XV

Только утром, при дневном свете Таниэль заметил, что у комода появился новый корпус, в который были переставлены старые ящики со всем содержимым, включая Катцу. Осьминог, судя по всему, одобрил новое место обитания, поскольку принес обратно краденые носки вместе с коллекцией разноцветных бусин и деталей часов. Пока Таниэль надевал воротничок, ящик закрылся. Изнутри послышалась недовольная возня.

Одевшись, Таниэль подошел к двери в спальню Мори, чтобы отпереть ее, но остановился на полпути. Глядя сквозь промежутки между тонкими балясинами, сделанными из дуба разных оттенков, старыми и более новыми, он заметил, что дверь в мастерскую открыта. Таниэль положил ключ обратно в карман и спустился вниз.

Как только он переступил порог мастерской, зажужжали электрические лампы. Ему пришлось остановиться, так как звук легко было услышать в расположенной наверху спальне. После нескольких томительно тянувшихся мгновений тишины Таниэль вошел внутрь.

Он стал обыскивать шкафы и ящики столов, начав с ближайших к входной двери. В шкафах лежали часы в коробочках, на многих из которых были наклейки с именами заказчиков. Таниэль внимательно проглядел их все, но не нашел ничего более интересного, чем пара морских хронометров, уже оплаченных морским ведомством. Ящики были в основном набиты часовыми деталями – необработанными шестеренками и пружинками, крошечными алмазиками, цепочками и проволокой всех размеров, а когда он, в конце концов, отыскал один ящик с бумагами, в нем оказались только квитанции и бухгалтерская книга, заполненная аккуратными японскими цифрами. Сверху лежал счет от ювелира за корпусы для часов.

Под бумагами он нашел простую шкатулку с квадратным углублением на крышке, как будто подготовленным для дальнейшей инкрустации. Таниэль открыл ее и тут же закрыл, не увидев внутри ничего, кроме часового механизма, но, услышав мелодичный звук, открыл ее снова. Когда он полностью откинул крышку, полилась тихая музыка. Реверсивный музыкальный механизм оставался на виду, так как основание шкатулки еще не было вставлено на место. Крошечная фигурка серебряной девочки начала вращаться под музыку, и ее зонтик постепенно раскрывался. Неожиданно для себя он долго не мог оторвать глаз от исполняющей пируэт маленькой танцовщицы. У Аннабел была музыкальная шкатулка, когда они оба были детьми, но, поскольку эта игрушка быстро надоедает детям после достижения четырехлетнего возраста, Таниэлю уже давно не приходилось видеть ничего подобного. Серебряная девочка замедлила вращение – завод в музыкальной шкатулке заканчивался. Таниэль видел, как ослабевали пружины, и, прежде чем танцовщица окончательно остановилась, закрыл шкатулку и положил ее на место.

Когда Таниэль стал открывать последний ящик, внутри что-то звякнуло. Это зазвенели, соприкасаясь, вставленные в широкий штатив стеклянные пробирки. Таниэль бросил взгляд на пустой дверной проем, потом снова посмотрел на пробирки. Все они были заткнуты одинаковыми пробками и не имели этикеток. На первый взгляд ему показалось, что в пробирках ничего нет, но, поднеся одну из них к свету, он понял по отбрасываемой ею тени, что на дне пробирки находится газообразное вещество. Приблизив пробирку к глазам, Таниэль смог различить крошечные частицы, плавающие внутри. Одна из них сверкнула голубым, и на поверхности стекла заискрился тонкий, как волос, проблеск, но тут же погас.

На стол вспорхнула механическая птичка, и в нос ему ударил запах химического вещества, такой же, какой он уже замечал раньше. Чтобы поймать птичку, Таниэлю пришлось положить пробирку на стол. Как только он обхватил птицу руками, она замерла. Таниэль нашел защелку и отодвинул ее: перед ним предстал внутренний механизм. Затем, усевшись на высокий стул перед микроскопом и глядя в окуляр, Таниэль стал изучать его детали.

В центральной части механизма находилось квадратное углубление, в которое была вставлена плотно перевязанная пачка из крошечных квадратиков бумаги. От нее исходил резкий химический запах, а сверху на ней стояла аккуратная красная печать с японской надписью «огнеопасно».

Таниэль быстро отдернул от нее руки, чересчур быстро. Локтем он задел пробирку, которую только что положил на стол, а теперь не успел поймать: скатившись с края стола на пол, она разбилась. Она была совсем маленькая, и звон бьющегося стекла не был громким, но он раздался в полной тишине. Таниэль, быстро захлопнув дверку на корпусе птички, подбросил ее вверх, и птаха перелетела к окну, распушив свои серебряные перышки.

Таниэль посмотрел на пол: от стеклянных осколков поднималось нечто серое, похожее на пыль. Почти немедленно у Таниэля защипало в глазах, а в оставшейся со вчерашнего вечера недопитой чашке чая стали происходить странные вещи. Вода исчезала, оставляя за собой на стенках чашки зеленое кольцо от заварки. Таниэль вскочил со своего места и отпрыгнул назад, но порошок уже образовал над столом темное облако. В воздухе запахло оловом. Таниэль отступил к двери и уже собирался бежать за Мори, но в это время раздался треск, и из облака полил дождь. Капли воды забарабанили по полу, задевая край стола и падая в наполовину опустевшую чашку.

Дождь кончился только после того, как маленькое облако полностью истощилось, и мастерская стала выглядеть так, будто кто-то опрокинул на пол чашку воды. Таниэль стоял, как ему показалось, целую вечность, ожидая, не произойдет ли чего-нибудь еще. В конце концов он дотронулся пальцем до мокрого пятна на полу. Убедившись, что это всего лишь вода, он вытер ее насухо и развесил влажные кухонные полотенца на спинках стульев. Итак, порох и безымянные химикаты для устройства дождя по требованию. Он поднялся наверх убедиться, что Мори все еще на месте. Ключ с трудом поворачивался в замке, от него на среднем пальце Таниэля осталась вмятинка. Он приоткрыл дверь, почти уверенный, что комната окажется пустой, но Мори все еще спал, положив голову на руку, солнце освещало его затылок. Как видно, кто-то забросил его сюда.

По воскресеньям в полицейском управлении, временно расположившемся в подвале Хоум-офиса, работали только дежурные сотрудники, и Долли Уильямсона среди них не было. Таниэль оставил у него на столе записку с жирно подчеркнутыми строчками и отправился разыскивать гостиницу, в которой у него была назначена встреча с Грэйс. Пошел дождь.

Гостиница оказалась ближе, чем он ожидал. Он множество раз проходил мимо здания с заостренным силуэтом, думая, что в нем расположено правительственное учреждение: оно находилось напротив Вестминстерского аббатства и было почти такого же размера. Заходя в помещение, посетители оставляли зонты в стойке из красного дерева возле дверей, и швейцар извлекал их оттуда по одному и уносил сушиться. Под сводчатым потолком мерцали огромные люстры. Таниэль предпочел разглядывать отбрасываемые ими радуги, чем смотреть на людей за столиками, в нарядах, пошитых на Сэвил-Роу, смеющихся, сидящих перед хрустальными бокалами и украшенными марципановыми фруктами пирожными. Дождь с удвоенной силой забарабанил по стеклу у него за спиной. Таниэль отодвинулся от окна. Он чувствовал себя стесненно, как будто ожидая, что сейчас кто-нибудь укажет ему на дверь и велит убираться, хотя ничего не указывало на вероятность подобного развития событий.

Грэйс с мокрыми волосами появилась из-за спины официанта. Таниэль успел лишь наполовину приподняться из-за стола, чтобы поприветствовать ее, а она уже плюхнулась в кресло.

– Здравствуйте, мисс Кэрроу.

– Мисс Кэрроу? Я думала, мы договорились, что вы будете называть меня Грэйс, – ответила она, отодвигая в сторону вазочку с тюльпанами, которая мешала им видеть друг друга, при этом она задела ногтем край маленькой хрустальной вазы, и та отозвалась мелодичным звоном. Несколько нежных лепестков упало на скатерть. Грэйс снова была в зеленом.

– Как вы? Уже заказали что-нибудь? – спросила она.

– Нет еще. Официант думает, что я бродяга.

– Фу. – Она помахала рукой, и официант немедленно заскользил к их столику. Заказав чай с булочками, Грэйс откинулась назад в своем кресле и окинула его изучающим взглядом.

– Вы не сказали, как у вас дела, – проговорила она.

– Я знаю, извините. Я просто думаю, как ответить.

– Любопытно, – засмеялась Грэйс.

– Насчет Фэншоу: что-нибудь сдвинулось с места после того, как я ушел?

– Нет. По-видимому, я обречена жить в комнате под спальней моей матери до тех пор, пока не заколю циркулем себя или ее.

– Все настолько плохо? – улыбнулся Таниэль.

– У вас есть мать? – спросила Грэйс, округлив глаза.

– Нет. Я ее не помню.

– О боже, простите.

– Нет, ничего. Как я уже сказал, я ее не помню. Она могла быть какой угодно. Отец… он редко разговаривал, однако по тому, как он вертел в руках блесну, можно было многое понять о его настроении.

К ней вернулась непринужденность. Ссутулившись, она наклонилась вперед и положила локти на стол.

– Вы единственный ребенок?

– Нет, у меня есть сестра, – при этих словах он на мгновение замолчал, подумав, что в последнее время он слишком редко вспоминал об Аннабел и еще неделю назад должен был отправить ей деньги. – Она живет в Эдинбурге с двумя мальчиками.

– Вот как! Чем занимается ее муж? Я все пытаюсь услышать о каком-нибудь родственнике, которого вы не любите, чтобы вам понятней стало мое отношение к матери.

– Ха. Он был солдатом. Афганистан. Я видел его всего два раза. По правде говоря, он показался мне сукиным сыном, но я мог ошибаться. Он был родом из Глазго. Все общение с ним, в основном, сводилось к «С добрым утром».

– Ясно. Похоже, что все, кого вы знали, уже умерли. Так что вам придется поверить мне на слово, что после того, как человеку исполняется девятнадцать, матери становятся невыносимыми.

– Да-да, я вам верю. Но, как я понимаю, дом не слишком велик?

– Весьма велик. Размером чуть больше Сахары, – кивнула Грэйс.

– О, я внезапно почувствовал себя счастливым.

– Вполне справедливо! Пресса серьезно недооценивает счастье быть сиротой. Однако вы, по-видимому, помогаете сестре? – спросила она после паузы.

– Это не проблема.

– Это почти наверняка ложь.

– В общем… да, – сознался он, и они оба рассмеялись. Когда их смех затих, наступила странная пауза; Грэйс молча смотрела на него, сжав губы и как будто удерживая себя от желания что-то сказать. Таниэль искал в уме подходящую фразу, чтобы продолжить разговор, но тут очень кстати появился официант с чаем и булочками. Напротив них щенок борзой, привязанный к стулу хозяина – крупного мужчины в твидовом пиджаке, посмотрел вверх и радостно насторожил уши. Пока официант суетился, ставя на стол чай и сливки, собака вскарабкалась к мужчине на колени и сунула нос в блюдечко с джемом. Таниэль прикусил язык. Наблюдая за происходящим, он вовремя услышал дребезжание посуды на накренившемся подносе и успел подхватить за край падающий поднос.

– О… Простите, пожалуйста, – забормотал официант.

Таниэль вернул ему поднос и заглянул в глаза, но невозможно было определить, был ли официант просто сконфужен или напуган оттого, что восточный человек заплатил ему за этот трюк.

– Вам надо обратиться к доктору по поводу руки.

– Я… да. Да, я как раз собирался, – покраснев до ушей, официант исчез.

Грэйс подняла брови.

– Потрясающая скорость, – восхитилась она. – Знаете, канцелярская работа и телеграф – это занятия, которые люди из Специального отдела обычно используют как прикрытие. Я права?

Таниэль отвел взгляд, принявшись внимательно рассматривать завиток крема.

– Нет. Мне вчера рассказал об этом хозяин моей квартиры.

– А, он часто здесь бывает?

После некоторого колебания он решил открыться ей и попробовать посмотреть на происходящее с другой стороны. Она, вероятно, будет в состоянии сказать, может ли подобное происходить в принципе, или, по крайней мере, знает о другом ученом, который мог бы ответить на этот вопрос.

– Нет. Я не могу решить, насколько все это правда, но он просто знает о многих вещах. Он знал о вас, знал ваше имя, знал, что вы пригласили меня сюда. Он знал про эту собаку напротив нас и про руку официанта. Про дождь. Про то, как вы будете одеты.

Пока он говорил, она наклонялась к нему все ближе.

– Каким образом, при каких обстоятельствах? Может быть, он делает это, чтобы порисоваться перед вами?

– Нет. Я думал, что он следит за мной, и едва не столкнул его с лестницы.

– И все, о чем он говорил, сбылось?

– Да. Я слыхал об инопланетянах. Но мне никогда не приходилось слашать о борзых – любительницах джема. Возможно ли такое в принципе?

Грэйс облизнула губы.

– В основном это, конечно, мошенничество, но то, что люди легко ловятся на этот крючок, лишь доказывает высокую вероятность реального существования таких вещей. Вообще говоря, это легко поддается проверке.

– Правда?

– Конечно. Вам просто следует провести какой-нибудь контрольный опыт. Например, разложить лицом вниз семь карт. Если человек не мошенник, он все их назовет правильно.

– Возможно, тут требуется что-нибудь похитрее, – сказал Таниэль, глядя, как на поверхности чая в его чашке отражаются капли на оконном стекле. Он уже настолько привык к зеленому чаю, что вкус черного казался ему странным.

– Думаю, что это, скорее всего, обман. Но он очень тщательно все обдумал. И он наверняка знает карточные трюки.

– Судя по вашему виду, вас это сильно расстраивает.

Таниэль поднял на нее глаза.

– Если он лжет, значит, все это время он за мной следил. И все это было бы не столь огорчительно, если бы я работал в другом месте.

– Хорошо… почему бы тогда вам не позволить мне его проверить?

– Каким образом?

– О, добрый вечер, я приятельница Таниэля, и я принесла с собой карты. Вы играете в покер? Отлично, – Грэйс наклонила голову. – Я знаю, на что надо будет обратить внимание, это не проблема. На самом деле все это близко к тому, чем я занималась в университете.

– Вы уверены?

– Завтра вечером в семь, это не слишком рано?

– Нет, хорошо; я буду дома к шести, – сказал Таниэль и тут же прикусил язык. Он не мог припомнить, с каких пор начал думать о Филигранной улице как о доме.

Грэйс кивнула в ответ.

– Отлично, договорились. Завтра в семь. Какой у вас адрес?

Ему пришлось попросить у официанта бумагу и ручку.

– Благодарю вас, – сказал он тихо.

– Ну что вы. Мне приятно будет оказать вам услугу, это будет хоть какой-то компенсацией за мои вчерашние бесполезные дамские маневры.

Грэйс налила ему еще чаю, и они поговорили о погоде и о Ньютоне. Через час, рассчитавшись за них обоих, она ушла. Таниэль смотрел, как торопливым шагом, чтобы не промокнуть под дождем, она идет снаружи мимо окна. Зеленое платье придавало ей эксцентричный вид, а стриженые волосы делали ее похожей на девушку из работного дома.

Когда Таниэль вернулся на Филигранную улицу, Мори в мастерской не было. Катцу помахал ему тремя из своих четырех щупалец со стола, где он, крадучись, преследовал механических птичек. Птички суетливо порхнули мимо Таниэля и уселись в витрине, а маленький осьминог спустился вниз по ножке стола и последовал за ними; пока он полз по полу, его металлические сочленения издавали звуки цвета морской волны. Надеясь, что Мори нет дома, Таниэль пошел наверх, чтобы снять запонки и обдумать, каким образом можно будет объяснить завтрашний визит Грэйс. Однако, поднявшись по лестнице, он услышал звук бегущей воды. За его собственной спальней коридор поворачивал под острым углом и заканчивался узенькой лестницей. Попав в этот дом впервые, он думал, что лестница ведет на чердак, но на деле помещение наверху оказалось оборудованным под ванную комнату. Хотя, на первый взгляд, верхняя часть дома казалась странным выбором для размещения ванной, ознакомившись поближе с географией старого здания, Таниэль увидел, что помещение находилось непосредственно над паровым котлом. Из серебряных кранов бежала обжигающе горячая вода, пахнущая чистотой, как гостиничный гладильный пресс.

– Чайник внизу только что закипел, – послышался голос Мори из-за чуть приоткрытой двери.

– Мне можно войти?

– Да.

Таниэль чуть приоткрыл дверь, но тут же закрыл ее снова.

– Вы принимаете ванну.

– А что, по-вашему, я могу делать?

– Убираться.

– Я не могу перекрикиваться с вами через дверь. Заходите. Я не барышня.

Таниэль сел на пол спиной к двери, откуда видны были только голова и плечи Мори. Из-за мокрых волос его черты казались острее, чем обычно, капли воды блестели на выпирающем позвоночнике. Несмотря на то, что он часто ходил с закатанными рукавами, цвет его кожи на руках и груди был одинакового оттенка. Его кожа не была ни темной, ни светлой; там, где у белого человека вены просвечивают голубым, у Мори ничего не было видно. Это свойство придавало ему более завершенный вид.

– Если коротко, я пригласил сюда завтра вечером Грэйс Кэрроу, – сказал Таниэль. Между ними в воздухе висел вовремя пошедший утренний дождь и все сбывшееся в гостинице, но Таниэль не стал об этом говорить.

– Я не хотел бы видеть у себя в доме незамужнюю женщину, – осторожно сказал Мори.

– Она – леди из Белгравии, и она придет сюда не в качестве незамужней женщины. Кроме того, я уверен, что ее будет кто-нибудь сопровождать.

– В таком случае, я завтра уйду и не буду вам мешать.

– Но мне хотелось бы, чтобы вы с ней познакомились.

– А мне этого не хочется.

Таниэль прикрыл рот рукой.

– Но вам она понравится. Она умна. Она физик. Думаю даже, что она, возможно, суфражистка.

– Нет. У меня нет времени на женские избирательные права.

– Но она… что? – сказал Таниэль.

Мори оставался неподвижным, только мышцы запястья слегка напряглись. Его рука лежала на краю ванны.

– У женщин не будет права голоса до тех пор, пока это не совпадет с интересами государства в налоговой политике. А это произойдет лишь тогда, когда вымрут все работоспособные мужчины. Так что сегодняшние протесты бессмысленны.

– Хорошо. Резонно, как и всегда.

– И вы, несмотря на мое отношение, не боитесь ее со мной знакомить?

– Не боюсь, – настойчиво повторил Таниэль, стараясь проглотить комок в горле. – Знаете, вы оказались правы по поводу всех этих вещей в гостинице. Вы действительно обладаете способностями, о которых говорили, поэтому вы должны знать, что я не имею в виду ничего непристойного. Я отношусь к ней с симпатией, не более того, она интересный человек, но она из такой семьи, что они меня просто высекут, если при нашей с ней встрече не будет присутствовать заслуживающий доверия человек. Бароны заслуживают доверия. Пожалуйста.

Мори смотрел мимо него; на краткий миг он показался Таниэлю не столько человеком, сколько странным бессловесным созданием, которого вытащили из морских глубин и попросили совершить нечто нечестивое. Затем, пошевелившись, он вернулся к своему обычному состоянию.

– Ну что ж, только ради того, чтобы вас не выпороли.

– Спасибо.

Рука Мори соскользнула с края ванны в воду.

– И вам, конечно, придется купить какао в «Харродс», поскольку вы забыли про ноты, заперли меня на всю ночь, и, кроме того, мне не нравится мисс Кэрроу.

Таниэль замялся. Ему хотелось сжать запястье Мори.

– Конечно, обязательно. Значит, завтра в семь?

– Хм. И, пожалуйста, не надо бразильского мусора. Перуанский, в зеленой упаковке.

– Хорошо.

Спустившись вниз, Таниэль остановился, задержав руку на полированном шаре, которым заканчивалась лестница. Перила скрипели, поскольку Катцу раскачивался на них, уцепившись двумя щупальцами. Таниэль наблюдал за играющим осьминогом, и воображение рисовало ему последовательность событий в случае, если Мори все-таки говорит правду. Он заставил себя переключить мысли прежде, чем они заведут его чересчур далеко, и вышел под дождь, чтобы купить какао.

На следующее утро Таниэль отправился на работу намного раньше обычного; воздух еще не прогрелся, и оттого, что он не успел позавтракать, у него слегка сосало под ложечкой. Ему пришлось некоторое время подождать в подвале Хоум-офиса, и, заметив, что он нервно открывает и закрывает крышку часов, молодой офицер принес ему чашку чая. В чае чувствовался привкус пыли. Пыль была повсюду: полицейские обустраивались и передвигали вещи. Шкафы с документами, сдвинутые теперь к стенам и образующие группы наподобие хаотично расположенных зданий, были окружены кипами пахнущих тленом бумаг и грудой ужасающих картин в дорогих рамах – ненужных даров от иностранных представительств. Таниэль снова открыл крышку часов. Уильямсон обогнул баррикаду из шкафов и остановился, увидев сидящего возле своего стола Таниэля.

– Привет, Таниэль. Я нашел вашу записку. Пойдемте… со мной, – сказал он тихо.

Таниэль проследовал за ним мимо рядов из столов и шкафов. Через маленькую дверь они вышли в коридор, неосвещенный и погруженный в полную темноту, так что Таниэлю пришлось ориентироваться на серебряные отголоски от ботинок шагающего впереди Уильямсона, затем они оказались снова на свету – в маленькой комнатке с прислоненными к одной из стен швабрами. В центре комнаты за столом восседал мистер Спиндл, держа руку на почерневших останках часового механизма, сложенных перед ним на столе.

– Не могли бы вы рассказать о ваших находках мистеру Стиплтону? – попросил Уильямсон, на этот раз не заикаясь.

– С какой стати? – раздраженным тоном спросил Спиндл. Без трехслойной лупы его глаза оказались обычного размера, и на вид он не отличался от любого другого хозяина лавки. – Я полагал, вы пошли за министром внутренних дел.

– Министр внутренних дел не живет здесь вместе с нами. Слушаем вас.

Поджав губы, Спиндл взял в руку пинцет и вручил Таниэлю увеличительное стекло.

– Как скажете. Вам надо подвинуться ближе, – сказал он.

– Мне хорошо видно.

– Прекрасно. Видите эту ходовую пружину? Я вам ее уже показывал. Золото и сталь, все в стиле мистера Мори. В главном механизме, конечно, использованы драгоценные камни, как и во всех хороших часах, но это алмазы технического сорта. Гораздо чаще используются рубины. У меня здесь есть для сравнения часы, которые я купил на прошлой неделе в мастерской Мори; как видите, внутри у них алмазики. Даже в сравнение не идет с количеством алмазов в ваших часах, – сказал он, обращаясь к Таниэлю и бросив при этом выразительный взгляд на Уильямсона. – Я по-прежнему отказываюсь верить, что у него могут быть такие деньги для…

– Я видел его документы в Министерстве иностранных дел, – перебил его Таниэль. – Он прибыл в страну, имея титул барона Мори, с сопроводительным письмом от министра внутренних дел Японии.

– И каким же образом можно проверить подлинность письма от министра внутренних дел Японии? – засмеялся Спиндл.

– Посредством телеграфа, – ответил Таниэль. – Из моего департамента. Это всего лишь Япония, не Марс.

Он сделал это на прошлой неделе, отправляя ответ на дипломатическую почту. Таниэль послал служебный запрос, адресованный не столько официальным инстанциям, сколько оператору на другом конце провода. Ответ пришел спустя всего несколько часов: клерку даже не потребовалось проверять информацию. Он сам встречался с Мори, которому часто по поручению министра Ито приходилось бывать в посольстве в качестве переводчика. Это тот же человек: примечательное северное произношение, умение выдерживать уместный стиль в одежде, несмотря на принадлежность к нации, чьи государственные служащие любят щеголять в визитках с бутоньерками в петлицах. Опасный соперник при игре в бридж.

– Ну что же, думаю, в вопросах разведки я должен уступить профессионалу. Давайте вернемся к часам. Видите эти маленькие шестеренки? Они необыкновенно мелкие. Для работы с ними руки должны быть очень маленькими.

– Дети из работного дома делают часовые детали.

– Так же, как и восточные часовщики. И, наконец, большая шестеренка. – Спиндл взял в руки почерневшую, погнувшуюся при взрыве из-за чудовищного жара, но до сих пор отсвечивающую в отдельных местах серебром деталь. – Посмотрите на выгравированный на ней узор. Вьющиеся растения и листья, не так ли? Насколько я знаю, его имя переводится как «лес». – Спиндл положил шестеренку и открыл купленные им часы, в которые был вложен бумажный кружок с выполненным рукой Мори рисунком. – Тот же узор. Он, конечно, не оставил на механизме своей подписи, но, думаю, все это выглядит вполне убедительно.

Таниэль повернулся к Уильямсону:

– Все это лишь означает, что тот, кто сделал бомбу, использовал для этого надежный часовой механизм, а Мори делает самые надежные часы в Лондоне. Если бы мистер Спиндл был равен ему в мастерстве, в бомбе вполне могли бы оказаться его часы.

При этих словах Спиндл вздрогнул.

– Я знаю, – сказал Уильямсон, – именно поэтому я до сих пор не отправил полицейский наряд, чтобы его арестовать. – Он вздохнул и взял Таниэля под руку. – Пойдемте отсюда. Спасибо, мистер Спиндл. Не могли бы вы еще немного подождать?

Таниэль позволил Уильямсону сопроводить себя обратно в полицейский подвал, но затем резко высвободил руку.

– Долли, вы не можете пойти к министру внутренних дел с такого рода доказательствами, вы об этом прекрасно знаете.

– Конечно, не могу, я просто хочу, чтобы он подождал еще час, а потом скажу ему, что министр не может его принять. Этот напыщенный идиот впился в меня как клещ, мне хочется помариновать его как следует. Меня уже тошнит от его вида. Он тут у нас подвизался еще со времени взрыва на вокзале Виктория.

Таниэль почувствовал некоторое облегчение, но все же его не отпускало внутреннее беспокойство. Они молча подошли к столу Уильямсона. Заказанные Таниэлем канцелярские принадлежности нашли своего адресата: рядом со столом стояла настоящая корзина для бумаг, а под служившей пресс-папье пачкой чая лежала стопка чистой бумаги.

Уильямсон набрал в легкие воздух и после паузы продолжил:

– Тем не менее я собираюсь изъять найденные вами взрывчатые вещества.

– Сейчас? – с трудом выговорил Таниэль.

– Завтра. Сегодня мы устраиваем облаву в другом месте. Мы до сих пор гоняемся за некоторыми другими участниками преступления. Теми, которые непосредственно подкладывали эту проклятую штуку.

– Хорошо, а с ним что случится?

– Как вы думаете, что?

– Вы войдете в дом и затем…

– Мы будем удерживать его там, пока производится обыск. Когда нам удастся что-нибудь найти, мы его арестуем.

– А что, если я ошибся, и это просто какая-то ерунда? Вы просто вытрясете из него признание?

Уильямсон наклонил голову, как будто разговаривал с ребенком:

– Завтра вечером… вам лучше будет снять для себя номер в гостинице, – сказал Уильямсон, снова начав заикаться и заканчивая на этом дискуссию. – Я знаю, вам нравится этот парень, – добавил он, втягивая воздух носом, – но, даже не беря в расчет все остальное, дюймовый брикет динамита в часовой мастерской не может не тревожить меня. Подумать только, сколько еще таких же пакетиков может быть припрятано в его мастерской, и… маленькие объемы приобретают популярность. Их проще спрятать в часовом механизме, труднее дезактивировать. Бомбы сейчас представляют собой нечто более изощренное, чем просто связка динамитных шашек.

Таниэлю нечего было на это возразить. Они обменялись рукопожатием через стол.

– Оставайтесь с ним до завтра, – сказал Уильямсон. – Мы выходим на финишнюю прямую.