Глава 51
Зима
Я ЖДУ НЕ ДОЖДУСЬ зимних каникул, чтобы не видеть ежедневно физиономию Сета. Переход на его расписание был чудовищной идеей, которая обернулась против меня на все сто процентов. Я теперь вынуждена быть свидетелем его беспрерывной трансформации в «крутого парня». В парня, которого я даже не узнаю. И еще хуже: они с Либби друг от друга вообще не отходят – целуются на парковке, жмутся в раздевалке у шкафчиков. Все это выглядит какой-то нелепой постановкой, каким-то шоу. Я начинаю думать, что именно такой реакции Сет от меня и ждал. Начинаю сомневаться, а не использовали ли мы друг друга с самого начала, но я до сих пор этого не замечала.
Я знаю, что на каникулах каждый вечер будут вечеринки, но не могу заставить себя туда идти. Особенно из-за того, что Андреа уедет с мамой и сестрой в Мексику и я останусь совсем одна. Я заметила, что меня подчеркнуто не пригласили на новогоднюю вечеринку у Либби дома. Не то чтобы я этого так уж ждала и уж тем более мне было бы это интересно. С нашего последнего разговора на парковке мы в основном друг друга избегаем. Поверить не могу, что когда-то мы были близкими подружками. Я раньше никогда себя так не чувствовала. С меня облетает моя уверенность в себе, как перья с птицы во время линьки, и без нее я чувствую себя совершенно голой.
Первая среда зимних каникул, я ем блинчики и просматриваю ленту в соцсети, когда в кухню влетает мама.
– Рейко! – говорит она, и в голосе ее звучит угроза.
– Что? – отзываюсь я, не поднимая глаз.
– Пришли твои оценки.
Черт! Так много всего происходит, что я и забыла, что школа рассылает родителям сообщения с нашими оценками. А мои оценки в этом семестре ухудшились. И ухудшились серьезно.
Одна из причин, по которым родители всегда давали мне столько свободы, – это потому, что я всегда делала то, чего от меня ожидают. У меня хорошие оценки, я не попадаю в неприятности (с большой буквы Н: например, меня никогда не арестовывали, я не беременела, ничего в таком роде). Вторая причина: психотерапевт сказал им, что мне необходимо самой справиться с тем, что произошло. А еще одна тайная причина в том, что они живут в своем собственном пузыре, отдельном от меня и Коджи. Они плывут у нас над головами.
– Что случилось? – говорит мама.
Я жму плечами:
– Да ничего ведь страшного. Оценки в выпускном году ни на что особо не влияют.
– Разумеется, влияют! Это последние оценки, которые увидят в приемной комиссии университета!
– Мам, у меня в старшей школе средний балл никогда не падал ниже 4.0. Один плохой отчет не испортит мне жизнь.
– Рейко, ты же полностью запорола свой средний балл этими оценками. Ты хотя бы в курсе, насколько они плохие?
– Ничего страшного, – говорю я. – Я их подтяну в следующем семестре.
– Они как раз страшные, – отвечает мама. – Дело не в самих оценках, Рейко. Меня беспокоит то, почему они так поползли. Ты была сама не своя. Я думала… думала, мы правильно делаем, что оставляем тебя в покое. Так было лучше для тебя. Но теперь, когда произошла вся эта история с тем парнем…
– С Сетом. Его зовут Сет, – говорю я ровным голосом.
Я не хочу разговаривать с мамой о Сете.
– Не важно мне, как его зовут! Я вообще не знаю, что с тобой в последнее время творится. Это нездоро́во, Рейко. Твое поведение в последнее время не совсем здоро́во.
– Мам, я в порядке, – говорю я, мечтая, чтобы она закрыла тему. – Все хорошо.
– Нет, Рейко, это не так. Мы притворяемся, что все хорошо, но это не так.
Так мы подбираемся все ближе, и ближе, и ближе к теме, на которую никогда не разговариваем, – о Мике. Я бешено моргаю и делаю огромный глоток апельсинового сока, чтобы отвлечься. Но в горле у меня стоит комок, сок просто не может пройти пищевод, и я начинаю кашлять, задыхаться, я не могу дышать… Еще одна волна бьет меня в лицо. Вода течет мне в горло.
Мама тут же подскакивает ко мне, начинает тереть мне спину, на ее лице сильнейшее беспокойство. Она тихо причитает и обнимает меня.
– Тсс, – говорит она. – Все хорошо, все в порядке. Дыши глубоко, помнишь? – А затем, будто думает, что я забыла, как это делать, произносит: – Ты можешь дышать. Вот так. Вдох, выдох. Медленно. Все хорошо.
Я в порядке, со мной все хорошо, все хорошо. Когда я восстанавливаю дыхание, мама садится рядом со мной.
– Я не хотела, чтобы так вышло… – говорит она. – Прости меня.
– И ты меня прости, – отвечаю я едва слышным голосом. Он совсем не похож на мой.
– Ты всегда так хорошо занималась. Я понятия не имела, что этот… Сет… – она произносит имя очень осторожно, как будто это граната, которая может вот-вот разорваться между нами. – Я понятия не имела, что он так много для тебя значит.
– Я тоже, – отзываюсь я.
– Мне нужно было раньше заметить. Нужно было что-то сделать.
А теперь я уже не знаю, о ком она говорит: о Сете или о Мике. Я жиденько ей улыбаюсь.
– Все в порядке, – говорю я.
Все в порядке, все хорошо, хорошо.
– По-моему, мы все слишком часто это говорим.
Мама неуверенно улыбается. Она права. У нас дома всегда все хорошо, даже когда это далеко не так.
– Ты куда-то собиралась идти? – спрашиваю я, впервые заметив, что она в пальто.
– Да. И я туда хожу каждую среду днем. Это дом престарелых в Палм-Дезерт.
– Что? Почему?
Мама смеется.
– Потому, Рейко, – произносит она, поднимая одну бровь, – что иногда полезно делать что-то для других.
Я начинаю чувствовать себя виноватой, потому что это напоминает мне о нашем разговоре с Дре о том, как я относилась к Сету, да и не только к нему. О том, как я иногда веду себя с другими. Порой мне кажется, что я что-то делаю, потому что хочу понравиться людям, хочу, чтобы меня считали хорошим человеком, а вовсе не потому, что правда хочу сделать кому-то добро. Внезапно я начинаю беспокоиться о том, что я вовсе не такой уж хороший человек.
– Хочешь поехать со мной? – спрашивает мама.
Я хочу.
По пути в Палм-Дезерт я спрашиваю маму, что мы будем делать в доме престарелых.
– Будем рисовать и заниматься рукоделием, играть в бинго?
Мама смеется и качает головой.
– Я крашу женщинам волосы и ногти, – отвечает мама и показывает на заднее сиденье.
Я оборачиваюсь назад и вижу целую коробку бигуди, расчесок и лака для ногтей.
– А ты будешь мне помогать.
Я просто потрясена.
– Когда я начала туда заезжать несколько лет назад, – говорит мама и многозначительно смотрит на меня (вдруг я сама не догадалась, какое событие толкнуло ее к волонтерству), – меня спросили, что я умею делать. Хочу ли я печь с ними печенье, заниматься рукоделием или играть? Я тогда подумала и поняла, что с моим опытом работы в сфере модной индустрии и красоты я могу заняться именно этим.
Мамино лицо расплывается в улыбке.
– И я научилась делать скромненький маникюр, если можно так выразиться.
Я поверить не могу, что моя мама обладает такими секретными умениями, о которых я даже не догадывалась. Что она чем-то занимается одна, без участия папы. Я чувствую, что лучше ее узнаю, а также что совсем ничего о ней не знала. Это одновременно успокаивает и тревожит меня.
