Глава 22
Свидетель

Наугад Опалин сунулся в одну из комнат и увидел там Сандрыгайло, который, присев к столу и бодро лузгая семечки, заполнял бумаги.

Мертвая Нюра лежала на полу в ночной рубашке. Шелуха подсолнечника летела на пол, но в то время дознаватели не слишком заморачивались поддержанием места преступления в том виде, в каком его застали.

Трупы перемещали для осмотра или просто для удобства, фотографии делали не всегда и в основном ограничивались словесным описанием произошедшего.

– Стреляли сквозь дверь, – скучающе констатировал Сандрыгайло, даже не поворачивая головы к Опалину. – Потом он ворвался – или они ворвались в комнату. Труп старухи за кроватью… Такое впечатление, что она услышала выстрелы и пыталась спрятаться.

В комнате было две кровати, и Опалин не сразу заметил, что из-за одной высовывается человеческая рука.

Приблизившись, он увидел длинные темные волосы с проседью – много, много волос, – и бесформенную груду в застывших потеках крови.

Судя по всему, в Пелагею Ферапонтовну выстрелили не меньше четырех раз. Рот разинут в безмолвном крике, в глазах – отчаяние и злоба. Он заметил на ковре осколки вазы и подумал, что старуха защищалась до последнего.

Один раскрытый чемодан брошен на полу, другой лежит на кровати, и из него высовываются женские вещи.

– Что-то пропало? – спросил Опалин.

– Кажется, у них украшения были. И денег нет.

– Много денег?

– Будем выяснять. Ты бы это, к Хвостову сходил, – посоветовал Сандрыгайло. – Его комната в конце коридора.

Опалин не стал спорить.

Он вышел в коридор, чувствуя легкий сумбур оттого, что не выспался и с ходу окунулся в расследование тяжелого, грязного, дурно пахнущего дела.

В нескольких шагах от него стоял Хвостов с перевязанной рукой и что-то горячо говорил Парамонову, Будрейко и незнакомому Ивану сотруднику с лупой в руках.

– Вот тут я их увидел… – вспоминал Хвостов.

– Сколько их было? – оборвал его Парамонов.

– Пять человек. Может, шесть… Они стали стрелять в меня…

– Все пятеро или шестеро? – На скулах Николая Михайловича ходуном заходили желваки.

– Да!

– Митька! – Парамонов обернулся к сотруднику с лупой, который изучал стены. – Ну что?

– Я не вижу следов от пуль, – равнодушно отвечал тот.

«А, – сообразил Опалин, – значит, это их эксперт…»

– Как ты не видишь, – горячился Хвостов, – они в меня стреляли!

– Ну стреляли, а дальше что? – спросил Парамонов.

– Я побежал. Меня ранили…

– Где именно ранили-то? Где ты находился?

– Ты думаешь, я помню? – взвился Хвостов.

– Ты мне не тыкай, – оборвал его начальник угрозыска, свирепо поправляя ремень с кобурой. – Ну? Так где тебя ранили? Хотя бы приблизительно?

Хвостов сделал несколько шагов по направлению к приоткрытой двери в конце коридора.

– Кажись, тута…

– Митька!

– Я не вижу брызг крови, – доложил Митька, осмотрев стену.

Николай Михайлович несколько раз дернул челюстью и обернулся к Хвостову.

– Так, тебя ранили… дальше что?

– Я вбежал к себе и заперся.

– Пошли.

Массивная дверь. Мраморный камин. Вместо кровати – спартанская койка. На столе – роскошная ваза, и, проходя мимо, Опалин заметил, что она до половины забита окурками, источающими адский аромат.

Впрочем, хозяина этой комнаты, по-видимому, все устраивало. Он уселся на койку, придерживая раненую руку.

– Снаружи на двери следы, как будто ее пытались выбить, – доложил Митька, осмотрев дверь. – Но она так сработана… Сейчас так не делают. Ее можно вынести только тараном, и то я не уверен…

Он провел пальцем по дереву и уважительно усмехнулся.

– Будрейко, осмотри здесь все, – распорядился Парамонов. – Ищи оружие.

– «Маузер» на столе, – подал голос Опалин. – Возле вазы.

Будрейко поспешно завладел оружием, словно хозяин комнаты мог обратить его против них.

В глазах Хвостова застыла усталость. Он явно испытывал упадок сил.

– А теперь давай по-хорошему и без сказочек, – попросил Парамонов. – Так что здесь было?

Хвостов испуганно поглядел на него.

– Я никого не убивал, – пробормотал он.

– Ты самострел себе устроил! – заорал Парамонов, перестав сдерживаться. – Пять-шесть человек стреляли в него в коридоре… и ему только предплечье оцарапало! Ты что, думаешь, доктор не понял, что ты сам в себя стрелял? Не на такого напал!

Опалин почему-то не сомневался, что Андрей Витольдович ничего не сказал о самостреле, но ссылка на врача окончательно добила Хвостова.

Совершенно неожиданно для всех он закрыл лицо руками и всхлипнул.

– Всю жизнь… всю жизнь! – донеслось до тех, кто находился в комнате. – За что? Судьба меня бьет и бьет… устал я, понимаешь? Хоть раз… приличная работа… юг! И тут! Выстрелы… А потом дверь пытались выбить! Что я должен был делать? – закричал он, жалко кривя рот. – Их уже убили без меня… Если бы я вышел из комнаты, это бы никого не спасло, поймите!

– Ты признаешься, что только что наврал нам? Признаешься, что прятался тут, а потом устроил самострел и придумал, что тебя ранили бандиты?

– Он меня уничтожит… – проскулил Хвостов.

– Кто? – спросил Парамонов.

– Кто, кто… Ее муж. Он же души в ней не чаял…

– Ты хоть кого-нибудь из нападавших разглядел? – вмешался Опалин. Хвостов всхлипнул и вытер лицо рукой.

– Я тут сидел… за дверью… Только в окно видел, когда они убегали…

– Описать их сможешь?

– Да темно было…

– Может быть, ты слышал, как они между собой разговаривали?

Парамонов нахмурился.

Ему не нравилось, что какой-то щенок взял допрос на себя, но он решил подождать и посмотреть, чего Опалину удастся добиться.

– Я выстрелы слышал, – пробормотал Хвостов, проведя рукой по лбу. – Потом она закричала…

– Кто?

– Нина Фердинандовна. Это было ужасно… Я едва узнал ее голос. Она… она кричала что-то вроде «Ты не посмеешь», потом «Не надо, я тебе все отдам». Потом я услышал два выстрела, и дальше было тихо, но недолго. Я уловил шаги в коридоре и незнакомые голоса… Я подумал, что всех убили и теперь станут искать меня… Они пытались выбить дверь, а я залез под стол и молился…

– За что тебе награды-то давали? – не выдержал Парамонов. – Под стол он залез!

– Так война была, я молодой был, горячий, – пробормотал Хвостов. – Дурак, одним словом. А в мирное время знаешь как жить хочется… Привык я, понимаешь? Фильму снимали, на машине меня катали… Виноградом закармливали! И что? Умирать от рук каких-то бандитов? Их слишком много было. Я же говорю вам – я не мог никого спасти…

– Ну ты не мог, а сторож что? Чем он занимался, пока тут баб убивали?

– Так он ночью собак выпускает и дрыхнет беспробудно, – ответил Хвостов. – Напьется себе и спит…

– Будрейко, арестуй-ка сторожа, – распорядился Николай Михайлович. – Митька! Осмотри сад на предмет следов…

– В доме были еще домработница и повар, – напомнил Опалин. – Где они?

Хвостов развел руками, показывая, что не знает.

– Так, отлично, – пробормотал Парамонов, нервно потирая руки, – вот и возможные сообщники. Ваня! – окликнул он Ивана, заметив, что тот повернулся к двери. – Ты куда?

– Подумать.

– Да? Ну-ну…

Опалин прошелся по коридору, засунув руки в карманы и машинально прислушиваясь, как под ногами скрипят половицы.

Одна из дверей была открыта настежь, он вошел – и изумился. Ковры, дорогая резная мебель, подзеркальный столик с сотней женских мелочей, загадочно мерцающие флаконы духов, один из которых нюхал Сандрыгайло, достав пробку, и выражение лица у него было такое, словно он набрел на столетней выдержки коньяк.

Когда Опалин вошел, Сандрыгайло неловко дернул рукой, флакон упал на пол и разбился, окутав комнату нездешним ароматом.

– А, ччччерт… Ну что ты под ногами путаешься, а? – напустился агент на Опалина.

– Заткнись, – буркнул тот в ответ.

Он только что увидел Гриневскую – она полулежала в кресле, стоящем в глубине комнаты. На розовом шелке пеньюара расплылись два пятна. На ковре возле окоченевшей руки Нины Фердинандовны лежала какая-то пустая коробка, и только подойдя ближе, Опалин сообразил, что это, вероятно, ларец, в котором убитая держала свои драгоценности.

– Нашел что-нибудь? – спросил Иван.

– Ты мне не начальник, – ответил Сандрыгайло, глядя на него исподлобья.

– Что, никаких улик?

– Какие тебе нужны улики? Вошли, убили, забрали цацки и ушли. Представляешь, она их при себе хранила. Тут в комнате даже несгораемого шкафа нет.

– А Звонаревых зачем убили?

– Зачем убивают свидетелей? Чтобы все было шито-крыто.

– Тогда почему не тронули сторожа? Да еще если он спал.

– Может, он с ними заодно? – пожал плечами Сандрыгайло. – Или Хвостов этот. А что? Если он наводчик, доля ему причитается солидная.

Опалин задумался.

– Что-то с этим делом не так, – проговорил он, просто чтобы выразить вслух ощущение, которое не покидало его уже некоторое время.

– Конечно, не так, – легко согласился Сандрыгайло, залезая в карман за семечками. – Цельную жену наркома ухлопали, как какую-нибудь кассиршу… Семки хочешь? Бери, мне не жалко!