Когда бездыханное тело Эрика сползло в кресле, Кате захотелось плакать. Мысленно она все понимала: он отправился на серьезное задание, от которого зависит будущее. Но все же женская сущность, как оказалось, была в ней развита сильнее, чем ей самой думалось. Конечно, слезы она сдержала, не опозорилась перед самой странной компанией, которую ей доводилось видеть в жизни.

Друзья Эрика – очень разные люди, но каждому она верила, каждого уважала. Они были настоящие. Такие, как Ставрига, оставшийся где-то на передовой.

Долго страдать было некогда. Маша требовала заботы, друзья Эрика проголодались, и Катя с головой погрузилась в обустройство уюта в отдельно взятом ОВД, несмотря на толпы отравленных, бродящих за окнами. В конце концов к любой беде привыкаешь, когда тебе есть чем заняться.

Так и Катя, отбросив в сторону печали, вместе со Сталининой Петровной оборудовали одну из комнат под столовую, другую – под спальню, третью – для Маши, чтобы девочка могла спокойно отдохнуть.

Война войной, а обед по расписанию. Эту формулировку Катя очень четко усвоила еще в своем мире. На сытый желудок и думается легче, и все вокруг кажется не таким пугающе страшным, проблемы решаются как бы сами собой. Жаль только, что из скудных запасов, хранящихся в здании, ничего толкового нельзя было приготовить, да и плиты тут не было, так что приходилось довольствоваться сухпайком, но мужчины не роптали. Они вообще не замечали толком, что глотают. Им что бутерброды, что коровья нога – еда и есть еда – средство для поддержания сил, не более.

Маша, несмотря на свой возраст и пережитые кошмары, вела себя спокойно. Она не капризничала, не требовала к себе лишнего внимания, наоборот, помогала, чем могла, и только иногда, когда ей казалось, что никто ее не видит, на глазах у нее выступали слезы. Она думала о папе, которого никогда больше не увидит. Она скучала.

Катя, которая подмечала все, ничем не могла ей помочь, разве что постаралась окружить девочку заботой, насколько это было возможно в подобных условиях. А Сталинина Петровна оказалась настоящей бабушкой, такой, о которой и сама Катя мечтала в детдоме. Больше всего она, конечно, мечтала о настоящих родителях, но и бабушку с дедушкой тоже иногда представляла в грезах. И бабушка там была именно такой – веселой, задорной, пахнущей едой, со сладостями в карманах и горой пирожков на кухне.

Пирожков, правда, испечь было негде, но Сталинина Петровна компенсировала отсутствие снеди легким, неунывающим характером, житейской мудростью и постоянным желанием помочь всем вокруг.

Они втроем за пару дней привели здание в относительную чистоту, хотя пользоваться проточной водой и запрещалось. Но у женщин свои секреты, поэтому Влад только лишь изумленно покачивал головой, наблюдая, как облагораживаются, одомашниваются родные стены. Даже «пыточная», как между собой называли комнату для допросов, приняла иной вид, засверкав чистотой и уютом.

– Мне теперь и людей бить тут стыдно будет, – пошутил Серега, заглянув мимоходом в пыточную.

Катя поблагодарила за комплимент, хотя и не восприняла слова Гранина буквально. Он уже выздоравливал, два дня провалявшись в бреду. Укус отравленного оказался не смертельным, а воды Серега не пил, так что, к счастью, выжил. Сталинина Петровна ухаживала за ним дни и ночи, и грозный капитан робел перед ней, как школьник перед строгой учительницей.

Иногда Катя заходила в комнату, где лежал Эрик. Тело его пребывало в странном состоянии: он не был мертв в обычном понимании, но не был и жив. Он словно застрял где-то на границе и в любой момент мог перейти либо на ту, либо на иную сторону существования. Катя старалась не думать, что будет с ней, если Эрика не станет. Она так привыкла за свою жизнь к потерям, что боялась даже мысленно строить планы на будущее. Да и какие могут быть планы, когда за окном конец света, и несчастные отравленные бродят по городу в поисках новых жертв.

Время от времени Егоров и Лурье вынуждены были делать вылазки в город, чтобы пополнить запасы воды и продовольствия. И каждый раз, когда они покидали ОВД, Катя боялась, что они не вернутся. Умела бы она молиться, наверное, молилась бы и за Эрика, и за его бесстрашных друзей, и за Машу, и за себя тоже…

В первый же день заточения в ОВД явился потрепанный Чиж, чудом пробравшийся сквозь весь город, перепуганный, затравленный, но целый и невредимый. Он был принят, напоен, накормлен и устроен на отдых. Пользы от Чижа было немного, но не выгонять же его на улицу. Эрик бы этого не понял. Впрочем, никто и не гнал бывшего агента. Он прижился, стал почти своим, насколько это возможно.

А вот желтоглазый Валет так своим и не стал. Он тоже остался в ОВД, решив дождаться возвращения Эрика… ну, или любых плохих новостей с той стороны. Время шло, миновало несколько дней, но ничего не менялось, разве что отравленные несколько активизировались за окнами. Они явно что-то замышляли.

Катя занимала свое место у окна с винтовкой в руках и часами наблюдала за ними. Они точно не были разумны в обычном понимании, но зачатки группового сознания у них имелись. Отравленные сбивались в толпу и дружно уходили куда-то, потом возвращались. Иногда две или три группы объединялись в единое целое, и вся эта масса бывших людей двигалась, словно один организм. Нечто руководило ими. Может, природный инстинкт выживания, может, зов крови, но друг друга они не трогали, предпочитая ловить уцелевших.

Катя ни разу не видела со своей наблюдательной позиции, чтобы они питались или пили. Такими темпами они скоро вымрут самостоятельно, даже сторонняя помощь не потребуется. Это и радовало, и огорчало. Все же Катя не отличалась кровожадностью и прекрасно понимала, что сама легко могла бы оказаться на месте отравившихся. И когда она безжалостно убивала их одного за другим, то не ради тотального истребления, вдруг кого-то еще можно было излечить, но только ради спасения ребенка. Ради Маши она была готова на все.

В одно прекрасное утро снаружи в дверь кто-то заколотил. Влад, пошедший проверить, кого там принесла нелегкая, вернулся вместе с мужчиной лет сорока пяти на вид, с очень жестким, неприятным взглядом. В руках мужчина держал синий портфель.

– Майор? – удивился Серега, к тому моменту уже слегка оклемавшийся, но еще весьма слабый.

– Не ждали? Думали, подох? А хрен вам!

– Уж ты подохнешь, как же, – негромко пробормотал Серега, но Катя услышала.

Она сразу поняла, кто перед ней. Майор Шельгин, начальник криминальной полиции города Ч., глава отдела, в котором работали Эрик и его друзья. Эрик рассказывал о нем, не упоминая конкретно о делах, в которых участвовал, но Катя почувствовала, что не все так гладко и что майор – не самый приятный человек на свете. Остальные обитатели ОВД по одному подтягивались в приемную, кроме Маши, которая еще спала, и Сталинины Петровны, занятой на импровизированной кухне.

– А вы тут неплохо устроились, как я погляжу? – придирчивым взором оглядел хозяйство Шельгин. – Пережидаете, значит, апокалипсис?

– Что еще остается? – мрачно ответил Гранин. – Надеюсь, Москва найдет решение проблемы, и скоро все кончится.

– Даже не надейтесь! Если бы они могли чем-то помочь, уже давно сделали бы это. Рассчитывать можно только на себя. Но теперь я с вами, и помогу, чем могу. Средства у меня имеются, – загадочно закончил майор.

Влад и Серега переглянулись. Явление майора Шельгина было совершенно некстати. Уж кого-кого, а его они хотели бы видеть в последнюю очередь. Но майор совершенно не учитывал их желаний, и вот он собственной персоной явился на рабочее место и попробуй только игнорировать его присутствие.

– Да мы как-то сами справляемся, – ответил Серега после некоторой паузы. – Конечно, мы рады, что вы живы и все такое, но при данных обстоятельствах…

– Субординацию еще никто не отменял! – отрывисто бросил Шельгин. – Принимаю командование данным объектом на себя. Возражения?

Лурье встал боком, сменив опорную ногу.

– Давай не перегибать палку, Роман Петрович, мы тебе уже не подчиняемся. Ситуация изменилась. Не дави.

Шельгин помолчал.

– Отказываетесь, значит? Не хотите по-хорошему? Что же, значит, будет по-плохому!

Он расстегнул портфель и достал оттуда знакомый приборчик.

– Осторожно! Модулятор! – закричал Валет, только показавшийся из коридора.

Но было поздно. Шельгин, неизвестным образом подчинивший себе чужеродный приборчик, прищелкнул пальцами, и Валета отбросило обратно в коридор.

– Чужих нам не надо, – улыбнулся майор. – Нам бы между своими разобраться.

– Успокойтесь, мы все решим мирно. – Влад развел руки в стороны, но на Шельгина это не подействовало.

Еще один щелчок пальцами – и Лурье скрючило от боли, а Серега, кинувшийся ему на выручку, повис в воздухе, как воздушный шарик.

– Да, я тут научился паре фокусов, – похвастался майор. – Но, думаю, основная мощь этой штукенции мне еще не открылась. Где наш товарищ Эрик? Он должен знать, как с ней управляться.

Серега тяжело рухнул на пол.

– Его тут нет, – попытался остановить его Влад, с трудом разгибаясь.

– А если найду? – ухмыльнулся Шельгин и пошел прямо по коридору, заглядывая во все комнаты подряд.

Всех, кто пытался что-то сделать, попросту отбрасывало в стороны.

– Где же ты прячешься, друг мой Эрик? Я иду искать!

– Оставьте его в покое! Слышите! – Маша, выбежавшая на шум в коридор, бесстрашно встала на пути Шельгина.

– Ой, кто тут у нас? – изумился майор. – Маленькая девочка? А что делает маленькая девочка в этом месте? Нельзя тут быть маленькой девочке. Где твои куклы?

Маша сжала кулачки. Еще бы мгновение, и она бросилась бы на Шельгина, но Катя успела ее остановить.

Майора они обе мало заинтересовали, ему нужно было совсем другое. Он быстро заглянул в комнату Маши, но Эрика там не обнаружил.

– Сидеть тихо, не пищать, а то сожру! Ам! – пригрозил он Маше и захлопнул дверь, оставив Катю с ребенком в комнате.

Наконец Шельгину повезло. В следующей комнате он увидел диванчик, на котором лежало тело Максимова.

– Вот так номер, кто-то помер? – удивился майор. – Эй, вставай, проклятьем заклейменный! Вставай, кому говорю!

Но Эрик не шевелился. Шельгин проверил его пульс, послушал дыхание. Перед ним по всем признакам лежало мертвое тело. Майор столько надежд возлагал на Максимова, что эта смерть попросту не вписывалась в его картину мира.

Настоящая сила и мощь ускользали от Шельгина, он чувствовал это. Только Эрик мог обучить его работе с чужеродным прибором, ведь только он умел по-настоящему с ним управляться. Это объяснил майору неизвестный доброжелатель по городскому телефону еще в те дни, когда майор и думать забыл про портфель. Кто был звонивший и какую цель он преследовал, майор не знал, но сказано было четко: хочешь узнать, как работает прибор, – спроси Максимова. Шельгин тогда не понял, о чем речь, и только после обнаружения в портфеле прибора до него дошел смысл слов неизвестного. И майор очень хотел поговорить с Максимовым на эту тему.

А теперь Эрик мертв, и все надежды майора посыпались прахом.

Ярость переполняла майора, и внезапно внутренний огонь выплеснулся наружу. Шельгин сам не понял, как это произошло, но все вокруг запылало синим пламенем, включая псевдотруп Максимова. Огонь быстро перекинулся на стены, и вскоре коридор уже пылал. Пламя распространялось так быстро, будто все вокруг было обильно полито бензином. Сам Шельгин едва успел выскочить в коридор, а оттуда в приемную, где собрались все обитатели ОВД.

– Что вы наделали? – Катя от возмущения перешла на фальцет.

– Сжигаю эту халупу вместе с вашим Эриком, все равно он мертвец, – безразлично констатировал уже успокоившийся к этой минуте майор.

Только теперь девушка осознала, что тело Максимова осталось там, в горящей комнате. Она рванулась в огонь, но Серега успел перехватить ее и остановить.

– Поздно, ему уже не помочь…

– Ах ты, сволочь! – Катя ненавидяще посмотрела на Шельгина.

– Сволочь, да еще какая, – кивнул майор. – А ты как хотела: совет да любовь? Честным пирком да за свадебку? Времена нынче не те, девочка.

В следующую секунду он резко отклонился в сторону, и нож, брошенный Владом, пролетел мимо.

– Вот, значит, как? – задумчиво произнес Шельгин. – Ну что же, вы сами этого захотели. Прощайте!

Двигаясь спиной назад, он добрался до входной двери. Уже трудно было дышать, дым застилал все вокруг, а огонь добрался наконец и до приемной.

– Женщины могут уйти, – предложил он, открывая дверь. – Я же не зверь какой, баб живьем сжигать. Мужики-то заслужили, а остальные могут быть свободны.

Никто не шевельнулся, никто не воспользовался приглашением.

– Ну, было бы предложено, – пожал плечами Шельгин и вышел на улицу.

Здание полыхало. Огонь бил уже почти из всех окон, клубы дыма взлетали высоко в небо.

Майор отошел на пару десятков шагов, все ожидая, когда обитатели дома начнут выбираться наружу. Дверь он все же не запер, оставив ее приоткрытой. Так что сидеть в пожарище смысла не было. Но никто не выходил из здания.

– Да будь оно все проклято! – прошептал майор и вытянул руку вперед. Надо прекратить пожар, пока все не погибли. Нет, он не мог вот так запросто взять и уничтожить этих людей. Припугнуть – да, убить в схватке – вероятно, но не таким способом, безжалостно и беспощадно.

Но ничего не получалось, огонь и не думал униматься, а лишь разгорался сильнее, уже перекинувшись и на машины, припаркованные под окнами здания. Шельгин собрался с силами, вложив их все в последнюю попытку. На мгновение стало безумно холодно, а в следующую секунду пожар затих, только небольшой дымок еще вился над крышей ОВД.

Майор осторожно зашел внутрь, ожидая увидеть трупы упрямцев. Но в здании было пусто. И даже тело Эрика исчезло, то ли сгорев дотла, то ли просто растворившись в воздухе.

Шельгин пожал плечами. Он уже ничему не удивлялся. Майор попытался накрыться защитным энергетическим плащом, с помощью которого он и добрался до ОВД, но ничего не вышло, сил на это не хватало.

В следующую секунду он осознал, что портфель с модулятором исчез, растворился в воздухе, как и все обитатели ОВД. Шельгин остался один. Но остаточная энергия все еще была при нем, волнами проходя по телу, – слишком много он ее нахватал, не успел всю растратить.

Жизнь продолжалась…