эффект пудры окончательно выветрится. Женщина заметит его.

Десять секунд.

Мимо прошли слуги. Четыре секунды.

Гипнос легко, но настойчиво потянул матриарха за собой. Северин позволил себе дышать, чтобы его руки не вспотели и пот не смыл с ладоней остатки пыли.

Три секунды.

Она вплотную подошла к прозрачной нити. Северин поднял ногу, и она споткнулась. Гипнос успел подхватить ее прежде, чем она упала, но ее юбка поднялась достаточно высоко, чтобы Северин смог разглядеть ее туфли. Там он нашел подтверждение своей теории: подошва матриарха была испачкана грязью.

– Вы не ушиблись? – спросил Гипнос, разбив прозрачную нить.

Затем он ловко развернул женщину спиной к стене: как раз в тот момент, когда с ладоней Северина окончательно испарились остатки зеркальной пыли.

Северин зашел в свою комнату в половине третьего ночи и обнаружил, что его кровать занята.

– Я польщен, но тебе пора возвращаться к себе.

Энрике прижал к себе одну из подушек.

– Нет. Тут очень удобно.

– Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда кто-то нагревает мои подушки.

– Вот так? – Энрике схватил подушки в охапку и начал тереться о них лицом.

– Фу. Просто забери их себе.

На второй половине кровати, уставившись в потолок, лежал Тристан. Когда Северин вошел в комнату, он не сказал ни слова. Даже когда Энрике начал вытирать лицо о подушки, он лишь вздохнул и перевернулся набок. Под его глазами виднелись темные круги, и он выглядел совершенно обессиленным. Тристан то и дело выгибал руки и сжимал кулаки, царапая ногтями ладони. Он и раньше впадал в такое состояние и терялся в собственных мыслях: тогда Северину или Лайле приходилось перевязывать его руки бинтом, чтобы он не расцарапал себе кожу. Лайла подошла к Тристану и осторожно разжала его ладони. Когда дело касалось Тристана, они все вели себя немного иначе: Лайла нянчилась с ним, как с ребенком, Энрике дразнил, Зофья наставляла. Северин защищал.

С тех пор, как они поссорились, Северин так и не улучил момента для извинений. Недосказанность, оставшаяся между ними, ощущалась в воздухе. В коридоре раздались шаги, и Лайла прижала палец к губам.

Дверь открылась, и в комнату вошла Зофья. Первым делом она с облегчением скинула свои туфли на каблуках. Так как кровать и кресло оказались заняты, она плюхнулась на пол.

– Как же так? Нам пришлось пробираться через люк для грязного белья, а она просто взяла и зашла через дверь, – возмутился Энрике.

Зофья начала растирать свои уставшие ноги.

– У нас роман.

– И, очевидно, довольно страстный, – добавил Северин.

Зофья громко хмыкнула.

Увидев озадаченное лицо Энрике, он объяснил:

– Во время ужина мы подняли свои бокалы и достаточно долго смотрели друг на друга. Вуаля. Самый легкий способ попасть куда-то незамеченным – рассказать всем, куда ты идешь. Итак. У вас есть какие-нибудь новости?

Дверь со скрипом приоткрылась, и все пятеро насторожились, немедленно потянувшись к ножам, спичкам или любому другому оружию, которое только было под рукой…

Гипнос.

Стоя в дверном проеме, он улыбнулся и помахал всем присутствующим.

– Зачем ты пришел? – спросил Северин.

– Я тоже участвовал в разработке плана. И я помог тебе там, у библиотеки…

– Ты привлекаешь лишнее внимание…

– Напротив, я подтверждаю твои эксцентричные вкусы и наклонности. Я успел пустить этот слух еще во время ужина. К тому же, как ты только что сказал: самый легкий способ попасть куда-то незамеченным – рассказать всем, куда ты идешь. Если я выйду из твоей комнаты прямо сейчас, то привлеку – как ты это называешь? – Гипнос лучезарно улыбнулся. – «Лишнее внимание».

Северин нахмурился.

– Ладно, садись. Только молчи и не трогай ничего. И никого.

Гипнос уселся на пол, рядом с Зофьей.

Первой заговорила Лайла.

– Я убедилась в том, что ружья по-настоящему заряжены лишь у охраны возле оранжереи. И караулы по двадцать человек действительно меняются каждые восемь часов.

– А территория возле библиотеки? – спросил Северин.

– Все ружья заряжены холостыми.

Энрике и Зофья были поражены.

– Как ты это узнала?

– Я проверила их арсенал и гардеробную. Они рядом с комнатами служанок.

– Но почему матриарх отправила людей с настоящим оружием охранять цветы? – спросил Энрике. – Неужели ее не волнует безопасность артефактов? Или, может, Глаз Гора перевезли в другое место…

– Нет, – сказал Северин. – Он здесь. На территории поместья.

– Тогда почему она прячет его не в библиотеке?

– Глаз в библиотеке, – сказал Северин, вспомнив про грязь на подошвах матриарха. – Просто здесь две библиотеки.

– В оранжерее? – спросил Энрике.

– Нет, – усмехнулся Северин. – Под ней.

– Как ты догадался?

– Ее туфли были в грязи. К тому же вы видели чертежи. Библиотека на первом этаже слишком мала для того, чтобы вместить обширную коллекцию Дома Ко́ры. Должно быть, хозяйка поместья ходила в настоящую библиотеку, которая находится под землей. Вот почему охрана с ружьями стоит в саду. И это приводит нас к следующему акту нашего маленького представления. Энрике, Тристан, вы готовы применить «Пиранью»?

Они кивнули.

– Хорошо. Раствор сработает примерно через восемь часов. Лайла, что с холодильным ящиком?

Девушка не успела ответить на его вопрос.

– Все готово к сюрпризу, который ожидает матриарха завтрашним вечером! – сказал Гипнос. – Я распорядился, чтобы его привезли в кабинет, где она держит свой ключ от хранилища, ведь она больше не может открыть его своим Кольцом. Костюм танцовщицы уже спрятан под подушкой, на бархатной кушетке. Так что после того, как Лайла заберет ключ, она сможет переодеться и притвориться, что потерялась в многообразии комнат поместья. Затем Северин, как благовоспитанный джентльмен, поможет бедной девушке, а она незаметно передаст ему ключ. Он вручит его Зофье, которая сделает копию. За ужином она отдаст ключ мне, а я верну его обратно в кабинет. Мы с Северином пройдем через поместье, а все остальные – через оранжерею, после чего мы все встретимся в хранилище!

– Гипнос?

– Да?

– Теперь ты у нас за Лайлу?

Гипнос повесил голову.

– …Нет.

– Лайла?

Лайла кивнула в сторону Гипноса.

– Все, как он сказал.

– Вы все поняли? – спросил Северин. – Лайла забирает ключ. Зофья делает копию. Мы с Гипносом пройдем через наземную библиотеку и встретимся с вами в хранилище. Мы должны заполучить Глаз Гора и выбраться из-под земли не позже часа ночи, когда приедут наши кареты.

Гипнос, Энрике, Лайла и Зофья одновременно кивнули. Последним кивнул Тристан, свернувшийся клубком на кровати.

Энрике ушел первым, через люк для белья. Затем через дверь вышли Гипнос с Зофьей. В комнате остались только Северин, Лайла и Тристан.

– Лайла, можешь задержаться на минуту? – попросил Северин.

Она нахмурилась, но кивнула.

Тристан встал с кровати и, шаркая ногами, пошел к Северину. Он спрятал руки в карманы и посмотрел на Тристана.

– Послушай… – начал Тристан.

В тот же момент Северин сказал:

– Я тебя прощаю.

Тристан умолк.

– Я не прошу у тебя прощения. – Он тяжело сглотнул и поднял взгляд. Его серые глаза подернулись дымкой. На его состоянии сказывалась бессонница. – Я не доверяю Гипносу. И Ордену тоже.

Северин тяжело вздохнул.

– Мы уже говорили об этом.

– В этот раз я говорю предельно серьезно. Я просто… У меня дурное предчувствие, и ты должен меня послушать…

– Тристан, – Северин схватил его за плечи. – Ты – моя семья, и я буду защищать тебя до последнего, но я больше не могу выслушивать одно и то же.

– Но…

– Еще одно слово, и я найду способ отправить тебя обратно в «Эдем» прямо сейчас. Ты этого хочешь?

Лицо Тристана мгновенно вспыхнуло. Не говоря ни слова, он вышел из комнаты. Северин растерянно смотрел на закрывшуюся перед ним дверь.

– Ты не должен был так небрежно отмахиваться от него, – сказала Лайла.

Он закрыл глаза, чувствуя усталость каждой клеточкой своего тела.

– Он не оставил мне выбора.

– Выбор есть всегда, Majnun.

Безумец. Прозвище, предназначенное только для него. Из ее уст оно звучало как талисман на удачу. Как будто это слово могло его защитить. Отогнать тьму. Она подошла ближе, и он уловил ее запах: сахар и розовая вода. Она взяла духи с собой? Провела затычкой по шее и запястьям, пока ехала в поезде? Эти загадки были предназначены для какого-то другого мужчины – не для него. Тогда он вспомнил, что не оставался с ней наедине в спальне с той самой ночи…

– Majnun? – позвала она, наклонив голову.

– Я никогда не спрашивал, почему ты так меня называешь.

– Ты еще не заслужил ответа на этот вопрос.

Она улыбнулась. Ее губы были красными, но не от помады, а от прилива крови. На ее полной нижней губе виднелись бледные следы зубов. Северин не мог оторвать взгляда от ее лица.

– И что я должен сделать? – спросил он хриплым от усталости голосом.

– А что ты можешь предложить? – поддразнила Лайла.

Ее волосы выбились из низкого пучка на затылке. По мнению Северина, слегка растрепанные прически шли ей больше всего. С ними она казалась немного дикой. Немного нежной. Самой собой. Черные шелковые кудри завивались возле ее длинной шеи. Она убрала выбившийся локон за ухо, и Северин пожалел, что в комнате не дует ветер, чтобы она могла сделать это еще раз.

– Что ты хочешь, Лайла? – спросил он. – Перо сказочной птицы? Волшебное яблоко?

– Нет, спасибо, – сказала Лайла. – В моем гардеробе уже есть перья.

Северин замер. Гардероб. Это слово вернуло его к реальности. Вот о чем он хотел с ней поговорить. Она получила доступ к униформе стражников, пробравшись в их гардеробную.

– Лайла, в гардеробной ты наверняка прочла форму только тех стражников, которые отправляются в караул, а не возвращаются с него. Мне нужно, чтобы ты проверила еще раз. В нашем плане не должно быть никаких сюрпризов.

На мгновение ему показалось, что она хочет сказать ему что-то еще, но она лишь кивнула.

– Конечно. Я пойду туда прямо сейчас.

Когда Лайла ушла, Северин так и продолжил сидеть, прислонившись к стене. Он думал о затянутых в перчатки руках матриарха, и как он мог раскрошить ее сломанные пальцы, если бы только захотел. Даже если бы Энрике не испортил его подушки, Северин все равно не смог бы заставить себя лечь в кровать Дома Ко́ры. Что, если он уже спал в ней, будучи ребенком? Он заснул там же, где сидел, облокотив голову на стену. Ему снился хруст тонких костей садовой овсянки и следы зубов на алых губах Лайлы.