Глава 14
– Александр, вы сильно заняты?
Алекс оторвал от панели затуманенный взгляд и развернулся в сторону раздавшегося голоса. В проёме двери стоял Сталин, одетый в джинсы и худи с надписью на груди «USSR forever». Советский Союз был в этой реальности весьма популярен у молодёжи капстран, и бренды, выпускающие молодёжную одежду, никак не могли это игнорировать. А вслед за ними тянулись и все остальные – например, производители товаров для занятий спортом и отдыха на природе. Так что подобную надпись вполне можно было увидеть и на стенке палатки, и на раме горного велосипеда в любой точке мира…
– М-м-м… нет. – Парень помотал головой, выходя из полутранса, в который он впал, слушая и отбирая музыку, которую собирался снова отволочь в прошлое.
Его идея с новой музыкой сработала даже не на сто, а на все двести процентов. Вот только подбор произведений оказался не совсем точным и правильным. Вследствие чего не все мелодии, которые он отобрал, «выстрелили» так, как ожидалось. Несмотря то что он вроде как отбирал именно те, что в другой реальности стали суперпопулярными. Впрочем, этому было своё объяснение. Уж слишком сильно мелодии и ритмика части подобранных им песен отличались от привычных людям того времени. А ведь для любого человека «совершенно новое» чаще всего означает новизну лишь где-то процентов на шестьдесят. Остальные сорок должны быть привычными и понятными. Иначе не воспринимается… Так что прежде, чем человечество оценило рок, по миру прокатилась сначала волна популярности джаза и блюза, по поводу которых первое время довольно многие ворчали: «и как можно слушать эту какофонию!», после чего дело дошло до рок-н-ролла и только лишь затем до самого рока. Причём начальное восприятие нового стиля как «безвкусной какофонии» повторялось на каждом этапе. Вброс же новой ритмики и музыкального стиля без прохождения через подобные этапы, увы, оказался, так сказать, частичным «выстрелом в молоко». Поэтому «Sixteen Tons», например, сразу после своего появления зашла на ура, а, скажем, композиции «Pink Floyd», на которые у Алекса было куда больше надежд, «зависли» напрочь. И раскрутились только в самом конце сороковых, на этапе рефлексии по поводу недавно закончившейся войны. А из всего квиновского наследия «выстрелила» только «We Will Rock You». Но даже та не слишком большая часть, которая сумела «выстрелить», сумела действительно «потрясти основы»…
– Я вам нужен?
– Да, мне понадобится ваша помощь. Но не срочно. Я могу подождать, пока вы освободитесь.
– Да я, в принципе, уже могу. А то что-то уши совсем закладывать начало.
– Музыку подбираете, – понимающе кивнул Сталин. – А что это вы такое слушали недавно? Лёгкая такая мелодия. Про бомбардировщиков.
– Мы летим, ковыляя во мгле? – Алекс усмехнулся и потёр виски. – Ну, это я больше для отдыха. Появилась тут у меня идейка подобрать несколько песен в качестве этаких неофициальных гимнов для родов войск – пехотинцев, связистов, танкистов, артиллеристов, летчиков-истребителей, штурмовиков, бомбардировщиков и так далее. Вот и собираю потихоньку подходящее… Ладно, – он поднялся на ноги. – Я готов. Что надо сделать?
– Вы позволите. – Иосиф Виссарионович вошёл в комнату и прошёлся вдоль панорамного окна, как будто он был в своём кабинете, в Кремле…
Пять дней назад они со Сталиным вернулись из огромного многомесячного путешествия по миру.
Вопреки ожиданиям Алекса, первой страной, в которую они отправились, когда все вопросы с документами были благополучно разрешены, оказался вовсе не СССР, а США.
В Нью-Йорке они прожили две недели, после чего переехали в Детройт, затем в Чикаго, потом настала очередь Филадельфии, из которой они отправились в двухнедельное путешествие по маленьким городкам Новой Англии на арендованном автомобиле. Затем был перелёт до Сан-Франциско, где они снова арендовали машину и совершили автомобильное путешествие до Лос-Анджелеса и Сан-Диего, заехав по пути в национальные парки Йосемити и Зион, а заодно и в Лас-Вегас, где Иосиф Виссарионович с крайне задумчивым видом проиграл в казино ажно сто двадцать два доллара. Впрочем, если говорить откровенно, он не столько играл, сколько рассматривал играющих. Что Алекса, если честно, весьма удивило. Ибо он предполагал, что Сталин окажется более азартным – кавказец же как-никак… Потом они перелетели в Сан-Сальвадор, где, опять взяв в «рент-а-каре» автомобиль, двинулись на юг по Панамериканскому шоссе. Это путешествие закончилось за триста пятьдесят километров до Дарьенского пробела в аэропорту Панамы, из которого они перелетели в Лиму, в которой задержались аж на три недели. Как сказал Иосиф Виссарионович, нужно было сделать паузу, чтобы впечатления слегка осели и уложились в памяти. Ну и продумать дальнейший маршрут…
– Вот интересно, столько времени прошло, а разница в уровне жизни между США и теми странами, через которые мы проехали после, как бы даже не увеличилась по сравнению с той, что была в девятнадцатом и начале двадцатого века, – задумчиво произнёс Сталин, когда, спустя эти три недели, они сидели в аэропорту Лимы, ожидая рейса в Сидней. – Почему так? Вроде же здесь двести лет, со времён принятия американцами доктрины Монро, никто не мешал им развить их пресловутую демократию до таких высот, чтобы полностью подконтрольные им страны достигли их уровня? А ведь этого не произошло.
Помнится, от этой фразы Алекс впал в некий ступор. А ведь действительно… Он всегда считал, что, так сказать, западная система власти – самое лучшее, что изобретено человечеством в этой области. Да, не без недостатков, но эти недостатки, скорее, не порок самой системы, а результат несовершенства людей, которые её составляют. Так что нехрен пытаться придумывать какие-то новые «измы», а надо просто взять и повторить то, что уже проверено временем и вполне себе работает. И именно к этому он старался так или иначе подталкивать руководство СССР почти в каждом такте. А тут – на тебе, целый континент, на котором практически не случилось никаких «измов» (ну, кроме Кубы, которая и по территории, и по населению на фоне всего континента не слишком далеко отстоит от уровня статистической погрешности), а люди и страны как были в жопе двести лет назад, так и сейчас очень недалеко от неё ушли. Все. Весь континент. Более того, если кому-то, какой-то стране, удавалось в какой-то момент чуть-чуть приподняться, то это случалось, как правило, только если национальные правительства начинали жёстко противостоять США, да и продолжалось, увы, очень недолго. Потому что американцы подобного не прощали и, задействуя все возможности – от ЦРУ, подразделений американского корпуса морской пехоты и до местной мафии, с которой всё то же ЦРУ (как и все его предшественники) на протяжении всего этого времени вполне себе неплохо контачило, довольно быстро ввергали подобную страну в жесточайший кризис. Блин, похоже, как-то не окупаются все эти «проверенные временем» рецепты. Как и двухсотлетнее послушное следование за США…
Потом были Австралия, Сингапур, Индия, Бангладеш, Кампучия, Судан, Сомали, Китай и Япония. То есть как страны, достигшие высочайшего уровня развития, так и полные аутсайдеры. И к каждой из этих стран Сталин отнёсся с крайним вниманием… Ну а из Токио они уже наконец-то перелетели во Владивосток, где снова взяли машину и отправились в большое путешествие по Союзу, продлившееся почти четыре месяца. Один из которых они почти полностью провели в Москве. Ну и по десять-двенадцать дней уделили ещё и Сталинграду, Киеву, Тбилиси и Ленинграду. Городов же, где они задерживались дня на три-четыре, было больше дюжины…
– Понимаете, Александр, – заговорил Сталин, – я очень многое узнал и обдумал в процессе нашего путешествия. И теперь гораздо лучше представляю те мотивы и побуждения, которые двигают как народными массами, так и руководящей ими элитой. И должен сказать, во многом вы были правы, когда по-товарищески критиковали нас за излишний оптимизм в деле воспитания нового человека. А также за попытки понять и направить движения человеческого социума середины и уж тем более конца двадцатого века, используя для этого методики и инструменты, разработанные в середине – конце девятнадцатого. – Сталин вздохнул: – Мы утверждали, что марксизм – живое и развивающееся учение, но при этом сами способствовали тому, что оно стало догматическим. А наши преемники окончательно закрепили эту ошибку… – Иосиф Виссарионович вновь прошёлся вдоль окон, после чего продолжил: – Марксизм должен расти и развиваться. Вместе и параллельно с тем, как растёт и развивается человеческий социум. Глупо же, видя, как изменяются технологии практически во всех областях, в том числе и тех, которые оказывают прямое внимание на социум – то есть связь, логистика, транспортная связность, телекоммуникации, социальные сети, – и продолжать работать с ним практически теми же методами, что и сто лет назад! А мы и наши преемники этого не поняли либо поняли слишком поздно…
– Но Советский Союз же здесь сохранился, – робко уточнил Алекс.
Горячность Сталина ему была несколько непонятна. В этой реальности, на его взгляд, СССР представлял из себя нормальную, технологически развитую державу, прочно обосновавшуюся на втором месте в мире по экономической и военной мощи с, так сказать, многоукладной экономикой. Этакий слегка более сильный в военном отношении Китай его изначальной реальности. Правда, без миллиардеров и с чуть большим засилием партийной бюрократии. А вот миллионеры вполне себе имели место быть. Рублевые, но здесь рубль был вполне себе конвертируемой валютой. Ну как юань в его реальности. Причём торговался он дороже доллара… И что тут Иосифу Виссарионовичу могло не понравиться?
– Да, но какой! И какие у него перспективы?! – с мукой в голосе воскликнул Сталин. – Вы посмотрите статистику – две пятилетки назад мы начали снова отставать от США по темпам развития, и к настоящему моменту объём нашей экономики составляет всего лишь семьдесят три процента от экономики США. А ведь на двадцатом съезде ВКП(б) была поставлена задача стать экономикой номер один в мире ещё к концу четырнадцатой пятилетки. То есть это должно было произойти более двадцати пяти лет назад! А мы не то что не добились этого, но и снова начали отставать! Или взять глобальные проекты? Постоянная база на Марсе так и не построена, хотя по планам она должна была начать работу ещё в начале двадцатой пятилетки! Луна так полноценно и не включена в народно-хозяйственную деятельность. Лунный туризм можно не считать. Он просто убыточен. С турпотоком в восемь тысяч человек в год он не окупает даже транспортные расходы, а ведь есть ещё содержание инфраструктуры! – И Иосиф Виссарионович сокрушённо махнул рукой. Потом вздохнул. – Ладно, это не ваши заботы. Тем более что главное вы уже сделали. – Сталин улыбнулся, успокаиваясь. – Помогли нам оказаться здесь и наглядно увидеть эти проблемы. И можете помочь ещё больше.
– Так я всегда… – с готовностью встрепенулся Алекс.
– Не сомневаюсь. И вот какая помощь мне от вас понадобилась. Мне нужно, чтобы вы рассказали мне, чем текущая реальность отличается от предыдущих. Что именно здесь по-другому. А также – что у нас с вами получилось, а в чём мы ошиблись. Где недосмотрели, а где оказались излишними оптимистами. Много я уже, конечно, и сам раскопал, но у вас же глаз на подобные изменения куда более намётан, чем у меня, не так ли? Вы же сейчас наблюдаете далеко не первую новую реальность. – Иосиф Виссарионович хитро прищурился, а потом вздохнул: – Эх, если бы у меня была возможность вернуться сюда в будущем такте и посмотреть, что изменится после того, как будут предприняты те шаги, которые я сейчас обдумываю, – с сожалением произнёс он. Алекс замер. Вот это ему никак не…
– К сожалению, это невозможно. И не только потому, что я обещал.
Иосиф Виссарионович остановился и, усмехнувшись, ткнул в парня мундштуком трубки:
– Поверьте, я смог бы вас уговорить…
Курить он бросил. После того как Алекс перед самым отъездом в Большое путешествие уложил его в одну частную медицинскую клинику во Французских Альпах, где Сталина основательно подлечили и солидно нагрузили насчёт этой вредной привычки. Но трубка в его руках время от времени появлялась. Ну да недаром говорят: привычка – вторая натура. А для парня его вид в джинсах и худи, но с привычной трубкой в руке тянул на оголтелый сюрреализм, куда круче работ Сальвадора Дали.
– …но я больше не могу рисковать и второй раз оставить страну на год с лишним. Тем более для тех изменений в экономическом и политическом курсе страны, над которыми я сейчас работаю, одного года, который был бы у меня в распоряжении до следующего «перехода», совершенно недостаточно. Да и если я снова «заболею» на год, то в партии точно возникнет вопрос о моей пригодности к той должности, которую я сейчас занимаю.
Годовое отсутствие Иосифа Виссарионовича на, так сказать, рабочем месте было объяснено его болезнью, а также работой над новым крупным теоретическим трудом… Над книгой он действительно работал всё время путешествия. Слава богу, с учётом уровня развития Сети, на этот раз существенно превышавшего даже тот, что был в изначальной реальности Алекса к моменту его попадания в прошлое, проблем с доступом к справочным и рабочим материалам во время путешествия не было. Местная Сеть уж точно достигла того уровня, который описывали, объясняя, какими преимуществами будут обладать сети стандарт 5G. А то и превысила его… Более того, Сталин развернул активную переписку с несколькими весьма известными футурологами, политологами, социологами и философами текущей реальности, среди которых Алекс с удивлением обнаружил такие имена, как Френсис Фукуяма и Венсан Декомб, которые он встречал и в предыдущих реальностях. Да уж, можно считать доказанным, что закон «повторения криминального пути» действует не только в криминальной области… Что, кстати, привело Алекса в полное охренение. Как?! Как совершенно неизвестный человек, не имеющий за душой ни единой публикации и не являющийся представителем какого-нибудь авторитетного университета или исследовательского центра, мог убедить столь знаменитые и популярные фигуры хотя бы просто ответить на его письмо? Или всё дело в калибре самой личности, которая пишет, ощущаемом даже сквозь сухие строчки электронного письма?
– …Тем более что те тяжелейшие испытания, к которым мы так долго готовились, уже практически на пороге, – закончил Сталин. И Алекс облегчённо выпустил воздух сквозь судорожно стиснутые зубы. Ну да, он напрягся – а вы бы не напряглись?
– Хм… – озабоченно произнёс парень после долгой паузы. – Ну вы и спросили… Да этих отличий знаете сколько!
– Ничего. Расскажите всё, что сможете вспомнить. Я думаю, за несколько дней мы с вами наберём достаточно материала, чтобы я сумел вывести какие-нибудь закономерности.
– Но я к этому не готовился, так что, скорее всего, это будет та-акой сумбур…
– Не страшно. Наоборот. Мне будет интересно узнать, что именно вы вспомнили вот так, без подготовки. Что вам, так сказать, «резануло взгляд»…
– Хорошо. – Парень встал и, в свою очередь, задумчиво прошёлся по комнате и, подойдя к камину, уселся в соседнее кресло. – Ну, во-первых, это первая реальность, которая обогнала мою изначальную. – Он бросил испытующий взгляд в сторону Сталина. Тот сидел, откинувшись на спинку, и смотрел на него внимательным, но вполне доброжелательным взглядом. – Почему так получилось, я так и не понял. Вроде бы последние несколько тактов я таскал в СССР довольно продвинутые технологии, которые должны были помочь ему «выстрелить», и это действительно происходило. Но ненадолго. Десятилетие, два, максимум три, и он снова начинал отставать. И отчего-то вместе с ним начинал отставать и весь остальной мир…
В тот день он проговорили долго. Часов пять. Их никто не отвлекал. Вавилов находился в Исландии, в каком-то «Международном центре нового генома», а Межлаук надолго окопался в Швеции, очередной раз просчитывая на суперкомпьютере Стокгольмской школы экономики согласованные планы четвёртой, пятой и шестой пятилеток. Очередной, потому что всё время вылезали какие-то неучтённые факторы, из-за которых требовалось раз за разом корректировать полученные результаты. Да и без них всё равно надо было просчитывать несколько вариантов вследствие того, что в расчётах присутствовало множество вариативных показателей, которые невозможно было заранее просчитать или предугадать. Например, как угадать, на какую долю немецкой экономики СССР удастся наложить лапу по окончании Второй мировой войны? Или на сколько скакнёт цена на нефть во время арабо-израильской войны? И как долго этот подъём цен продержится? Да и вообще, в какие сроки эта война случится, и случится ли? Ну, в новой мировой экономической реальности. А ведь были ещё и параметры внутри страны, которые тоже невозможно было предсказать. Например, тот же уровень приписок… Всё это порождало не десятки, а сотни существенно отличающихся друг от друга вариантов. И Валерий Иванович истово считал, считал и считал.
Разговор получился интересным. И неожиданно продолжился. Вечером. Когда они по сложившейся привычке сидели на застеклённой террасе, пили имбирный чай, который очень пришёлся по вкусу Иосифу Виссарионовичу, и смотрели на горы, Сталин внезапно спросил:
– Александр, а вы сильно устали от нашего разговора?
Парень несколько удивлённо воззрился на своего собеседника.
– Да нет, не особенно. Даже интересно было. Оказывается, я довольно много всего помню. Ну, из прошлых реальностей… А что?
– Тогда я хотел бы просить вас снова рассказать мне об отличиях этой реальности от прошлых.
– Ну да… – несколько недоумённо кивнул Алекс, – конечно, я расскажу. Но мы же вроде как договорились, что я сделаю это после того, как подготовлюсь…
– Нет, я не об этом, – кивнул Сталин. – Этот ваш рассказ я очень жду. Но сейчас я имел в виду всего одну конкретную тему. Войну… Просто я вижу, что у вас действительно очень интересный взгляд. Вы обращаете внимание не совсем на те вещи, на которые обратил бы внимание я. Возможно, потому, что выросли в совершенно другое время и в совсем другом обществе. А может быть, это следствие того, что вы уже прошли очень много тактов. Ну, или, скорее, и то и другое, вместе взятое… И мне было бы интересно, на что вы обратили внимание в отношении войны. Опять вот так, без подготовки.
– Хм… – Алекс задумался. – Ну-у-у, я как-то особенно в это не погружался.
– А что так? Неужто не интересно? – усмехнулся Сталин.
– Да не особенно, – пожал плечами Алекс. – Первые такты – да, как перейду, так сразу же по Сети лазаю, а потом как-то… не то чтобы приелось, скорее стало работой. То есть не столько изменения искал, сколько смотрел, где накосячил и недоработал и как это исправить. А в прошлом такте, когда со мной были Триандафилов, Меркулов и Ванников, я этим вообще почти не занимался. Только немного консультировал. И то больше не что и как делать, а что и где искать. И какие моменты не стоит упускать, а на что лучше не рассчитывать.
– То есть совсем ничего не можете сказать?
– Да могу, конечно, но это будет очень поверхностно.
– Ничего, на первый раз мне и этого будет достаточно, – кивнул Иосиф Виссарионович.
– Тогда-а-а… первое отличие – дата начала войны!
– Да-да, я помню, вы мне рассказывали, что в вашей изначальной реальности она началась двадцать второго июня, а здесь – двадцать девятого.
– В изначальной – да, а так были разные даты – и пятнадцатое мая, и двадцать первое, и седьмое июня. Так что в этом такте начало войны – самое позднее по дате. Почему так – не знаю… Ну да ладно, бог с этим – разберусь попозже. Сейчас расскажу о том, о чём смогу вспомнить с ходу. Начнем с техники и вооружения. Всё-таки я инженер, и это мне ближе, – улыбнулся парень, после чего продолжил: – Первое, на что я обратил внимание, это то, что никаких особенных прорывных изменений в вооружении и боевой технике РККА по сравнению с прошлым тактом не произошло. То есть я ожидал, что после возвращения Триандафилова и особенно Ванникова к сорок первому году чуть ли не Т-72 в производство запустят. Ну, в крайнем случае Т-54. А всё случилось как бы даже не наоборот. То есть СССР вступил в войну с куда более слабой боевой техникой, чем на одну реальность ранее.
– Как это? – удивился Сталин.
– А вот так, – усмехнулся Алекс. – В прошлом такте у нас к началу сорок первого войска уже вовсю вооружались средними танками с лобовой бронёй толщиной в шестьдесят миллиметров и основным орудием калибром восемьдесят пять миллиметров. То есть машиной, куда более похожей на Т-41, чем на Т-76, с которым РККА начали войну в этот раз. Хотя по компоновке тот танк был совершенно другим, являясь развитием школы танкостроения, которую конструкторы СССР исповедовали все тридцатые, запустив в производство ажно три поколения техники с передне-боковым расположением двигателя. Впрочем, не знаю, как там было в моей изначальной реальности, но в той, в которой я начал интересоваться вопросами танкостроения, также были проекты танков с противоснарядным бронированием подобной компоновки. Я, помнится, раскопал подобный. Он назывался А-44. Но там он в серию не пошёл, а вот в предыдущем такте – пошёл. И оказался для немцев очень крепким орешком. Правда, только до начала сорок третьего года… Потому что немцы к исходу сорок второго подобрали, так сказать, ключики к этой технике, оперативно перейдя на семидесятипятимиллиметровый калибр противотанковой артиллерии и запустив в производство подкалиберные и кумулятивные снаряды, а также сконструировали и поставили на производство гамму своих знаменитых «кошек». Я имею в виду «Тигры» и «Пантеры». Но на этот раз Владимир Киариакович, похоже, решил слегка сбить немцев с толку. Так что в этом такте войну мы начали с другой машиной. Тем самым Т-76. Причём, должен вам сказать, этот танк оказался сильно похож на знаменитую «тридцатьчетвёрку» моей изначальной реальности. Как, кстати, и тяжёлый НБ на КВ… И компоновка у них стала «классической», то есть с двигателем сзади, и пушки – трюхдюймовки, правда, сразу сорокакалиберные, а не тот зоопарк, который на них ставился в изначальной реальности, и пулемётная точка на лобовой детали корпуса. Серьёзных отличий от Т-34 я у Т-76 нашёл только два – торсионную подвеску и не двенадцати-, а восьмицилиндровый двигатель чуть меньшей мощности, чем В-2, но, при сравнимом объёме, расположенный поперёк корпуса. Всего четыреста лошадей. Кстати, движки тяжёлых танков – НБ и ИС мощностью шестьсот и шестьсот восемьдесят сил – представляли из себя двенадцатицилиндровый вариант того же двигателя… Впрочем, немецкие поздние Pz IV при всего лишь чуть меньшей массе вполне обходились трёхсотсильными. Да ещё и бензиновыми. То есть с заметно меньшим крутящим моментом, который для танка куда важнее, чем максимальная мощность. Мелких отличий чуть больше: и экипаж в пять человек, который на Т-34 появился только у варианта Т-34-85, и отсутствие люка водителя на лобовом листе, и зенитный пулемёт, а также другие, более эффективные средства связи и наблюдения. В том числе перископ и командирская башенка, – тут Алекс почему-то широко улыбнулся. – Но в общем больше похож, чем нет.
– А зачем это было сделано? Ведь вследствие этого нам пришлось во время войны пойти на разворачивание производства новых образцов танков, что, несомненно, вызвало временное падение их производства. Почему, как вы считаете, пошли на подобные трудности?
Алекс пожал плечами.
– Мне трудно сказать. Я же не специалист, – он задумался. – Тут можно предположить, что, во-первых, это было сделано для того, чтобы заставить немцев сосредоточиться на разработке вооружения и боевой техники, способной противостоять именно такому противнику, с которым они столкнулись в первые дни войны, в то время, как у нас уже вовсю разрабатывалось и готовилось к производству новое поколение. Насколько я читал, опытные образцы тех же Т-41 и ИС начали испытания ещё в сороковом. Да и то, что армия в сорок первом не была вооружена всей номенклатурой кумулятивных и подкалиберных снарядов, хотя они были уже вполне разработаны и не только приняты на вооружение, но и производились, но так, потихоньку и на склад, не выдаваясь в войска, как, кстати, и РПГ типа фаустпатронов моей изначальной реальности, и всякие там «Колосы», тоже об этом говорит. – Алекс хитро сморщился. – Ой, чувствую, Владимир Кириакович хорошо в материалах покопался. Да и Бориса Львовича тоже затянул.
– Ну, этого и затягивать не надо, – усмехнулся в ответ Сталин. – Сам в любую дырку без мыла влезет.
– Это точно, – кивнул парень. – И, кстати, в ту же копилку вот ещё какой факт. Здесь бронированный штурмовик Ил-2 за время войны прошёл эволюцию, обратную той, которая произошла в моей первой реальности. Там сначала поставили на вооружение его одноместный вариант и лишь с сорок третьего года перешли к массовому производству его двухместного варианта. А здесь всё получилось наоборот. Сначала в серию пошёл двухместный, а с начала сорок третьего начали производить одноместный вариант.
– Вот как? И почему?
– Точно не знаю. Сам факт отметил, но подробностями не интересовался. Впрочем, кое-какие предположения я готов сделать.
– Интересно…
– Дело в том, что я читал, будто в конце войны, когда наши ВВС завоевали полное господство в воздухе, пилоты штурмовиков начали оставлять своих воздушных стрелков на земле. Это разгружало самолёт и позволяло либо увеличить боевой радиус, либо догрузить штурмовик дополнительной боевой нагрузкой. – Тут Алекс вздохнул. – То есть, увы, получилось, что, когда штурмовикам были позарез нужны стрелки, их либо вообще не было, либо их приходилось сажать в кустарно сделанную кабину практически без бронирования и вооружать чем придётся, вследствие чего потери среди них были очень большими, а когда самолёты стали штатно оборудовать бронированной стрелковой точкой, выяснилось, что они уже не очень-то нужны… Так что, скорее всего, Владимир Кириакович тоже прочитал нечто подобное.
– Хм, весьма вероятно, вы правы, – задумчиво произнёс Сталин. – Но вернёмся к причинам смены на конвейере моделей танков.
– Ага, – кивнул парень. – Я думаю, основная причина в том, что, несмотря на всю подготовку, наши всё равно опасались не выдержать первого удара немцев и потерять слишком большую долю промышленного потенциала, и поэтому было принято решение готовиться к долгой войне. Вследствие чего, похоже, было решено не выкладывать сразу же все козыри на стол и не наталкивать противника на опасные новые идеи… ну, или ускорять его работу над ними. Так что в сорок первом войска вооружили только тем, что на тот момент было вполне эффективным, но, так сказать, без большого потенциала, то есть ПТР, а не противотанковые гранатомёты, обычные калиберные бронебойные, а не подкалиберные и кумулятивные снаряды, танки с бронёй в пятьдесят и семьдесят пять, а не в девяносто пять и сто двадцать миллиметров и с трёхдюймовками, а не с восьмидесятипяти- и стопятимиллиметровками. И, сами посудите, всё получилось отлично – немцы, столкнувшись с Т-76 и НБ, свои орудия ПТО, «Тигры», «Пантеры» и «Фердинанды» с «Насхорнами» и так далее разрабатывали, имея в виду противодействие именно этим машинам и именно таким противотанковым средствам, а нарвались на Т-41, очень напоминающий Т-44 моей изначальной реальности, и ИСы, а также кумулятивные и подкалиберные боеприпасы полевой артиллерии и переносные ракетные комплексы ПВО. Поскольку, когда понадобилось, у нас уже были не только новые образцы с нужными характеристиками, но и их солидные запасы на складах. За два года вполне успели накопить, не сильно отвлекая мощности от производства продукции, идущей напрямую на фронт. Вследствие чего, когда понадобилось, смогли сразу массово перевооружить войска и снабжать их, пока шла перестройка под производство этих боеприпасов всех остальных производственных линий. Поэтому немецкие «кошки» сразу же по появлении перешли в разряд вполне себе драных… Во-вторых, отработка конструкции. Потому что, несмотря на отличающийся внешний вид, новые машины взяли от старичков очень многое. Движки, ходовая часть, трансмиссия, вспомогательная силовая установка – всё это перешло на новые машины с минимальной модернизацией, но зато полностью отработанными и избавленными от слабых мест. Так что переход прошёл без особенных проблем, так как я как-то не нашёл информации, что Т-41 и ИС, пошедшие в серию с ноября сорок второго, страдали какими-то серьёзными «детскими болезнями». Согласно мемуарам, с Т-76 и НБ так даже больше мучились. Хотя и их такими уж проблемными не назовешь. Я в своё время про Т-34 и КВ куда больше ужасов читал – и движки у них из строя выходили чуть ли не через двадцать часов работы, и пальцы гусениц крошились только в путь, и с прицелами гемор аж до самого конца войны тянулся. А здесь так, мелочи. Так что здесь наши точно хорошо подстраховались. Ну, и экономия! Тот же Т-76 был процентов на тридцать дешевле и менее материалоёмкий, чем Т-41, что позволило сэкономить весьма значительные средства, да и в освоении промышленностью он из-за этого всё-таки был полегче, чем свой более сложный и дорогой потомок.
– Понятно. А ещё какие-нибудь отличия в бронетехнике есть?
– Да много! Например, к моему удивлению, последняя предвоенная серия лёгкой бронетехники обошлась практически без танков. То есть на базе нового лёгкого гусеничного шасси клепали всё – БТРы, лёгкие самоходки ПТО, штурмовые орудия, ЗСУ, лёгкие САУ с только лишь противопульной бронёй, вооружённые стодвадцатидвухмиллиметровыми гаубицами и даже стопятидесятидвухмиллиметровыми мортирами, причём прелесть в том, что последние были немецкой разработки, самоходные миномёты, разведывательные машины и машины передовых авиа- и артиллерийских наводчиков, транспортёры боеприпасов и бронированные тягачи переднего края, в которых нашлось место не только расчёту, но и БК, и шанцевому инструменту, а вот танков с основным вооружением в виде пулемёта калибром четырнадцать с половиной миллиметров, как это было запланировано в той программе, что я приволок Михаилу Васильевичу, почему-то делать не стали. Так что и Освободительный поход, и Финскую наши танкисты здесь, в отличие от прошлых реальностей, прошли на уже довольно стареньких Т-33. А новые средние и тяжёлые танки в этот момент гоняли на полигонах и оснащали ими танковые училища и танковые школы младших командиров… Но в целом, даже учитывая отсутствие последней генерации лёгкого танка, гамма лёгкой бронетехники в этом такте оказалась куда шире, чем в любом из более ранних. Например, только в этом такте впервые на вооружении РККА ещё до войны появились колесные ЗСУ на базе забронированных полноприводных грузовиков со спаренной установкой четырнадцати с половиной миллиметровых пулемётов… Да и вообще, самым бросающимся в глаза изменением стало резкое увеличение у наших вооружённых сил возможностей ПВО И ПТО.
Иосиф Виссарионович нахмурился.
– Хм, по противотанковой обороне понятно, но я читал, что именно немецкая авиация оказалась самым эффективным…
– Нет! – Парень отрицательно мотнул головой, но затем смутился и поправился: – То есть, конечно, да, но только если не сравнивать с предыдущими тактами. И с учётом того, что в этом такте немецкие танки постоянно нарывались. Если не на артиллерию, так на Т-76, НБ или самоходки, если не на них, так на мины, если не на мины, так на бронебойщиков. Их в каждой роте сначала по четыре штуки было, а потом и вообще по десятку. В противотанковом отделении взвода огневой поддержки. А в батальоне уже сразу ещё по десять. И уже самозарядных. Так что если сравнивать, то противотанковые возможности у пехоты в текущей реальности на голову превышают всё ранее виденное… А уж если и всё это по какой-то причине кончалось, так здесь «коктейли Молотова» и противотанковые ежи начали мутить уже с самого двадцать девятого июня. Причём этим занимались даже только-только мобилизованные ополченцы. Ибо памятки по ежам и «коктейлям» были спущены вплоть до районных партийных органов, которые и занимались организацией ополчения, ещё к маю месяцу. Вот и мутили их почти в любых мастерских и на авто- и нефтебазах… Так что панцерваффе в этом такте на фоне всех предыдущих выглядят весьма бледно. И вот на их фоне люфтваффе, да, смотрится силой. Но, можете мне поверить, в этой реальности орлы Геринга оказались в разы менее эффективными, чем в предыдущей. А если сравнивать с моей изначальной, то и как бы не на порядок. Во всяком случае, если сравнивать Восточный фронт и первые недели и месяцы войны. На Западном немцы тоже выглядят куда слабее, чем даже в предыдущем такте, но, скорее, из-за того, что в этот раз на Запад они смогли выделить заметно меньше сил, чем когда бы то ни было ранее. И именно из-за того, что всё сжирал Восток. Совсем всё. Без остатка.
– Хм… – Сталин задумался. – И чем же было вызвано подобное «сжирание»?
– Ну-у-у, во-первых, была резко усилена корабельная ПВО. – Тут он смущённо потупился и пояснил: – Я столько возился с флотом, что не мог не поинтересоваться, как там обстояли дела на этот раз…
– Понимаю, – усмехнулся Иосиф Виссарионович. – И что там с кораблями?
– Да много чего. Все спаренные ЗПУ заменили на счетверённые. Как и большую часть тридцатисемимиллиметровых скорострелок. А на линкорах и тяжёлых крейсерах смогли впихнуть даже часть шестиствольных. Сразу скажу – в прошлых тактах у нас таких вообще не было, а на Западе шестиствольные «Бофорсы» появились только в самом конце войны. У нас же в этом такте их приняли на вооружение ещё перед войной. Потом тридцатисемимиллиметровки, а чуть позже и средний калибр получили водяное охлаждение. Что позволило поднять не столько боевую скорострельность – она-то в основном зависит от несколько других факторов, – сколько длительность ведения интенсивного огня. Ну и, насколько я успел разобраться, система управления огнём универсальной и зенитной артиллерии (СУОУЗА) «Круг» в этом такте была создана и принята на вооружение на два года раньше, чем тактом ранее – в тридцать седьмом, и с тридцать восьмого уже начала ставиться на корабли. А её наиболее продвинутый вариант – «Круг-М2», который американцы ставят даже выше своего Mark 37, а это показатель – сами же знаете, что американцы жуткие снобы и считают, что американское априори лучшее в мире, также сейчас пошёл в серию не в сорок втором, а в сороковом году. И за тот год, а также первую половину сорок первого до уровня «М2» успели модернизировать восемьдесят процентов СУОУА кораблей класса от эсминец и более крупных Балтийского и Черноморского флотов и тридцать процентов Северного… Есть изменения и в составе авиации флотов. Так, в состав смешанных флотских авиадивизий здесь входят по два истребительных авиаполка, а не по одному, как ранее.
– Хм, убедительно, – кивнул Сталин. – Что ещё можете сказать?
– Самое яркое изменение снова в области ПВО. И это массовое появление зенитных бронеплощадок.
– А их раньше что, не было? – удивился Иосиф Виссарионович.
– Были, – кивнул Алекс. – И почти такие же. Но раньше они встречались почти исключительно в составе бронепоездов, среди которых, кстати, на момент начала войны в прошлом такте была всего пара-тройка специализированных зенитных. Да и было тех бронеплощадок в составе бронепоезда максимум одна-две. В этой же реальности, как вы, наверное, и сами читали, все бронепоезда до войны были перестроены именно в зенитные. То есть, конечно, как тяжёлая бронеплощадка, вооружённая парой восьмидесятипятимиллиметровых зениток в полуоткрытых башнях, так и вышеупомянутые средние артиллерийско-пулемётные с одной спаренной тридцатисемимиллиметровкой и одной счетверённой ЗПУ, калибром всё те же четырнадцать и пять миллиметров, вполне могли вести огонь и по «земле», что они часто и делали, но в первую очередь эти бронепоезда были заточены именно под задачи ПВО. Недаром на них также ставили СУОЗА, разработанные на базе флотской «Круг». В штабной броневагон. Только более простые и, соответственно, с урезанными возможностями. А для работы только «по земле» на бронепоездах остались лишь бортовые «максимы». Но они были предназначены в первую очередь для самообороны… Но я имел в виду не бронепоезда, а то, что средние артиллерийско-пулемётные зенитные бронеплощадки сразу, изначально, то есть ещё во время их разработки в тридцать седьмом году, планировалось использовать не только в составе бронепоездов, но и для прикрытия поездов, для чего предполагалось к каждому эшелону, действующему в прифронтовой полосе, цеплять одну-две подобных бронеплощадки. Да и станции, и всякие полустанки, и временные пункты разгрузки, которые использовались для полевой разгрузки войск и доставки в войска снабжения, сплошь и рядом прикрывали именно ими. Иначе зачем такие большие планы по выпуску? И хотя эти планы, предусматривающие иметь к началу войны только в строевых частях более пятисот артиллерийско-пулемётных бронеплощадок, не были выполнены, всё равно к двадцать девятому июня в строю было уже около четырёхсот тридцати единиц. Могу вам сказать, что это очень много. А универсальные станки для крупнокалиберных пулемётов, которые по штату имелись в тяжёлом пулемётном взводе роты огневой поддержки каждого пехотного батальона? Да во всех предыдущих тактах у нас пехота до уровня полка вообще не обладала никакими возможностями ПВО, нежели залповая стрельба подразделением в направлении воздушной цели! Или массовое оснащение практически всей – и лёгкой, и средней, и тяжёлой – бронетехники зенитными пулемётами? Причём уже с весны сорок первого в качестве зенитного начал ставиться калибр двенадцать и семь!
– Но, насколько я успел прочитать, эффективность огня наших зенитных средств… – задумчиво начал Сталин. Но Алекс его возмущённо перебил:
– Да враньё всё это! Эффективность огня зенитной артиллерии в первую очередь определяется не числом сбитых самолётов, а количеством сорванных налётов и сокращением потерь в прикрываемых зенитчиками подразделениях и на объектах. Я тут наткнулся на изданные англичанами в пятьдесят девятом году дневники Кессельринга. Так он там просто криком кричит по поводу того, что с первого дня войны после каждого налёта до половины ударных самолётов, из числа тех, что сумели-таки вернуться на аэродромы, приходилось снимать с вылетов для ремонта на срок от нескольких часов до нескольких суток. А командиры наступающих соединений-де при этом требовали с него поддержку, как будто у него были полностью укомплектованные штаффели… Да и двадцать семь тысяч самолётов, сбитых именно зенитчиками, – по-любому солидная цифра. Тем более что это на девяносто процентов именно ударные самолёты – бомбардировщики и штурмовики. Да и вообще я считаю, что предложенный американскими историками метод подсчёта эффективности зенитных средств путём деления общего числа выпущенных промышленностью стволов на число сбитых самолётов в корне неверен. Американцы в основном работали над морем, где практически отсутствует рельеф, и вражеские самолёты не могут подкрасться к объекту атаки, используя складки местности, и где у радаров практически нет «зон затенения». То есть внезапный удар практически исключён. Ну если, конечно, клювом не щёлкать… Да и японские самолёты с точки зрения живучести по сравнению с немецкими – ни о чём! – Тут Алекс возбуждённо взмахнул руками, после чего, кипятясь, продолжил: – И вообще, я каждый раз сталкиваюсь с тем, что они всё время ловчат, пытаясь придумать такие критерии оценок, чтобы выставить себя в наиболее выгодном свете. Во всём – хоть в войне, хоть в спорте, хоть в науке, – возмущённо выпалил Алекс.
Сталин усмехнулся в усы. Мол, добро пожаловать во взрослую жизнь, парень… Но тут же вернул разговор в прежние русло:
– Хорошо, что ещё?
– Массовое оснащение радиолокаторами. Причём как ПВО, так и авиации и флота.
– Массовое? – удивился Сталин. – Насколько я успел прочитать, у нас к началу войны на сухопутных фронтах было развёрнуто всего около четырёхсот РУС разных модификаций, то есть учитывая и самые первые, полуэкспериментальные, которые опробовали ещё в Испании и на Халхин-Голе.
– В предыдущей реальности таких было около ста шестидесяти, причём в Испании их вообще не появилось, а сколько в моей изначальной – даже не скажу. Когда же я впервые уточнил этот вопрос, их было сорок пять.
– Хм… – Иосиф Виссарионович задумчиво кивнул. – Понятно. Что ещё?
– Десантные корабли.
– Хотите сказать, что их тоже стало больше?
– Да. Почти в три раза.
– То есть то, что мы в войну для высадки десантов и эвакуации войск использовали обычные военные и даже гражданские суда…
– Совершенно не выбивается из общей практики. Это делали практически все воюющие страны, – согласно кивнул Алекс. – Почитайте, например, с чего высаживались англичане во время печального для них десанта на Дьепп. Там та-акой треш и угар творился…
– Как? – Сталин удивлённо вскинул брови, и Алекс смутился.
– Простите, это жаргон… – начал он, но, поймав лукавый взгляд Иосифа Виссарионовича, хмыкнул и продолжил: – И в предыдущих тактах мы этим, так сказать, страдали, в куда больших объёмах. Поскольку специализированных десантных кораблей во флотах либо не было, либо было мало. А уж таких, которые были способны выгрузить на необорудованное побережье танки или хотя бы артиллерию, так вообще ни одного. Ибо ранее, как я понял из того, что вычитал, в первую очередь все ресурсы бросали на боевые корабли, а десантные строили по остаточному принципу. Даже когда их и включали в кораблестроительную программу. Но дело не только в них.
– А в чём ещё?
– Ну, например, в предыдущем никаких построенных перед самой войной в США новых линейных ледоколов на Севере не было. Так что пополнение корабельного состава Северного флота путём переброски Северным морским путём кораблей Тихоокеанского шло куда медленнее и печальнее. Вследствие чего никакого «Нарвикского прыжка» в ноябре сорок первого в прежней реальности тоже не было. Просто не успели за лето накопить на него достаточно сил и средств. И в первую очередь именно десантных.
– Хм, но с объявлением войны Норвегии Бухарин явно поторопился, – недовольно произнёс Сталин.
В новом варианте реальности, появившемся после ухода Сталина в будущее, должность советского лидера была занята именно Бухариным. Впрочем, во всех источниках подчёркивалось, что он был только, так сказать, «первым среди равных», строго сохраняя «сталинский стиль коллективного руководства», который являлся следствием выводов Иосифа Виссарионовича из изучения материалов по «путчу». Что там на самом деле было с «коллективным стилем», Алекс не разобрался, поскольку не особенно в это и вникал, но о том, что Сталин ещё с тридцать четвёртого начал безжалостно сокращать количество собственных памятников и парадных портретов, он знал… Так что, скорее всего, решение объявить войну Норвегии было общим решением советской «руководящей тройки», в которую по-прежнему входили ещё и Киров с Фрунзе. Оба, кстати, прошли всю войну и дожили до Победы (не зря Алекс таскал для них лекарственные и общеукрепляющие курсы, не зря). Так что винить одного Бухарина, пожалуй, не стоило. А с другой стороны, кто считается главным – с того и спрос!
– Это – да, – кивнул парень. – Тем более что, как сейчас уже известно из рассекреченных в восемьдесят седьмом году документов, он сделал это всего лишь за два дня до того, как назначенный немцами министром-президентом Норвегии Квислинг сам собирался от имени Норвегии объявить войну СССР. Более того, планировалось сформировать из норвежских пилотов-добровольцев, членов квислингского «Национального единения», одну бомбардировочную эскадрилью и послать её бомбить Мурманск. Нести возмездие, так сказать. До других городов с территории Норвегии было не дотянуться… И кстати, это назначение, насколько я помню из прошлого такта, случилось на три месяца раньше, чем тогда. Вот и ещё одно отличие…
– А если бы он заупрямился и не объявил? – эдак с подначкой спросил Сталин.
Алекс отрицательно качнул головой.
– Не думаю. Во-первых, от него лично дело не сильно зависело. Отказался бы он – немцы точно нашли бы кого-то другого, но Норвегию в войну однозначно втянули бы. Им в тот момент это нужно было просто позарез! А во-вторых, он, как известно, и сам к СССР относился не слишком хорошо. К тому же лозунг: «Сапог врага топчет нашу землю» – лучший способ поднять авторитет непопулярного политика. А Квислинг никогда не был в Норвегии особенно популярным. Но на всякий случай, в новой реальности… ну, которая появится после того, как мы вернёмся, можно будет попытаться его ещё больше на это замотивировать. Например, уже в тридцать седьмом возобновить расследование его «дипломатической» деятельности на посту секретаря норвежской миссии. Это когда он попался на контрабанде и шпионаже. До этого, похоже, во всех реальностях дело заминали и более к нему не возвращались, ну, судя по тому, что я о нём ничего такого особенно не помню, а здесь, возможно, стоит вернуться. Или как-то через жену воздействовать. У него же обе жены русские были. И я сейчас вовсе не о вербовке говорю. Последняя у него – судя по биографии, весьма амбициозная мадам – отбила у первой жены, и на всех официальных фотографиях она непременно с ним – в опере, на приёме, Гиммлера на аэродроме встречает… Вот и прикинуть, как можно её использовать. На чувствах поиграть, негатива добавить. Пусть сильно захочет отомстить Советскому Союзу. Ведь, как известно, ночная кукушка дневную всегда перекукует.
– Александр, а вы, оказывается, коварный человек, – усмехнулся Сталин.
Парень молча пожал плечами. Мол, с волками жить – по-волчьи выть.
– И как-то я не вижу, что вы так уж поверхностны.
– Да нет, раньше я куда глубже залезал. А сейчас только по верхам проглядел. Что так уж сильно глаза резануло. Всё ж таки эта война у меня не первая, – вздохнул Алекс. Иосиф Виссарионович окинул его внимательным взглядом, после чего произнёс:
– Хорошо, что ещё можете сказать?
– Ну-у-у, сильно хорошо показали себя инженерные войска. Операция «Минный прыжок», ну, по предотвращению глубокого прорыва четвёртой танковой группы севернее Минска через линию Сталина в конце июля сорок первого – вообще шедевр! Помните? Ну это когда четыре инженерно-сапёрных бригады успели с помощью прицепных минных заградителей выставить на направлениях выдвижения танков Гота аж одиннадцать минных полос. – Парень восхищённо покачал головой. – А я-то всё удивлялся, чего это Владимир Кириакович так увлечён всякими «вспомогательными» войсками, а не танками и боевыми самолётами…
– Да, я читал, – согласно кивнул Сталин. – Даже не думал, что сочетание инженерно-сапёрных подразделений и транспортной авиации окажется столь эффективным средством для купирования внезапных танковых прорывов.
– И авиаразведка! – Алекс воздел вверх палец. – Если бы не орлы полковника Шумелко – хрен бы что получилось…
– Ну не хрен… – усмехнувшись, начал Иосиф Виссарионович, но Алекс его горячо перебил:
– Да не заметь вовремя авиаразведка изменения маршрутов танковых колонн, немцы вышли бы к Борисову и Лепелю как минимум на сутки, а то и на двое раньше. Они же на преодоление каждой полосы не менее часа затрачивали, а когда наши успевали подтянуть хотя бы минимальное прикрытие, то и до трёх-четырёх!.. То есть они могли там появиться к моменту, когда ни о какой устойчивой обороне и речи быть не могло. А знаете, к чему бы это привело? Да к тому, что немцы разгромили бы единственные силы, которые могли их остановить прямо на марше, а потом, как минимум, прорвались бы до Орши и Витебска. А также, повернув от Борисова на юг, быстро замкнули бы в котёл наши войска, что всё ещё обороняли Минск. Здесь же наши сумели продержаться в городе ещё две недели. До начала августа! А потом смогли вывести большую часть войск планомерно к Смоленску. То есть сохранив технику и тяжёлое вооружение. Вследствие чего немцы до зимы так и не смогли прорвать Великолукско-Смоленско-Славгородскую оборонительную линию. А если бы они прорвали, то хрен бы у нас получилось зимнее наступление в Прибалтике. Ну, когда наши попытались окружить под Ленинградом всю группу армий «Север».
– Так ведь не получилось, – нахмурился Сталин.
– Ну да, – Алекс вздохнул. – Вырвались гады. Но ведь почти все танки и артиллерию им пришлось в котле бросить! Да и пленных там тысяч под пятьдесят взяли. Не говоря уж о том, сколько покрошили. Немцы тогда были вынуждены аж на триста километров от Луги откатиться. Почти к Риге отступили! Наши из-за этого Таллин сумели деблокировать! Да и бомбардировки Пите… кхм, то есть Ленинграда, прекратились почти полностью. Только из Финляндии бомбардировщики летали. Но там их не так-то уж и много было.
– Да понял я, понял, – с улыбкой махнул рукой Иосиф Виссарионович. – Эк какой вы стратег, Александр. Куда там Триандафилову с Фрунзе.
Парень смутился и отвернулся.
– Ладно, не обижайтесь на старика, – миролюбиво произнёс Сталин.
Алекс окинул взглядом фигуру в джинсах, худи с мобильником на нашейном шнурке, от которого тянулся провод наушников, в настоящий момент небрежно заброшенный на шею, и едва заметно хмыкнул.
– Что ещё?
– Ну-у-у, возвращаясь к технике, – самолёты другие. И внешне, и, похоже, по характеристикам. Если взять истребители, то модернизированные поликарповские машины, которые пошли в серию в тридцать восьмом, по моим прикидкам, по характеристикам почти полностью соответствуют всяким Як-1 и ЛаГГ-3 моей реальности. А это, на минуточку, машины, появившиеся у нас только в сороковом году. Ну а те, что стали поступать на вооружение в сорок первом, – по ТТХ соответствуют моему сорок третьему, а то и сорок четвёртому. Причём вот ведь прикол: движки и у первых, и у вторых, считай, одни и те же. Ну почти… Просто на те машины, что приняли на вооружение в тридцать восьмом, ставили дефорсированные варианты, зато с куда большим ресурсом. Ажно до трёхсот пятидесяти часов! Поэтому, кстати, удалось неплохо подготовить экипажи. Было на чём летать. Хотя аварийность летом сорокового скакнула ой как сильно. Ну так и летали-то сколько… А с сорок первого в серию запустили их форсированные версии, которые были процентов на пятнадцать-двадцать мощнее, зато их ресурс едва дотягивал до ста пятидесяти часов. Но с учётом времени жизни самолёта в условиях войны подобного ресурса было вполне достаточно… Что ещё? Уж не знаю, возможно, вследствие того, что «промежуточные» варианты бронетехники, я имею в виду Т-76 и НБ, оказались заметно дешевле и менее металлоёмкие, чем те, которые встали на вооружение в эти же сроки в прошлом такте. На этот раз РККА к войне смогла достичь такой насыщенности техникой, в том числе и лёгкой бронированной, что в моей реальности это у неё получилось только году к сорок четвёртому. И то во многом за счёт ленд-лиза. А тут сами справились. Впрочем… – Алекс задумался, – может, и не в этом дело. Потому как, если вспомнить, сколько в моей изначальной реальности было произведено всяких Т-27, Т-37/38, БТ и Т-26, то, считай, баш на баш и выходит. То есть по численности, так намного меньше сделали. Раза в полтора, а то и в два. А вот по, так сказать, «общему весу» и суммарной мощности двигателей, наверное, выйдет столько же. И это если не считать, что у нас тут экономика куда как мощнее будет… Я тут пару тактов назад подсчитал, что уже тогда СССР только стали за период до сорок первого года сумел выплавить не менее чем на миллион тонн больше, нежели в моей изначальной реальности. И если прикинуть, то даже этого дополнительного миллиона на все военные программы вполне бы хватило. То есть не только на бронетехнику, но и на артиллерию, стрелковку и даже на флот! Ну почти… А сейчас ситуация точно лучше – так что речь уже не о миллионе идёт, а о большей цифре. По спецсталям и сплавам, так даже и в разы… А ведь не только в металле дело. По производству тех же радиоламп и вообще электронных компонентов СССР по сравнению с другими тактами тоже заметно прибавил. Да и автомобилей до сорок первого сделали тысяч на четыреста пятьдесят больше. Причём по легковым машинам превышение не менее чем в три раза, а по тяжёлым грузовикам грузоподъёмностью за пять тонн так и во все пять или шесть… Ну, то есть не совсем легковым, а по лёгким многоцелевым полноприводникам, типа того же «ГАЗ-69», который Борис Львович притащил. А про полноприводные грузовики я и не говорю!
– Это хорошо, – мягко кивнул Сталин, а затем поинтересовался: – А что это были за образцы, о которых вы упоминали?
– Ой, простите, – смутился Алекс. – Просто… тогда за тридцатые наклепали очень много бронетехники, которая отличалась крайне слабыми тактико-техническими характеристиками и к войне уже вся напрочь устарела. Больше тридцати пяти тысяч вроде как. Ну, если вместе со всякими бронеавтомобилями и бронированными тягачами «Пионер» и «Комсомолец» считать. Точно сейчас уже и не вспомню… Представляете, сколько на это металла ушло? И сколько топлива они за это время сожгли? Особенно учитывая, что одних только бэтэшек с четырёхсотсильными и даже более мощными авиационными движками, с дикими расходом топлива, наклепали ажно почти восемь тысяч штук. Здесь же до конца тридцать восьмого сделали восемь с половиной тысяч бронеобъектов всего. Причём две трети из них не танки, а всякие самоходные зенитные установки, бронетранспортеры для мотострелков, бронированные тягачи, лёгкие штурмовые орудия типа СУ-76, которые к началу войны не так-то уж и устарели, ой… ну это тоже из других тактов; была, короче, такая лёгкая самоходка… очень популярная, кстати… а также САУ поддержки, с меньшими толщиной и площадью бронирования, вплоть до того, что орудия ставили на открытой тумбовой установке, но зато с калибрами от ста двадцати двух миллиметров. Ну, я их уже упоминал… А с тридцать восьмого, ну, когда после мюнхенского сговора было объявлено, что СССР теперь исходит из того, что новая мировая война началась, и теперь будет действовать в соответствии с этим, и до двадцать девятого июня ещё пять тысяч. То есть практически в два раза меньше. И это лёгкой! Если добавить ещё и средние Т-76, и тяжёлые НБ, которые поступали на вооружение исключительно в восемь мехкорпусов, и отдельные танковые бригады РВГК, потому что остальные дивизии получали только буксируемую артиллерию или САУ на лёгком гусеничном шасси, которые планировалось использовать как подвижные орудия ПТО и поддержки, ибо наступать на начальном этапе войны никто не планировал, а для контрударов собирались использовать только те самые мехкорпуса и бригады РВГК, то плюс ещё почти четыре тысячи… И, кстати, большинство той техники, которую я упоминал, мы в том сорок первом потеряли. При отступлении и в котлах. А здесь потери были куда меньше! Да у нас бронетягачи и машины артиллерийских наблюдателей на базе шасси Т-33 в Берлин входили! Фотографии есть…
Сталин задумчиво кивнул, а потом уточнил:
– Почему же вы в этом случае утверждаете, Александр, что замена модели нашего основного танка во время войны вполне оправданна, если бронетехника куда более старого образца, по вашим словам, оказалась вполне на уровне даже к концу войны.
– Так надо различать танки, действующие на самой линии огня, и всякие там БТРы, тягачи и самоходки поддержки! – возмущённо выпалил Алекс. Но тут же смутился и продолжил более спокойно: – Поймите, танки действуют на переднем крае и принимают на себя весь огонь ПТО, танков и артиллерии противника, а лёгкая бронетехника действует в лучшем случае уже за ними. Второй линией. А то и вообще в тылу. Пусть даже часто и в ближнем. Так что огневое воздействие противника на них куда как слабее. Поэтому к началу сорок третьего, если мы не хотим резкого возрастания потерь, нам точно будет нужно что-то вроде Т-41 с лобовой бронёй в девяносто пять миллиметров и восьмидесятипятимиллиметровой пушкой. Потому что он против новой немецкой ПТО или той же самой «Пантеры» вполне себе потянет. А Т-76 уже никак. Да и ИС с приведённой толщиной ВЛД в сто восемьдесят миллиметров, и со стопятимиллиметровой пушкой на основе зенитки, которая на дистанции пятьсот метров прошибала пятнадцати с половиной килограммовым бронебойным снарядом сто шестьдесят миллиметров даже цементированной немецкой брони, вполне себе нормально щёлкал и «Тигры», и всякие там «Фердинанды» с «Ягдпантерами» и «Насхорнами», не очень-то и боясь их ответного огня. Хотя… – Алекс на мгновения задумался. – После потери Нарвика с качеством брони у фрицев начались большие проблемы. Так что вариант есть… Но всё равно, лучше не надо. НБ со своей пукалкой «Тигр» вряд ли осилит. Да и для других задач, которые встали перед тяжёлыми танками ближе к окончанию войны, трёхдюймовый калибр будет маловат.
– Ну так, может, просто заменить пушку и нарастить броню?
Алекс качнул головой.
– Не думаю, что получится. Но это не мой вопрос.
– Хорошо. Артиллерия?
– Тут не знаю. На беглый взгляд, с прошлого такта ничего особенно не изменилось. И орудия, и тягачи, считай, те же самые. Может, если тягачей побольше стало… но каких и насколько – не скажу.
– Стратегическая авиация?
– О-о, – благоговейно произнёс Алекс, – тут вообще супер! Наши «стратеги» в этом такте так зажгли, что американцы до сих пор локти кусают. И я вовсе не про бомбардировки Берлина говорю. Уж не знаю, кто из наших придумал операцию «Большая порка», но это реально был крутой мужик…
Уже лежа в постели, Сталин долго не мог заснуть, вспоминая детали обоих разговоров с Алексом и просматривая заметки, которые сделал в их процессе. Что ж, радует, что, похоже, в армейские дела по возвращении вмешиваться особенно не придётся. Судя по тому, что парень рассказывал во время своих прошлых «посещений», а также тому, что сам Иосиф Виссарионович прочитал в этом времени и что было рассказано этим вечером, лучшего результата, чем получился, добиться будет почти невозможно. А скорее всего, его придётся даже ухудшить. Как минимум по времени. Заканчивать войну в сорок третьем рано. И рваться напрямую к Берлину тоже не стоит. Чем больший кусок Европы по итогам войны окажется под контролем СССР, тем более сильным будет для страны послевоенный рывок. Так что направления стратегических ударов второй половины войны придётся серьёзно скорректировать. Как бы ещё вот извернуться и не выделять «союзничкам» оккупационных зон на территории Германии. Нет, в Берлине-то их придётся выделить по-любому – это к бабке не ходи! Но как бы суметь ограничиться только этим. Впрочем, к сожалению, самые большие проблемы с дальнейшим развитием СССР были не в этом…
