Глава 3
Его высочество принц Найджел
Принц не трусил.
Не боялся.
И даже не опасался, ясно вам?!! Просто Найджелу было немного не по себе. И улица Могильщиков в неверном свете фонарей казалась особенно зловещей, и ступеньки скрипели как-то гадко, и Лэ Стиорта, вставшая на пороге, казалась жрицей древних культов, адепткой самого Плетущего судьбы и Путающего нити…
Черная мантия окутывает женщину, черные локоны падают на плечи. Белое мраморное лицо. И только губы алые, как кровь. И бездонные черные глаза…
Спасибо вечерним сумеркам. Чтобы добиться такого эффекта, пришлось извести полбанки свинцовых белил, и при дневном свете это было бы очень заметно. А так…
– Ты пришел…
– Я пришел, – подтвердил Найджел, испытывая желание пуститься наутек.
Лэ Стиорта подняла руку – и слуга тут же подвел к ней коня. Она устроилась в седле боком и взглянула на принца.
– Поедем. Нам надо успеть…
Слуга уже подводил лошадь и принцу и вел себе коня. Он и поехал первым.
Лэ Стиорта не управляла лошадью, слуга намотал поводья на луку своего седла. Она ехала, отрешенно глядя по сторонам, и люди отводили в сторону глаза. Слишком уж неживой, мраморной маской казалось ее прекрасное лицо.
Найджел подумал, что Лэ Стиорта красивее леди Френсис, но совершенно не вызывает желания. Только ужас и отвращение, как ядовитая змея.
Лэ Стиорта, для которой мысли принца не остались закрытой книгой, изо всех сил «держала лицо». Холодное, отстраненное…
Какой же дурак!
Какой же потрясающий идиот!
И ЭТО будет править Аллодией?
Ну уж нет!
Они проехали городские ворота, на которых стражники и не попытались остановить троицу, а только осеняли себя святым ключом и, кажется, хватались за амулеты. Сколько им было заплачено за такой спектакль, знал только Вереш Трипс. Подготовка была полностью на его совести. В доме Ластара обходилась своими силами, но за городом ей требовалась помощь.
И Вереш не подвел.
На перекрестке трех дорог уже был разведен костер, Вереш помог своей любимой спешиться, перехватил поводья коня у принца и отошел в тень.
Теперь дело было за Лэ Стиорта. И женщина не подвела.
Она красивым жестом сбросила плащ на дорогу, оставшись в глухом черном платье. Пошито оно было так, что совершенно не стесняло движений, а еще правильно развевалось, создавая иллюзию черных крыльев. Особенно в темноте.
Много секретов было у этого платья. Главное – держаться подальше от костра, мало ли… попадешь так лоскутком, вспыхнешь…
Неприятно будет.
Один раз с Лэ Стиорта так и получилось. Но сейчас она не могла себе позволить проколов. А потому…
Один проход, так, чтобы принц побледнел еще больше. И встать с другой стороны от него, у костра.
– Великая! Мать ночи, царица Тьмы. Повелительница дорог, взываю к тебе!
Лэ Стиорта красивым жестом простерла руки над костром. Пламя изменило свой цвет на мертвенно-зеленый. Ненадолго, но Найджелу и того хватило, чтобы шарахнуться.
Матильда бы фыркнула: «Профанация». Уж что-что, а химию она в школе учила. Но ее тут не было, и принц верил, по морде видно.
– Услышь меня! Дай силу моему голосу, напитай травы своим соком! Да свершится по моему слову, да будет исполнена Твоя воля, воля той, что выше Иных…
Пламя поменяло свой цвет на фиолетовый, потом опять на зеленый.
Лэ арраша ассе шен!
Шарра таррше асса хен!
Вирен лэрша ин саввир!
Тасса ранше дер ханнир!!!
Лэ Стиорта закончила заклинание.
Пламя сменило свой цвет с зеленого на малиновый, вспыхнуло что есть силы, по лесу пронесся тоскливый волчий вой, а потом в руке у колдуньи, словно из воздуха, материализовался флакон синего стекла.
– Благодарю тебя, Госпожа!
Костер опять взметнулся зеленым.
Лэ Стиорта, откровенно жуткая в этом пламени, протянула принцу флакон.
– Возьми, господин. Мать ночи ответила на твою просьбу. Подливай по три капли в день, и через месяц увидишь результат.
Найджел протянул дрожащую руку, и колдунья вложила в нее склянку.
– Деньги!
Принц кое-как отцепил от пояса кошелек. По лесу пронесся волчий вой, в этот раз еще сильнее, еще злее…
– Ее слуги пришли. Они зовут.
Найджел вздрогнул.
– Уходи, господин. Я останусь, чтобы ты смог уйти…
В руку Найджела ткнулись поводья. Он судорожно сжал их, вскочил на коня – и что есть силы ударил его каблуками по бокам.
Бедное животное заржало и взяло с места в карьер. Миг – и только пыль столбом на дороге.
Лэ Стиорта откинула назад голову и расхохоталась.
– Отойди от костра. Нанюхаешься. – Вереш был спокоен и хмур.
Лэ Стиорта послушалась, но продолжала посмеиваться.
– Ты видел, как он дрожал? А как пятился?
Вереш умело затаптывал пламя.
– Да уж…
Лэ Стиорта вытащила из ноздрей кусочки корпии, пропитанной маслом. Не просто так костерок был разведен, и не простые травы в него полетели. А кое-что дурманящее, снижающее критичность восприятия.
Чтобы не нанюхаться, приходилось принимать меры.
Жрица не может быть пьяной, хохочущей, терять координацию… она должна быть жуткой и величественной. Вот и приходится соответствовать.
Верешу – прятаться в темноте и выть.
Лэ Стиорта – доставать кроликов из шляпы, то есть сыпать в костер химикаты и пользоваться потайными карманами.
Ловкость рук и никакого мошенничества. Так-то! И пусть дураки верят. Пусть их…
– Заклинание получилось очень душевным, – ухмыльнулся Вереш.
Он тоже знал язык степняков. Это знать им брезговала, а Лэ Стиорта учила в свое время, от матери, и ее друг тоже учил. Мало ли…
Позволь побыть с тобой наедине.
К твоим губам прижаться.
Не расставаться больше никогда.
Навек с тобой одной душой остаться.
Страшное заклинание, не правда ли?
Хозяин Интары Сиарошт любил поэзию. И читал ее иногда… в процессе. Вот и запомнилось.
– Может, здесь переночуем? – предложила Лэ Стиорта. – Не хочу сейчас в город…
Вереш улыбнулся подруге.
– Ты сходи умойся. Тут ручей недалеко. А я пока нормальный костерок разведу, да и одеяла у меня с собой, и корзинка с едой…
– Вереш – ты чудо! Я тебя обожаю!
Лэ Стиорта удалилась в темноту, умываться. Вереш проводил ее взглядом и вздохнул.
– Но не любишь, Ласти. Пока еще ты любишь другого… пока. Что ж, я подожду. Я терпеливый. Все равно ты моя будешь.
И принялся обустраивать стоянку. Надо ведь позаботиться о любимой.
Заодно и кошелек сунул в карман… тяжеленький.
Это хорошо, деньги им нужны. Определенно.
Потом он отсыплет чуточку, а остальное отдаст Ласти. И – нет. Он не ворует. Он все отдаст любимой, когда придет время. А пока – вот так.
Больше никто этой ночью не вспоминал о Найджеле.
* * *
Его высочество рухнул на кровать как подкошенный.
Жуть жуткая!
Кошмар!
Принцу было страшно, очень страшно. Он никогда не видел такого… с кем же он связался?
Но ночь осталась за окнами, а в покоях было спокойно и привычно. Вино опять же помогло, и Найджел уже без страха достал из кармана склянку, вгляделся.
Самая обычная темная жидкость. Острый пряный запах.
Травы? Или…
Страшно.
Найджелу было страшно, но снявши голову – мечтают о короне. А он мечтал. И точно знал, что завтра подольет отцу первые три капли зелья. Сам подольет, никому не доверит.
Все равно душу губить, так пусть хоть корона его будет. И Аллодия.
И вообще, отец сам виноват…
Найджел так и забылся пьяным сном, не выпуская из рук заветного пузырька, в котором плескалось его будущее.
Балы, красавицы, роскошь, преклонение, власть…
И все это будет его. Уже скоро, очень скоро…
Неподалеку от крепости Ланрон, северо-запад Аллодии
Каждый рыбак знает – ловить надо на рассвете. Но сома, к примеру, ловить надо ночью. И чем глуше, тем лучше, он крупнее будет.
А чтобы ловить ночью…
Встать надо к полуночи, собраться, лучше с вечера, уложить все в лодку-плоскодонку, а как все в доме уснут, выпить чашку горького травяного взвара, ну и к Интаре.
Подождать по дороге друга, с которым уговорились пойти таскать сомиков, крепко поручкаться – как взрослые, да и взрослые уже, чай, десять-то каждому есть… ну… почти есть! Сесть в лодку, оттолкнуться веслом – и туда, где с вечера заботливо разбросали приваду. И разбрасывали уж несколько дней подряд. Далековато, конечно, от деревни, а что делать, если сомики водятся только в Натаньиной заводи? А это два часа вверх против течения… пешком-то все четыре топать, как бы не больше. А обратно до Ухаровки Интара донесет…
Обратно, конечно, не раньше полудня, но ежели с уловом придут, то матери и ругаться не будут. Всем известно, что сомик – рыбка вкусная и для детей пользительная, болеет малышня потом меньше…
– Слышь, Мих, а что это там?
Симар и Мих дружили давненько, с детства, рыбачили вместе, проказничали вместе и удачно дополняли друг друга.
Высокий худой Сим, который всегда готов был на любую шалость и проказу, и обстоятельный толстенький Мих, который не соглашался ни на что, не просчитав последствий.
Вот и сейчас, с рыбалкой, идея была Сима, воплощение – Миха. Удочки – Сима. Плоскодонку нашел Мих.
Сим был повыше, зрение у него было получше, ну и… первым замечал все интересное тоже он. Мих вгляделся туда, куда тыкал грязноватым пальцем Сим.
Сначала мальчишка даже и не понял, что видит.
Звезды? Так низко? Так много? Непонятно…
А потом…
Темнота, да… Но это мальчишки на реке и в темноте, а эти…
Степняки и не скрывались. Сорок тысяч. Кто может им противостоять? Здесь? Аллодийская кавалерия – да, но не ночью ведь? Не в темноте?
А мальчишек они просто не увидели.
Степняки расположились как раз неподалеку от той самой Натаньиной заводи с сомами – по преданию, некая девица Натаня в ней утопилась, спасаясь то ли от свадьбы с нелюбимым, то ли боясь травить плод, с той поры сомы-то в заводи и появились. И видно их с воды было просто отлично. Мальчишки замерли.
По счастью, Интара была речкой коварной и извилистой, и деревьев по ее берегам было достаточно. Вот и Симару с Михом повезло.
Старая ива склонила ветви аж к воде, под нее-то и заползли мальчишки, считая, один – огни справа от себя, второй – слева…
В среднем на один костер приходилось десять человек… Мих и Сим сбились, когда закончились пальцы ног, и в ужасе переглянулись. Степняков они узнали сразу. Гортанно-шипящую речь, черные косы, остроконечные шапки…
– Что делать-то, Мих?
– Обратно править. И к старосте бежать.
– Выдерет он нас…
– А коли не поверит, то криком кричать, народ поднимать и уводить. Хоть своих, – Мих шептал, и на круглом лице его была решимость. – Придут твари, младенцев на копья взденут, баб заголят, да и мы… сам знаешь.
Сим кивнул.
Он знал о степняческом обычае не оставлять в живых ни одного ребенка, который поднялся макушкой выше стремени коня. Чтобы не вырастить мстителя.
Можно подумать, маленькие дети не способны разобраться, где враги, а где друзья! Ха!
– Услышат нас…
– А мы потихоньку… Делай, как я.
Плоскодонка – лодка невысокая. И мальчишки принялись за дело.
Тихо-тихо, только что не зубами отгрызали ветки ивы, обматывали весла рубахами, обмазывались придонным илом, чтобы не сверкнуть в темноте белой кожей… кой шервуль – холодно? С них пот лил в четыре ручья!
Лодку забросали ветками, скрадывая очертания, получился этакий плавучий островок, весла обмотали тряпками тоже не просто так, а чтобы плескало тише, сотворили святой ключ, помолились и поползли. Не вдоль берега, чуть поодаль, медленно…
Повезло в том, что шли они по течению, а мало ли всякой дряни лесные речки носят? Ой, много… Тут и коряги, и травяные островки, и дохлые твари.
Ребятам и помогать речному течению почти не пришлось, так, чтобы к берегу не пристать, чтобы из лодки не высунуться…
И повезло мальчишкам еще и в другом.
Река же…
Степняки ждали нападения с суши, на суше засады ставили, там они бы мигом разведчика заметили. А с реки…
В сознании степняков река угрозой не была. Всадники ведь.
* * *
Староста Бурим давно уж спал, когда в дверь забарабанили что есть сил.
Первой подскочила его жена, Меланья, а за ней уж и дети, и родители.
– Что… как?
В дверь молотили что есть силы. А когда Бурим, вооружившись топором для верности, распахнул ее, два тела упали ему почти в ноги.
Топор вернулся в угол.
– Эт-то что такое?
«Таким» оказались двое мальчишек. Симар и Мих, обоих Бурим отлично знал, только вот не водилось за ними – такого.
Шкоды – были, вредности были, но вот так, среди ночи…
– Бур, да ты погляди, – вступилась жена. – Их же трясет всех…
И верно, мальчишки были полуголыми, грязными, что те шервули, растрепанными, и колотило их так, что за шкирку вздерни – сами мотаться будут.
Видимо, что-то их так напугало, что добежать смогли, а потом и упали. На самом пороге, осознавая, что все, они – дошли. Видел Бурим такое, бывало… только вот вспоминать не хотел. Ни где видел, ни что делал…
Кое-как староста закинул мальцов на лавки и потопал к печке, где с вечера сберегался горшочек молока. Раз уж такое дело…
Теплое молоко помогло. Мальчишки опамятовались.
– Что случилось?
Бурим не был бы старостой, не будь он умным и серьезным человеком. И услышав рассказ мальчишек о том, как они порыбачить взялись, а в Натаньиной заводи степняки…
Бурим и заводь знал, и протоку, и…
Повоевал он в молодости. Бывало.
Расспрашивал мальчишек и понимал, что все верно. Неоткуда им такие подробности знать. Про степняков, про все…
Молчала, прикусив уголок платка, жена, прижались друг к другу дети… Наконец, Бурим принял решение.
– Мели, беги по домам. Народ поднимай, кажи, пусть берут, что могут, через час уходить будем. Скотину… эх-х-х! – Одна мысль была противна крестьянину, но… – Скотину пусть хоть режут, хоть выгоняют, с собой не потащим, если только кого посмышленее. Будем уходить в Северский лес. Я сейчас к Дорту, а потом к Гаселю. Надо гонцов разослать по соседним деревням, людям знать дать. И в крепость кого послать.
Мальчишки просто на глазах расправляли плечи.
– Дядь Бурим, мы можем… – заговорил Сим.
Бурим только рукой махнул.
– Вы, мальцы, уже сделали, что могли. Всех нас спасли…
Мальчишки переглянулись. Герои ж… И с небес на землю их спустили только грустные слова старосты:
– Теперь бы мне деревню убедить да увести всех…
Впрочем, Бурим действительно не зря был старостой.
Ухаровка собиралась быстро и молча, подстегнутая страшным шепотом и обрисованными перспективами. Несколько воинов, в том числе и Бурим, о развлечениях степняков знали не понаслышке. И рассказывали так, что у людей мороз по коже бежал.
Инкор?
Шервуль его знает, тот Инкор. Если там и правда столько народа, могли с налета взять. Или еще чего похуже… ох, могли.
Бурим и размышлять не стал. Послал пару охотников на разведку, а сам…
Не в степи живем, в лесу. Туда и уходить будем.
Чтобы у приличной деревни да лесного схрона не было? Ох, разное в жизни бывает, разное… Имелся такой схрон и у ухаровцев. Лесной овраг, в котором обустроены землянки. Век не проживешь, но даже зиму перезимовать – и то сгодится. Мало ли…
Туда и уходить собирались. Лес – он и прокормит, и укроет, если понятие иметь. Да и… Лучше уж пару дней пересидеть да дураками оказаться, чем попасть степнякам в лапы. Ох, лучше.
К тому времени, как вернулись посланные на разведку охотники (эти мудрить не стали, а просто повторили то же, что сделали мальчишки, сплавав вниз по реке), в деревне, считай, никого почти и не осталось. Разве что над скотиной причитали самые упрямые… но услышав, что все правда…
Угроза жизни придает людям потрясающую прыть! И так убавляет желание спорить…
Еще до рассвета Бурим командовал обустройством деревни на новом месте. А Мих с Симаром распускали хвосты перед сверстниками.
А то ж!
Сплавали!
Разведали!
Всех предупредили!
Герои? Конечно, герои!
Мысль о том, что на пути степняков окажутся и другие деревни, пока мальчишек не посещала. Им и своих хватало…
А вот Бурим думал и об этом. И мрачнел с каждой минутой.
От Инкора – два перехода. Степняков всяко больше десяти тысяч. И как их останавливать? И кто окажется в жерновах? Аккурат между степняками и своими? Или на пути у степняков, когда тех прочь погонят? Ох-х-х…
Матильда Домашкина
– Доброе утро, Антон Владимирович.
– Доброе утро. Малена, а чего ты вчера так рано ушла из клуба?
– У меня были дела дома, Антон Владимирович.
– Жаль…
Мотя пожала плечами.
Жаль там, не жаль… вот ей – нормально, а остальных и не спрашивали.
– Тебе в «Атланте» понравилось? Ходить будешь?
– Нет.
– Не понравилось – или не будешь?
– И то и другое, – вежливо ответила Матильда. Голова у девушек была занята совсем другим. Повесткой из суда, к примеру.
Вот ведь дрянь!
Что самое обидное, в повестке ничего не сказано ясно. Вызывается такая-то, число, время и куда! То есть адрес суда. А что, почему, зачем…
Она уже в суд звонить пыталась, но справок не давали. Самой сходить, что ли?
А смысл?
Матильда и так догадывалась, кто мог ей удружить. Мамочка, при Парашиной поддержке. Или есть сомнения?
А вот чего они хотят?
Она назначена ответчиком, но на какие именно обвинения придется отвечать? Черт его знает! По вопросам наследования? Это что угодно, от завещания до дарственной, слишком расплывчатые формулировки.
Нанять адвоката?
Она уже проконсультировалась по знакомым, сколько что стоит. Это тоже не так дешево, и уж Матильде точно не по карману. Просто прийти, обратиться, чтобы ее выслушали и отправились с ней в суд – придется четверть зарплаты отдать. Может, и понадобится, конечно, но сначала лучше сходить самой. Посмотреть, с чем столкнуться придется.
Сериалы Матильда поглядывала, примерный порядок заседания знала, язык у нее тоже был подвешен, авось отболтается?
Не осудят же ее на первом заседании?
Взять с собой имеющиеся бумаги, ксерокопии паспорта и регистрационного свидетельства, чтобы не словами едиными, благо в свое время ксероксов наделали с запасом, и сходить. Посмотреть, поговорить за жизнь…
Вот ведь твари!
Оригиналы занимали свое место в банке, ключик висел на шее у Матильды, копии лежали дома…
Сначала сходим, потом будем продумывать защиту или нападение, как получится. По крайней мере, она ничего не тратит, а то суды у нас – дорогое удовольствие.
За заявление плати, юристам плати, госпошлину плати… что-то там еще тоже платить надо. А она ответчик, то есть просто прийти и послушать. Пока…
– …Зря.
И что она прослушала, интересно?
Оставалось просто промолчать. Антон понял, что ничего от секретарши не услышит, и кивнул.
– Ладно. Иди. И договоры за май прошлого года мне принеси, хорошо?
Матильда упорхнула из кабинета.
Вот… как же не ко времени все эти мужчины! Они что, сами не понимают? Не до них девушке, проблемы у нее!
Проблемы!
Хорошо хоть у Малены все было мирно и спокойно. Она ехала в столицу, Ардонские буквально пылинки с нее сдували, с Астелой и Даранель Малена нашла общий язык, Динон пытался ухаживать, но без особого энтузиазма, а граф и графиня выполняли роль пастушьих собак при стаде невинных овечек.
И неплохо выполняли, надо заметить. Пресекали неподобающие разговоры, следили, чтобы девушки не отбивались от «стада», не настаивали на тесном общении Малены с Диноном, так, делали зарубку на будущее…
Одним словом – благолепие.
Жаль, у Матильды был слишком беспокойный характер, чтобы просто наслаждаться путешествием, об этом она и завела разговор с Маленой.
Ехать – хорошо, но мало. Рано или поздно они доедут. А что потом?
А потом столица, которая по определению болото с гадюками. Да такое, что нормальной змее там ловить нечего. Отравится в первые пять минут.
Об этом Матильда и заговорила с подругой.
– Малена, а что мы будем делать в Аланее?
– Эм-м-м…
– Вот мы приехали. Что дальше?
– Мы отправляем письмо в королевскую канцелярию, с просьбой об аудиенции.
– И долго эту просьбу удовлетворять будут?
– Я – Домбрийская…
– И? Это на что-то влияет?
– На скорость рассмотрения. Дней пять-шесть.
– Ага. Потом мы приходим к королю.
– Следует разговор, как я понимаю. По итогам которого его величество решает, вводить ли меня в права или предпринять что-то другое.
– К примеру?
– Выдать меня замуж. Передать титул моим детям – если я недостойна. Перевернуть герб и засыпать Донэр солью…
– Последнее – крайний вариант?
– Да.
Матильда вздохнула. Насколько она знала… ох, плохо зависеть от воли одного конкретного человека. Согласно закону подлости, он обязательно окажется сволочью. Вот.
– Что получаешь ты – понятно. А король? Какую выгоду поимеет с тебя – он?
Теперь пришла очередь Малены недоумевать.
– То есть?
– Я тебе вечером «Анжелику» поставлю. Там героиня могла получить многое, если ляжет с королем в постель.
– И получила?
– Нет. Она не смогла, у нее была большая и чистая любовь к мужу, для короля там щелочки не осталось.
Малена вздохнула.
– Не хотелось бы до этого доводить…
– А если поставят ультиматум?
– Не знаю. Не хочу знать…
– И все же? Каждый за себя, один Бог за всех… что получит для себя его величество?
– Крепкое герцогство?
– Это мы знаем, что ты в состоянии и взять его, и удержать. А он? На тебе не написано, что ты умница.
– И что тогда делать? Как я могу это доказать?
Как-как! Динамит изобрести, ясное дело. Но подруге Матильда этого говорить не стала, ни к чему. Просто многозначительно хмыкнула.
– Есть у меня одна идея. Как раз на этот случай…
– Расскажешь?
Матильда отрицательно покачала головой.
– Сейчас это не столь важно. Понадобится – расскажу.
– Хорошо…
Малене тоже не хотелось разговаривать о таких грустных вещах. И Матильда перевела тему.
– Если тебя решат выдать замуж… что мы будем делать?
– Только соглашаться. С королем не спорят.
– И ехать в Донэр?
– Ну… а что ты предлагаешь?
– Малечка, вот не знаю, как ты, а я бы не собиралась подчиняться супругу, о котором известно только то, что его король назначил. Не королю же с ним жить и спать?
– И?
– Во все времена были и дурочки, которые покорно ехали в деревню, и их противоположности. К примеру, Таис Афинская или Аспазия, но это из древности, а из современности – Нинон де Ланкло, Диана де Пуатье или Марта Зелле, к примеру…
– Это кто?
Историю Матильда знала неплохо, хотя и достаточно однобоко, но на Малену ее рассказ произвел впечатление. Особенно про Мату Хари. Но и про гетер тоже…
– И что я должна делать? Я же не смогу обнажаться…
– Не надо. Ни обнажаться, ни спать с кем попало… Ты должна стать уникальной.
– А как?
– Стихи, к примеру. Этого добра я достаточно знаю.
– Некрасиво выдавать чужое – за свое.
– А ты не выдаешь, это иначе называется.
– Как?
– Набери в поисковике «Баллада о любви», Высоцкого.
Мария-Элена послушалась. И через минуту внимала хрипловатому голосу, вслушивалась в стихи…
– Как красиво… Как невероятно красиво…
– Неужели ваш мир не заслуживает того, чтобы узнать их?
– Заслуживает. Но под его именем, иначе это нечестно и жестоко…
– Мы не сможем рассказать, откуда взялись прекрасные стихи. Но мы можем подарить их вашему миру. Разве этого мало?
– Очень много…
– Тогда стихи – первое. Музыкальный инструмент…
– Я умею играть на клавикордах.
– Покажешь…
У Матильды в анамнезе было фортепиано, но играть она не любила.
Тем не менее.
Музыка, стихи, танцы, острый ум и характер. Что еще нужно, чтобы блистать в высшем свете?
Девушки не знали, но готовиться начали.
Аллодия, крепость Ланрон
– Господин стражник…
Мальчишка был изрядно запылен и измучен. Конь у него тоже был пыльным и усталым. Сейчас он стоял, опустив голову, и поводил боками. Устал, бедолага, явно устал…
Дарн Варат, стоявший в этот момент у ворот крепости Ланрон на часах, неодобрительно посмотрел на крестьянского сопляка.
И чего ему тут нужно?
Крепость была – из пограничных. То есть – не подразумевала рядом деревенек и сильного прирастания народом. Овальная, вытянутая вдоль реки, стоящая на холме, с высокими стенами, из которых на врага выдвигались башни с остроконечными крышами.
Сама крепость окопана рвом, через него переброшен подъемный мост. Массивный донжон, хозяйственные постройки, скотный двор. Постоялый двор для проезжающих, вынесенный за стену. Ибо – нечего. Вдруг ты не мирный купец, а вражеский лазутчик, посланный, чтобы сосчитать численность гарнизона или подсыпать в вино снотворное? Вот и не шляйся по крепости.
Для того и часовые стояли у ворот… сейчас – один Дарн. Напарника его сегодня разбил жестокий понос, и у ворот он стоял весьма условно, то и дело отбегая в кусты.
Двести человек гарнизона, примерно столько же обслуги, не сами ж воины будут навоз выгребать, за скотиной следить и прочее… надобное.
– Чего тебе, малец?
Мальчишка мяться или стесняться и не подумал. И благоговеть оттого, что к нему стражник обращается, – тоже. Вот ведь нахаленок!
– Мне бы к коменданту, господин староста грамотку дал…
– Ага, будет комендант ваши писульки читать…
Мальчишка пошатнулся, оперся на бок коня. Шатались они теперь на пару, что одного, что второго плохо держали ноги, но сдаваться гонец не собирался.
– Степняки же!
Дарн насторожился, но не сильно.
– Рядом с границей живем, чего тут удивительного. А ну, пошел, не то копьем огрею!
Мальчишка стиснул зубы.
Староста Бурим действительно был мудрым человеком. Послав гонцов к соседям, он решил не ограничиваться полумерами.
Пока степняки встали лагерем у Натаньиной заводи. Надолго они там останутся?
Конечно нет. Пойдут вниз по течению реки. Что у нас вниз по течению?
Городок Равель. Только до него два дня верхом.
Что поблизости?
Крепость Ланрон. А там наверняка есть почтовые голуби. И одно дело, когда прилетит голубь из крепости, другое, когда крестьянин попытается бегать по городу и орать, что степняки идут. Ничего ему там не достанется, кроме плетей, и слушать никто не станет.
Сам пропадет и людей не спасет.
Значит, надо послать кого-то в крепости. В Ланрон в том числе. И во вторую – в Доран. Но во вторую ехать дольше. Доран ближе к Саларину, кто знает, может, и там уже степняки…
Остается Ланрон.
Кого посылать?
Тоже вопрос мудреный. Гонец не должен быть совсем мальчишкой, ему не поверят, не должен быть взрослым – ему лошадь гнать, тут каждый грамм веса значение имеет, но высказаться он все же должен. Естественным образом, выбор старосты пал на его среднего сына. Карима.
Мальчишка? Двенадцать лет ему уже есть. В этом возрасте девочек и замуж выдают. Бойкий, неглупый, добиться своего сумеет… что еще надо?
Письмо Бурим ему сам написал и запечатал своей бляхой. Служил ведь, вот и прихватил с собой солдатскую бляху с гербом полка – рысью…
Так многие делали, все ж – память.
Бурим строго наказал сыну хоть сдохнуть перед воротами, но чтобы комендант услышал. И Карим отца понял.
– Дядя, пропусти! Степняков тысяч двадцать, не меньше!
Дарн и не подумал верить.
– Из Инкора не сообщали.
– Инкор захвачен.
– Ты чего несешь? А ну, брысь отсюда, дрянь малолетняя! Я тебя щас…
Дарн всерьез разозлился. Это ж надо – такое ляпнуть! Инкор захвачен, и сюда идет двадцать тысяч степняков! Убивать за такие шуточки надо! Уж точно – пороть, чтобы мясо с задницы слезло! Ишь, гаденыш!
А если не шуточки?..
Тем более – убивать! Гонца, принесшего дурные вести, как известно, карают первым.
Карима покарать не успели.
Отчетливо поняв, что сейчас ему влетит копьем куда придется, и хорошо, если хоть древком развернут, мальчишка отпрыгнул в сторону – куда и усталость девалась? А потом огляделся по сторонам, и…
Орать под стенами можно долго. А как привлечь к себе внимание?
Бурим подсказал сыну способ. Рискованный, серьезный, после которого его могли действительно убить на месте, но…
Достать свое «секретное оружие» Карим не успел. Из кустов выбрался напарник Дарна – Ригей Вилор. И обратил свой взор на мальчишку.
– А это что такое?
Карим церемониться не стал.
– Степняки идут! Инкор взяли! Меня предупредить послали! Пустите, дяденьки, к коменданту!
Ригей был постарше Дарна лет на десять. И повоевать успел, Дарн-то и четверть века еще не перешагнул. Так что…
– Ты ополоумел, что ли, малец?
Карим понял, что если разговаривают, то бить не будут, и чуть успокоился.
– Дяденька стражник, как Брат свят – Инкор захвачен. Ребята наши на ночную ловлю пошли – чуть на степняков не наткнулись, потом охотники проверили. Говорят, их тысяч двадцать…
– Да бред! И никто…
– Мне к коменданту нужно, – выдохнул Карим. – Пусть выслушает… хотите – на колени встану! Люди же! Родные мои там!
И столько отчаяния было на лице мальчишки, что Ригей засомневался.
– Может, и правда пустить его…
– А потом нам от коменданта так влетит… – Дарн не собирался прощать мелкому паршивцу дурных вестей. Со страху не мог…
Это же…
Степняки.
Война, смерть, может, и его, Дарна, кровь, боль, ужас… Кому хочется в такое верить?
Дарну не хотелось. Точка.
Ригей покачал головой.
– Это верно. Нам потом так достанется… Ты вот что, малец, присядь, отдохни. Мы с караула сменимся, может, чего и получится сказать. Постараюсь я шепнуть словечко коменданту, а там уж как выйдет, сам понимаешь…
Бурим действительно был умным человеком.
То, что в крепость пропустят крестьянского мальчишку… ну… как повезет. И что он дойдет до коменданта – тоже как повезет. Не факт, что везения хватит на все и сразу. А потому…
– Нет у нас времени! – выдохнул Карим. – Когда вы сменитесь?
– На закате.
До заката еще было больше половины дня. И как тут быть? Ждать?
А ведь степняки ждать не будут, у них все преимущество в скорости. И Карим решился.
Достал из седельной сумки бережно врученный ему отцом предмет и развернул.
Рог.
Медный, закрученный, начищенный до солнечного блеска… Отец его сберег, когда со службы уходил… ну, почти сберег. Немножечко унес без ведома командира. На долгую и добрую память, и ведь пригодилось же! И детям Бурим свой рог показывал, и сигналы их подавать научил. Так что Карим спрятался за боком лошади, поднес инструмент к губам – и грянуло.
– ПОЖАР!!! ВРАГИ!!! ВРАГИ, ВСТАВАЙ, ВРАГИ!!! ВСТАВАЙ, ВРАГИ! ГОРИМ! ПОЖАР! ГОРИМ!
Старинный сигнал разносился над крепостью. Звонко, чисто, пронзительно и очень, очень громко.
Привлечь внимание у Карима получилось просто отлично. Дарн переглянулся с Ригеем – и рванулся было отлупить наглого мальца, но напарник его придержал.
– Ты с ума сошел? Куда ты лезешь?
– А чего он…
– Молчи! Мы его не пропустили, все правильно. С нас спроса нет, а что он нашел способ… комендант сейчас точно выйдет. Хоть людей пошлет…
– Ты в степняков, что ли, веришь?
– Лучше в них поверить и обмануться, чем не поверить и подохнуть. Это такие, брат, твари…
Дарн все равно навешал бы мальчишке люлей, хотя бы попытался, но в этот миг на стене появился комендант Ланрона.
Достопочтенный Шарельф Лоусель, барон Лоусель, был мало того что неглуп – он еще был воякой до мозга костей. А потому днем обходил крепость. И за нерадивость мог так взгреть…
Ничего удивительного в этом не было.
Ланрон входил в Стражевой пояс замков на границе со Степью и был непосредственно подчинен маркизу Торнейскому, незаконному брату короля. А маркиз у себя на службе дураков и лентяев не одобрял.
Не у себя, у короны, но вы жалуйтесь, господа, не стесняйтесь. Король, конечно же, поддержит окраинного барона или графа, а не единокровного брата, правда?
Да и не требовал ничего особенного Торнейский. Держать свежие запасы, и в достаточном количестве, держать гарнизон в готовности, хороших коней и фураж…
Раньше, при старом короле, на границе главным был герцог Ренский, вот с ним проще было. Выпивал он чуть не каждый день, а спьяну что хочешь увидишь. Хоть коней, хоть войска…
Все об этой слабости знали, все ее учитывали и пользовались. Но всему приходит срок, допился Ренский до синих белочек, и вместо него король поставил бастарда старика Арреля.
Маркиз Торнейский быстро навел порядок. Года не прошло.
Жестоко уморил с десяток интендантов, заставив их сожрать плохие продукты, которые они поставляли в войска. Имущество ворюг по его приказу было конфисковано, и на эти деньги закупалась нормальная провизия.
Поставщиков плохих коней конями и разорвали. Или они всерьез надеялись, что маркиз примет престарелого одра за резвую трехлетку?
Да, прелое сено тоже поставщикам жрать пришлось. А в драных сапогах бежать от маркиза, который прогнал негодяя-купца по полям хлыстом. Жестоко? Зато теперь в каждой крепости был запас провизии и воды на случай осады, и нормальное обмундирование, и кони, и оружие…
За небрежение оружием маркиз своих шуточек не устраивал. Просто вешал на воротах крепости.
Постепенно, за десять лет Ридова самоуправства на границе, ушли в историю вороватые интенданты (и рады бы, да жить охота, а тут риск большой…). Сейчас если чего и тащили, то по мелочи. Исчезли престарелые коменданты – верные собутыльники герцога Ренского, и их сменили вояки. Вот как барон Лоусель.
Повоевал он двадцать лет на благо Аллодии, в одной из последних стычек был ранен, лишился ноги, но тот же Торнейский не бросил незнатного дворянчика.
Шарельфа вызвали ко двору, пожаловали бароном, женили, дали неплохое приданое за супругой и отправили в крепость, комендантом. Конечно, за маркиза Шарельф был готов и в огонь, и в воду, но пока вроде как не требовалось.
А вот сигнал тревоги заставил старого вояку прищуриться.
– Это что такое?
Бойницы – штука не только для стрелков удобная. Еще высунуться и гаркнуть, этак вот, грозно…
Мальчишка не растерялся.
Сплюнул в пыль и заорал что есть силы:
– Дяденька, мне к коменданту надо! Набег! Большой! Степняков аж двадцать тысяч!
Шарельф долго не раздумывал. Взгреть сопляка он всегда успеет, сначала расспросить надо. Потом уж, если не подтвердится…
– Пропустить!
Дарн скривился, но проход освободил.
– Иди. Повезло тебе, щенок!
Ригей пнул напарника, чтобы тот глупостей не наделал.
– Пошли, малец, провожу. Коня оставь…
– Вот еще! – огрызнулся Карим. – Серко нашей семье не один год служит… Его расседлать надо, выводить, напоить…
Вот теперь Ригей посмотрел на сопляка с уважением. Если человек заботится не столько о себе, сколько о лошади… ведь тоже и устал, и пить хочет, вон как слюну сглатывает. А молчит. Зато за коня готов биться. Это заслуживает уважения.
Ригей кивнул конюху, подождал, пока тот заберет коня, а мальчишка проводит их испытующим взглядом, и отцепил от пояса флягу.
– Глотни.
– Это что?
Мальчишка подозрительно принюхался.
– Квас это. На сухарях… моя делала.
Карим осторожно сделал глоток. Второй… и не остановился, пока фляга не опустела, а сам мальчишка не стал выглядеть куда как живее и бодрее. Еще бы пыль с него смыть… или отколупать, что ли…
– Спасибо, господин стражник.
– Не за что… – Ригей подвесил флягу на пояс – и вытянулся перед комендантом.
– Господин комендант, по вашему приказанию…
Шарельф махнул рукой. Но тут уж не сплоховал мальчишка.
– Дозвольте говорить, господин комендант?
А вытянулся-то, вытянулся, хоть сейчас в строй ставь…
– Дозволяю, – более одобрительно кивнул барон.
Такие вензеля мальчишка мог крутить, только если научил кто-то из старших. Имел, значит, дело с вояками, уже неплохо.
– Мой отец – бывший десятник «Рысей». Бурим Сарей.
Взгляд коменданта окончательно смягчился.
– Рыси, говоришь… Эх, ведь было время. Сколько ж ему сейчас?
– Полвека недавно справили, господин комендант.
– Время, время…
– Господин комендант. Этой ночью двое наших ребят наткнулись на степняков. Отец проверил рассказ, послав охотников. Говорят, отряд больше двадцати тысяч человек. Отец отправил меня к вам. Вот письмо.
Упасть на одно колено – и протянуть свиток, запечатанный солдатской бляхой.
Десятничьей.
У солдат бляхи круглые, у десятников квадратные, у сотников – треугольные. Но рысь на них одна и та же, распластавшаяся в прыжке…
Шарельф Лоусель вовсе уж одобрительно взглянул, кивнул, и только плохонький сургуч под сильными пальцами хрупнул…
Карим знал, что именно написал отец, и не удивился, когда ему начали задавать вопросы.
Кто плавал, куда, где заводь, сколько дней пути оттуда, отсюда… Тропинки и дорожки, деревни и люди… Карим все это отлично знал, чай, сын старосты, не скотника. И далеко не дурак.
Шарельф слушал и мрачнел. А потом отдал приказание Ригею:
– Мальчишку на кухню, накормить, приставить к делу. Из крепости не выпускать, куда его пока!
И развернулся, чтобы позвать людей. Не обращая больше внимания на Карима.
Ригей усмехнулся. Положил тому руку на плечо.
– Молодец, сынок. Все ты правильно сделал, комендант всерьез твои слова принял, а теперь пошли, поешь.
Мальчишка с едой не торопился.
– Почему мне домой нельзя?
– Сам понять не можешь? А если на степняков наткнешься? Ты ж не знаешь, где они. Лучше пересиди в крепости, целее будешь.
Карим задумчиво кивнул. И то верно, уж отдохнуть всяко не помешает…
– А…
– Сейчас тут не до тебя будет. Сам посмотришь…
И верно, часа не прошло, как полетели быстрокрылые голуби во все стороны, помчались гонцы в столицу и ближайший крупный город – Деонар, а сам Шарельф носился по стенам, даже думать забыв про костыль и деревянную ногу, и раздавал указания.
И тащили на стены смолу и котлы, и готовились к осаде…
В некоторых случаях лучше перебдеть, чем обделаться. Так что…
Рид, маркиз Торнейский
Рид, маркиз Торнейский, удобно устраивался на привале.
Сотня гвардейцев?
Мало это или много? Смотря в чем измерять.
Если для сражения – мало. Для почетного эскорта – даже многовато, двух десятков за глаза хватило бы.
А еще от них можно получить много неприятностей. Это ведь люди, со своими мыслями, желаниями, проблемами… И да – другим они проблемы тоже создают.
Это не просто красивое зрелище и почетный эскорт, это еще и определенный темп движения. Вполне четкий и заданный. А еще сотня коней, сотня людей, заводные кони, которых тоже надо накормить-напоить, а строевой конь травкой не прокормится, то есть на ночлег встаем не там, где хочется, а там, где надо.
И не в деревнях, нет. И даже не рядом.
Гвардейцы же…
Слово «самоволка» Риду было отлично известно. Чтобы солдат в любом мире не нашел себе вина, бабу и приключений на задницу?
Не бывает таких солдат.
Конечно, можно было застращать своих людей, но…
Теория вероятности. Из ста человек обязательно один или двое окажутся дураками. Судьба такая. И будет им плевать на все запреты, и вляпаются они за всю сотню, и расхлебывать придется долго и с фантазией.
Оно ему надо?
Значит, следует становиться на ночлег подальше от людей, закупаться днем, чтобы на всех провизии хватило, и выбирать место. Сухой паек, конечно, есть у каждого, но какая ж это дрянь!
Степняков Рид не любил, но некоторые достоинства за ними признавал, к примеру, они как-то перемалывали мясо с ягодами и мукой так, что получались длинные сухие лоскутья, которые можно было или размочить водой, или погрызть просто так… Вкус отвратительный, но очень питательно. В походах – вещь незаменимая, но когда есть, что поесть…
Сейчас в котелки летела подстреленная по дороге дичина, прикупленные в деревне куры, ждала своей очереди крупа…
Рид мог бы и сам покашеварить, неважно, что герцог, довелось ему и нужники повыгребать после некоторых проказ, но здесь и сейчас работать просто не хотелось. И он лежал на ворохе собственноручно нарубленного лапника, смотрел в огонь невидящим взглядом и чувствовал… напряжение?
Да, что-то такое.
Он не сказал бы – опасность, но что тогда? Как будто на горизонте собирается туча, поблескивая молниями. Пройдет мимо? Ударит? Неизвестно. Но тянет, давит, мучает… Как лягушки чуют грозу за несколько часов, так и Рид настораживался. Почему?
Он и сам бы не ответил. И связывал свое состояние с невестой. Все же для холостяка жениться всегда сложно. Как они еще найдут общий язык, как уживутся? Или не в Шарлиз Ролейнской дело? Не понять, нет, не понять.
А на душе давит, просто мозжит, иначе и не скажешь. Неспокойно на душе, гадко и муторно.
– Отдыхаете, ваше сиятельство?
Вопрос был задан теплым, чуть ироничным тоном. Рид повернул голову на знакомый голос и расплылся в широкой улыбке.
– Дядюшка Стив! Составишь мне компанию, пока каша варится?
Дядюшка Стив, а точнее, капитан личной гвардии его величества барон Стивен Варраст, широко улыбнулся.
– Если приглашаешь… Чего такой смурной?
Никто другой не говорил с Торнейским в подобном тоне, но старик, который учил их с принцем держать мечи, который вырезал им лодочки из еловой коры, который прикрывал их вылазки в город…
Да и не старик, в общем-то. Пятьдесят шесть лет – разве это возраст? Стив только что морщинами покрылся, а фехтовал все так же хорошо, и Рид видел, как он стоял один против четверых, не отступая и не сдаваясь. Наоборот, противники лишались мечей и вылетали из круга.
Старик… Ха! Всем бы такими в старости быть, горя б не знали!
– Не знаю. Давит что-то…
Дядюшка Стив насторожился.
– Ишь ты… я смотрю, как мы Арвест проехали, ты сам не свой.
Рид развел руками, мол, и рад бы объяснить, да не знаю, что со мной.
Стив вздохнул.
– Знаешь… может, это из-за встречи с невестой?
– Наверное…
А тревога не уходила. И почтовые голуби в небесах, которых видел Рид, только усугубляли его состояние.
Дядюшка Стив покачал головой.
– Ты знаешь, и меня что-то давит. Уходить пора, молодежи дорогу давать.
– Дядя Стив!
Варраст взмахнул рукой.
– Рид, когда я чего сгоряча говорил? У меня уж силенки не те, ох не те… Познакомить тебя хочу.
– С кем?
– Десятник Вельский у меня служит…
– Вельские, – задумался Рид. – Вельские… а, графы? Из небогатых?
– Очень. Сам понимаешь, парню прямая дорога была в гвардию. И очень он меня в молодости напоминает… Я уж стар, а вот ты за ним пригляди, далеко пойдет мальчишка, если не сожрут наши гадюки.
– Познакомишь? – Рид лениво потянулся. Тоска постепенно уползала куда-то в глубины души. И хорошо, нечего ей вечер портить.
– А то! – Дядюшка Стив кивнул, хитро улыбнулся и махнул в сумерки рукой.
Долго ждать знакомства не пришлось, графенок сидел у соседнего костра. И кажется, прислушивался к разговору.
Но впечатление он производил хорошее. Ясные голубые глаза, умное лицо, твердый подбородок, каштановые волосы, обрезанные неожиданно коротко, даже у Рида длиннее.
Не во внешности дело, конечно, взгляд у мальчишки был хороший. Прямой, открытый…
– Подслушивал? – прищурился Рид.
– Нет, ваше сиятельство. Осведомлялся.
Рид фыркнул.
– И как?
– Как скажете, ваше сиятельство. Вы командир, я подчиненный.
Нахал малолетний…
– А вот как скажу: десять кругов вокруг лагеря – бегом!
Никто парня бежать не заставил бы, конечно, Риду просто интересна была его реакция. Мальчишка и глазом не повел.
– Оружие снять дозволяете или так бежать, ваше сиятельство?
Рид рассмеялся и махнул рукой. Веселые искорки и в глазах мальчишки, и в глазах барона Варраста плясали совершенно отчетливо.
– Вольно… Присаживайся. Ты Стивену не родственник?
– Никак нет, ваше сиятельство.
– Но капитаном стать хочешь.
– Кто ж откажется, ваше…
– Рид. В походе я Рид.
Мальчишка уверенно покачал головой. Подбородок выдвинулся вперед – упрямый.
– Мне, ваше сиятельство, не по возрасту неуважение проявлять.
Даже так? Ну-ну, посмотрим…
– Ладно. Тогда завтра, на рассвете, приходи. Потренируемся. Посмотрю на тебя в деле.
– Обязательно, ваше сиятельство. – Понимая, что аудиенция окончена, мальчишка вскочил с лапника, отдал честь и отправился обратно в темноту.
– Как он тебе?
Стивен спрашивал с интересом. Ему было любопытно, что скажет бывший воспитанник. Рид улыбнулся.
– А что? Хороший парень, далеко пойти может. А чтобы не скушали, я позабочусь.
– Спасибо…
– За что, дядюшка Стив? О себе же забочусь! С хорошим капитаном гвардии у меня забот втрое меньше будет.
Душевный разговор с приятным собеседником, вкусный ужин и хорошее вино немного разогнали тоску в груди Рида. Но…
И что ж так давит-то? Что ж так цепляет!
Надо написать в Аланею и отправить завтра, благо голубей с собой взяли. Пусть тоже напишут, все ли у них в порядке. В Равеле Рид это письмо и получит, а там и до границы недалеко…
Интересно, как там его невеста?
Шарлиз Ролейнская, внебрачная дочь его величества. Самдия
Шарлиз искренне считала себя самой-самой лучшей девушкой на свете и имела для этого все основания.
Внешность?
Безусловно! Роскошные светлые волосы пышными прядями падают почти до талии. Громадные карие глаза, великолепное личико и точеная фигурка. Разве мало? Нет такого мужчины, который не побывал у ее ног. А некоторые и между, но это дело другое, об этом помолчим…
Титул?
Пусть и незаконная, но дочь короля. И Ролейнская. Есть титул, а что поместья нет, так ей пожалован доход от одного из королевских. И ей хватает.
Ум?
В нем Шарлиз и не сомневалась. Как и в отточенном на множестве придворных интрижек коварстве.
Что еще надо?
Да ничего! Достойного мужа вот…
Отец нашел ей такового, и Шарлиз ехала к супругу, собираясь осчастливить его своим присутствием. Будет она маркизой Торнейской, неплохо для бастарда.
Но и на солнце бывают пятна. У Шарлиз оно тоже было, крохотное такое…
Шарлиз не могла плавать на кораблях.
Вообще.
Никак и никогда, хоть ты корабль золотом обшей от носа до кормы.
Стоило ей почувствовать под собой не почву, а зыбкое содрогание деревянной палубы, как ее начинало стремительно и неудержимо рвать. Потом она задыхалась, падала в обморок, и если ее успевали унести с корабля, то все было неплохо. Если же нет…
Всякое бывает в жизни, в том числе и такое.
Его величество Самдий, который все же любил свою дочь, пару раз попробовал приучить ее к кораблям, но – бесполезно. И махнул рукой.
Девочке по морю и не плавать. И мужа найдем на суше.
Только вот как ее к жениху доставить?
Море отменялось, таким путем Шарлиз не к жениху доставлять придется, а в сумасшедший дом. Суша?
Да, разве что так.
По суше до Интары, а потом вниз по Интаре. Как ни странно, речные суда не вызывали у Шарлиз такой же истерики. Так что его величество принял решение.
И вот уже третий день речная галера с Шарлиз Ролейнской сплавлялась вниз по Интаре.
Рид хотел перехватить галеру с невестой там, где она должна будет опять перебраться на сушу, то есть в Равеле или даже немного пониже, не на реке ведь ее ловить…
Шарлиз, разумеется, об этом не знала и продолжала наслаждаться поездкой.
Три галеры, каждая длиной метров по тридцать, одна с принцессой, две с сопровождением, небольшой отряд, двигающийся по берегу, мало ли что…
Всего в посольстве было около сотни человек, не считая обслуги. Сама невеста, десяток сопровождающих ее дам и десяток придворных, два дипломата, остальное – охрана. Гвардейцы Саларина.
Ах, какие мужчины!
Шарлиз облизывалась, словно кошка на сметану, но мать отлично знала родное чадушко и подобрала ей не фрейлин, а настоящих церберов. Куда уж там уйти из-под надзора!
Шарлиз понимала, что это к лучшему, что не стоит крутить интрижки незадолго до знакомства с женихом, что надо блюсти себя… хотя бы пока.
Понимала. Но хотелось до ужаса.
Хотелось ощутить горячие мужские руки на своем теле, накрывающего ее своим телом сильного мужчину, двигаться с ним в такт, стонать от наслаждения – и ловить губами ответный стон…
Судьба, видимо, уловила просьбу Шарлиз и решила выполнить ее. Как и обычно – по-своему.
Мало ли – сорок тысяч степняков на дороге? Или много?
Для отряда Шарлиз этого с лихвой хватило. Так вот и меняется жизнь…
Ты возлежишь в кресле на палубе, вокруг тебя суетятся слуги, ты обсуждаешь с фрейлинами что-то очень важное, вроде ткани для нового наряда, а потом…
Потом начинается УЖАС.
Галера резко останавливается так, что люди летят головами вперед, за борт. Вообще, она наткнулась на цепь, которой степняки перегородили русло реки, но Шарлиз в этом не разбиралась. Она просто вскочила – и тут же полетела навзничь. Еще и порадовалась, что так повезло. На палубу, да, ободрав ладони и, кажется, колени, но не в воду же? Там бы она точно потонула в своем пышном платье.
С берега летят стрелы, небо темнеет, отовсюду слышны крики и хрипы, и ты беспомощно молишь Брата и Сестру спасти, защитить и смилостивиться, но услышат ли они? Шум стоит такой, что ты и крика своего не слышишь…
Ты прячешься под стол, под кресло, прижимаешься к крашеным доскам палубы и молишься, чтобы все обошлось. И смотришь, как рядом раскинулась твоя фрейлина, которую ты знаешь вот уже несколько лет. Графиня Менар, мамина знакомая, которая ехала в другую страну с мыслью найти себе мужа…
Сейчас графиня лежала на палубе, и из ее груди торчала короткая черноперая стрела. И самым страшным для Шарлиз было то, что стрела двигалась в такт дыханию графини.
Сначала двигалась, а потом перестала.
Шарлиз рада была бы потерять сознание, но настолько небеса не смилостивились над ней. Увы…
Описать бой она тоже не смогла бы. Просто в какой-то момент на палубе появились степняки. Откуда?
С небес?
Или из-под воды?
Они убивали всех на своем пути, не щадя матросов, те сражались, но силы были неравны, слишком неравны. И падали защитники Шарлиз, и лилась кровь по палубе, звенели клинки и стонали умирающие.
Беглецов добивали стрелами.
А потом под стол заглянула плоская узкоглазая харя в шапке, отороченной лисьим мехом, и потянула к Шарлиз руку.
А на пальцах у степняка была кровь, и на палубе кровь…
Беспамятство показалось Шарлиз благословением.
* * *
В отличие от изнеженной принцессы, Арман Тенор, палубный матрос, разобрался в ситуации мгновенно. И понял, что произошло.
Набег степняков?
Э, нет…
Для набега их слишком много. Это – война. Они идут вдоль Интары, идут вглубь Аллодии, их много, и настроены они крайне серьезно.
Как они справились с галерами?
Да просто. Разведка доложила, что сверху вниз по течению, из Саларина, идет несколько галер с сопровождением. Остальное – дело техники. Выбрали место, где река поуже, натянули цепь, устроили засаду. И дождались, пока глупая дичина в нее явится.
Арман, правда, в числе дичи не оказался.
Интара – полулесная река, а он на воде вырос. Потому и матросом стал, что иной жизни для себя не представлял. Сейчас на речной галере, потом на морском корабле, туда тоже сразу так не устроишься, это в сказочках можно в порт прийти, комкая шапку, и попроситься, и тебя тут же возьмут, хоть в юнги, научат…
Ага, пять раз подряд, линьками…
Кому нужны неумехи на корабле? Пушечное мясо разве только… А этого не хотел уже Арман.
Так что гонял он галеры по Интаре, присматривался к кораблям в портах, что в Саларине, что в Аллодии, он хоть и саларинец, но работать лучше там, где платят больше и условия лучше. Собирал сведения о капитанах, уже даже прикинул, к кому пойдет. Вот сезон откатает – и можно топать наниматься.
Хорошего матроса – его завсегда видно, и ценят такого намного больше, чем вчерашнюю дубину только от сохи.
А что сделает хороший матрос, вылетев за борт?
Правильно. Нырнет поглубже, чтобы не размозжило голову веслом или еще чем… Арман и нырнул. Сразу как вылетел, еще в воздухе соображая, что не просто это так, ой, не просто.
Нырнул, потом на миг высунул голову – оглядеться, оценил обстановку – и опять нырнул. Чтобы под водой проплыть к берегу. И укрыться в густых ветках топляка.
Там Арман и собирался пережидать весь ужас. И даже УЖАС.
А что?
Класть голову за его величество и за Саларин в целом? Ага, нашли дурака. Спешу и падаю, валяюсь и ругаюсь…
Арман отлично видел, что степняков… нет, не много. Их слишком много. Тысяча, не меньше, а то и побольше. И это наверняка не все.
Галеры налетели друг на друга. Передняя на цепь, две других на нее, река же, им идти было вниз по течению, вода сама несла…
Как быстро можно остановить галеру?
Да уж поверьте, не так быстро, да против течения, да когда гребцов осыпают стрелами… столкновения избежать не удалось.
Половину команды выбили в первые пять минут, как ни ругайся, а стрелять эти шакальи дети отлично умеют, их лук со стрелами кормит. У степняков даже поговорка есть, что хороший стрелок должен попасть в глаз любопытному суслику, который на миг высунулся из дальней норки, или как-то так…
Не слишком Арман ими интересовался. Ему в Степь не идти…
Степь сама пришла.
Остановив галеры и выбив большую часть народа, степняки посыпались на палубы. Горохом из распоротого мешка.
Как?
Вот так.
Подошли на лодках, под прикрытием стрелков, закинули на борта галер кошки, а кто и по веслам вскарабкался, и на палубах началась настоящая резня. Тела так и летели за борт.
Арман стиснул кулаки. Потом зубы. С этими людьми он несколько лет ходил по реке, делил кров и пищу, смеялся и шутил, дружил и враждовал, играл в кости и бил морды… Сейчас он бросил их без зазрения совести. Но что он мог бы сделать?
Выскочить и кинуться вперед?
Ага, героически проплыть два метра, крича о своем желании покарать негодяев, и схлопотать стрелу в голову. В глаз, к примеру, он всяко больше, чем суслячий. Или сусличий? А, Восьмилапый его знает!
Драться надо там, где можно хоть что-то изменить. А здесь… Разве что переждать, запомнить все и потом рассказать. Кому? А кому понадобится. Война – дело такое, тут главное, чтобы не прибили сразу, ни свои, ни чужие, а потом разберемся.
Арман внимательно наблюдал и высмотрел-таки кое-что интересное.
Капитаны были убиты почти сразу. Матросов и гребцов перерезали. А вот бабы…
Арман отлично знал, куда и зачем идут галеры. И (между нами) сильно сочувствовал Торнейскому. Шарлиз сильно напоминала матросу портовых девок. Только и того, что ухоженная, но взгляды, как у тех кошек блудливых. Так что…
Маркиз там, не маркиз, все одно – олень будет. И рога по весне спиливать.
Есть вещи, в которых и простой матрос будет счастливее маркиза. Первый может подвесить блудливой женушке фонарь под глаз, поучить ее плетью да и выгнать из дома. Всяко бывает. А у второго политические моти-ивы… То есть даже прибить нельзя.
А еще матрос может жениться на шлюхе, но по своей глупости. А маркиза могут заставить. Во имя государственных интересов.
А вот и…
Шарлиз Ролейнская, как и еще восемь дам из ее свиты, те, что помоложе и посимпатичнее, покинули корабль на плечах степняков. То есть – перекинутые через плечо. Но – живые.
Потом степные гады пробили кораблям борта, подожгли – и ушли. А Арман остался.
Из воды он вылез только вечером, а пробираться к людям решил ночью. Страшно же… И погибнуть не хотелось. Столько раз везло, а теперь он по своей дурости подставится?
Э, нет. Не дождетесь, господа.
* * *
Каган Хурмах с интересом разглядывал добычу.
Перед ним лежала красивая женщина. Даже сейчас, грязная и растрепанная, она была очень красива.
Тонкое лицо, точеная фигурка… Каган предпочитал женщин в теле, но от этой он тоже не откажется.
– Кто это?
– Мой каган! – Кал-ран Бардух ударил себя кулаком в грудь. – Мой каган, это дочь Самдия.
Вот как?
Хурмах с новым интересом вгляделся в пленницу.
Дочь короля Саларина? Очень, очень интересно… тогда должно быть что-то… ага!
Хурмах сделал жест рукой – и с руки пленницы сорвали браслет.
Изумруды, рубины и – герб. Незаконнорожденным полагается герб рода их матери с косой полосой. А вот королевским бастардам – тоже материнский герб, но полоса будет золотая. Королевская.
Вот и тут…
Есть и герб, и полоса…
– Чей это герб?
– Мой каган, это Ролейнские. – Бывший сотник, ныне кал-ран Давель, опять удачно оказался рядом.
– Ролейнские?
Хурмах задумался, потом вспомнил.
– А… та шлюха…
Слава Элги Ролейнской дошла даже до Степи. А что, разведка – она всегда разведка. И королевские шлюхи ею освещаются подробно, причем обоих полов шлюхи. Мало ли что узнать надо будет? Или какое решение продвинуть?
Легче всего это сделать через постель.
– Шарлиз дорога королю, – мягко подсказал кал-ран.
Каган кивнул. Что ж, дочь Самдия может быть полезна. Ее можно использовать как заложницу, а можно…
– Династический брак, – вовсе уж медовым голосом мурлыкнул кал-ран Давель.
Хурмах кивнул еще раз.
Да, кагану можно взять несколько жен. И если он сумеет отгрызть и удержать кусок Саларина, разумно будет посадить туда сына Шарлиз. Человека, несущего в своих жилах королевскую кровь с двух сторон.
А что бастард…
Хурмах это так не рассматривал.
У мужчины может быть столько прекрасных девушек, сколько он в состоянии содержать и отстоять. И оплодотворить. Но глупая вера белокожих варваров разрешала мужчине иметь только одну жену.
Что ж.
Жену можно и одну, а вот иметь…
С точки зрения кагана, Шарлиз была такой же законнорожденной, как и он сам. А значит…
– В мой шатер. И людей приставить, стеречь, – отдал приказ каган. – Если кто пальцем тронет, по одному вырву.
Бардух ударил себя кулаком в грудь в знак повиновения:
– Да, мой каган!
– Ее никто не трогал?
– Нет, мой каган.
Да Хурмах и сам видел, что не трогали. Небось маковым отваром напоили, чтобы не орала, да и довезли, справедливо рассудив, что не простолюдинка. А сообразительность стоит вознаграждать.
Хурмах снял с пальца перстень с рубином и протянул Бардуху.
– Скажешь казначею, что я приказал выдать тысячу золотом. Твои люди заслужили.
– Да, мой каган.
Хурмах отослал кал-рана и задумался. Кивнул Давелю.
– Кал-ран Давель, что у нас с захватом земель?
Давель задумался ненадолго.
– Инкор мы взяли с налета. Я послал людей к Дорану и Ланрону. Пять тысяч на крепость хватит. Там гарнизон крохотный, но я взял с лихвой, чтобы никто не убежал и не подняли тревоги.
– Ловчих соколов взяли? Голубей перехватывать?
– Да, мой каган.
Хурмах медленно опустил веки.
– Отлично.
– Наше победоносное войско движется сейчас вниз по течению Интары, к Равелю. Думаю, если все удастся, мы сможем отвоевать себе кусок Аллодии вдоль реки и выйти к морю…
Каган кивнул.
Да, если получится это сделать, его имя будут повторять все певцы Степи. А если нет… стоит смотреть правде в глаза, всякое бывает в жизни.
Он уже обессмертил свое имя, начав Большой поход. Он уже останется в веках.
И Хурмах довольно улыбнулся.
