Если выпало в империи родиться

Звонит знакомый редактор и приглашает на интервью. Я отказываюсь, и редактор понимающе вздыхает: «Ах, ну конечно, начало лета, вас никого теперь до октября не соберешь, вы ведь все уезжаете!..» Не сразу, но я понимаю, что «мы все» уезжаем, видимо, в душистый лавандовый Прованс, или пахнущую взморьем, свежей малиной Тоскану, или по нынешним временам в сухую и ветреную Ялту, где под белой балюстрадой маячат «лезвия и острия агавы».

Я не знаю, как вы, а мы-то никуда не уезжаем! Мы остаемся в Москве. Отпуск, как и в предыдущие годы, смутен, перспективы неясны. Нас ожидает то, что в статьях модных журналистов и блогеров называется «лето в городе». Подавать с чашкой эспрессо, лимонным чизкейком и винным спритцем под полосатым тентом летнего кафе. Рецепты спритца и его фотографические изображения в изобилии присутствуют тут же, в журнале или блоге.

Не знаю, может, я себя уговорила, но я очень полюбила это самое «лето в городе».

В Тоскане никогда не была, Прованс далек от меня, приблизительно как планета Марс, а вот Москва… Москва все время со мной – или я все время в Москве.

Как мы научились любить это время, когда немного пустеет на дорогах и до центра можно добраться всего за какие-нибудь два с половиной, а то и два часа! Как мы научились гулять по всем этим Кривоколенным и Спасоналивковским переулкам! Когда в нашем городе лето, можно пролезать между машинами, всунутыми плотно, одна к одной, как сельдь иваси в железной банке, не рискуя попасть в селедочный рассол, – то есть в лужи и кашу из снега и химикатов! Лезешь себе и лезешь, и под ногами не хлюпает, и мокасины сухие, красота!

Мы научились заглядывать в старые московские дворики, в которых почти ничего не сохранилось от Поленова, но вдруг в каком-нибудь обнаруживается дровяной или каретный сарай, сложенный из неровного камня, а возле него лопухи и одуванчики, а на столбушке непременно кот. Пыльный, облезлый, серый московский кот-хулиган, который смотрит на нас со снисходительным презрением в желтых глазах.

Мой муж не любит Москву. Он родился в Прибалтике, взрослел и учился в Питере, а это совершенно другая история. Вольный ветер, просторы, чайки. То и дело принимающийся дождь, рваные облака, над которыми всегда синее, как полоса на флаге, небо. К Москве он… привык, как привыкают к неудобствам любого рода, человек же ко всему привыкает!.. Для него прогулки по Воротниковским и Спасопесковским переулкам – блажь романтической супруги, которую несет вечно невесть куда. Да и машину поставить негде – банка переполнена сельдью, еще одну не втиснешь. Впрочем, куда ему деваться!..

Зато когда побродишь как следует в районе Мясницкой, обойдешь дом, где жил Маяковский, заберешься еще поглубже – а пусто в центре, в городе лето, никого не соберешь до октября! – а там серый дом в стиле модерн, и по углам сидят четыре каменные собаки, почему-то повернутые к нам, зрителям, спиной, а в нишах каменные вазы, и непременно маска над входом, и наличники все разные, и где-нибудь на балконе обязательно ящик с цветами – красота! Цветы не выживают в Москве, но есть трогательные энтузиасты этого дела, которые продолжают выставлять на свои балконы ящики с гиацинтами и анютиными глазками, вот спасибо им за это.

После такой прогулки – шут с ним со всем! – я согласна и на чизкейк, и на спритц. Мне уже все это кажется вкусным.