Книга: Все было не так
Назад: Эйден Страуд
Дальше: Томас Нолан

Рози Мартинез

От Иден:

Кажется, в своем письме я выставила Рози плохой. Просто мы не ладили. Это очень сложно, когда вы – единственные дети в таких дружных семьях, как наши.
Но было пару раз, когда я думала, что она пыталась устранить разрыв между нами. Например, когда я однажды приехала к бабушке и увидела Рози, читающую в кресле мангу. Как только я вошла, она попыталась ее припрятать, но я заметила.
– Что ты читала?
– Ничего. Так, ерунду.
Я закатила глаза и пошла к кухне, но она остановила меня, откашлявшись.
– Вообще-то… ты можешь мне помочь?
– Помочь? С чем?
Она подняла мангу.
– Я взяла это у Джареда. Знаю, что тебе такое нравится. Но не понимаю, как это читать. Как-то все бессмысленно.
– Читать надо слева направо, – сказала я. – Не как у нас.
– О, это многое объясняет. Спасибо. – Она замешкалась. – Ты эту читала?
Я посмотрела на обложку с изображением крошечной (но грудастой) женщины с огромным мечом.
– Нет, но выглядит круто.
– Так и есть, – сказала она. – По крайней мере мне так кажется. Хотя я только сейчас узнала, как ее читать. Но Джаред говорит, она крутая. Вроде по этой серии создали видеоигру.
– Круто.
– Может… может, и ты возьмешь ее почитать, когда я закончу, – предложила она. – Готова поспорить, Джаред не будет против.
– Возможно.
Жаль, я не рассмотрела это предложение. Пусть даже не попросила ее у Джареда, но могла бы взять в библиотеке или заказать в Интернете. Не знаю, почему я этого не сделала. Наверное, не восприняла ее предложение всерьез или беспокоилась, что она решила меня подставить. Оглядываясь назад, я понимаю, что это не так.
Как бы Рози ни нравилось меня затыкать и затмевать в присутствии семьи, я думаю, она хотела, чтобы у нас было что-то общее для обсуждения. Какие-то общие темы. Возможно, если бы я старалась, мы могли бы сблизиться.
А может, и нет. Мы были такими разными, что сложно представить мир, в котором мы друзья.
Но я до сих пор много думаю о том дне у бабушки, о Рози, сжимающей в руках мангу – популярная чирлидерша протягивала мне оливковую ветвь. И как бы я ни жалела, что не взяла ее, мне хочется держаться за это воспоминание.
Не могу забыть плохое про нее и притвориться, что она была идеальна, как делают обычно люди после чьей-то смерти. Но помню такие незначительные мелочи и верю, что где-то в параллельной вселенной Рози, возможно, жива, и мы все выяснили за стопкой японских комиксов.
Мне надо было увидеть Майлса.
По пути в округ Вирджил я заехала на заправку и отправила ему сообщение. Я все еще не совсем понимала, что произошло вчера на выпускном, почему именно он не хотел рассказывать свою историю, но, поговорив с Келли, я поняла, у него могли быть свои причины.
Он в ответ прислал мне адрес. Он, Денни и Эмбер отправились на вечеринку в доме какого-то одиннадцатиклассника. Я застонала и отложила телефон, а потом завела грузовик. Мне меньше всего хотелось оказаться на людной вечеринке, особенно после выпускного, но я знала – если сейчас поеду домой, то просто буду сидеть, ждать Майлса и крутиться в спирали вины и тревоги.
Когда я припарковала свой грузовик на улице, адрес которой прислал мне Майлс, солнце уже село. Я снова ему написала, сообщила, что приду через минуту и хочу с ним поговорить. Он не ответил, и я понимала – он беспокоился, что я приду и снова стану давить на него по поводу письма.
Я взлетела по ступенькам дома, одного из самых больших в округе, и зашла в дверь с компанией смеющихся девчонок. Из колонок в гостиной громко играла местная радиостанция. Девочки подпевали, а парни сидели на полу вокруг кофейного столика и играли в четвертаки.
Я продолжила свой путь вокруг мебели и мимо компаний друзей, стоящих в углу и устроившихся на диванах, болтающих и визжащих от смеха. Словно им не приходилось отбиваться от гула смертельной тревоги. Словно они не беспокоились из-за того, что может случиться, если кто-то с оружием ворвется во входную дверь. Или из-за того, каково это – прекратить существовать.
Я им завидовала.
Даже когда я веселюсь, этот страх всегда со мной, пусть даже он тихий и непродолжительный. Я понимала, что никогда не избавлюсь от него полностью.
Я была уверена, что у Майлса и Денни одинаковые страхи – как минимум перед замкнутым пространством, – поэтому, заметив открытую заднюю дверь и стоящих на крыльце ребят, отправилась туда. По всей вероятности, они будут снаружи, откуда проще сбежать.
Не успела я дойти до двери, как кто-то окрикнул меня. Я подскочила и, развернувшись, увидела двух парней постарше – уверена, они окончили школу год-два назад. Они шли по столовой в мою сторону. Одного из них я не узнала, а вот второго смогла вспомнить. Это Питер Макхейл, старший кузен Сары. И он, как и ожидалось, был в бешенстве.
Черт, подумала я, и попыталась поскорее добраться до задней двери.
Но в этот момент в нее вошла Тара Чемберс. Взглянув на меня, она посмотрела мне за плечо и увидела тех парней. Кивнула им и направилась ко мне.
Я отступила и споткнулась, запутавшись ногами в ножках стула. А когда обрела равновесие, они уже были совсем близко. Наступали. Теснили меня, пока я не оказалась в углу в окружении трех очень злых людей.
У меня перехватило дыхание.
– Нам нужно с тобой поговорить, – сказал Питер, ткнув в меня пальцем. – Тебе лучше заткнуть свой проклятый рот и не говорить о моей кузине.
Мне хотелось стать меньше. Съежиться до размера мыши, чтобы пробежать мимо них. Или испариться, стать привидением и уйти сквозь стену. Но я оставалась человеком, материальным, а они стояли слишком близко. Теснили. Загородили обзор.
На мгновение больше никого не осталось. Лишь одни стены. Стены узкой кабинки уборной, а я оказалась в ловушке и ждала, когда рухнет мир.
– Мои тетя и дядя из-за тебя в раздрае, – сказал Питер. – Разве они уже не достаточно пережили? В чем твоя проблема? Так сильно нуждаешься во внимании, что можешь просто прийти и принести с собой целое ведро дерьма?
Я не могла дышать. Мое сердце словно сжимала рука. Я попыталась рвануть вперед, протолкнуться мимо них, но Питер поймал меня за плечи и оттолкнул к стене.
– Пит, – ахнула Тара, словно только это – перебор.
Питер ее проигнорировал.
– Тебе страшно, Ли? – спросил он, в его голосе звучали угроза и наигранное беспокойство. – Надо было думать об этом до того, как начала врать. Если не хватает внимания, ты его получишь.
Выражение его лица изменилось. Нос стал короче, щеки – круглее, темно-рыжие волосы – светло-русыми. Теперь передо мной стоял не Питер Макхейл, а он. Заглядывал через край в кабинку, наводя на нас пистолет.
Я заскулила и опустилась на пол, прижалась лицом к коленям и обхватила голову. Послышались крики и выстрелы. Я знала, что это не по-настоящему. Знала, что это всего лишь паническая атака, воспоминание. Но тело этого не понимало. В груди болело, а легкие молили о воздухе.
– Пит, – услышала я шепот другого парня, – может, нам…
– Не жалейте ее, – рявкнул Питер. – Она просто королева драмы. Актриса, помнишь? Хочет, чтобы мы ее жалели. Вставай, Ли.
Но я не могла. Не могла двигаться. Не могла даже слова произнести, сформулировать жалкую просьбу, чтобы они оставили меня в покое.
– Мне кажется, она не играет, – сказала Тара.
А потом раздались еще голоса. Знакомые.
– Это Ли?
– Отойдите от нее!
– Что происходит?
Я медленно подняла голову. Друг Тары и Питера отступил, и я увидела между ними Денни, Эмбер и Майлса. Словно они только что прошли в заднюю дверь.
Майлс выглядел взбешенным.
– Я сказал, отвалите от нее, – прорычал он Питеру.
Тара и другой парень продолжили отступать, точно хотели отстраниться от того, что только что произошло. Но Питер непреклонно стоял на месте.
– Или что? – спросил она Майлса.
Майлс двинулся вперед, уже отводя руку назад, но Денни остановил его.
– Или я попрошу Глиттер прокусить тебе задницу, – сказал он.
– Ты врешь, – парировал Питер. – Служебные собаки не кусаются. Их обучают не делать этого.
– Хочешь это проверить? – спросил Денни.
Питер замешкался, но, похоже, уже не был так уверен. Через секунду он раздраженно выдохнул и устремился в сторону гостиной.
– Да плевать, – сказал он. – Вы все отправитесь в ад.
– Тогда встретимся там, – крикнул ему вслед Денни.
Как только Питер отошел, Майлс рванул ко мне и упал на колени.
– Ли? – сказал он, но не прикоснулся ко мне, за что я была благодарна. Не хотела, чтобы меня трогали. Не сейчас. Даже он.
– Как она? – спросила Эмбер. Она держалась возле Денни и Глиттер. – Мы должны что-то сделать?
– Ей, наверное, просто надо поехать домой, – сказал Денни, его голос теперь слегка дрожал.
– А Глиттер реально может укусить? – спросила его Эмбер.
– Нет. Только если ты сделана из попкорна.
– Ли, – снова обратился ко мне Майлс, – давай выбираться отсюда.
Я кивнула. Меня до сих пор трясло, я до сих пор не могла говорить из-за прерывистого дыхания, но смогла подняться сама. Парни приехали с Эмбер, которая на выходе пообещала отвезти Денни домой. Все вокруг пели, играли в игры, смеялись. Совершенно не понимали, что только что произошло в столовой.
Никаких воспоминаний. Никаких панических атак. Они были свободны.
Иногда мне кажется, те, кого там не было, кто не стал свидетелем самой стрельбы, живут в совершенно другой реальности.
Когда мы с Майлсом дошли до припаркованного в конце улицы грузовика, я передала ему ключи. Паника по большей части отступила, но я понимала, что за руль не сяду. Он молча взял ключи, и мы сели в кабину, поменявшись местами.
Мы были на полпути к дому, когда мне удалось заговорить.
– Я сегодня виделась с Келли.
Он покосился на меня.
– Ты был прав, – продолжила я. – Она не хочет писать письмо. Не хочет знать ничего, что связано со мной. Я все это время ее доставала. – Я сглотнула. – Я не лучше тех ребят с вечеринки.
– Да.
– Хотя нет. – Я покачала головой. – Единственная разница – они хотят, чтобы я молчала, а я хочу, чтобы она заговорила. Я такая идиотка.
– Прекрати, – сказал он. Мы заехали на мою подъездную дорожку, он заглушил машину и повернулся, чтобы посмотреть на меня в темноте. – Ты не идиотка.
– Как ты можешь так говорить? – спросила я. – Я и тебя доставала. Прости. Я не знаю, почему ты не хочешь об этом писать, но это не должно иметь значения. Ты не хочешь, и я должна уважать твое решение. Я просто… Я зациклилась на этом.
– Я заметил.
– Я правда считала, что могу все исправить в лучшую сторону, – призналась я. – Но… Сделала только хуже. Для Келли. Для родителей Сары. Для Эшли.
– Возможно, – сказал Майлс. – Но ты помогла. Денни сегодня рассказал мне, что отправил это письмо на получение стипендии разным вузам. И уже получил две. А Иден… Мы переписывались этим утром. Она рассказала мне, что происходит. И это письмо помогло ей.
– Все равно надо было прекратить, когда ты отказался. Извини, Майлс. Ты очень важен для меня, я – дерьмовая подруга. Не надо было вчера на тебя кричать. Если не хочешь, можешь не писать это письмо.
Он вздохнул.
– Немного поздно для этого.
Я озадаченно посмотрела на него, а он засунул руку в карман выцветших джинсов, достал лист, сложенный квадратом, и протянул мне. Я почувствовала потрепанные края бумаги из блокнота и начала разворачивать листы, хотя в грузовике было слишком темно для чтения.
– Не надо, – сказал Майлс, подняв руку. – Не… не при мне. Я не могу.
Он открыл дверь грузовика и вышел. Я осталась сидеть внутри – смотрела, как его тень пересекла двор, обогнула забор и исчезла за дверью.
Через несколько минут я сама вышла. Мне хотелось убедиться, что паническая атака закончилась, что не осталось запоздалых признаков. Не хотела пугать маму. Она расстроится, узнав о травле.
К счастью, войдя в дом, я увидела, что она еще не вернулась. Похоже, работала в магазине во вторую смену.
Я направилась в комнату, сняла футболку и джинсы и переоделась в удобную пижаму. Забралась на кровать, глубоко вдохнула и, когда была готова, развернула отданные мне Майлсом листы.
Текст был написан от руки, неряшливо и наспех.
Письмо адресовалось мне.
Дорогая Ли,
я не думал, что напишу это письмо. До сих пор не хочется. Но… Я не знаю. Наверное, я должен это сделать. Не по тем причинам, которые ты считаешь важными. Ты думаешь, что лучше всего озвучить правду, но для меня – хуже.
Я не хочу, чтобы люди узнали правду. Не мою версию.
Нет. Наверное, не так. Мне плевать на других. Я не хочу, чтобы ты знала мою историю. Остальной мир может думать обо мне, что хочет, но ты другая. Я не могу смириться с мыслью, что ты меня возненавидишь. Вот почему никогда не обсуждаю, что случилось в тот день. Но я не могу увиливать от этого. Не могу больше тебе врать, поэтому… Похоже, я все-таки пишу это письмо.
Господи, надеюсь, ты не возненавидишь меня после прочтения.
Ты же знаешь, что все считают меня этаким героем? Потому что я пытался защитить Эшли. Так вот, это все – брехня. Я не герой. Даже близко. На самом деле из-за меня даже умер человек.
Пятнадцатого марта я вернулся после двухнедельного отстранения. Уже знал, что останусь на второй год. Я пропускал слишком много уроков, участвовал в драках. Все от меня уже устали. Бабушка, директор, почти все учителя. Единственным, кто не устал, был тренер Нолан. Он преподавал историю США и весь семестр пытался заманить меня в футбольную команду.
– Это поможет тебе справиться с агрессией, – говорил он. – Если возьмешь себя в руки, можешь даже получить стипендию.
А я лишь качал головой. Меня совсем не привлекал спорт, особенно групповой вид.
– Подумай об этом, – сказал он. – Никогда не поздно все изменить.
Тренер Нолан почему-то верил, что я больше чем какой-то бездельник, который не может держаться подальше от драк. Он действительно хотел, чтобы я достиг высоких результатов, когда все остальные сомневались, что я смогу.
И я отплатил ему тем, что его застрелили.
Тем утром – в день стрельбы – я очень злился. Не помню почему. Я всегда на что-то злился. Тренер Нолан задал нам прочитать текст, и все открыли учебники, пытаясь побыстрее приступить к домашнему заданию. А потом какой-то сидящий за мной придурок стянул с моей головы шапку.
Я развернулся к нему. Он как-то сидел со мной на наказании. Какой-то придурок, прогульщик, который столько раз заваливал историю США, что снова изучал ее в свой выпускной год. Такие без причин прижимают младшеклассников к шкафчикам. Ругаются на учителей и просто так дерутся.
Сейчас я не могу вспомнить его имени, но помню, что ненавидел его. Вероятно, потому, что знал – таким через два года буду и я.
Я попытался выхватить у него шапку, но он поднял ее над головой.
– Шапки запрещены дресс-кодом, фрик, – заявил он.
– Верните мистеру Мейсону шапку, – сказал тренер Нолан, едва на нас взглянув.
Парень закатил глаза, но вернул ее. Ведь даже если ты не любишь тренера Нолана, то хотя бы уважаешь.
Я забрал шапку и натянул на голову.
– Но это действительно запрещено дресс-кодом, – сказал тренер Нолан. Быстро улыбнулся мне, и я понял, что он не собирался просить меня ее снять. Пока я держал кулаки при себе, всем было плевать, нарушал ли я дресс-код.
– Я делал тебе одолжение, фрик, – произнес этот парень. – Старался, чтобы ты не выглядел белым мусором.
Я хотел его игнорировать, но он все продолжал, шептал достаточно тихо, чтобы тренер Нолан ничего не слышал.
– Я знаю, что ты живешь с бабушкой, – сказал он. – Потому что твои родаки в тюрьме? Они наркоманы?
Знаю, он пытался меня спровоцировать. Хотел довести до драки. Он меня не знал. Не имел причин меня ненавидеть. И просто ткнул пальцем в небо по поводу родителей. Потому что знал – если кто и клюнет на эту наживку, даст ему эту драку, так это я. И он оказался прав.
Я вскочил с места и ударил его прямо в лицо.
Он уклонился, а я попробовал еще раз. Он тоже начал вставать, но ко мне сзади подошел тренер Нолан и схватил за руку.
– Довольно, – сказал он. Этот придурок даже не успел замахнуться.
Я стряхнул руку тренера Нолана и скрестил руки.
И тогда он посмотрел на меня. С глубоким разочарованием. Ничего не сказал, но я знал, о чем он думал. Я только вернулся и уже влез в неприятности. Он гадал, стоило ли вообще со мной возиться. Этот его взгляд причинил боли больше, чем взгляд кого-то другого.
– Идем, мистер Мейсон, – произнес он. – В администрацию. Все остальные читайте, пока не прозвенит звонок. Я скоро вернусь.
До администрации мы так и не добрались.
Я вышел за ним из кабинета. Пока шли, он разок взглянул на меня, а потом снова устремил взгляд вперед.
– Ты должен прекратить это дерьмо, Майлс, – сказал он. – Ты умный парень. У тебя есть потенциал. Я все пытаюсь тебе это показать, а ты все портишь.
– Тогда перестаньте пытаться, – подсказал я.
Он вздохнул.
– Возможно, так и надо сделать.
Я засунул руки в карманы и уставился под ноги. Мы завернули за угол.
Секунду спустя послышались выстрелы. Они доносились из коридора возле старого кабинета информатики. Тренер Нолан увидел …… раньше меня. Мы оба застыли. Затем тренер Нолан побежал. Не от парня с оружием, а к нему. Он знал, что парень вооружен. Знал, что его могут убить. Но все равно побежал вперед. Чтобы помочь.
А я? Я просто стоял на месте.
К нам бежала Эшли. Мне до сих пор снятся эти кошмары. Страх на ее лице. Как она повалилась на пол. И кровь.
– Опусти оружие! – прокричал тренер Нолан. – Опусти! Еще пока не…
Еще пока не поздно. Вот что он собирался сказать. Всегда говорил мне эти слова. Еще пока не поздно добиться большего. Остановиться. Все изменить.
Но, Ли, было поздно. Потому что тренер Нолан даже не успел закончить это предложение, как его грудь пробили две пули. Я увидел, как он замер. Услышал, как он ахнул. Не знаю, от шока или от боли. А потом он упал.
И знаешь, что я сделал? Я побежал.
Я собирался забежать в уборную. Больше не мог придумать куда. Решил, там можно спрятаться в кабинке или где еще. Но через пару шагов споткнулся об Эшли и упал на нее. Он все еще стрелял, и я прошептал Эшли, чтобы она помолчала. Знал, если поднимусь, он, вероятно, и меня застрелит. Поэтому притворился на ней мертвым.
Я притворялся мертвым, тогда как в нескольких шагах от меня истекал кровью тренер Нолан.
Притворялся мертвым, тогда как …… вошел в уборную и начал стрелять.
Пока он стрелял в вас, Ли.
Эшли всем рассказала, что я пытался ее защитить. Но это неправда. Я просто пытался сбежать. Пока я лежал на ней, сердце колотилось так сильно, что я думал, сломаются ребра. Я все думал, как мне выбраться оттуда, пусть даже оставлю там Эшли, как двигаться, чтобы он меня не заметил. Я не слышал, что происходило в уборной. Не слышал ничего, кроме голоса в голове, который требовал убираться.
Я был не героем, а трусом.
И самое худшее, если бы я так не облажался, тренер Нолан был бы жив. Если бы я просто послушался его. Если бы проигнорировал этого парня за спиной и не попытался ударить. Если бы старался держаться подальше от неприятностей, он был бы жив.
Он хотел мне помочь, тогда, когда остальные не считали, что я этого достоин. И если бы я позволил ему, он никогда не вышел бы в этот коридор.
Он умер из-за меня.
Но этого никто не знал. Они знали лишь то, что сказала Эшли. Она думала, я герой. И на меня впервые никто не разозлился. Никто не разочаровался во мне. Бабушка сказала, что гордится мной. Она никогда прежде такого не говорила. Не было на то причин. На меня стали смотреть, словно я чего-то стою.
Ты смотрела на меня, словно я чего-то стою.
Я не хотел, чтобы во мне видели героя, но мне было приятно, что в кои-то веки меня не считали пропащим.
Знаю, я не рассказывал тебе о родителях или почему переехал к бабушке. Но тот парень не просто так разозлил меня на уроке истории. Когда мне было пять, у мамы случился передоз. Она умерла и оставила меня с отцом. Ты думаешь, после произошедшего с мамой он стал бы держаться подальше от наркотиков. И держался год. Потом мы ненадолго переехали в Теннесси, и наркотики настигли нас снова.
Папа, трезвый или нет, всегда был придурком. Я часто оставался один, когда он уходил за дозой, напиться или найти другой способ потратить деньги, которых у нас не было. Психотерапевт, к которому я ходил после стрельбы, предположил, что я именно из-за этого начал драться с другими. Потому что хотел обратить на себя его внимание. И попадал в неприятности, чтобы он меня заметил. Мне кажется, я просто злился. На него. На маму, потому что умерла. На то, что все остальные в моей школе счастливее меня.
А потом папу арестовали. Он избил в баре какого-то парня, и с собой у него были наркотики, когда приехали копы. Поэтому он отправился в тюрьму, а я – к бабушке, которую не видел много лет. Помню, после первой передряги в школе она посмотрела на меня и сказала:
– Ты похож на своего отца.
И я понял, что это плохо. Он ее разочаровал, а теперь за это принялся я.
Вскоре все в старшей школе округа Вирджил знали, что я – неприятный человек. Иногда хватало просто взгляда. Знаю, ты тоже так думала.
Не пугайся, но я помню, когда впервые тебя увидел. Я жил по соседству уже пару недель, но мы ни разу с тобой не пересекались. Так вот, я шел домой. Меня выгнали из школьного автобуса за то, что я поругался с водителем. Ты сидела с Сарой на крыльце. Тогда у тебя были длинные волосы, почти до талии, и ветер хлестал тебя ими по лицу. Ты отплевывалась, а Сара смеялась. Она потянулась, пытаясь убрать их назад, и тогда я увидел твое лицо.
Не уверен, что подумал что-то интересное. Не помню, чтобы посчитал тебя красивой. Ты красивая, но мне кажется, тогда я этого не увидел. Уверен, я лишь подумал, что ты девушка. Симпатичная девушка. Которая никогда не посмотрит в мою сторону.
Но ты это сделала. Ты посмотрела на меня, пока я шел по подъездной дорожке. А я остановился, чтобы оглянуться на тебя. Собирался что-то сказать. Возможно, поздороваться. Но потом Сара решила посмотреть, что приковало твое внимание. Скривилась и, закончив завязывать тебе хвостик, что-то зашептала тебе на ухо.
Ты нахмурилась, покачала головой и отвернулась. Не скажу, что виню тебя. Кого-то из вас. Просто рассказываю, что когда-то ты воспринимала меня по-другому. Думала, меня надо избегать.
Но после стрельбы ты смотрела на меня иначе. Когда я попросил резрешения подняться к тебе на крышу, я думал, ты откажешь. Думал, ты хочешь держаться от меня подальше. Но ты не стала этого делать. Потому что изменила свое мнение обо мне. Как и все в нашем округе. Потому что считала меня героем. И я позволил тебе так думать – мне нравилось, как ты на меня смотрела.
Господи, Ли, я много раз почти признавался тебе. Все время чувствую себя таким виноватым. Я трус. Из-за меня погиб хороший человек, и все считают меня героем. А я не хочу, чтобы меня таким считали, но еще не хочу, чтобы во мне снова разочаровались. Не хочу быть своим отцом. После стрельбы я старался исправиться. Держаться подальше от неприятностей. Старался сдерживать злость. В основном из-за того, что все время думал о тренере Нолане. Если бы я стал таким же ублюдком, как мой отец, его смерть была бы напрасной.
Она уже напрасна.
Но мне кажется, я ему должен. Поэтому через несколько недель после стрельбы зашел в Интернет и посмотрел документальный фильм о Гражданской войне. А через несколько дней после этого выбрал биографию Авраама Линкольна, потому что… не знаю. Потому что тренер Нолан гордился бы этим, будь он жив. Он не ожидал бы от меня такого.
Оказалось, мне очень нравится история. Есть что-то в том, как складываешь кусочки головоломки, выясняешь, как мы оказались такими, кто привел нас к этому моменту – возможно, это звучит глупо. Но актерская игра ведь для тебя выход? Вот и история стала им для меня. Я могу на несколько часов затеряться в исследовании. И в этот момент совершенно не думаю о стрельбе.
Возможно, если бы меня интересовали и другие уроки, колледж не казался бы мне фантазией.
Наверное, бабушка права, и я должен учиться в профессиональном училище. Возможно, это самый реалистичный вариант для меня. Но иногда я думаю, что произошло бы, если бы я смог попасть в колледж, изучать историю. Возможно – да, знаю, звучит безумно, – я мог бы стать учителем.
Возможно, я мог бы помогать другим детям, как тренер Нолан пытался помочь мне.
Не знаю. Все это кажется мне большим риском, и я всего лишь несу бред. Ненавижу писать.
Но, Ли, ты продолжаешь искать правду, а правда в моем страхе, что ты прочитаешь это и возненавидишь меня. Что, узнав, что я не герой, посмотришь на меня иначе. Я точно знаю, что смогу справиться с ненавистью всего города ко мне. Возможно, я ее даже заслуживаю. Но я не смогу справиться с твоей ненавистью. Просто не смогу.
Вчера вечером, после выпускного, я позвонил Эшли. Попросил ее забрать меня, и мы некоторое время катались по городу. Она первая, кому я во всем этом признался. Я не знал, как поступить с тобой – с нами, – и решил, если кто и имеет право знать правду, так это Эшли. Она несколько лет считала, что я тогда спас ей жизнь, хотя на самом деле пытался спрятаться. Я думал, она на меня разозлится, но понимал, что могу спросить совета только у нее. Она всегда давала хорошие советы.
За исключением тех, что связаны с Келли.
– Ты должен ей рассказать, – сказала Эшли. Она удивилась, но не разозлилась. Если уж на то пошло, выглядела уставшей. – Слушай, я сейчас не в восторге от Ли. От всех этих писем. Но… ты ее любишь.
Я повернулся и посмотрел в окно. Мы возвращались к бабушкиному дому.
– Я… эм…
– Это был не вопрос, – сказала Эшли. – Это же очевидно. Давно уже. И если ты мне это рассказываешь, значит, хочешь признаться в этом ей. Просто боишься. Если не хочешь, можешь не писать это дурацкое письмо. Но расскажи ей. Мне кажется, после этого тебе станет легче.
– Она меня возненавидит.
– Нет. Она удивится, но не возненавидит тебя. – Она сделала паузу. – Слушай, если не хочешь, можешь ей не говорить. Это лишь твое дело. Может, немного и мое. В смысле, в этом я тоже немного ошиблась. – Она вздохнула и покачала головой. – Знаешь, это моя вина, что тебе пришлось об этом врать. Но мне кажется, как только она узнает, тебе станет легче.
– Дело не только в тебе, – сказал я. – Тренер Нолан…
– Ты не можешь винить в этом себя, – сказала она. – Оружие было не в твоих руках.
– Да. Но я…
– Какой ты дурак, – сказала Эшли. – Мы все такие дураки. Никто из нас не справился с этой ситуацией идеально. Да и не думаю, что справился бы. Но… Мы были детьми, которые оказались в ужасном положении. Никто из нас этого не просил. – Она взглянула на меня, а потом снова посмотрела на дорогу. – Между прочим, я знала тренера Нолана. Он бы тебя не винил. Просто был бы рад, что ты выжил.
Несколько минут спустя мы заехали на мою подъездную дорожку, и я начал отстегивать ремень.
– Расскажи ей, – посоветовала Эшли. – Не потому что считаешь нужным. Это не так. А из-за того, что тебе станет легче, когда ты почувствуешь себя немного свободнее.
Я потянулся и обнял ее, а потом вышел из машины.
Всю ночь я пытался написать это. Потому что снова повел себя трусливо и не могу сказать правду в лицо. Не хочу, чтобы ты отвернулась от меня точно так же, как в первый раз.
Потому что Эшли права. Я люблю тебя, Ли.
Знаю, с этим у нас все сложно. С романтикой. Знаю, что ты асексуальна, а я все еще пытаюсь понять, что это значит. Не знаю, что будет, когда ты переедешь в Калифорнию. Не знаю, какое будущее нас ждет. Но знаю, что люблю тебя. Что сделаю что угодно, лишь бы ты осталась в моей жизни.
Я буду уважать твои границы. Даже если мы просто останемся друзьями. Я последую за тобой, куда ты позволишь, как бы банально это ни звучало. Просто я хочу быть с тобой.
И я не хочу, чтобы ты во мне разочаровалась.
Так что вот так. Вот правда, которую ты просила. Я очень надеюсь, что, написав это, не совершил огромную ошибку.
С любовью, Майлс
Я отбросила письмо Майлса на кровать и вскочила. Было уже за полночь, но мне плевать. Я должна его увидеть. Я натянула какие-то сандалии и совсем не подумала, что одета лишь в пижамные шорты и топ. Выбежала из комнаты и понеслась по коридору.
– Ли, детка? – раздался из темной комнаты мамин хриплый ото сна голос. Я слышала, как она пришла полчаса назад и отправилась спать. – Ты в порядке? Ночной кошмар?
– Не в этот раз, – ответила я. – Я в порядке. Вернусь через несколько минут.
Я распахнула входную дверь и быстро спустилась по ступенькам. В соседнем доме не горел свет, и я помедлила, преодолев двор. Майлс привез меня домой час назад, но, возможно, уже лег. И его бабушка точно уже спала. Если постучусь, могу разбудить их обоих. Но это не могло подождать до утра. Я даже не могла вернуться назад и написать ему сообщение.
Я сглотнула тревогу и зашла на крыльцо миссис Мейсон. Сначала тихонько постучалась. Затем чуть громче. Только я подняла руку, чтобы постучать в третий раз, как дверь распахнулась.
Передо мной стоял Майлс в черной футболке и боксерах.
Его волосы растрепались, но было не похоже, что он только проснулся.
– Ли, – выдохнул он, и я заметила, как еле заметно задрожала его рука, державшая дверь. Как нервно дернулся уголок его рта.
Не успел он что-то сказать – двинуть еще одним мускулом, – как я рванулась вперед и обхватила его руками за шею. Он сначала напрягся, словно я его напугала. Я даже хотела отступить, извиниться. Понимала, к чему приводят такие резкие движения. Но потом его руки переместились на мою талию. Он прижал меня к себе. Крепко, но не слишком сильно.
Я надолго уткнулась лицом в его шею. Он был теплым и пах мятой и свежевыстиранной одеждой. Я могла простоять так вечность и просто вдыхать его аромат.
Но отстранилась. Его руки расслабились, а я положила свои на его плечи и долго внимательно смотрела на его лицо.
– Я прочитала его, – прошептала я. – Прочитала твое письмо.
Он опустил взгляд, но я сжала его плечи, призывая смотреть мне в лицо.
– Посмотри на меня, – сказала я. – Пожалуйста, Майлс.
Он медленно поднял глаза. И я попыталась передать ему все своим выражением лица. Каждое мое чувство к нему. Каждое желание, надежду, момент спокойствия с ним. Хотела, чтобы он увидел, что я не разочаровалась в нем. Не видела в нем героя. Но не видела и монстра. Передо мной стоял Майлс. Мой лучший друг.
Парень, которого я любила.
Мне кажется, он понял. На его лице отразилось облегчение, смешанное с новым видом нервозности. Он сглотнул, кадык подскочил.
– Так… – сказал он.
– Так.
А потом я сделала то, чего никогда не делала. Чего никогда не хотела прежде. Я снова придвинулась к нему и медленно прижалась губами к его.
Он не стал обнимать меня крепче. Не пытался прижать к себе или углубить поцелуй. Просто улыбнулся. Широкой глупой улыбкой, от которой я принялась хихикать. Эта улыбка уверила меня в том, что такого быстрого и невинного поцелуя было достаточно.
Я отстранилась и, сжимая его руку, медленно спустилась с его крыльца спиной вперед.
– Увидимся завтра, – сказала я.
Он кивнул.
– Увидимся завтра.
– Майлс? – Я уже стояла на траве. Но пока не могла от него отвернуться.
– Да?
– Я тоже тебя люблю.
Не знаю, какое будущее у нас с Майлсом. После той ночи мы обменялись кучей коротких легких поцелуев. К остальному я пока не готова. Возможно, однажды это изменится. А может, нет. Возможно, придет время, когда ему понадобится больше, чем я могу ему дать. А может, нет. Я не знаю. Никто из нас не знает. И я начинаю думать, что все хорошо.
Я так долго удерживала его на расстоянии, боялась разрушить нашу связь. И есть шанс, когда я уеду из этого города, когда окажусь в тысяче километров отсюда, мы снова сможем стать друзьями. Но я начинаю думать, что бы ни произошло, мы будем связаны навечно.
Не только я и Майлс, но и все мы. Все выжившие. Не важно, как сильно злится на меня Эшли, не важно, как сильно Келли или Рене хочет от нас избавиться, мы все связаны. Это узы боли, совместного потрясения. Но еще узы надежды, комфорта и понимания, которые останутся только нашими.
Не важно, что случится с Майлсом, я понимаю, что мы всегда будем связаны. Что именно ему я всегда смогу позвонить, когда начну в чем-то сомневаться. Когда покажется, что небо без звезд проваливается в небытие. Когда случится пятая, десятая или тринадцатая годовщина стрельбы, мы будем на связи. Даже если этого… того, что происходит между нами прямо сейчас, не хватит надолго.
Но сейчас все кажется правильным.
Я пишу это за несколько дней до поездки в Калифорнию. Он повезет меня с моими вещами через всю страну, а потом вернется в Индиану, когда я устроюсь. Я боюсь этой части. Где я больше не буду жить с ним по соседству. Я не смогу забираться на свою крышу и знать, что он скоро придет.
Но мне кажется, все будет хорошо. У нас обоих все будет хорошо. Мы пережили худшее.
Назад: Эйден Страуд
Дальше: Томас Нолан