Глава 26

В дом к Волгиной Шура приехал поздно, солнце уже начинало клониться к закату. Из ворот как раз выходила Клавдия Ивановна Рукавишникова, которая приходила к Волгиной один-два раза в неделю, чтобы навести в доме идеальную чистоту.

– Здравствуйте, Шурочка, – обрадовалась она Наполеонову.

– Здравствуйте, Клавдия Ивановна, что-то вы сегодня поздно.

– Да я на минуточку забегала, спросить, можно ли нам завтра с утра с Ксюшкой за грушами прийти. Мирослава давно говорила, чтобы собрали. Вот я и надумала варенье сварить.

– Варенье – это хорошее дело, – искренне одобрил Наполеонов.

– Мирослава с Морисом в беседке, – сказала Рукавишникова.

– Отдыхают от трудов праведных?

– Нет, в шахматы играют. Ну, я побежала, хорошего вам вечера.

– Счастливо.

Друзей Шура действительно нашел в беседке. Первым еще на подходе Наполеонова заметил Дон и коротко мяукнул.

– Сражаетесь, стратеги? – вместо приветствия спросил Шура.

Мирослава только рукой махнула. Морис улыбнулся. Волгина еще минуты две сидела, склонившись над доской, потом нехотя признала ничью, поняв, что эту партию выиграть у Миндаугаса не представляется возможным.

– Ужинать будешь? – спросил Морис.

– Он еще спрашивает! – фыркнула Мирослава.

– Буду, – хмуро подтвердил Шура. Настроение у него было не ахти, но это еще не повод, чтобы отказываться от еды.

После ужина он коротко изложил факты и рассказал о своем визите к Юлии Лопыревой.

– Значит, расстроена, – задумчиво произнесла Мирослава.

– Даже слишком. И скорее всего, тем, что Стригунов жив.

– Думаешь, он выкарабкается?

– Врачи гарантии не дают.

Они помолчали.

– Все сходится, – вздохнул Шура.

– Обыск когда думаешь делать?

– Сроки подпирают, хоть и жаль Степаниду Матвеевну.

– Может, ее в больницу, а обыск при сестре провести? – осторожно спросил Морис.

– Она от больницы наотрез отказалась.

– Тогда ничего не попишешь.

Шура кивнул и уставился на опустевшую чайную чашку.

– Тебе еще налить чаю?

– Что? – очнулся он от своих мыслей.

– Чаю еще?

– Нет, спасибо.

Глава 27

С утра пораньше к Наполеонову заскочил Ринат Ахметов.

– Можно? – спросил он, постучав и заглянув в кабинет.

– Заходи, – сказал Шура, – ты по делу или чаю попить?

– По делу, хотя и от чая не откажусь.

– У меня сегодня с мятой, – сказал Наполеонов, достал чашки и налил в них чай из термоса.

– Хорошо пахнет, – одобрил Ринат.

Они сели друг против друга.

– Тут такое дело, – проговорил оперативник, – мы несколько раз наведывались к соседям Ставрова, но дом еще не до конца заселен, и я решил поболтаться во дворе.

– Ну и?

– Познакомился с двумя милыми мамочками на детской площадке, послушал воспоминания заслуженного работника культуры из дома напротив. Никто из них Стригунова на фото не узнал. И тут мчится прямо на меня бульдог. Я даже заподозрил его в недобрых намерениях. А следом за ним несется молодящаяся дама лет шестидесяти с гаком, солидной комплекции, в развевающемся красном плаще и в алой широкополой шляпе. Бежит и кричит на ходу: – Молодой человек, чего это вы всем под нос какую-то фотографию тычете, а к нам с Пусей не подходите?!

Шура хихикнул.

– Я сообразил, что Пуся – это бульдог, который, оказывается, любит общаться: он усердно трепал мои брюки, а я вяло отбрыкивался, – продолжил Ринат.

– Пуся, девочка моя, нельзя, – сказала дама и представилась: – Вера Сергеевна Туземцева. Я тоже назвал себя и фото ей протянул.

– И что? – спросил Наполеонов, наполняя опустевшие чашки новой порцией чая.

– А то, что дама как заверещит: – Я хорошо запомнила этого шалопая! Он наступил на ногу моей Пусе! И даже не извинился! А его безумный взор просто стоит у меня перед глазами!

– И когда это было?

– В то самое время. Как объяснила Вера Сергеевна, у Пуси живот расстроился, и им пришлось долго находиться во дворе. Вера Сергеевна видела, как из квартиры Ставрова вышли двое мужчин, потом они ушли. Она спустилась во двор со своей Пусей, а минут через десять в подъезд вошел Стригунов, и через некоторое время оттуда выскочил, наступив при этом на бульдога, который любит общаться и бросается всем под ноги.

– А твоя свидетельница уверена, что это был Стригунов? Ведь уже было темно, – задумчиво произнес Наполеонов.

– Уверена. Там освещение хорошее. А Вера Сергеевна всегда бегает за своей Пусей, и ей удалось близко увидеть мужчину, который отдавил лапу ее сокровищу.

– Она готова его опознать?

– Не только готова, а просто рвется в бой.

– Отлично. Но пока свидетельницу придержим. Я еду к Стригуновым. Вот ордер на обыск. Ты со мной, захватим Незовибатько, Славина и Залесскую.

– Вот только я одного не пойму, – приостановился Наполеонов.

– Чего?

– Почему бульдог не тяпнул Стригунова?

– Хозяйка объяснила, что ее девочка очень деликатная.

Наполеонов хмыкнул: – Деликатный бульдог, девочка, впрочем, – он вспомнил бульдога Белозерских, почему-то тяжело вздохнул и проговорил: – Ладно, пошли.

* * *

Прихватив понятыми пожилую женщину и молодого парня из ближайших квартир, Наполеонов нажал на звонок квартиры Стригуновых. Дверь следственной группе открыла Мария Матвеевна.

– Вы к Стеше? – спросила она, встревоженно оглядев вошедших.

– Да, Степаниде Матвеевне лучше?

– Встала она…

Стригунова выглянула в прихожую.

– Что-то еще случилось? – глухо спросила она, удивленно посмотрев на присутствующих здесь полицейских и соседей.

– Пока не знаем. Разрешите пройти.

– Проходите, – Степанида Матвеевна выглядела уставшей и растерянной.

Наполеонов вошел в гостиную и положил на полированный стол нож.

– Ой, – удивленно проговорила Стригунова, – наш нож, а я его везде ищу, ищу. Откуда он у вас?

– Почему вы, Степанида Матвеевна, уверены, что это именно ваш нож?

– Ну, как же! У нас три таких. Моя мама их сразу после войны купила.

– Есть еще один?

– Два. Я ж говорю, всего три ножа.

– Хорошо, но, возможно, у кого-то тоже были такие ножи.

– На нашем должна стоять на ручке маленькая буква «к».

– Почему «к»?

– Маму Катей звали.

Такая буква на ноже была. Два других ножа, принесенных хозяйкой с кухни, на первый взгляд были идентичны первому.

– Степанида Матвеевна, мы под расписку пока возьмем у вас эти ножи.

– Ничего не понимаю! Зачем они вам?

Наполеонов на ее вопрос не ответил и спросил сам: – Скажите, какую верхнюю одежду носит ваш внук?

– Толик? Куртку надевает.

– Она дома?

– Вон, на вешалке висит.

Незовибатько осмотрел куртку и тихо сказал: – Все уточнения после экспертизы.

– Но крови незаметно?

– Незаметно, но куртку могли замыть. Экспертиза это выявит.

Следователь согласно кивнул. На проведение дальнейшего обыска Степанида Матвеевна не реагировала.

Хотя ничего интересного больше обнаружено не было. Наполеонова огорчало то, что и дневник Анатолия не нашли. Он уточнил у Степаниды Матвеевны, где может находиться дневник ее внука, но ничего вразумительного она сказать не смогла.

Обыскали гараж и машину Стригунова, и тоже безрезультатно. Однако ночью гараж вспыхнул и сгорел еще до приезда пожарников.

– Черт, – ругался Наполеонов, – зачем его надо было поджигать?! Ведь там ничего не было!

Далее события развивались стремительно. Следователю позвонили из больницы и сообщили, что какая-то девушка рвется в реанимацию и устраивает скандалы, пришлось охраннику ее вывести.

Незовибатько поторопился с экспертизой. Отпечатки пальцев, оставленные на ноже, принадлежали Стригунову. Почему он их не стер, осталось неизвестным. На куртке Анатолия были обнаружены размытые пятна крови, совпадающие по группе с кровью Ставрова. А ночью Анатолий Стригунов скончался, так и не придя в сознание.

На следующий день после его похорон к следователю явился старый боцман.

– Разрешите, – спросил он, открыв дверь кабинета Наполеонова.

– Заходите.

Шура пребывал в самом мрачном состоянии духа. Преступник известен. Доказательств хватает. Но привлекать к ответственности теперь было некого. Хотя Волгина советовала ему покопать под Лопыреву… Как раз об этой кропотливой работе и думал Наполеонов перед приходом Старостина.

– Что вас привело ко мне, Корней Фролович?

– Толя умер.

– Сочувствую, – сухо произнес Наполеонов.

– Вот, – Старостин полез в свою сумку и выложил на стол следователя коробку из-под обуви, перевязанную шпагатом.

– Что это, Корней Фролович?

– Не знаю. Толя оставлял на хранение и просил сберечь. Что там, я не знаю. Не открывал.

Шура поднял трубку служебного телефона и прокричал: – Понятых ко мне в кабинет, быстро!

Вскоре в его кабинете, кроме понятых, находилось еще несколько полицейских. Коробку открыли и стали писать протокол. Наполеонов не мог поверить в удачу. В коробке лежал не только дневник, но и диктофон. Стоило его включить, как в кабинете зазвучали голоса Стригунова и Лопыревой, и записанный разговор все расставил по своим местам.

Значит, Толя все-таки не совсем доверял своей любимой и решил подстраховаться. Скорее всего, именно эта страховка и лишила его жизни. Если он рассказал о ней своей вспыльчивой возлюбленной…

* * *

У Юры Ставрова в тот последний поздний вечер его жизни было прекрасное настроение. Только что ушли его друзья Саша Звонарев и Валера Тропинин. Они прекрасно посидели. Он пригласил их на свадьбу, и они порадовались за него и обещали непременно быть на торжестве. Юра раздумывал о том, сегодня перемыть посуду или завтра. Решил, что лучше все-таки убраться сейчас, и шагнул к столу за грязной посудой, как вдруг раздался неожиданный звонок.

– Ребята зачем-то вернулись, – промелькнуло в голове Юрия, и он открыл дверь.

На пороге стоял веснушчатый парень с большими оттопыренными ушами.

– Я Толя, – сказал он.

И Ставров вспомнил, что Юля представляла когда-то этого парня своим одноклассником, кто-то из ее знакомых со смехом сказал Юрию, что Толик бегает за Юлей, как собачка, со школы.

Этот малый и впрямь не сводил с Юльки по-собачьи преданных глаз.

– Ну, Толя, я Юра, что из этого? – сказал он, думая о том, как поскорее отвязаться от непрошеного гостя.

– Поговорить надо, – буркнул парень.

– О чем?

– О многом.

– А все-таки?

– Я жених Юли Лопаревой!

– Вот как?! Значит, все-таки сподобился. Ну, что ж, заходи, жених, – усмехнулся Юрий.

Стригунов решительно переступил порог и прошел в квартиру.

– Гуляешь? – усмехнулся он, окидывая взглядом разоренный недавно ушедшими приятелями стол.

Ставров проигнорировал его вопрос и проговорил, в свою очередь: – Я думал, ты одноклассник. Ведь именно так она тебя мне представила.

– А что, одноклассник, по-твоему, не может стать женихом?

Ставров пожал плечами, больше всего на свете ему хотелось сейчас спать, а не беседовать с потенциальным женихом бывшей девушки.

– Ну, а от меня-то чего ты хочешь? – вяло спросил он.

– А почему ты не спрашиваешь, когда наша свадьба?

– Ну и когда ваша свадьба? – спросил Ставров только для того, чтобы парень поскорее отстал от него и ушел.

«И зачем я только впустил его», – подумал он, и тут глаза его удивленно расширились. Стригунов вынул из-за пазухи нож и ударил им сделавшего шаг назад Юрия в грудь.

Ставров пошатнулся и медленно осел на пол.

Толины веснушки впервые в жизни так сильно побледнели, но уже через минуту он был уверен в том, что поступил правильно. Он отомстил обидчику любимой девушки, и теперь Юля станет его женой, и они будут жить долго и счастливо. Стригунов секунду подумал и стал вытирать посуду на столе найденной здесь же салфеткой, решив, что таким образом собьет полицию со следа. Он заметил кровь Ставрова на своей куртке, зашел в ванну, замыл ее, спокойно вытер руки полотенцем убитого хозяина и вышел из квартиры, прихватив полотенце с собой.

* * *

Юлию Лопыреву задержали в этот же день. Она попыталась устроить истерику, но, услышав свой голос в диктофонной записи, сразу успокоилась. Только и проговорила: – Не ожидала я от этого бычка такой подлянки. Выходит, недооценила Толика.

– Выходит, Юлия Владимировна, – согласился следователь.

* * *

Ольга Данилина родила в положенный срок сына. Из роддома ее забрала сестра Ставрова. Они приехали с мужем на машине в день выписки и отвезли Ольгу с малышом домой. Александр Валентов, сославшись на дела, уехал, оставив жену наедине с Ольгой.

Вера накрыла на стол и весело стрекотала, пока они пили чай с красивым дорогим тортом, сделанным на заказ, а потом сказала: – Квартиру я перевела на тебя.

– Какую квартиру? – растерянно спросила Ольга.

– Юрину.

– Нет, это невозможно, – быстро проговорила Данилина.

– Это еще почему?

– Но ведь Юры нет…

– И ты когда-нибудь выйдешь замуж, – произнесла скорее утвердительно, чем вопросительно, Вера Валентова.

– Возможно, и поэтому, – печально пожала плечами Ольга.

– Оля, даже если ты сто раз выйдешь замуж, твой ребенок не перестанет быть ребенком Юры.

– Но…

– И моим племянником, и братом Олежки.

Ольга молчала.

– Ты что же, собираешься перестать с нами общаться?

– А разве вы сами… – вырвалось у Ольги.

– Дурочка!

Ольга заплакала и уткнулась в Верино плечо.

– Ну, ну, перестань, а то я сейчас тоже зареву.

В коляске тихонько захныкал малыш, и Ольга, сразу перестав плакать, бросилась к сыну.

– Юрочка, Юрочка, – приговаривала она, качая ребенка.

* * *

Рано утром через неделю в дверь Данилиной позвонили. На пороге стоял смущенно переступавший с ноги на ногу Нильский. В руках он держал букет хризантем и сумку.

– Ты? – спросила Ольга.

– Я, – кивнул Валентин, – можно войти?

– Заходи.

Он неловко вручил ей хризантемы и прошел на кухню.

– Я тут продукты принес, – он стал выкладывать из сумки на стол мясо, овощи, рыбу, конфеты, сыр, молочные пакеты и коробки.

– Валя, мы не голодаем.

– Я знаю. Но ведь не помешает.

– Спасибо. Чаю хочешь?

– Хочу.

Ольга заварила чай, разлила его в красивые чашки с голубыми незабудками, открыла коробку конфет, которую принес Валентин, из шкафчика достала вазочки с печеньем, медом, вареньем.

Какое-то время они молча пили чай, а потом Валентин тихо произнес:

– Оля, я долго думал после нашего расставания и понял, что ты мне нужна.

– Не надо, Валя…

– Нет, ты послушай, пока с тобой был Юра, я понимал, что мне тебя не вернуть.

– У меня ребенок. От Юры.

– Я знаю. И ему нужен отец.

– О чем ты говоришь?

– Мы можем попытаться быть вместе.

– Нет, это невозможно.

– Оля! Я люблю тебя! Это правда!

– Нет!

– Я не тороплю тебя. Я понимаю, как тебе трудно.

– Пожалуйста.

– Оля, давай хотя бы будем просто друзьями. А там как получится.

Она покачала головой.

– Я прошу тебя, не отталкивай меня.

Он смотрел на нее таким открытым и светлым взглядом, что сердце ее слегка оттаяло, и она сказала: – Друзьями мы быть можем. Почему бы и нет.

– Спасибо, Оля.

* * *

Стояла золотая осень, когда Мирослава случайно столкнулась в Старом городе с Лидией Заречной.

– Посидим в кафе, – предложила художница.

– Посидим, – согласилась Волгина.

– Юлька под следствием, – произнесла Заречная, когда официант, расставив на столике заказанный кофе и пирожные, отошел от них.

– Я знаю…

– Какая дура!

Мирослава кивнула.

– Помнишь моего дракона?

– Помню.

– Я сожгла этот холст.

– Почему?

– Пусть все темное сидит в темноте.

– А знаешь, драконы не всегда темное…

– Что ты имеешь в виду? – хмуро спросила Лидия.

– Драконов Китая.

– Китая?

– Да. Их драконы – существа умные, добрые, благородные, они милостивы к людям. Многие драконы связаны с ветром или водой, например реками, озерами. И китайцы испокон века оказывают им почести и любят их. А некоторые царские династии были уверены, что они ведут свой род от драконов. По одной из восточных легенд, женщина-дракон была прародительницей всех людей.

– Интересная мысль… – Лидия задумалась, а потом спросила: – Ты не будешь против, если я воспользуюсь твоей идеей?

Мирослава рассмеялась: – Идея не моя, а восточных народов, и я не думаю, что они станут возражать.

– Спасибо, – сказала Лидия и, неожиданно привстав, чмокнула Мирославу в щеку, я могу считать тебя своей подругой?

– Ну…

– Я так рада, что встретила тебя! – Лидия положила на стол деньги за кофе и пирожные и быстро вышла из кафе.

– Творческие личности непредсказуемы, – вздохнула Мирослава и набрала номер сотового Мориса.

– Вы где? – тотчас спросил он.

– В кафе на набережной. Составишь компанию?

– Уже еду!

Желтые, оранжевые, пурпурные листья кружились в воздухе, падали на дорогу, и казалось, что они обещают любовь и счастье всем живущим на земле… А чтобы обещание стало реальностью, всего-то и надо искренне поверить в эту добрую осеннюю сказку.