Глава 15

– Ну как ты не понимаешь, что наука сегодня – это целая индустрия! Для метеорологии нужна целая сеть метеостанций, орбитальные спутники, исследовательские корабли океанского класса, аэродинамические трубы для моделирования природных процессов в атмосфере, заводы по производству массы разных метеоприборов и стартовые площадки метерологических ракет. Как и сами метеоракеты, кстати. Для биологии и генетики – десятки сложнейших лабораторий, оснащённых силовыми и тоннельными микроскопами, и огромные генные библиотеки с мощными холодильными установками. Для физики – мощнейшие исследовательские комплексы ускорителей частиц, те же синхрофазотроны, коллайдеры, установки искусственной плазмы, камеры сверхнизких температур. И так – какое направление ни возьми. Даже для астрономии необходимы десятки обсерваторий, оснащённых сотнями оптических телескопов, зеркала которых стоят в десятки раз дороже своего веса в золоте, потому что изготавливаются и шлифуются долгие месяцы, а то и годы на прецизионных станках, и радиотелескопов, для которых необходимо строить квадратные вёрсты антенных полей. И это я ещё не упоминаю про орбитальные телескопы, которые также необходимы. Потому что с поверхности земли многого не разглядишь! – горячился Вавилов. – А ты заладил – не более четырёх процентов!

– Это ты не понимаешь, – спокойно парировал Межлаук. – Хотя говоришь вроде как вполне верные вещи. Наука – это именно индустрия, а не кружок по удовлетворению любопытства отдельных людей за государственный счёт. И, как и у любой индустрии, у неё есть как задачи, которые она должна выполнить в интересах той компании, отрасли и государства, которые её финансируют, причём именно те и именно тогда, когда и нужно этим компании, отрасли и государству. И именно в рамках того бюджета, который эти компания, отрасль или государство могут выделить на решение этих задач. И не более. Вот скажи мне, – слегка завёлся сын латыша и немки, – что лучше: построить какой-нибудь твой коллайдер лет на пять пораньше или за то же самое время на полпроцента снизить детскую смертность? А это, между прочим, пятнадцать тысяч не умерших ребятишек каждый год. Давай! Убеди меня, что их смерти менее важны. Убеди! Я вот прямо сейчас готов перекинуть часть средств со здравоохранения на науку. Но имей в виду, я потом каждый день буду специально приезжать к тебе в кабинет и класть на стол фотографии тех младенцев, которые умерли в течение этого дня. И их безутешных родителей. Каждый день!

– Это подлый ход и передёргивание! – взвился Вавилов. – Да та же генетика и биология способны дать такие технологии и лекарства, которые могут снизить эту детскую смертность не на доли процента, а в разы. И ты прекрасно это знаешь.

– Потом – да! – наставительно воздев палец, заявил Валерий Иванович. – Но это потом. Через годы и годы. А дети будут умирать здесь и сейчас. И уже не смогут родить своих детей. Да и… я неправильно сказал. Даже и потом не способны. Твои генетика и биология способны сделать образец, разработать технологию, а не дать лекарства. Лекарства будет создавать фармакологическая промышленность, которая, если мы пойдём по пути безграничного удовлетворения твоих аппетитов, у нас окажется хилая и слабая, а доставлять до пациентов транспорт – поезда, речные и морские суда, самолёты, которым потребуются железные дороги и погрузочные терминалы, порты и аэродромы, которых опять же в этом случае окажется недостаточно. А на какие шиши их строить и реконструировать, если все деньги загрёб себе товарищ Вавилов, а? – Межлаук сурово поджал губы и, сделав паузу, снова твёрдо повторил: – Четыре процента. И то только в том случае, если всё выгорит с Бреттон-Вудом. И можешь мне поверить – это очень много.

Вавилов страдальчески сморщился.

– Валер, но это же слёзы. Давай хотя бы в четвёртой и пятой пятилетках увеличим финансирование до шести процентов. Я ж до войны подобного не прошу. Понимаю, что все деньги на подготовку к ней пойдут. Ну и на неё саму. Но потом-то можно ведь как-то извернуться! Пойми, у нас же и десятой доли необходимой исследовательской базы нет. Да и та, что есть, это почти на треть наследие ещё царского времени. Да мы с оборудованием производства девятьсот третьего года, а то и вообще девятнадцатого века работаем! А ведь нам ещё нужно как-то легализовать те знания, которые мы получили благодаря Александру. Но для этого необходимы десятки и сотни экспериментов, для проведения которых, кстати, требуются не примитивные лаборатории из фильмов про безумных учёных со спиртовками и ретортами, а те самые исследовательские ракеты и радиотелескопы с квадратными вёрстами антенных полей, а также ускорители частиц с десятками километров кольцевых разгонных тоннелей и сверхчистые камеры. Иначе учёному миру просто не объяснить, откуда мы смогли всё узнать.

– Эх, Коля, четвёртая и пятая пятилетки – это критически важное время для создания базы для будущего экономического рывка, – вздохнул Межлаук. – Знаешь, какой геморрой здесь творится в железнодорожном транспорте из-за того, что в стране действует аж два типа железнодорожной электротяги – на постоянном и переменном токе? Да и ещё и базовое напряжение внутри каждого стандарта добавляет чехарды! Из-за этого тут, например, даже приходится часть электровозов делать двухсистемными. Тот есть оснащать их аж двумя комплектами электрооборудования. А ведь именно четвёртая и пятая пятилетки как раз и будут временем массового перевода железных дорог на электротягу.

– И в чём проблема? – Николай Иванович недоумённо вскинул брови. – Сделай как нужно.

– Да дело в том, что если сразу делать по уму, – усмехнулся Валерий Иванович, – то есть изначально ставить оборудование под наиболее выгодные в масштабах последующих десятилетий частоту и тяговое напряжение, то стоимость электрификации железных дорог сразу же скакнёт процентов на двадцать пять – тридцать. И это минимум! А электроника? Ты представляешь, какие технологии надо будет освоить? И освоение – это ещё полбеды. Ты прикинь, во сколько раз придётся увеличить валовое производство электронных компонентов! А космос? Его как, побоку? – Тут он хитро покосился на Вавилова. – Слушай, а может, я у тебя в четвёртую пятилетку отщипну пару процентиков? Ну, чтобы хотя бы быстренько закончить электрификацию железных дорог. А уже в пятой всё верну. Даже с лихвой. Обещаю!

– Ну ты и… – Николай Иванович аж задохнулся. – А-ай, что с тобой говорить!

Межлаук рассмеялся. После чего снова вздохнул.

– Вот то-то и оно. Как ни бьюсь – всё время тришкин кафтан получается, – пожаловался он. – Ни на что толком не хватает. К семидесятому году ВВП СССР на триллион золотых рублей выходит, а всё равно с деньгами так туго, что хоть волком вой…

Алекс слушал ругань этих двоих с лёгкой усмешкой. Но молча. Потому что опасался переключить на себя внимание Вавилова. Был у него уже подобный опыт… Николай Иванович тогда круто насел на него, расспрашивая о портале. Что, как, почему, какие есть предположения, что чувствует при переходе – и так далее. Причём такие вопросы вылезали, что хоть стой, хоть падай. Вот, например, зачем ему знать, какие ощущения Алекс испытывал после того, как перед переходом поел овощей? При чём здесь вообще овощи? И чем ощущения при этом должны отличаться от таковых, но после сосисок? Ну бред же! И подобные «приступы» возникали почти каждый раз, как он появлялся в доме. Как будто за время отсутствия Вавилов специально придумывал всё новые и новые дурацкие вопросы. Так что пусть лучше мучает Межлаука.

Всё началось с месяц назад, когда все «путешественники в будущее» наконец-то собрались в доме с порталом, который Алексу и в этот раз удалось арендовать на довольно длительный срок. Всё прошло по накатанной – крупная сумма на счёт приюта, оплата путешествия детей и работы учителей, а также весьма незначительные на этом фоне подарки директору и персоналу, и всё – вопрос решён!

Вавилов добрался до их нового места дислокации последним. Алекс со Сталиным приехали практически сразу после того, как в доме, после отъезда его обитателей, был произведён небольшой ремонт и заменена часть мебели. Ведь те же двухъярусные кровати детских размеров никому из них были не нужны… Межлаук прибыл из Стокгольма где-то через неделю. А Николай Иванович прибыл на следующий день после него. Из своей любимой Исландии, где, как выяснилось, в этой реальности располагался самый мощный в этой реальности центр исследования генома. Так что, когда принявший душ после перелёта и благоухающий свежим одеколоном Вавилов объявился в библиотеке, где собрались остальные трое «путешественников в будущее» в ожидании ужина, Валерий Иванович как раз жаловался Иосифу Виссарионовичу на то, что планы у него всё никак не сходятся…

– Так что не знаю, что и делать, – вздохнув, констатировал Межлаук, закончив свой весьма горячий спич. – Я уже начал просчитывать варианты, как добиться того, чтобы цена на золото в Бреттон-Вудской системе фиксировалась не только в долларах, но и в рублях. Но как убедить в этом остальные страны? В этой реальности США на момент заключения соглашения контролировали около семидесяти процентов всего мирового монетарного золота, а СССР после всех выплат по ленд-лизу и прямых закупок оборудования за золото – только четыре. Нет, у меня есть прикидки, как немного изменить это соотношение, но даже при самой большой удаче нам не добиться соотношения лучше, чем шестьдесят один на семь. А ведь есть ещё англичане и французы, которые точно поддержат США, а не нас. Да и Китай на тот момент тоже абсолютный американский сателлит. Чанкайши у них просто с руки ест…

– Хм, а Бреттон-Вуд-то тут при чём? – с ходу включился в разговор Николай Иванович. – Ведь это соглашение позволило американским нуворишам десятками лет просто паразитировать на всём остальном мире, всего лишь печатая резаную бумагу и выдавая её за золото. Но нам-то ведь требуется создавать реальную экономику. Нам оно ни к чему! Нам нужно, чтобы его вообще не было, а не что-то там в него вносить.

Валерий Иванович окинул Вавилова задумчивым взглядом, почесал подбородок, хмыкнул, потом сокрушённо покачал головой.

– Вот зачем люди лезут туда, где ничего не понимают! Николай Иванович, вот что бы вы сказали, если бы я полез давать вам советы и высказывать своё компетентное мнение по какому-нибудь вопросу в области генетики? Например, начал бы вас убеждать, что вам надо вот буквально всё отбросить и немедленно заняться исследованиями в области восстановления теломеров. Очень важная и нужная же область…

Вавилов побагровел, набычился, но сказать ничего не успел. Потому что Сталин поднял руку и, сделав успокаивающий жест в сторону Николая Ивановича, негромко произнёс:

– Продолжайте, товарищ Межлаук.

– Ну так вот я и говорю. Практически в каждой пятилетке мы сталкиваемся с жуткой нехваткой ресурсов. Сначала финансовых, потому что если мы вбросим в экономику больше денег, чем она может переварить, то тут же запускаем спираль инфляции, либо, если действовать жёстко, директивно удерживая цены, что при планируемом почти полном отказе от государственной торговли будет весьма нетривиальной задачей, быстро скатываемся к тотальному дефициту. Причём первоначальный скачок цен или недостача товаров могут быть весьма ограниченными и произойти во вполне локальной области, допустим, на колхозных рынках парочки-тройки областей, но очень быстро сработают слухи, и народ, у которого ещё свежо будет воспоминание о войне, тут же бросится закупаться сначала солью, спичками и консервами, а затем вообще всем, чем только можно – от трусов и стирального порошка до автомобилей… Из двухсот семидесяти шести сценариев, которые нам удалось просчитать, подобные перманентные инфляционные либо дефицитные всплески возникали в двухсот сорока семи. Причём в более чем ста девяноста сценариев практически в каждую пятилетку, а в сорока чуть ли не ежегодно.

– Так, может, стоит сосредоточиться на тех, в которых не возникают?

Межлаук тяжело вздохнул.

– Там другая засада. Либо темпы развития совсем никакие, так что США, несмотря на все наши усилия и доступ к новым технологиям, обходят нас по темпам роста уже к шестидесятым, либо растянувшееся состояние перманентной мобилизации, которое нам так дорого обошлось в предыдущих реальностях, но не способен народ терпеть его так долго, либо… нужно гораздо раньше и быстрее менять принципы построения экономики.

Валерий Иванович замолчал. Молчал и Иосиф Виссарионович. При всей призрачной очевидности, вопрос был очень непрост. И не только из-за того, что сорок шестой год – это год последнего голода в СССР. Его не случалось уже в паре последних реальностей. Ведь знать о голоде – это половина дела для того, чтобы его не допустить. В текущей реальности, кстати, именно вследствие принятых превентивных мероприятий населению СССР удалось гораздо раньше познакомиться со СПАМом… Проблема была в том, как отреагируют на подобные изменения в экономике и внутренней политике люди, только что вернувшиеся с войны. И если в сельском хозяйстве первоначально реакция будет скорее положительной, недаром в архивах НКВД были обнаружены целые пачки рапортов, в которых собраны слухи, бродящие между солдатами к концу войны, согласно которым по итогам войны «за героизм русского народа колхозы отменят». Но вот как отреагирует рабочий класс? Да и с партийной номенклатурой, несмотря на всю её вышколенность (после такой-то волны чисток и посадок), также не всё так однозначно… Системный перевод экономики на новые рельсы планировалось начать только лет через десять, когда миллионы советских мужчин, прошедших через группировки оккупационных войск в Европе, наглядно, на примере стран новых народных демократий, в которых и будут располагаться эти группировки, увидят, как выглядит эта самая новая экономика. Причём результат должен быть ещё более наглядным, вследствие того, что все эти новые народно-демократические страны должны были во время всего этого периода нести минимум непроизводительных расходов. В первую очередь потому, что практически лишались собственных армий и, соответственно, почти всех военных расходов. Ибо на этот период СССР собирался взять их защиту от внешних угроз на свои плечи. Как и гарантировать сохранность и неизменность их границ… А вот как это сделать сразу же после войны? Ну, не создав напряжение в обществе… Мы ж победили! Значит, наш строй – самый лучший. И система самая разумная и лучше всего устроена. И вот на тебе – сразу же после победы (причём какой – великой, эпической!) сразу же сами и начинаем её рушить! Это что же, все эти посаженные и расстрелянные враги Сталина всю правду говорили? Ну, насчёт врагов и предателей в Кремле…

– А как вы думаете, товарищ Межлаук, можем мы оттянуть сроки проведения Бреттон-Вудской конференции на год-полтора? – негромко спросил Сталин после довольно долгого раздумья. Валерий Иванович задумался.

– М-м-м, не знаю. Трудно будет. Но шанс есть. Но зачем?

Сталин усмехнулся.

– Возможно, в таком случае ваше желание сможет воплотиться жизнь. Ну, насчёт того, чтобы твёрдая цена на золото была номинирована не в одной, а в двух валютах.

Межлаук удивлённо воззрился на Иосифа Виссарионовича.

– Но-о-о… как?

Сталин усмехнулся.

– Вы заинтересовались Бреттон-Вудом именно потому, что он позволил США скинуть излишнюю эмиссию доллара, позволившую им задействовать на своё развитие намного больше средств, чем реально генерировала их собственная и так, кстати, весьма развитая экономика, на весь остальной мир. Это получилось вследствие того, что как страны, так и отдельные крупнейшие субъекты экономической деятельности типа мощных международных банков и крупных транснациональных корпораций начали активно закупать доллары и складывать их в свои резервы либо пользоваться долларами для операционных расчётов между собой, проводимых даже за пределами американской экономики. То есть весь инфляционноопасный излишек эмитированных долларов оказался оттянут из американской экономики на внешние рынки, вследствие чего им даже удалось весьма и весьма длительное время держать инфляцию на уровне весьма незначительных величин. Что, судя по тому, что вы мне тут рассказали, ой как не помешало бы и нам… Но ваша ошибка в том, что вы зациклились всего на одной, хотя и важнейшей, причине подобного развития ситуации. Контроле над золотом. А между тем этих причин несколько. Ведь, как вы знаете, в настоящий момент доллар уже давно избавился от твёрдой привязки к золоту. И экономически США сильно ослабли, уйдя даже с первой экономической позиции в мире. Да ещё и став самым крупным в мире должником, размер долгов которого превышает уровень их годового ВВП. Но при этом доллар всё равно продолжает оставаться главной мировой резервной валютой. И основная причина этому – несравненная военная мощь США, – тут он сделал паузу и окинул всех присутствующих лукавым взглядом. – Как вы думаете, если к моменту проведения Бреттон-Вудской конференции одна страна будет контролировать большую часть монетарного золота, а вторая будет обладать несравненной военной мощью, они смогут договориться? – После чего поднялся на ноги и вышел из библиотеки.

А Алекс очередной раз восхищённо выдохнул. Монстр же! Так просчитать ситуацию… Если слегка притормозить американский Манхэттенский проект, что вполне возможно даже без всякого криминала, просто добавить чуть больше бюрократических трудностей и лишить США конголезского урана с рудников компании «Юнион Миньер», то американцы закончат бомбу никак не ранее сорок шестого. А если ещё у СССР к тому моменту появится не только бомба, но и ракета межконтинентальной дальности, которую, в отличие от любых стратегических бомбардировщиков, ещё как минимум лет пятнадцать – двадцать даже теоретически сбить ничем будет невозможно, то… в таком случае Советский Союз реально окажется обладателем «несравненной военной мощи». Ненадолго. Может, даже всего лет на пять, максимум десять. Но именно несравненной. И в тот момент, когда нужно…

И вот именно в тот момент Николай Иванович оживился и, подсев к Межлауку, эдак вкрадчиво начал:

– Валера, коль так, я тут накатал небольшой списочек…

«Браслет» на руке Алекса издал еле слышимый сигнал и чуть вздрогнул, привлекая внимание.

– Да?

– Александр, не могли бы вы подняться ко мне? – раздался в ухе голос Сталина. В отличие от них троих он оккупировал библиотеку. В первую очередь из-за того, что там была расположена самая большая стеновая «панель» из числа имеющихся в доме. Поскольку во время работы он частенько общался посредством её с кем-то из своих многочисленных местных знакомых, от широты круга которых Алекса просто оторопь брала. Как-то он заскочил в библиотеку по поводу какого-то мелкого вопроса и попутно машинально отфиксировал на экране лицо того, с кем эдак неспешно беседовал Сталин. А потом увидел его в новостях. Это оказался Дэвид Рокфеллер-младший…

– Да, конечно, Иосиф Виссарионович, сейчас приду…

Работа со Сталиным по поиску различий между реальностями оказалась довольно трудной, но интересной. Алекс долгие часы напряжённо рылся в Сети, параллельно вспоминая и вытаскивая из памяти всё, что только удавалось там отрыть.

Лучше всего дело обстояло с техникой. Но как раз она-то интересовала Иосифа Виссарионовича меньше всего. Нет, интересовала, конечно, но вывести заинтересовавшие его новые грани в движении социума и вновь появившиеся закономерности, с помощью которых он планировал развить и углубить марксизм, каковой он продолжал непоколебимо считать самой точной и верной экономической теорией в мире, все проблемы которой, по его мнению, состояли в том, что «оппортунисты» превратили его из живого и развивающегося учения в набор мёртвых догм, именно через технику оказалось труднее всего. Алекс, кстати, на подобную непоколебимость реагировал вполне себе нейтрально. Хочет Иосиф Виссарионович ввести в экономическую теорию марксизма понятия «социалистическая конкуренция» и «социалистический рынок» – да на здоровье! Главное, чтобы эти два самых главных «привода» любой экономики – от рабовладельческой и феодальной и до какой-нибудь там постиндустриальной, в экономической теории, которой руководствуется СССР, имелись. Тем более что «обоснуй» для подобного заложил сам основоположник – Маркс. Ну, когда заявил, что общество, мол, развивается по спирали. Вот Сталин, похоже, и собирался воспользоваться этим посылом, заявив, что спираль, типа, сделала полный оборот и экономике вновь следует вернуться к конкурентному рынку, но уже не к обычному, а «социалистическому», который есть непременное условие «дальнейшего развития социализма». Помнится, в его изначальной реальности как-то похоже свою рыночную экономику обосновывали и китайские коммунисты. Вроде бы… Причём у них всё получилось вполне нормально. В смысле и с обоснуем, и с самой экономикой. На первое место в мире выйти сумели. США по ВВП обойти. Правда, не по номиналу, а по ППС, то бишь паритету покупательной способности, но все мировые верификаторы в первую очередь именно по этому паритету и считают, категорически утверждая, что именно такой подсчёт наиболее достоверен…

С остальным – похуже. Хотя, например, с войной всё оказалось более-менее понятно. В конце концов, войну он изучал практически в каждом такте. По-разному, конечно, – где поверхностно, но где-то и весьма подробно. Правда, подробно – это не про предыдущий такт, поскольку заниматься войной в присутствии Триандафилова ему показалось, как это говорилось в одном старом анекдоте, сродни игре на скрипке перед Паганини. Впрочем, полностью он от неё и в прошлом такте всё равно не отстранился. Поскольку Владимир Кириакович регулярно обращался к нему за той или иной консультацией или просто просил высказать своё мнение. Впрочем, за этим к нему обращались практически все – от Сталина и Фрунзе до Вавилова с Триандафиловым. И, как понимал Алекс, вовсе не от его великого ума. Просто… уж больно жизненный опыт Алекса отличался от жизненного опыта людей, родившихся в конце девятнадцатого – начале двадцатого века. Ибо слишком разной оказалась среда, в которой они росли и развивались. Совершенно разной – от правил чистописания и до мелодий и ритмов, среди которых они выросли и, так сказать, «оперились». Да даже ощущения расстояний и скоростей было разным. Скажем, сколько времени сегодня займёт «съездить в Тверь»? Да полдня. Полтора часа туда по скоростной трассе и столько же обратно. Ну и часок-другой на дела. А в середине двадцатого века это было целый день. В лучшем случае! Поскольку только на дорогу туда надо было пять-шесть часов в одну сторону по щебёночному шоссе со средней скоростью километров тридцать-сорок в час. Ну, или примерно столько же по железной дороге. Поезда-то двигались со средней скоростью километров двадцать пять – тридцать в час! И затем столько же обратно. Причём на автомобиле это выходило только при хорошей погоде. А когда дождь или распутица – и двое суток можно было по непролазной грязи ползти… А в начале века – так и вовсе два, а то и три дня. Даже по железной дороге. Ибо так было составлено железнодорожное расписание. Если же брать времена до железных дорог, так эти сроки вообще растягивались до трёх-четырёх суток в один конец. А ведь логистика намертво связана с мышлением и определяет в нём очень многое! Так что подобная «популярность» Алекса была вызвана отнюдь не его выдающимися умственными ли там, аналитическими способностями (да по сравнению с теми людьми, которые интересовались его мнением, они были, считай, никакими, то есть как у обычного среднего человека), а тем, что вследствие вот этой самой «разной базы» ему, так сказать, резали глаз несколько другие вещи, чем людям, выросшим и получившим как образование, так и жизненный опыт в начале двадцатого века. Ну и «растяжка», получившаяся вследствие выпавшей ему возможности пожить в разных реальностях, также имела место быть… Но его мнение было для них пусть и очень ценным, но всего лишь «взглядом со стороны», позволявшем увидеть проблему под несколько другим углом. И, как умные люди, они совершенно не пренебрегали такой интересной возможностью…

Как бы там ни было, на этот раз ему пришлось погрузиться в различия реальностей буквально «по пояс». И, понятно, что приближающаяся война занимала в этом погружении центральное место. Несмотря ни на что, она довлела над всеми их действиями и помыслами, несмотря на то что все они вроде как отводили ей в своих изысканиях отнюдь не главенствующее место. Ибо все «путешественники из прошлого» невольно сверяли свои «внутренние часы» по своему времени, в которое им уже вскоре пора было возвращаться. А в том времени война была уже близко. Она буквально нависала над ними…

Развитие ситуации в мире до двадцать девятого июня в этой реальности опять качнулось в сторону той, которая являлась для Алекса изначальной. Но отнюдь не повторяла её полностью. Например, республика в Испании на этот раз потерпела поражение. В отличие от пары предыдущих тактов. Но зато по сравнению с изначальной историей через Испанию удалось пропустить почти одиннадцать тысяч советских добровольцев. Причём, в отличие от первого раза, основная масса этих добровольцев была отнюдь не лётчиками и танкистами, а техниками, механиками, инженерами, радистами, войсковыми разведчиками-диверсантами, шифровальщиками и сотрудниками подразделений радио- и авиаразведки. Нет, лётчиков и танкистов также было больше, чем в изначальной реальности Алекса. Но ненамного. Процентов на тридцать, максимум раза в полтора. То есть, если сравнивать с предыдущим тактом, заметно меньше, чем в прошлой и ныне уже исчезнувшей реальности. Остальных же из перечисленных было больше в разы. А кого и на порядки… Кроме того, там же отметились и расчёты первых, ещё экспериментальных РЛС, по итогам работы которых в боевые уставы и должностные инструкции расчётов было внесено более полутысячи изменений. Не говоря уж о тех усовершенствованиях, которые были сделаны в самой аппаратуре…

Впрочем, кое в каких моментах история снова продемонстрировала свою способность повторяться. Так, например, самой славной страницей деятельности расчётов РЛС и советских лётчиков-интернационалистов стала оборона Герники от атаки бомбардировщиков немецкого легиона «Кондор», во время налёта на которую, благодаря скоординированности действий «республиканской авиации», почти полностью представленной советскими самолётами с советскими же пилотами, участвовавшие в налёте немцы и итальянцы потеряли двадцать самолётов. И это оказались самые крупные единовременные потери франкистской авиации в бою в этой войне. Но вот саму Гернику это, к удивлению Алекса, не спасло. Несмотря на то что за время налёта на неё упало всего дай бог пяток бомб, зато на этот раз на территории города рухнуло три сбитых немецких «Юнкерса-52» в бомбардировочном варианте и один «Савоя-Маркетти SM.79». Причём два бомбардировщика из четырёх даже не успели освободиться от бомб. Что вызвало обширные пожары, оказавшиеся как бы даже не более сильными, чем во всех предыдущих тактах. Пожарные же, примчавшиеся из Бильбао, сработали едва ли не хуже, чем в предыдущие разы. Ну ещё бы – большая часть пожарных, прибыв к городу, вместо того чтобы заниматься своими непосредственными обязанностями, взобралась на крыши своих автомобилей и, восторженно крича, наблюдала за идущим над городом воздушным боем… Впрочем, их может несколько извинить то, что существенная часть местных жителей в этот момент вместо того, чтобы тушить свои горящие дома, занималась тем же самым… Так что, несмотря на все изменения, у Пабло Пикассо получилось создать свою «Гернику» и в этом такте.

Свои изменения по итогам испанской войны были внесены и в наставления по шифровальному делу, по ведению войсковой и радиоразведки, а также в разделы уставов, связанные с организацией взаимодействия различных родов войск. Ну и так далее. Что изрядно подтянуло общий уровень боеготовности и боеспособности РККА и РККФ. Впрочем, свою лепту внесло и то, что волна чисток и репрессий в изменившейся реальности произошла раньше начала гражданской войны в Испании и практически не затронула её ветеранов, которые вследствие этого смогли полностью реализовать полученный боевой опыт. Кроме того, в этот раз СССР удалось на конечном этапе, в октябре – ноябре тридцать восьмого, организовать эвакуацию в СССР почти ста двадцати тысяч республиканцев и членов их семей, среди которых оказалось около пяти тысяч иностранных добровольцев из Европы, США и Латинской Америки. Так что в преддверии будущей войны и вооружённые силы, и разведка, и Коминтерн этой операцией были обеспечены очень неплохим кадровым резервом. Да и то, что почти шестую часть испанских эмигрантов составляли квалифицированные рабочие, процент которых в составе военных формирований республиканцев был очень значителен, отразилось на советской промышленности также весьма благотворно…

Та ещё, кстати, получилась операция. Вся Европа охренела! Потому что именно во время этой операции всем стало понятно, что русский флот вернулся на просторы морей и океанов и снова представляет из себя силу, с которой стоит считаться. Ну так в ней оказались задействованы практически все на тот момент боеготовые силы ажно трёх флотов – Балтийского, Черноморского и Северного. Семь крейсеров – из которых три тяжёлых и четыре лёгких, два десятка эсминцев, сорок сторожевиков и тральщиков и двенадцать подводных лодок. Причём «наши партнёры» на Западе появление этого сводного флота очередной раз прошляпили. Ибо, когда англичане подняли по тревоге флот Канала и выдвинули в Ла-Манш крейсера и линкоры, балтийцы и североморцы уже бросили якоря на рейде Картахены. А черноморцы держали там своё корабельное соединение ещё с августа тридцать седьмого, когда оно передислоцировалось в Картахену с севера Испании, после того как провело подобную же операцию по эвакуации республиканцев из осаждённой Барселоны. Правда, куда меньшую по масштабам. Тогда удалось вывезти около двадцати четырёх тысяч человек. Причём в СССР из них была отправлена только треть – в основном женщины и дети. Остальных доставили в Картахену, откуда они были переброшены на запад, где и влились в войска на фронтах республики.

В отличие от барселонской операции, во время которой воюющие на стороне Франко легион «Кондор» и итальянцы попытались атаковать корабли авиацией, эвакуация из Картахены прошла вполне спокойно. Хотя и заняла почти в три раза больше времени. Ну так и народу-то на этот раз вывезли в несколько раз больше… Но именно во время барселонской операции советские корабли впервые показали всему миру свои возможности в области ПВО, очень неприятно удивив своих «оппонентов». Причём на этот раз сильнее всего «удивились» итальянцы, у которых на Балеарах базировалась эскадрилья новейших морских бомбардировщиков-торпедоносцев. Из девяти «Савоя-Маркетти SM.79-II» до аэродрома дотянуло только три машины, которые оказались в таком состоянии, что их даже не стали ремонтировать, а сразу списали подчистую. Немцы же, ограничившиеся истребительной поддержкой, потеряли два «Хейнкеля-51»… Так что, памятуя, как они умылись кровью в Барселоне, на этот раз ни немцы, ни итальянцы к кораблям не сунулись. Впрочем, что говорить о немцах и итальянцах, если даже подошедшие вплотную к Картахене войска франкистов остановились на подступах и простояли, не входя в город, четыре дня. Пока не закончилась погрузка эвакуирующихся на советские корабли. Вот просто стояли и ждали, не суясь в город и не провоцируя…

И вообще, по суммарным итогам, несмотря на поражение республиканцев, Испания оказалась для СССР этакой «шкатулкой с подарками». Потому что даже те ситуации, которые, в рамках непосредственно испанской войны, однозначно расценивались как совершенно негативные, впоследствии, как выяснилось, принесли СССР немалую пользу. Если не сами по себе, то в качестве результата запущенной ими цепочки событий. Так, например, побег создателя «Испанской фаланги» и сына диктатора Испании в тысяча девятьсот двадцать третьем – тридцатом годах Мигеля Примоде де Ривьера-и-Орбанеха – Хосе Антонио Прима де Ривьера из тюрьмы Аликанте с последующим триумфальным появлением его в расположении союзных «франкистам» итальянских войск, немало воодушевивший этих самых «франкистов», в конце концов привёл к тому, что в сороковом Хосе Антонио удалось заставить Франко пропустить немецкие войска к Гибралтару, который немцам в конце концов удалось захватить. Вследствие чего зимой сорокового и в первой половине сорок первого года они действовали в Средиземноморье куда более активно и наступательно, и результатом стала потеря союзниками не только Мальты и Крита, что происходило и в предыдущих тактах, но ещё и Кипра. А это сильно затруднило англичанам использование Суэцкого канала, тем самым изрядно осложнив снабжение и пополнение их войск в Юго-Восточной Азии, в результате чего случился невиданный разгром японцами британской армии в Бирме с последующей потерей ими вследствие этого всей восточной и южной Индии, вместе с островом Цейлон. Нет, в тот момент это, несомненно, являлось крупным поражением союзников, но не случись подобного, у СССР точно не появился бы шанс высадить в середине сорок пятого десант на Цейлон и выбить оттуда японцев. А это, в свою очередь, привело к тому, что у СССР получилось арендовать у молодого правительства Шри-Ланки порт Тринкомали, который впоследствии, уже в шестидесятых, стал главной базой советского флота Индийского океана…

Аншлюс Австрии, похоже, прошёл так же, как и практически во всех предыдущих реальностях. То есть при полной поддержке всего австрийского народа и бурных овациях Гитлеру во время его выступления с балкона венской ратуши… А вот при захвате Чехословакии ситуация уже немного поменялась. Во-первых, капитан Павлик на этот раз оказался не в одиночестве. В этой реальности боестолкновения в момент аннексии Чехословакии случились ажно в четырёх местах. Нет, в схватку с немцами вступил по-прежнему один Павлик. Полковник Дворжак схватился с поляками и даже до получения категорического приказа о прекращении огня успел не только отбить их атаку, но и выбить поляков за пределы чешской территории, а также начать движение в сторону польского Скочува. В Сети встречались версии насчёт того, что он вроде как ещё и успел его захватить. Даже фото публиковались, с чешскими LT vz.35 на улицах какого-то населённого пункта и с вывесками на польском на домах. Но большинство серьёзных исследователей считали их фейком. А фотографии – или фотошопом, или просто фотографиями не из Скочува, а из какого-то другого, куда более мелкого населённого пункта… А ещё двое – лейтенант Новотны и майор Горак – сцепились с венграми. Но в отличие от Дворжака в составе возглавляемых ими подразделений не было танков и артиллерии. Так что продержались они недолго. И общий итог вооружённого сопротивления не слишком-то сильно отличался от того, что случился в любой из предыдущих реальностей. То есть немцы, поляки и венгры установили контроль над Чехословакией практически в те же сроки. Пусть и со слегка большими потерями, общая численность которых, впрочем, не превысила тысячу человек. Почти ни о чём… Но зато это добавило чехам воодушевления для организации сопротивления в других формах. Вследствие чего процесс оккупации Чехии в этой реальности сопровождался подрывами и пожарами на армейских складах с горючим и боеприпасами, а также в парках с боевой техникой чешской армии. Вследствие чего трофеи, доставшиеся победителям, сразу же уменьшись почти на девять тысяч тонн горючего и масел, одиннадцать танков, семь бронемашин, а также семьдесят грузовиков и тридцать два артиллерийских орудия. Ну и шесть тысяч тонн различных боеприпасов также взлетели на воздух. Возможно, что-то подобное случалось и в других тактах, но о таких массовых поджогах и подрывах Алекс до сих ничего не читал… И подобное изменение поведения чехов Иосифа Виссарионовича сильно заинтересовало. Так что он даже сделал запросы в несколько архивов. Как чешских, так и немецких, французских и даже советских…

Халхин-Гол прошёл… феерично! В этой реальности присутствие СССР в Монгольской Народной Республике оказалось заметно бо́льшим, чем в предыдущие такты. В первую очередь вследствие того, что Советский Союз начал активно осваивать урановое месторождение Мардай, которое, кстати, располагалось довольно близко к территории конфликта. Вследствие чего ещё до начала конфликта туда оказалось переброшено довольно много транспорта и созданы весьма крупные запасы горючего. Даже авиабензин завезли в достаточно существенном количестве, хотя из авиации в распоряжения «Мардайстроя» имелся только один старенький У-2 в варианте связной и лёгкой пассажирской машины. Так что на этот раз логистика снабжения войсковой группировки оказалась едва ли не на порядок лучше, чем во всех предыдущих тактах. А потом… использование РЛС над ровной, как стол, степью не оставило японской авиации почти никаких шансов. И первый же планирующийся внезапным налёт закончился для японских асов сильными потерями… После чего крылатые «длинноносые дьяволы» устроили японским войскам настоящую кровавую баню. Увы, японские сухопутные войска имели слишком слабые возможности в области ПВО. Пара батарей зенитных семидесятипятимиллиметровок тип восемьдесят восемь, которые прикрывали полевую железнодорожную станцию, и несколько разрозненных позиций 13,2-миллиметровых зенитных пулемётов тип девяносто три оказались выбомблены уже при первых налётах, а более никаких специализированных зенитных средств у японцев здесь не оказалось. Наземное же сражение стало для РККА проверкой всех тех изменений, которые были внесены в уставы и программу боевой подготовки войск по итогам пребывания в будущем нынешнего начальника Генерального штаба генерал-лейтенанта Триандафилова и участия военных СССР в гражданской войне в Испании. И эта проверка прошла просто на ура… Но разгром японцев никого особенно не насторожил. Ни немцев, ни англичан с американцами. Похоже, сказалось извечное пренебрежение европеоидов по отношению к остальному населению земного шара.

С Польшей у Гитлера тоже всё прошло несколько менее успешно. Ну, если сравнивать с теми тактами, во время которых Алекс начал интересоваться этим периодом Второй мировой. Во всяком случае, Брест в этой реальности был занят не немцами, а РККА, причём произошло это ажно двадцать первого сентября. Немцы, которые в прежних тактах занимали Брест в районе четырнадцатого – девятнадцатого сентября, на этот раз оказались сильно заняты западнее и севернее, где поляки оказали отчаянное сопротивление, вследствие чего наступавшая на Брест немецкая третья армия была вынуждена при подходе к Бресту остановить продвижение и развернуть свои передовые части на север. Ну да после боя с Дворжаком поляки пересмотрели свои взгляды на уровень боеготовности собственных вооружённых сил и сумели «выцыганить» у немцев около батальона LT vz.35, который, в отличие от LT vz.38, немцы на вооружение своей армии принимать не стали. Ну и кое-какую ещё технику и вооружение. Пусть и устаревшую. А также в начале лета тридцать девятого успели получить от англичан сорок «Харрикейнов». Да и противотанковые ружья wz. 35 «Ur» на этот раз отчего-то оказались у поляков в основном не на складах, а выданы в войска. Так что польская армия встретила первое сентября тридцать девятого года в несколько более боеспособном состоянии… Варшава, например, в этом такте пала только в начале октября. Хотя правительство рвануло из страны в те же самые сроки, как и в том такте, в котором Алекс начал интересоваться этим вопросом, – семнадцатого сентября… Вследствие чего потери немцев во время польской кампании в этом такте оказались больше, чем в предыдущих. Но, судя по всему, ненамного. Потому что и «манёвры на Везере», и разгром Франции здесь прошли практически в те же самые сроки, что и во всех предыдущих тактах.

Да и вообще до двадцать девятого июня сорок первого немцы с итальянцами смогли показать англичанам и французам куда как большую кузькину мать, чем когда-либо ранее. Например, именно итальянцы провели первую успешную десантную операцию в Средиземноморье, в июне сорокового года захватив Мальту. Правда, при захвате острова, обороняемого всего четырьмя тысячами английских военных с весьма скудным набором средств усиления и несколькими устаревшими самолётами-бипланами «Глостер-Гладиатор», итальянская группировка в двадцать пять тысяч человек умудрилась потерять убитыми и ранеными почти половину своего состава и почти двадцать самолётов. Но зато эти потери весьма благотворно подействовали на итальянских генералов и самого Муссолини. Вследствие чего он гораздо раньше обратился к Гитлеру с просьбой о помощи итальянской армии в операциях на Средиземноморье. Это привело к тому, что к концу сорок первого года Роммель успел очистить от союзников всё побережье Африки от Эль-Аламейна до Бизерты и полуокружить Александрию. Полу – потому что битва за Александрию началась как раз в декабре сорок первого, во время мощного наступления РККА в Прибалтике, закончившегося практически полным разгромом группы армий «Север». Вследствие чего Роммелю не только перестали отправлять какие бы то ни было подкрепления, но и в самый разгар операции начали лихорадочно выдёргивать у него танковые и моторизованные части. Благо передвижение по Средиземному морю, вследствие утраты англичанами в этом такте не только Крита, но и Мальты, было для немцев и итальянцев куда безопаснее, чем в любом из предыдущих.

Впрочем, большие успехи Роммеля стали результатом не только его военного гения, но и того, что немцам удалось в этом такте взять да и частично перетянуть к себе французов. А случилось это благодаря тому, что немцы смогли помочь им отбиться от атаки англичан на их эскадру, находившуюся на рейде Мерс-эль-Кабира. Как выяснилось уже после войны, немцы откуда-то узнали об операции «Катапульта» и к третьему июля подтянули к Мерс-эль-Кабиру одиннадцать подводных лодок. Удар из-под воды был нанесён почти сразу же после начала сражения. Причём немецким подводным асам удалось атаковать самые крупные корабли – авианосец «Арк Ройял» и линейный крейсер «Худ». Оба корабля остались на плаву, но оказались сильно повреждены, вследствие чего англичанам пришлось немедленно выходить из боя и сколь возможно быстрее отходить к Гибралтару. Оставшись всего лишь с парой «старичков» времён Первой мировой, ввязываться в схватку с куда более новыми французскими «Дюнкерками» адмирал Соммервил не рискнул. За что его потом с позором выпнули на пенсию. Впрочем, возможно, дело было не только в решении на отход. Довести «Арк Ройял» до Гибралтара ему также не удалось… Так что потери французов на этот раз ограничились всего лишь одним серьёзно повреждённым лидером «Могадор», получившим пятнадцатидюймовый снаряд в корму, который вызвал детонацию лежавших там глубинных бомб.

Результатам этого боя стало то, что глава вишистской Франции маршал Петен наградил семнадцать немецких моряков-подводников орденом Почётного легиона за, как это звучало в указе о награждении, «спасение жизней французских моряков», а также то, что французы раскрыли для Роммеля свои склады и арсеналы. Кроме того, на территории Франции началось формирование французского легиона СС «Шарлемань», предназначенного, как это было объявлено, «для борьбы с вероломными англичанами». Так что использовать его предполагалось только на одном театре военных действий – в Северной Африке, и только против англичан. Особенной славой этот легион себя за время войны так и не покрыл, да и появился на ТВД довольно поздно, но заменить забранные у Роммеля войска частично всё-таки смог. В конце концов, в его составе был полноценный танковый полк, вооружённый пусть уже и устаревшими, но всё-таки, на фоне тех же итальянцев, весьма неплохо бронированным и вооружённым Renault R35. Да и французские 47-мм SA Mle 1937 били в лоб «Валентайны» ажно с тысячи двухсот метров, а «Матильды» – с восьмисот. «Черчилли» же с такой же дистанции пробивались только в борт или башню, но и этого было немало. Всё это потом очень аукнулось французам по итогам войны… Но зато Роммель, несмотря на куда меньшие силы, сумел-таки дотянуть в Африке практически до самого конца войны и сдаться американцам.

Ещё одним, что резануло Алексу ухо, когда он занимался этим периодом, стало словосочетание «Дюнкеркская катастрофа». Насколько Алекс помнил, в предыдущих реальностях оно звучало как «Дюнкеркское чудо». А вот «катастрофы» не было… Или, возможно, была, но оказалась куда менее распространённой. Вследствие чего он с ней не сталкивался. Ну и потому, что вообще слабо интересовался периодом Второй мировой до нападения Гитлера на СССР… Здесь же как раз не было «чуда». Вообще. Ни единого упоминания. Как парень ни искал. Но чем вызвана эта разница – он понять так и не смог. На его взгляд, ситуация развивалась вполне логично. И английские и французские войска попали в котёл и были взяты в плен вполне закономерно. Ибо такова была логика развития ситуации. Так что откуда там могло получиться какое-то «чудо», Алексу было совершенно не понятно.

«Освободительный поход» в западные Украину и Белоруссию РККА отработала на все сто. Триандафилов, к тому моменту ставший начальником Генерального штаба РККА, перед началом похода объявил, что во время него будут проведены масштабные учения по совершению марша в условиях господства противника в воздухе. После чего устроил войскам настоящий ад. Все слушатели, а также большинство преподавателей военных академий родов войск и академии Генерального штаба были отправлены в войска, заняв должности посредников, и там уж развернулись вовсю, устроив РККА почти реальный сорок первый. Ну без реальных потерь, конечно, но всё остальное… Так что к Бресту и Львову советские части подошли, «условно потеряв» едва ли не половину личного состава, две трети боевой техники и наличной артиллерии, а также девяносто процентов тягачей и автотранспорта… После войны, когда были изданы сборники писем солдат и офицеров вермахта, в том разделе, который относился к контактам с РККА в сентябре сорок первого, нашлось немало писем, в которых бравые солдаты и офицеры вермахта всласть поиздевались над внешним видом бойцов и командиров, буквально на руках тащивших за собой артиллерийские орудия и миномёты, а также над десятками «сломанных русских устаревших пулемётных танков, заполнивших все обочины». И ведь ясно же было сказано – учения, но нет, немцы не поверили. Наоборот, посчитали, что объявлением учений советский Генеральный штаб попытался замаскировать крайне низкую боевую готовность войск и слабое, чуть ли не катастрофическое, состояние боевой техники. Потому-то заранее и объявил об учениях. Ибо не издеваются так над собственной армией нормальные военачальники!

Финская прошла… и так, и не так, как в изначальной реальности. Так, потому что в отличие от пары предыдущих тактов, когда РККА вышла ажно на окраины Хельсинки, на этот раз продвижение советских войск остановилось с выходом передовых частей к Котке, Куово и Лаппеенранте. Ну почти. Сводная конно-механизированная группа советских войск ненадолго захватила Лахти, но удерживала его всего несколько часов, после чего была выбита оттуда финнами и отступила, оставив в городе и его окрестностях более сорока подбитых и поломавшихся танков. Что по меркам финнов, чьи бронетанковые войска насчитывали всего около шести с половиной десятков разнокалиберных машин, являлось просто умопомрачительной цифрой. Поэтому она до сих пор в финских источниках приводилась с немалой гордостью. Но итоговые границы прошли, в принципе, почти по тем же линиям…

А не так, потому что, во-первых, началась она совершенно отлично от того, как это происходило во всех предыдущих тактах. Например, не было никакого обстрела погранзаставы. Casus belli стала диверсия финнов на Нижне-Свирской ГЭС… То есть нет, изначально ситуация развивалась, как и во всех предыдущих тактах, – переговоры, упорство финнов, не желавших уступать ни пяди «своей земли», существенная часть которой, по мнению тех историков, которых читал Алекс, на самом деле им никогда не принадлежала и которую они получили под своё управление только после русско-шведской войны тысяча восемьсот восьмого-девятого годов. Или вообще с декабря тысяча девятьсот семнадцатого. Нагнетание обстановки. Разрыв переговорного процесса. И как итог – обоюдная мобилизация. Причём на этот раз руководством СССР было принято решение не ограничиваться только лишь войсками Ленинградского военного округа, и к финской границе с шумом и помпой была дополнительно переброшена парочка дивизий и несколько бригад из состава войск других военных округов. Мол, создадим абсолютное военное превосходство и ка-ак жахнем!.. Естественно, всё это не осталось незамеченным «международной общественностью», которая тут же подняла визг до небес, обещая обрушить на СССР немыслимые кары вплоть до исключения из Лиги Наций. После чего вроде как руководство СССР заколебалось и начало сдавать назад. Так что переговоры снова возобновились, а прибывшие из других округов войска были отведены от границы и начали неторопливую и этакую нарочито демонстративную погрузку для отправки обратно.

Все эти телодвижения продолжались до шестого декабря сорокового, когда органами НКВД была локализована и после короткого боя частично уничтожена и частично захвачена финская диверсионно-разведывательная группа. Причём у советской стороны откуда-то оказались материалы, позволившие довольно быстро идентифицировать практически весь состав финских диверсантов. Фамилии, звания, в каком подразделении проходили службу… короче, всё, вплоть до фотографий данных финских военнослужащих, выходящих из здания Pddmaja либо просто пьющих кофе в уличных кафе или ресторанчиках Хельсинки, будучи облачёнными в военную форму. Да и пленные, слегка позапиравшись, также публично подтвердили свою национальную принадлежность. Ой, похоже, Сева Меркулов занимался далеко не только репрессированными… СССР тут же прервал отвод войск и предъявил Финляндии ультиматум. Международная общественность также слегка притихла и поинтересовалась у финнов: а что это за фигню они спороли? Финны, чья попытка публичного отрицания была очень быстро похоронена под ворохом неопровержимых доказательств, робко оправдывались, что, мол, никаких диверсионных действий не планировалось, а задачей разведывательной группы было только убедиться в том, что советские войска действительно отводятся от линии границы.

Подобная суета продолжалась до двенадцатого декабря, когда громом среди ясного неба прозвучал подрыв плотины Нижне-Свирской гидроэлектростанции. Кадры с буксиром, завалившимся набок в обезвоженном шлюзе, обошли все газеты мира… «Опозорившееся» НКВД довольно быстро реабилитировалось, сев на хвост отходящим диверсантам и в процессе преследования уничтожив их всех до одного. И никто не удивился тому, что диверсионная группа, совершившая это, также оказалась финской. Как и наличию у Советов очередной «пачки» доказательств, полностью подтверждающих данный факт… И хотя пара-тройка «жёлтых» финских газетёнок попыталась поднять бучу насчёт того, что плотину взорвали сами русские, а несчастных финских sotilas захватили и убили заранее, чтобы спихнуть на них вину за эту диверсию и создать повод для войны, им никто не поверил. Уж слишком притянутой за уши выглядела подобная версия после захвата первой группы и публичных признаний взятых в плен диверсантов из её состава. Так что война стала практически неизбежной.

Бои начались уже пятнадцатого декабря, но первый месяц с лишним носили характер не слишком долгих, но весьма интенсивных артиллерийских и авиационных налётов, а также схваток советских и финских лыжников, в процессе которых финнов довольно быстро оттеснили вплотную к линии Маннергейма. Да-да, к началу войны в РККА было сформировано ажно шесть лыжных батальонов НКВД, действовавших на этом фронте вполне себе успешно. Да и стрелковые дивизии в этом такте также оказались в достаточном объёме снабжены и лыжами, и зимним обмундированием, и даже неким специализированным снаряжением и техникой, типа нарт с собачьими упряжками и транспортных аэросаней… В тылу же фронта инженерные и железнодорожные части РККА всё это время лихорадочно строили рельсовые позиции для сверхтяжёлой артиллерии, представленной железнодорожными орудиями калибра триста пятьдесят шесть и двести восемьдесят три миллиметра. Четырнадцатидюймовки остались в наследство от перестроенного в авианосец «Измаила», а одиннадцатидюймовки с тридцать третьего года производились серийно в качестве главного калибра тяжёлых крейсеров… В принципе, вклад именно этих монстров в разрушение дотов линии Маннергейма оказался не определяющим, существенную, если не большую часть работы выполнили двухсотвосьмидесятимиллиметровые мортиры и двухсоттрёхмиллиметровые гаубицы артиллерии РВГК, а также корпусные шестидюймовые гаубицы-пушки, но более всего «пропиарили» именно их. Даже иностранных корреспондентов на позиции привозили… Так что, когда РККА в середине января наконец-то перешла в массированное наступление, у большинства заинтересованных сторон сложилось впечатление, что основной причиной прорыва «неприступной» линии Маннергейма явилось широкое использование таких впечатляющих калибров. Именно у всех. Потому что даже финны именно этим оправдывали своё поражение в «приграничной битве» и то, что доты-миллионники линии Маннергейма так и не смогли достойно выполнить то, ради чего вся Финляндия так упорно и истово, отказывая себе во многом, их строила…

Но более всего из эпизодов финской внимание Алекса привлёк тот самый рейд на Лахти. Сначала потому, что сорок танков, потерянные во время этого рейда, оказались самой крупной потерей боевой техники РККА за один бой. Но когда он начал разбираться с этим вопросом, выяснилось, что из сорока потерянных танков двадцать три были типа Т-18. Как?! Как вообще эти лохматые древности сумели преодолеть три сотни километров от Сестрорецка, который являлся ближайшим к линии фронта возможным пунктом их разгрузки, до Лахти? Они же должны были развалиться ещё на первых пятидесяти! Да и как вообще эта седая древность могла оказаться на фронте?! Когда же он немного разобрался со всеми нестыковками, которых в этом эпизоде оказалось до хрена и больше, то решил, что этот рейд, как, кстати, и наглый и беспардонный «пиар» железнодорожных крупнокалиберных «монстров», скорее всего, был некой операцией прикрытия, задачей которого было показать всем «заинтересованным сторонам» низкий уровень боеспособности РККА. Ну, чтобы никто раньше времени не насторожился. Так что, вполне возможно, и столь, м-м-м… «оригинально» проведённый Освободительный поход тоже имел целью не только лишь полевую тренировку войск…

Как бы там ни было, прибывшие в Лахти после «бегства» из города советских войск немецкие специалисты очень внимательно изучили затрофеенную финнами боевую технику и вооружение. О выводах, которые они сделали, информации Алекс не нашёл, но, судя по тому, что здесь Гитлер перед нападением на СССР опять повторил все свои мантры насчёт «колосса на глиняных ногах» и всего такого прочего, инсценировка оказалась вполне убедительной. Ну и без Канариса, который то ли был прямым агентом англичан, то ли просто являлся куда бо́льшим, чем сам Гитлер, сторонником союза Великобритании и Германии, для чего ему, естественно, требовалось не допустить поражения Англии до того момента, пока обе стороны не «созреют» для союза, тоже, похоже, не обошлось. Он и в «эталонной» истории весьма поспособствовал тому, чтобы Гитлер отвлёкся от Англии и ударил по СССР, и здесь также сделал для этого очень многое. Ну, так выходило, если судить по обнародованным после войны немецким архивным документам…

По поводу дальнейшего развития событий до двадцать девятого июня Алекс ничего внятного сказать не смог. Вот не помнил он, сколько точно линкоров англичане потопили или тяжело повредили в Таранто. Один или, как в этом такте, – два? Вряд ли больше. Уж очень небольшими силами атаковали англичане. Тем более что итальянцы после того, ставшего для них весьма памятным, налёта на Барселону по примеру РККФ серьёзно озаботились повышением возможностей ПВО своих кораблей… Или появлялись ли в предыдущих тактах у греков два с половиной десятка трофейных польских 7ТР, выкупленных ими у СССР практически по цене металлолома, экипажи которых покрыли себя неувядаемой славой на Салоникском фронте. Хотя по большому счёту их подвиг оказался результатом бардака, разразившегося в греческой армии с началом немецкого наступления. Вследствие чего танковый батальон, вооружённый этими танками, умудрился сбиться с дороги и выйти в указанный им район сосредоточения на двое суток позже указанного им в приказе срока и с совершенно другого направления. То есть тогда, когда этот район уже стал глубоким тылом стремительно наступающей немецкой армии. Зато порезвились греческие танкисты в немецких тылах весьма славно, изрядно уполовинив тяжёлую артиллерию и тыловые подразделения ажно трёх немецких дивизий, одна из которых являлась танковой. Вследствие чего наступление немцев приостановилось почти на неделю. Пока снятые с фронта части не выколопнули героических греческих танкистов из того ущелья, в котором они «забаррикадировались» после всех своих подвигов, и не вернулись обратно на фронт… И кстати, похоже, именно этот эпизод и послужил одной из главных причин сдвига начала войны в этом такте на целую неделю позже. Ибо из документов следовало, что к моменту нападения на СССР одна немецкая моторизованная и две пехотных дивизии все ещё находились в процессе переброски из Греции к советской границе, но тянуть дальше немцы более не рискнули…

А ещё здесь случился немного другой Пёрл-Харбор. Японцы отчего-то в этом такте решили кроме воздушной атаки ещё высадить и десант на Оаху. Отчего они посчитали возможным захват этого острова, да ещё столь незначительными силами, – было неясно. Японцы свои документы публиковали крайне неохотно. Даже по прошествии столь долгого времени. Да и очень многое перед капитуляцией было уничтожено… Возможно, одной из пусть и не основных, но весьма немаловажных причин для этого стало то, что СССР в тридцать шестом заказал в Японии, с которой у него в этой реальности отношения были заметно лучше, чем в предыдущих, строительство двух десантных штурмовых транспортов типа «Синсю-мару», оплатив их поставками нескольких комплектов корабельных РЛС и электронных комплектующих для их эксплуатации. Японцы корабли заложили и начали строить, но после инцидента на мосту Лугоу и последовавшего после этого кризиса в отношениях со взаимным отзывом послов конфисковали эти корабли и включили в состав своего флота. Но при этом подчинив, как и прототип, армии. Отношения-то потом частично восстановили, но армейцы намертво упёрлись и возвращать корабли отказались напрочь. Впрочем, судя по тому, что наши отчего-то не очень-то и настаивали, согласившись на иную компенсацию, как бы этот ход не был просчитан заранее… Как бы там оно ни было на самом деле, наличие в руках армии ажно трёх десантных штурмовых транспортов, похоже, очень жгло японским генералам руки. Так что они продавили-таки участие в атаке на Пёрл-Харбор ещё и армии, впихнув в составе эскадры, двинувшейся к Пёрл-Харбору, все три десантных штурмовых и ещё несколько обычных транспортов с пехотой и артиллерией…

По большому счёту, это просто добавило потерь обеим сторонам. Потому что и полностью захватить Оаху, и тем более удержать его японцы так и не смогли. Успевшие к началу высадки японцев очухаться, американцы сопротивлялись отчаянно. А подошедшее к Пёрл-Харбору аккурат в самый разгар десантирования и с ходу принявшее участие в противодействии десанту соединение адмирала Хэлси только добавило им упорства. Впрочем, вследствие ошибок адмирала Киммела это вмешательство окончилось для соединения Хэлси весьма печально. Командующий Тихоокеанским флотом, за окнами кабинета которого вовсю грохотали взрывы снарядов японских кораблей, которые поддерживали десант, высаживающийся на пляжи, находящиеся в частном владении и потому никак не оборудованные в противодесантном отношении (до сегодняшнего утра же никакой войны не было, так что кто бы ему позволил лезть на частную территорию), приказал авиагруппе «Энтерпрайза» атаковать именно десант и непосредственно поддерживающие его корабли, а не японские авианосцы, оттянутые на сотню километров в океан. Но сразу после налёта адмирал Нагумо очень быстро вычислил, где находится американский авианосец, и массированным налётом отправил его на дно. Причём не одного, а с, так сказать, сопровождением, в качестве которого выступили тяжёлый крейсер «Норхэмптон» и два эсминца. После чего японский десант атаковал американцев с ещё большим воодушевлением.

За двое суток, пока на авианосцах не закончились топливо и боеприпасы для самолётов, японцам удалось овладеть большей частью территории американской военно-морской базы, оттеснив её защитников в горы или вплотную к батареям тяжёлых орудий береговой обороны, которые к тому моменту уже были изрядно пощипаны с воздуха, поскольку строились задолго до того, как к авиации начали относиться сколько-нибудь серьёзно, и потому их орудия располагались в открытых сверху и весьма просторных двориках, но взять форты и додавить гарнизон до конца так и не смогли. Да и японские тяжёлые артиллерийские корабли, поддерживающие десант, за это время изрядно расстреляли свой боезапас. Так что командовавший операцией адмирал Нагумо, понимая, что «нахрап» не прошёл, а затяжные бои подчинённым ему силам на таком отдалении от собственных баз не выдержать, дал приказ отступать. Что японцы и сделали. Но в процессе отступления уничтожили всё, до чего смогли дотянуться – от ремонтных цехов и складов с имуществом и боеприпасами и до огромных запасов топлива. Вовсю используя при этом для подрыва снаряды и заряды из захваченных американских арсеналов. Вследствие чего Пёрл-Харбор выгорел практически до хрустящей земляной корочки, лишившись не только почти всех накопленных запасов, но и почти полностью утратив ремонтные мощности, сильно затруднив тем самым американцам оперирование своими силами на Тихом океане. Ибо другой подобной столь крупной и так хорошо оснащённой базы у них на Тихом океане не было. Даже те, что имелись на тихоокеанском побережье самих США, и то выглядели заметно бледнее…

Десант и последующий уход японцев позволили американцам объявить сражение при Пёрл-Харборе «не совсем победой» японцев и «не совсем поражением» себя. Мол, «япошки» не столько атаковали флот, сколько собирались захватить Пёрл-Харбор, но, блин, «не осилили». То есть мы отстояли, не позволили, не допустили и, соответственно, не так уж и облажались… Однако общий итоговый результат, несмотря на куда большие потери японцев как в личном составе, так и в технике (в первую очередь в пилотах и самолётах), и даже не случившиеся в других тактах, в кораблях, оказался для американцев куда более тяжёлым. Во всяком случае, до конца сорок второго японцы творили на Тихом океане практически всё, что хотели, не только захватив Мидуэй, но и высадив десанты в Австралии и Новой Зеландии… Впрочем, это была заслуга не только Пёрл-Харбора. Потому что кроме него в этом такте они умудрились ещё и взорвать Панамский канал.

Два сухогруза, перевозившие вроде как чилийскую селитру, одновременно войдя в канал, разделились и рванули – один у Гатунской дамбы, а второй в средней камере шлюза «Гатун». Вследствие чего получившаяся волна напрочь снесла ещё и ворота шлюзов «Мирафлорес» и «Педро Мигель», соединяющих канал с Тихим океаном. Так что буквально за несколько часов вода из искусственного озера Гатун ушла в Тихий океан, напрочь снеся большинство оборудования и сооружений тихоокеанского каскада шлюзов и обнажив дно искусственного озера, что полностью исключило даже малейшую возможность пользования каналом на целых пять лет. То есть на всю войну. Потому что кроме ремонта, который в направлении Тихого океана скорее стал строительством канала заново, что, впрочем, можно было бы сделать не более чем за пару лет, потребовалось ещё дождаться, пока озеро, по которому проходит сорок процентов пути Панамского канала, наполнилось вновь… И, что самое интересное, похоже, эти корабли действительно перевозили селитру. Хотя, скорее всего, не только лишь её одну. Да и с конфигурацией размещения груза внутри трюмов также, судя по всему, изрядно поработали. А вот интересно, японцы сами всё придумали и рассчитали или кто-то эдак ненавязчиво подсказал?

Вследствие чего американцы в отношениях с СССР в этом такте оказались намного более покладистыми. Уж больно у них свербело привлечь Советский Союз к их собственной борьбе с Японией. Ну дык в текущей реальности они к моменту вступления СССР в войну с Японией, которое произошло в июле сорок четвёртого, только-только начали активные операции на Тихом океане и как раз вели битву за возвращение Мидуэя…

– А вот и я, Иосиф Виссарионович, – произнёс Алекс, входя в библиотеку. Интересно, чем он сегодня его нагрузит?