Покачиваясь на лошади, Хома медленно выехал на широкий шлях. Тяжесть и страх совсем уже отпустили его, хотя усталость никуда не делась. Его новая пегая кобыла, купленная за неприлично высокую цену у хмурого мужика на выезде из села, который как-то перепуганно глядел на чумазого запыхавшегося покупателя, перед тем как отдать ее, к счастью, совсем не боялась сумерек. Она резво скакала, словно радуясь, что наконец отправилась в путь. Позади них светили окнами последние хаты, шум голосов и человеческой суеты постепенно стихал.

Дорога до семинарии занимала около суток, на этот раз Хома не боялся ехать ночью один. Помимо амулета, висевшего у него на груди поверх рубахи и горящего ровным зеленым светом, на поясе у семинариста была сабля с серебряной рукоятью и гравировкой в виде сражающихся волка и ястреба. Рядом с нею он прикрепил мешочек с оставшимся серебром да несколькими червонцами.

Воображая, что скажут его друзья из семинарии, когда он поведает им о своих приключениях, Хома мягко, но настойчиво подгонял кобылу. Словно чувствуя хорошее настроение наездника, та послушно переходила на рысь, быстро и легко перебирая ногами.

Улыбнувшись, Хома благодарно погладил ее по загривку.

– Но, хорошая! Вот так бы сразу! А то нет же, сперва сильно взбрыкнула, испугавшись меня. Но же,– уговаривал он лошадь.– Мы с тобою обязательно подружимся. Я буду за тобой ухаживать, а потом продам заботливым людям.

Еще раз улыбнувшись, бурсак хотел уже убрать с загривка кобылы свою руку и, вдруг замерев, внимательно пригляделся к ней, как будто бы впервые увидел. Из-под плотной ткани зипуна выглядывала густая темная шерсть.