Глава XIII
Самая страшная ночь
Проснулся Хома от крика. Кто-то кричал ему:
– Проснись! Да проснись же ты, пока не сдох! Дернувшись, он почувствовал, что не может встать.
По телу разливались жар и острая чудовищная боль, которая шла от правой руки и ноги.
С трудом приподняв голову, он стал щуриться в темноте, пытаясь разглядеть, что же случилось с его телом.
Боль усиливалась, пульсировала. С каждой секундой он чувствовал, что силы покидают его.
Во мраке ему удалось разглядеть косматый силуэт чудовища, присосавшегося к его руке и жадно пьющего кровь.
Хома вскрикнул. При движении его головы непонятная зверюга угрожающе зарычала и вперила в Хому горящие красные глаза. На ноге Хома разглядел вторую тварь, светлую, еще более безобразную, чуть поменьше первой.
Его тело скрючило от боли. Еще раз. Косматые чудовища глубже вонзали зубы, крепко-накрепко пригвоздив его к постели уродливыми лапищами с острыми когтями. От них исходил невыносимый смрад. Пошевелиться парень не мог. Задохнувшись, он бессильно обмяк, чувствуя, что твари вот-вот прикончат его.
– Не сдавайся! – хрипло крикнули в темноте, и Хома узнал голос характерника. Старик медленно подбирался к светлой твари с саблей наготове.
Тварь оторвалась от Хоминой ноги и, раздувая ноздри, вскинула окровавленную пасть. Широко расставив передние лапы, она медленно двинулась на старика.
Характерник стал обходить ее боком, стараясь замахнуться для удара. Оттолкнувшись от стены, тварь с ревом бросилась на него.
Старик резко сжался, упав на пол. С визгом тварь пролетела мимо него, врезавшись головою в полки на противоположной стене. Со звоном и грохотом посыпались горшочки с Вериными лекарствами. Тварь опешила, неуклюже замотав головой и окропив горницу кровавыми слюнями.
Воспользовавшись паузой, характерник из положения сидя вывернул левую ногу и рубанул ударом снизу по ребрам твари.
Во все стороны брызнула кровища. Тварь заскулила и бросилась наутек по потолку, зажавшись в угол.
Обернувшись к обессиленному Хоме, старик дернулся к нему на помощь. Но тварь на потолке, ловко перебирая лапами, в одно мгновение настигла характерника и рассекла воздух возле его уха кривым мощным когтем.
– Святые угодники,– прошептал старик, не ожидавший такой скорости, и, отбиваясь саблей, выкрикнул Хоме:
– Сопротивляйся! Ну же! Чего ты лежишь?!
– Я… не могу,– вяло пошевелил губами парень, у которого все плыло перед глазами.
– Можешь,– кряхтел старик, двигаясь все быстрее и отражая удары бешеной твари.– Они не пришли убить тебя! Они! Всего! Лишь! Сосут кровь! – изловчившись, старик рубанул по мощной лапе, отрубив часть изогнутого когтя. Раздался страшный вой.
– Давай! Думаю, они уже пили твою кровь, и не только твою! А ты все еще жив!
«Не может быть!» – пронеслось у Хомы в голове, но он был словно сам не свой.
Придя в себя, светлая тварь зашипела и, прыгнув, прилипла к потолку между характерником и Хомой.
– Сейчас! – тщетно стараясь зацепить ее саблей, кряхтел старик.– Не прорваться! Где… твой… амулет?! Вынь! Вынь его! – ему удалось слегка отодвинуть чудовище подальше от бурсака.
Хома почувствовал, как его сознание погружается во мрак. Он больше не мог бороться. Он больше не слышал бешеного стука собственного сердца. Оно словно замерло, обескровленное. Лишь саднящая боль. И тепло. Слишком поздно. Сейчас чавкающее чудовище иссушит его до последней капли.
– Не сдавайся! – взвыл характерник.– Рука! Вытяни амулет свободной рукой!
Его слова с трудом доходили до парня. Очень медленно Хома поднял руку. Тяжелую, словно не свою. И придвинул ее к шее. Нащупав под рубахой камень, он вытянул его за веревочку.
Горница озарилась ярким голубым светом. Темная тварь, висевшая на руке, изумленно отпрянула в два маленьких прыжка. Почувствовав облегчение, Хома собрал все силы и сел, испуганно глядя на чудовищ. Покрытые шерстью, они стояли на четырех мощных лапах и выглядели бы человекоподобно, если бы не уродливые пасти с длинными клыками, мощные когти, острые уши и длинный хвост метлой.
Тварь на потолке тоже оцепенела от голубого сияния, хотя вяло продолжала следить за руками характерника.
Щурясь, темная испуганно наблюдала за медальоном, принюхиваясь, водя по кругу окровавленной харей, вытягивая длинный слюнявый язык и желая снова припасть к телу Хомы. Страх на мордах чудищ сменился любопытством. Та тварь, что была здоровее и темнее, глянула на Хому дружелюбно-кровожадно. Вторая же, со светлой шкурой, замотала головой, словно сбрасывая с себя марево.
Воспользовавшись моментом, характерник сделал резкий выпад и ловко уколол тварь в брюхо. Со стоном она упала на пол возле старика. Перекувырнувшись, характерник подскочил к темной твари, стоящей с глупой мордой, и с размаху разрубил ей все четыре лапы. Тварь с визгом рухнула.
Отбежав на безопасное расстояние, старик повесил на пояс саблю, и, закрыв глаза, сложил руки у груди.
– Приготовься! – крикнул он Хоме.– Когда я велю, руби ближайшую к тебе!
Ровным красивым голосом он запел молитву:
– Веυрую во едиυнаго Боυга Отцаυ, Вседержиυтеля, Творцаυ неυбу и землиυ, виυдимым же всем и невиυдимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша.
Его голос странным образом становился все громче и громче, заполняя хату.
Корчившиеся от боли твари замерли. Скукожившись, они стали на глазах уменьшаться в размерах.
– Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы и вочеловечшася. Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна. И воскресшаго в третий день по Писанием. И возшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца. И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Его же Царствию не будет конца.
Тяжело дыша, Хома протянул руку под лавку, стараясь нащупать саблю. Наконец ему это удалось. Он медленно встал и подошел к темной твари. Рука плохо слушалась его, но он с изумлением заметил, что следы от клыков почти исчезли.
Чудовище поджало уши, корчась в ужасных муках. Его шерсть поредела, клыки уменьшились, кровожадная челюсть начала принимать человеческую форму. Неожиданно тварь превратилась в заплаканного испуганного Петро, лежащего голым на полу и в ужасе глядящего на свои изрубленные руки и ноги, которые странным образом уже медленно восстанавливались.
Возле характерника лежал голый Авдотий, оглушенный, но продолжающий ожесточенно скалиться, истекая кровью.
– И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго пророки. Во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых, и жизни будущаго века. Аминь.
– Вот, сейчас они уязвимы! – прервав пение, выкрикнул старик.– Руби, не мешкай.
Но бурсак словно застыл. Петро испуганно глядел на него карими заплаканными глазами, полными ужаса. Испытав приступ жалости, Хома вдруг понял, что успел полюбить парубка и ни за что не сможет убить его.
– Что ты там телишься, черт тебя дери?! – разразился бранью старик.– Не смотри на него! Это опаснейший кровожадный вурдалак! Который однажды сожрет тебя ночью, если только будет такая возможность!
Замотав головою, Хома стал отступать:
– Нет… нет!
– Руби! – яростно проорал характерник, не замечая, что Авдотий за его спиною снова начал принимать чудовищную форму и уже тяжело поднимался на кривые лапы.
Увидев, как лицо Петро вновь стало зарастать густой темной шерстью, Хома нахмурился и неловко замахнулся саблей, чтобы нанести удар.
Раздался рев. Характерник вдруг упал на колени, подкошенный коварным ударом когтистой лапы по спине. Изловчившись, светлая тварь рванула в сени, а из них во двор.
С легкостью оттолкнув семинариста мощной головой, темная тварь с визгом понеслась за светлой, на полном ходу не вписавшись в двери и выломав часть дверного косяка.
Пораженно глядя на дыру в стене, Хома устало опустился на лавку.
– Скорее вставай! – не обращая внимания на раны на спине, характерник бросился к нему. Едва шевеля бледными губами, Хома таращился на него, не понимая, что нужно делать.
– Сейчас! – старик вынул из мешочка на поясе небольшой глиняный сосуд.
– Пей! – с силой зажав Хоме нос, он стал вливать ему в рот противный вязкий напиток. Едва он попал в горло, Хомино тело задрожало, надуваясь изнутри. Он попытался вырваться, но характерник держал его голову, продолжая вливать жидкость.
Когда парню показалось, что он, палец за пальцем, раздулся, как воздушный шар, характерник отпустил его, отойдя на шаг. Почувствовав облегчение, Хома вытянул губы трубочкою и выпустил изо рта пар.
– Идти можешь? – склонился над ним характерник.– Нам нужно спешить.
Хома кивнул и поднялся:
– Погоди! А где же Вера? – испуганно вскрикнул он.
– Не хотел тебя расстраивать,– признался старик, подавая ему руку.– Незадолго до того, как появились упыри, к вам в хату ворвался высокий курчавый козак в панских одежах…
– Ясногор… – прошептал Хома и уточнил: – Это приказчик.
– Так вот, хм-м,– задумчиво хмыкнул старик. – Он махал руками и уповал на какое-то обещание. Вера твоя плакала и молила ее оставить.
Хома почувствовал, что внезапно рассвирепел.
– Только он не послушал ее, схватил и уволок из хаты,– закончил старик.
– А ты что в это время делал?! – зло поинтересовался бурсак.
– То, что должен был,– характерник пожал плечами.– Прятался в углу, поджидая упырей. Давай, нет времени на разговоры!
Опираясь на старика, Хома послушно дошел до двери в сени, все еще злясь на характерника за то, что тот не остановил Ясногора.
– Постарайся догнать меня,– старик сунул руку в мешок на поясе и вытащил бутылек. Запрокинув голову, он залпом выпил содержимое.– Но не ввязывайся, понял? – сдавленным голосом уточнил он.
Парню вдруг показалось, что темные глаза старика стали ярко-оранжевыми с плотной золотой радужкой.
Оставив пораженного Хому на крыльце, характерник выскочил во двор и исчез, скрывшись за развесистой ивой.
«Да как же его догнать, если непонятно, где он?» – вглядываясь в темноту, охнул бурсак.
Неожиданно он заметил огромного черного волка, который медленно ходил по траве туда-сюда, сливаясь с тенью, и принюхивался.
Хома попятился в хату. Не обращая на него внимания, зверь ринулся куда-то с невероятной скоростью.
Осмелившись проследить за ним, парень понял, что волк, вероятно, вынюхивал упырей, которые изрядно наследили, прокладывая себе путь к отступлению. Казалось, удирая, твари двигались громадными скачками, не разбирая дороги. Все, что попадалось на их пути, было разнесено в клочья: пустой сарай, старая ива, стена хаты.
Глубоко вздохнув и трижды перекрестившись, Хома побежал. Он никак не мог взять в толк, куда подевался старик, опасен ли волк и что будет, если за следующим поворотом они столкнутся со зверем нос к носу. Отгоняя жуткие мысли, он просто бежал, ощущая, как промокли ноги от холодной росы, а сам он вспотел, несмотря на промозглый ночной холод.
Вдруг неподалеку от него раздался устрашающий рев и странные звуки, похожие на треск ломаемых досок. Снова рев. Жалобно и отчаянно заскулила собака.
Замерев и прислушавшись, Хома догадался, что скулила вовсе не собака. Все немногочисленные дворовые псы были надежно заперты на псарне. Это скулил черный волк, который, очевидно, нагнал упырей и принял на себя их удары.
Оттолкнувшись от стены, Хома побежал так быстро, как только мог. Темные окна хат, расплываясь, мелькали по сторонам. Сабля колотила по бедру. Сердце бешено билось у него в ушах.
Дважды свернув, Хома выскочил на то место, откуда в последний раз слышался рев. Никого не было. Трава, крыши и стены хат вокруг были забрызганы кровью. Земля изрезана когтистыми лапами. Посреди поляны лежало вырванное с корнем дерево, поваленное на хилый сарай, разлетевшийся в щепки. Парень не был уверен, но ему показалось, что под обрушенными досками чернели чьи-то голые пятки.
Охнув, он с горечью понял, что кто-то из местных не проснется после этой страшной ночи. Не желая знать, кто это, он поспешил дальше.
Приблизившись к центру хутора, бурсак снова услышал рев совсем близко, через три хаты. Прибавив шагу, он едва не пролетел в темноте мимо окровавленного, задыхающегося от усталости характерника.
Опираясь на стену, старик больно схватил его за ворот рубахи:
– Тпр-р-ру! – прошептал он, тяжело дыша.
Испуганно оглядев старика, Хома хотел спросить, что с ним, но характерник шикнул на него и заглянул за угол.
– Ты только погляди! – прошептал он.
Осторожно, чтобы не задеть старика, Хома придвинулся и увидел упырей, молниеносно приближающихся к воротам громадными прыжками. Бурсак зажмурился, ожидая, что сейчас твари раскидают козаков, уничтожат как неудобную преграду и протаранят ворота.
Раздался крик смотровых, его подхватили другие, и вдруг ворота распахнулись перед самыми мордами тварей, выпуская их из хутора.
Издав злобный рык, упыри умчались в темноту. Ворота закрылись. Вокруг них засуетились козаки, слаженно выполняя свою работу. Как ни в чем не бывало они тут же разошлись по постам.
Тяжело дыша, характерник грязно выругался и стал рыться в мешке на поясе.
– Что… что все это значит? – дрожащими губами прошептал Хома.– Почему козаки не попытались убить их?! Как… как мальчики стали этими тварями?
– Упырями становятся по-разному,– нащупав что-то в мешке, характерник сунул себе в рот нечто, похожее на сухую полынь.– Пойми, это давно не дети. Не люди. Должен признаться, что я с таким сталкиваюсь впервые. Превращенные вампиры… хех! – старик невесело улыбнулся.– Теперь ясно, как они так долго скрывались. Неясно только, что с ними делать. Я пока не понимаю природу их магии. Но очевидно, что они слишком безмозглые, чтобы действовать самостоятельно. Хоть и кровожадные. Дай волю, они сожрали бы весь хутор. Наверняка ими кто-то управляет… – характерник задумался.– Ладно, нагнать их невозможно,– старик смачно сплюнул на землю. – Едва мы приблизимся к воротам, нас пристрелят как диких кроликов. По крайней мере тебя. А один я не справлюсь,– он окинул Хому тревожным взглядом.
– Как это пристрелят?! – не поверил Хома.
– Ты что ж, еще ничего не понял? – старик кисло улыбнулся.– Козаки покрывают упырей. Иначе, зачем бы они так любезно открыли им ворота?
– Да как же можно? – парень попятился.– Это ж, это ж…
– Ну что? – с усмешкой уставился на него старик.– Ты видел, как они слаженно действовали? Скажи, а тебя не удивляет, что местный люд так и сидит по хатам, хотя мы изрядно пошумели? И ведь даже свечу никто не зажег!
Хома потрясенно замолчал, не зная, что сказать, и стараясь думать, что там, под сараем, ему просто померещились чьи-то пятки.
– То-то же,– кивнул старик и заглянул за угол. От ворот отделилась группа козаков и, выставив сабли и ружья, шла в их сторону.
– Бежим! – скомандовал характерник.
Хома выкрикнул ему уже в спину:
– Куда? Куда мы бежим? Что нам делать? Здесь больше нельзя оставаться!
– Тсс,– пригнувшись, характерник перелетел через забор и бросился огородами, придерживая саблю, чтобы она не бренчала. Хома тенью следовал за стариком, с трудом поспевая, хоть тот и был ранен.
– Очевидно, у нас есть только один выход,– характерник сбавил шаг и свернул в узкий проход между хатами.
Остановившись в закоулке возле мясной лавки, старик прислушался. Удовлетворенно кивнув, он аккуратно отделил доску от одной из стен лавки и просунул под нее руку. Вытащив из тайника кистень, характерник протянул его Хоме:
– На вот, держи.
Хома изумленно посмотрел на него и вцепился в оружие:
– Зачем это?!
– Возьми,– настойчиво попросил старик.– Или ты предпочитаешь копье?
– Что? – не понял Хома.
– Тише! – характерник замахал на него руками и с тревогой поглядел на псарню неподалеку.– Надо же, даже псы не лают,– задумчиво прошептал он и вынул из тайника копье.– Странно все это…
– Их слишком много, мы не справимся,– глядя на него, Хома дрожал.
Характерник деловито вытащил несколько маленьких склянок и, откупорив, опустошил одну. Закачавшись, он замотал головою, хлопая себя по ушам. Быстро дыша, старик пригнулся и заморгал, словно плохо видит. Опомнившись, он убрал остальные пузырьки в мешок на поясе.
Хома с удивлением приметил, что след от когтей на тощей спине старика и на ввалившейся щеке почти исчез. Остались только рваные полосы на рубахе.
– Кого слишком много? – сдавленно спросил характерник, возвращаясь к разговору.
– Козаков! – в ужасе выпалил Хома.– Я же не умею драться!
Закрывая кадку, старик ухмыльнулся:
– Ты что, собрался сражаться со всеми козаками хутора?!
Хома непонимающе уставился на него.
– Уверен, это будет трудно,– крякнул старик. – Они не ведают жалости и не чувствуют боли. Думаю, каждый такой козак будет нападать, даже если ему пол тела отрубить.
– Как это?! – выдохнул Хома.– Они что, бессмертные?
– Хуже,– кивнул старик.– Они заколдованы и не ведают, что творят.
Парень пораженно уставился на характерника. Это было уже слишком: чудовищные твари, сосущие кровь, волки, а теперь еще и зачарованные козаки.
– Что же нам делать? – испуганно прошептал он.
– Ясное дело,– старик равнодушно пожал плечами.– Пока не поздно, убить того, кто всем этим весельем заправляет.
– Но кто это может быть?! – выдохнул Хома, пропустив мимо ушей слова старика о «веселье».
– Я пока точно не знаю,– характерник грустно покачал седой головой.– Это может быть сам приказчик, не зря же он примчался за Верой перед приходом тварей.
Хома яростно сжал кулаки до хруста.
– Это может быть и сотник, если, конечно, он еще жив,– продолжал характерник.– Ты сам говорил: ни разу не видел его на хуторе. Ну, нечего гадать! – мрачно прибавил старик: – У нас есть только одна возможность выжить – найти главаря прямо сейчас,– схватив бурсака за рукав, старик резво развернулся, чтобы продолжить путь, и вдруг замер, отпустив Хому. Не успев остановиться, парень больно ударился о костлявое плечо характерника.
Раздался звучный голос.
– Шо, хлопчики. Далеко собрались? – сурово глядя на них, Ясногор уткнул дуло ружья в грудь старика.