Глава 23
Части головоломки

Николай Михайлович Парамонов шел ко дну.

Точнее, он чувствовал себя как утопающий – но, как и любой здравомыслящий человек, был намерен сделать все возможное и невозможное, чтобы удержаться на поверхности.

Он понимал, что его будут обвинять в первую очередь – в том, что прошляпил опасную банду, что допустил убийство жены наркома, что проштрафился по всем статьям. Отдавая приказания, подгоняя сотрудников, он ни на мгновение не переставал мысленно искать способы защиты.

Лучше всего, конечно, было бы найти козла отпущения, на которого можно было спихнуть вину или хотя бы большую ее часть.

Увы, нужный Парамонову козел никак не вырисовывался, а имеющиеся в наличии кандидатуры не тянули даже на козлят.

Поэтому он развел особо бурную деятельность, послал шофера в Ялту за второй группой агентов угрозыска и велел прочесать окрестности на предмет возможных свидетелей.

– Если в дом забралась банда, то на чем они передвигались? Кто их извозчик или, может быть, шофер? Или они живут где-то поблизости? В любом случае хоть кто-то должен был их заметить!

Он арестовал не только Хвостова и сторожа, но и повара Нардова с домработницей Крицких, которые в конце концов нашлись в доме.

Прячась от налетчиков, они залезли в подвал и просидели там много часов, дрожа от ужаса. В подвал не доносились звуки снаружи, и поэтому бедолаги не знали, ушли ли бандиты или, может быть, еще хозяйничают в доме.

Опалин сходил на кухню, сделал себе кофе и поджарил яичницу.

Шофер угрозыска привез вторую группу агентов и поехал за третьей. То и дело в доме трещал телефон. Доктор Стабровский, закончив заполнять бумаги, уехал. На кухню сунулся Будрейко, увидел, что Опалин завтракает, оживился и тотчас стал осматривать имеющиеся запасы еды.

– Ветчина! Ого-го… Фрукты – ну их к черту, надоели, сил нет…

Профессионально проведя обыск, он откопал бутыль самогона, для приличия предложил Ивану и, когда тот отказался, припал к горлышку.

– Хорошо! – благоговейно промолвил Будрейко, когда наконец отлепился от бутылки. – Куда там какому-то нарзану… – быстро добавил он, жуя ветчину.

Его нос покраснел, глаза блестели.

Опалин поглядел на него и стал смотреть в окно.

В саду щебетали птицы, воздух был пронизан солнцем. Ивану вдруг захотелось сбежать – куда-нибудь подальше от этого великолепного белого дома, который становился ловушкой для всех своих хозяев.

Он вспомнил надменное лицо Гриневской, вспомнил, как она кричала на него, когда он не стал уступать дорогу. Она вела себя как хозяйка жизни, и потом, оказавшись на съемочной площадке, он искусно лавировал, чтобы не столкнуться с ней лишний раз, настолько актриса была ему антипатична. А теперь ее нет, и птицы поют как ни в чем не бывало.

Опалин допил вторую чашку кофе, пошел прогуляться по дому, чтобы не видеть физиономию Будрейко, и забрел в зал с фигурами рыцарей и осветительными приборами. На полу лежала нетронутая пыль, и он подумал, что налетчики даже не стали сюда заглядывать.

«А все почему? А потому, что они знали, что спальня Гриневской находится наверху.

Сандрыгайло прав: у них был наводчик, и, может быть, не один…

Интересно, что теперь будет с фильмой? Ведь Нина Фердинандовна играла в нем главную роль… и они собирались снимать еще несколько недель здесь, а потом на кинофабрике…»

– Интересно вас в Москве работать учат, – прозвенел от порога голос Парамонова, и Опалин поспешно обернулся. – Наблюдаю я за тобой – ходишь, бродишь, руки за спиной, думу думаешь. Ты мне-то расскажи, о чем ты думаешь, а? Две головы всяко лучше…

Опалин хотел дерзко ответить: «Смотря чьи головы», но опомнился.

У него были все основания считать, что в разыгравшейся драме сам он сыграл далеко не лучшую роль, и это сейчас мучило его больше всего.

– Они не собирались грабить Кауфмана, – объявил он без всяких околичностей, вздернув подбородок.

– Чего? – Парамонов вытаращил глаза.

– Они с самого начала хотели украсть «Алмазную гору». То покушение на меня было понарошку, понимаешь? Три раза стрелял и все три мимо – да настоящий бандит раз бы выстрелил, и я бы уже валялся. Но им было нужно, чтобы я остался жив. И чтобы донес до тебя будто бы случайную фразу насчет Кауфмана. Нам противостоит очень умная сволочь, – сказал Опалин сквозь зубы. – Он как в домино нас разыграл…

– Но зачем им нужно было устраивать такую сложную комбинацию? – Парамонов начал приходить в себя. – Чтобы сбить нас с толку?

– Затем, что мы бы стали думать, для чего бандит Щелкунов затесался в съемочную группу. И первым делом вспомнили бы об «Алмазной горе». Но тут покушение на меня, слова о Кауфмане… И мы повелись. Мы забыли о главном. Это был идеальный отвлекающий маневр, – добавил Иван с горечью. – Скажи, что там со следами в саду?

– Работаем, – ответил Парамонов. Он снял фуражку, достал платок и вытер лоб. – Но ты же сам понимаешь – здесь топталась уйма народу, в том числе и ты. Короче, не все так просто…

Слушая начальника угрозыска, Опалин словно раздвоился.

Одна его сущность оставалась здесь, в зале, где висели портреты бывших владельцев, ставшие частью кинематографической декорации, а вторая упорно пыталась соединить несоединяемое.

Собаки. Баронская дача. Собака. Мертвая долина. Убитый Броверман… Надпись кровью…

– Слушай, а кто строил «Баронскую дачу»? – внезапно выпалил Опалин.

– Кажется, Броверман. А…

– Так я и знал! – вырвалось у Ивана. – Деньги за старую работу… Слушай, здесь где-то должен быть потайной ход! Именно его и использовала банда, чтобы пробраться в дом…

– Ваня, я слышал эту легенду тысячу раз, но…

– Это не легенда! Он отдал бандитам чертеж хода – и получил большие деньги, но потом захотел еще больше…

И Опалин рассказал о своем визите к родственникам убитого архитектора и о том, что ему удалось узнать.

– Я ведь чуял, что Броверман как-то связан со всем происходящим, но не мог понять, как! Тайный ход – единственная версия, которая все объясняет…

– Ваня, ты меня не слушаешь! – закричал Парамонов. – Во время ремонта весь дом проверили сверху донизу… Нет здесь никакого хода!

– Значит, он не в доме, а где-то в саду! Ведь Хвостов говорил, что бандиты бежали через сад… И еще: Гриневскую убил кто-то, кого она знала. Кто-то, кого она никак не ожидала увидеть в роли убийцы… Я думаю, это кто-то из киношников.

– Я тоже именно так истолковал ее последние слова, – кивнул Николай Михайлович. – Сейчас я возвращаюсь в Ялту, буду руководить обыском. Поедешь со мной?

– Обыском? – переспросил Опалин, не понимая.

– Я намерен обыскать всех, кто принимает участие в этой чертовой фильме, – сквозь зубы ответил Парамонов, воинственно поправляя фуражку. – Всех и каждого, без исключений! Может, нам повезет, и мы найдем хоть что-то из ценностей… А может, кое-кто из членов группы уже сбежал, и тогда я точно буду знать, у кого рыльце в пуху…

– Слушай, против нас выступает совсем не простой человек, – сказал Опалин после паузы. – Ты не возьмешь его вот так, голыми руками… И бегать он не будет – он исчезнет просто и естественно, так, что ты даже не заметишь… А украшения, конечно, давно уже переправлены куда следует. Ты только зря потратишь время.

Но Николай Михайлович уже поймал кураж.

Если обыск даст результаты, отлично; если нет, он отчитается о еще одном проделанном мероприятии и распишет его в самых выгодных для себя красках.

Опалин для Парамонова по-прежнему был той самой соломинкой, за которую хватается утопающий, но, как и всякая соломинка, соратник мало-помалу стал Николая Михайловича раздражать.

– Ваня, согласись: искать цацки у киношников все же логичнее, чем рыскать по окрестностям в поисках несуществующего тайного хода… Едем, ты мне нужен! Ты же у нас по-прежнему репортер газеты, киношники тебе доверяют, не исключено, что кто-нибудь из них при тебе раскроется… Машина должна быть здесь через десять минут!

– Ладно, я поеду, – буркнул Опалин.

Но Парамонов, не ожидая его ответа, уже ушел, потому что его позвал эксперт.

Сердясь на себя из-за того, что пошел на поводу у начальника угрозыска – который, как отлично видел Опалин, был озабочен исключительно спасением своей шкуры, – он чиркнул спичкой о стену и собирался зажечь папиросу, но неожиданно замер, глядя на портрет щеголя с борзой.

Огонек опалил юноше пальцы, он сдавленно чертыхнулся и загасил спичку.

– Нет, этого не может быть, – пробормотал Опалин, переводя взгляд на кислое лицо дамы на втором портрете. – Хотя… постойте-ка… Черт возьми! Черт возьми… Саша Деревянко ведь был помощник оператора… значит, с наметанным глазом… И он заметил то же, что и я! Какое-то время сомневался, но потом… Позвольте, но как же так? Ничего не понимаю…

– Ваня! – закричал Парамонов снаружи. – Ваня, машина уже пришла, едем!

Когда Опалин вышел из дома, вид у молодого человека был крайне озадаченный. Он даже забыл вынуть изо рта незажженную папиросу.

– Дать тебе спички? – спросил Парамонов. – Можешь курить по дороге… да я и сам сейчас закурю. Поверишь ли, нервы ни к черту стали…

Он едва не уронил коробку папирос, закурил и сделался необычайно словоохотлив. Он разглагольствовал о том, что никому не даст спуску, что будет лично руководить обыском и постарается нагнать страху на преступников, чтобы они заметались и выдали себя. Он сыпал словами, перескакивал с темы на тему, подмигивал, посмеивался, и в то же время одна щека его подергивалась в нервном тике.

– А насчет того, что бандой руководит какой-то гений – это ты, Ваня, брось… Нет среди них гениев! Просто они хотели ограбить Кауфмана, поняли, что у них ничего не выйдет, и вспомнили об «Алмазной горе»…

– Архитектора убили люди, которые до того заплатили ему за какую-то старую работу, – напомнил Опалин. – О Кауфмане мы узнали позже…

– Ваня, ну ты сам подумай: если бы у них правда был чертеж какого-то там потайного хода, почему они ждали столько времени? Почему убили Гриневскую только сейчас? Да глупости же! Ты просто книжек начитался…

Опалин не стал спорить.

Он находился в положении человека, который чует, что прав, но, кроме интуиции, у него не было никаких доказательств. А как говорил один из его муровских начальников, «интуицию к делу не пришьешь».

Когда они въехали в Ялту, Парамонов велел остановить машину на набережной, чтобы Опалин мог сойти, и сказал:

– Я сейчас соберу людей для обыска, а ты пока постарайся разузнать, что да как. Если вдруг кто-то из киношников бесследно исчез – сразу звони, хорошо?

И он укатил вместе с шофером, забыв сказать, по какому именно номеру Опалин должен был звонить.