Ни современные идеологии, ни наука, ни национальные правительства пока не смогли предложить сколько-нибудь убедительного видения будущего человечества. А нельзя ли найти его в религиозных традициях? Может быть, ответ давно ждет нас на страницах Библии, Корана или Вед?

У нерелигиозного человека такая идея, вероятно, вызовет удивление или недоверие. Да, в Средневековье священным текстам придавали огромное значение, но способны ли они служить нам путеводной звездой в эру искусственного интеллекта, биоинженерии, глобального потепления и кибервойн? Впрочем, нерелигиозных людей на земле меньшинство. Миллиарды жителей планеты по-прежнему больше доверяют Корану или Библии, чем теории эволюции. Религиозные движения влияют на политику в таких разных странах, как Индия, Турция и США, а религиозные разногласия порождают многочисленные конфликты по всей планете, от Нигерии до Филиппин.

Насколько актуальны в современном мире такие религии, как христианство, ислам и индуизм? Помогут ли они решить главные проблемы человечества? Чтобы понять роль традиционных религий в XXI веке, нужно выделить три типа проблем:

1. Технические проблемы. Например, как фермерам в засушливых странах справиться с жестокими засухами, вызванными глобальным потеплением?

2. Политические проблемы. Например, какие первоочередные меры должны принять правительства для предотвращения глобального потепления?

3. Проблемы идентичности. Например, обязан ли я беспокоиться о проблемах фермеров на другом краю земли, или меня должны волновать лишь трудности, с которыми сталкиваются мои соплеменники и соотечественники?

Как мы вскоре увидим, традиционные религии по большому счету не способны помочь в решении технических и политических проблем. С другой стороны, они как нельзя более эффективны для решения проблем идентичности, хотя в большинстве случаев представляют собой скорее существенную часть проблемы, чем ее возможное решение.

В прежние времена религии отвечали за решение широкого круга технических проблем в таких практических областях, как, например, сельское хозяйство. Религиозные календари указывали, когда сеять, когда собирать урожай, а храмовые ритуалы призывали дождь и защищали посевы от вредителей. Если нашествие саранчи грозило сельскохозяйственным кризисом, крестьяне обращались к священникам, которые передавали их просьбы богам. Медицина также находилась под крылом религии. Почти каждый пророк, гуру или шаман был еще и целителем. Иисус, например, много времени тратил на то, чтобы больные выздоровели, слепые прозрели, хромые научились ходить, а безумные обрели разум. Где бы вы ни жили, в Древнем Египте или средневековой Европе, в случае болезни вы, скорее всего, обратились бы к колдуну, а не к врачу, отправились бы в храм, а не в больницу.

В наше время место священников и колдунов заняли биологи и хирурги. Если сегодня Египет столкнется с нашествием саранчи, египтяне, конечно, могут обратиться за помощью к Аллаху – почему бы и нет; но они не забудут и о химиках, энтомологах и генетиках, которые по их просьбе разработают более сильные пестициды и устойчивые к вредителям сорта пшеницы. Если ребенок набожного индуиста заболеет корью, отец вознесет молитву Дханвантари и отнесет в ближайший храм цветы и сладости – но лишь после того, как доставит малыша в местную больницу и доверит его лечение врачам. Даже психические болезни – последний оплот религиозных целителей – постепенно переходят в руки ученых. Демонологию заменяет неврология, а на смену экзорцизму приходит прозак.

Наука одержала настолько убедительную победу, что изменилось само понятие религии. Мы больше не связываем религию с сельским хозяйством и медициной. Даже среди фанатиков сегодня немало тех, кто страдает коллективной амнезией, предпочитая забыть, что традиционные религии претендовали и на эти сферы человеческой деятельности. «Что из того, что мы обращаемся к инженерам и врачам? – говорят фанатики. – Это ничего не доказывает. Какое отношение имеет религия к сельскому хозяйству или медицине?»

Будем честны: традиционные религии утратили свои позиции именно потому, что не слишком хорошо проявили себя в сельском хозяйстве или медицине. Истинные таланты священников и гуру заключались не в умении вызвать дождь, не в пророчествах и не в магии. Они всегда были специалистами по интерпретации. Священнослужитель не тот, кто умеет исполнить танец дождя и положить конец засухе. Священнослужитель – это человек, способный объяснить, почему танец дождя не помог и почему мы должны продолжать верить в бога, даже если он как будто не слышит наших молитв.

Однако именно эти способности к интерпретации ставят религиозных лидеров в невыгодное положение по сравнению с учеными. Представители науки тоже умеют обходить острые вопросы и манипулировать фактами, но их отличает готовность признавать свои ошибки и пробовать разные подходы. Вот почему ученым удается постепенно повышать урожайность и производить эффективные лекарства, тогда как священники и гуру совершенствуются в изобретении все более изощренных оправданий. За прошедшие столетия разницу почувствовали даже истинно верующие, и авторитет религии в технических вопросах упал. Это стало одной из причин того, что весь мир постепенно превращается в единую цивилизацию. Когда что-то действительно работает, это принимают и перенимают все.

Наука дает однозначные ответы на практические вопросы, такие как лечение кори, но в вопросах политики среди ученых существуют значительные разногласия. Почти все ученые признают опасность глобального потепления, однако они не достигли консенсуса по поводу оптимальной экономической реакции на эту угрозу. Но это не значит, что здесь нам помогут традиционные религии. Древние священные тексты не слишком хорошее руководство по современной экономике, а ключевые разногласия – например, между капитализмом и социализмом – не аналогичны разногласиям между традиционными религиями.

Да, в таких странах, как Израиль и Иран, раввины и аятоллы могут напрямую воздействовать на экономическую политику, и даже в светских государствах, например в США и Бразилии, религиозные лидеры влияют на мнение общества по самым разным вопросам, от налогов до законодательства об охране окружающей среды. Но при ближайшем рассмотрении мы видим, что в большинстве стран традиционные религии второстепенны по отношению к современным экономическим теориям. Когда аятолле Хаменеи требуется принять важное решение, связанное с экономикой Ирана, он не найдет нужного ответа в Коране, потому что в VII веке арабы ничего не знали о проблемах и возможностях современных индустриальных экономик и глобальных финансовых рынков. Поэтому он и его советники вынуждены в поисках ответов обращаться к Карлу Марксу, Милтону Фридману, Фридриху Хайеку и современной экономической науке. Решив повысить ключевую ставку, снизить налоги, денационализировать госмонополии или подписать таможенное соглашение, Хаменеи использует свой религиозный авторитет и знание Корана для подкрепления научно обоснованного решения той или иной сурой, представив его массам как волю Аллаха. Но обертка не имеет значения. Если вы сравните экономическую политику шиитского Ирана, суннитской Саудовской Аравии, иудейского Израиля, индуистской Индии и христианской Америки, то не увидите существенной разницы.

В XIX и XX веках религиозные мыслители разных конфессий – мусульмане, иудеи, индуисты и христиане – обличали бездушный капитализм и изъяны бюрократического государства. Они уверяли, что, будь у них шанс, они излечили бы все болезни современного мира и выстроили бы совершенно иную социально-экономическую систему, основанную на вечных духовных ценностях своей религии. Им не раз предоставлялась такая возможность, но единственное, что им удавалось сделать с монументальным зданием современной экономики, – это перекрасить его и установить на крыше огромный полумесяц, крест, звезду Давида или знак «ом».

Религиозные деятели столетиями оттачивали свое умение толковать древние тексты – но именно это и сделало религию неприменимой в экономике. Независимо от того, какой экономический курс выберет Хаменеи, он всегда подберет для его оправдания цитату из Корана. Постепенно Коран превратился из источника непреложной истины в источник авторитета. Столкнувшись с трудным экономическим выбором, вы штудируете Маркса и Хайека, и они помогают вам лучше понять экономическую систему, взглянуть на вещи под другим углом, прикинуть возможные решения. Сформулировав ответ, вы обращаетесь к Корану и ищете в нем суру, творческая интерпретация которой позволит оправдать решение, подсказанное Хайеком или Марксом. Независимо от сути самого решения, хорошее знание Корана всегда позволит вам его обосновать.

То же справедливо и для христианства. Благочестивый христианин легко может быть хоть сторонником капитализма, хоть убежденным социалистом. Несмотря на то что от некоторых высказываний Иисуса веет чистым коммунизмом, во времена холодной войны американские капиталисты продолжали читать Нагорную проповедь, не обращая внимания на содержащиеся в ней идеи. Не существует таких явлений, как «христианская экономика», «исламская экономика» или «индуистская экономика».

Никто не утверждает, что в Библии, Коране или Ведах нет экономических идей; просто эти идеи устарели. Изучая Веды, Махатма Ганди представлял независимую Индию как сообщество самодостаточных аграрных общин, каждая из которых производит традиционную ткань кхади, почти ничего не экспортируя и еще меньше импортируя. На ряде известных фотографий Ганди запечатлен рядом с прялкой, и эта скромная прялка стала символом Индийского национально-освободительного движения. Но такая идиллическая картина просто несовместима с реалиями современной экономики, а потому от нее почти ничего не осталось – кроме портрета улыбающегося Ганди на индийских рупиях.

Современные экономические теории настолько превосходят традиционные догмы в описании действительности, что даже религиозные конфликты мы давно привыкли объяснять экономическими причинами – но никак не наоборот. Например, некоторые специалисты полагают, что противостояние католиков и протестантов в Северной Ирландии в значительной мере носило классовый характер. Исторически сложилось так, что высшие классы в Северной Ирландии состояли преимущественно из протестантов, а низшие – из католиков. И то, что представлялось богословским конфликтом из-за несовпадения взглядов на природу Христа, на деле было типичной борьбой между богатыми и бедными. И наоборот: едва ли кто-то поверит, что противостояние партизан-коммунистов и землевладельцев-капиталистов в Южной Америке в 1970-х на самом деле было вызвано их глубокими разногласиями в вопросах христианского богословия.

Какой же вклад может внести религия в решение главных проблем XXI века? Возьмем, к примеру, вопрос о том, позволять ли искусственному интеллекту принимать решения, определяющие жизнь людей: выбирать место учебы и работы, находить подходящего супруга. Какова позиция ислама? А иудаизма? Здесь не может быть «исламской» или «иудаистской» точки зрения. Человечество, по всей видимости, разделится на два лагеря: на поборников искусственного интеллекта и его противников. Мусульмане и иудеи, скорее всего, обнаружатся в обоих лагерях, и для обоснования своей позиции прибегнут к творческому толкованию Корана и Талмуда.

Разумеется, по ряду вопросов религиозные группы могут сформировать твердую позицию и постепенно превратить ее в якобы священную и вечную догму. В 1970-е годы в Латинской Америке богословы предложили «теологию освобождения», в которой Иисус был немного похож на Че Гевару. Не составит труда привлечь Христа и к спорам о глобальном потеплении и придать современным политическим позициям вид вечных религиозных принципов.

Это уже происходит. Протест против законов об охране окружающей среды облекается в форму апокалиптических проповедей некоторых американских пасторов евангелической церкви, а папа римский Франциск освящает именем Христа поход против глобального потепления (что подтверждает его вторая энциклика Laudato sí – «Хвала Тебе»). Возможно, в 2070 году ваша точка зрения по вопросам экологии будет зависеть от того, к какой церкви вы принадлежите – евангелической или католической. Всем будет без слов понятно, что, например, евангелисты против любых ограничений на выбросы двуокиси углерода, а католики убеждены, что Иисус призывал к защите окружающей среды.

Разницу вы заметите даже по их автомобилям. Евангелисты будут ездить на огромных бензиновых внедорожниках, а католики – на изящных электромобилях с наклейкой на бампере: «Сжигаешь планету – будешь гореть в аду!» В оправдание своих взглядов разные люди будут приводить разные цитаты из Библии, но реальным источником их разногласий будут новейшие научные теории и политические движения, а не Библия. С этой точки зрения религии нечего привнести в главные политические дебаты нашей эпохи. Как говорил Маркс, она всего лишь оболочка.

Все же Маркс преуменьшал значение религии, рассматривая ее как надстройку над экономическим базисом. Даже если ислам, индуизм и христианство не более чем разноцветные украшения на здании современной экономики, люди часто идентифицируют себя с этими украшениями, а самоидентификация людей – серьезная историческая сила. Возможности человечества зависят от сотрудничества масс, сотрудничество масс опирается на формирование общей идентичности – а все общие идентичности строятся на выдуманных историях, а не на научных фактах или экономических потребностях. В XXI веке разделение людей на иудеев и мусульман или на русских и поляков по-прежнему определяется религиозными мифами. Попытки нацистов и коммунистов научно определить человеческую идентичность на основании понятий расы и класса на поверку оказались опасной лженаукой, и с тех пор ученые категорически против определения любой «естественной» идентичности людей.

В XXI веке религии не помогают вызывать дождь, не исцеляют от болезней и не создают бомбы – они пытаются объяснить, кто такие «мы» и кто такие «они», которых мы должны наставлять на путь истинный или бомбить. Как отмечалось выше, на практике различия между шиитским Ираном, суннитской Саудовской Аравией и иудаистским Израилем не столь велики. Все они представляют собой бюрократические национальные государства, все проводят более или менее капиталистическую политику, все прививают детей от полиомиелита и все обращаются к физикам и химикам, чтобы создать бомбу. Не существует таких понятий, как шиитская бюрократия, суннитский капитализм или иудаистская физика. Но как заставить людей испытывать преданность по отношению к одному человеческому племени и враждебность к другому?

Чтобы провести четкие границы на зыбком песке человечества, религии используют обряды, ритуалы и церемонии. Шииты, сунниты и ортодоксальные иудеи по-разному одеваются, читают разные молитвы и соблюдают разные запреты. Эти отличающиеся друг от друга религиозные традиции зачастую украшают повседневную жизнь и побуждают людей к доброте и милосердию. Пять раз в день мелодичные голоса муэдзинов перекрывают шум базаров, офисов и фабрик, призывая мусульман отвлечься от повседневной суеты и обратить взор к вечной истине. Их соседи индуисты могут достичь той же цели путем ежедневного свершения обряда пуджи и повторения мантр. Каждую неделю в пятницу вечером исповедующие иудаизм семьи устраивают особую трапезу, символизирующую радость, благодарение и единство. Два дня спустя, воскресным утром, евангельские песнопения дарят надежду миллионам христиан, помогая укрепить доверие и теплые чувства между членами общины.

Некоторые религиозные традиции несут в мир зло, толкают людей на подлые и жестокие поступки. Нельзя найти оправдание женоненавистничеству и кастовой дискриминации, которые поощряются религиями. Но какими бы ни были религиозные традиции, прекрасными или отвратительными, они объединяют людей, одновременно отделяя их от соседей. Со стороны религиозные расхождения, разделяющие людей, часто выглядят пустяковыми, и Фрейд высмеивал одержимость человечества «нарциссизмом малых различий». Но в истории и политике эти незначительные различия могут иметь огромное значение. Например, если вы гей или лесбиянка, то выбор места жительства между Израилем, Ираном и Саудовской Аравией будет для вас в буквальном смысле вопросом жизни и смерти. В Израиле ЛГБТ-сообщество защищено законом, и некоторые раввины даже освящают браки между двумя женщинами. В Иране геи и лесбиянки подвергаются систематическим преследованиям – вплоть до смертной казни. А в Саудовской Аравии до 2018 года лесбиянки не имели права водить автомобиль – просто потому, что они женщины, и не важно, какая у них сексуальная ориентация.

Вероятно, самый яркий пример сохранения значимости и влияния традиционной религии в современном мире можно наблюдать в Японии. В 1853 году американский флот вынудил Японию открыться внешнему миру. Начался быстрый и чрезвычайно успешный процесс модернизации страны. Через несколько десятилетий она превратилась в сильное бюрократическое государство, которое опиралось на науку, капитализм и новейшие военные технологии, смогло победить Китай и Россию, оккупировать Тайвань и Корею, а затем уничтожить американский флот в Перл-Харборе и разгромить европейские колонии на Дальнем Востоке. Однако Япония не стала слепо копировать Запад. Государство стремилось сохранить свою уникальность и добиться того, чтобы его граждане были верны Японии, а не науке, модернизации или какому-то абстрактному глобальному сообществу.

Для этого власти Японии обратились к древней религии синто, которую сделали краеугольным камнем японской идентичности. По сути, японское государство заново изобрело синтоизм. Традиционный синтоизм был пестрой смесью анимистических верований в разных богов, духов и призраков, и у каждой деревни или храма имелись свои любимые божества и обычаи. В конце XIX и начале XX века японское государство создало официальную версию синтоизма, исключив из нее многие местные традиции. Этот «государственный синтоизм» был дополнен современными идеями о национальности и расе, позаимствованными японской элитой у европейских империалистов. Все элементы буддизма, конфуцианства и самурайской феодальной этики, которые могли быть полезны для усиления преданности государству, тоже пошли в дело. В довершение всего главным принципом синтоизма стало поклонение японскому императору, который провозглашался прямым потомком богини солнца Аматэрасу и живым богом.

На первый взгляд эта странная смесь старого и нового кажется крайне неподходящей для страны, ступившей на путь стремительной модернизации. Живой бог? Анимистические духи? Феодальная этика? Все это больше подошло бы племени эпохи неолита, чем современному промышленно развитому государству.

Тем не менее все получилось. Япония модернизировалась с головокружительной скоростью, а у населения формировалась фанатичная преданность государству. Самым явным свидетельством успеха государственного синтоизма стал тот факт, что Япония первой в мире разработала и применила высокоточные управляемые ракеты. За несколько десятилетий до того, как США создали «умную бомбу», и к тому времени, когда нацистская Германия начала разработку ракет «Фау-2», японцы уже потопили десятки вражеских кораблей с помощью «крылатых бомб», которыми управляли пилоты-смертники, известные как камикадзе. Если сегодня точность наведения управляемых ракет обеспечивают компьютеры, то во время Второй мировой войны Япония использовала обычные самолеты, начиненные взрывчаткой и управляемые людьми, готовыми пожертвовать собой. Такая готовность к самопожертвованию была следствием презрения к смерти, которое культивировал государственный синтоизм. Таким образом, камикадзе появились благодаря синтезу передовых технологий и передовой религиозной индоктринации.

Сознательно или нет, но многие правительства сегодня идут по японскому пути. Они используют универсальные инструменты и структуры современности – и в то же время опираются на традиционные религии, стремясь сохранить национальную идентичность. Аналогами государственного синтоизма в Японии в той или иной мере можно считать православие в России, католицизм в Польше, шиитский ислам в Иране, ваххабизм в Саудовской Аравии, иудаизм в Израиле. Какой бы архаичной ни выглядела религия, толика воображения и грамотная интерпретация почти всегда соединят ее с новейшими технологиями и самыми сложными современными институтами.

Порой ради укрепления своей уникальной идентичности государства создают абсолютно новые религии. Ярчайший пример этого можно наблюдать сегодня в бывшей японской колонии – КНДР. Северокорейский режим воспитывает своих граждан с помощью фанатичной государственной религии чучхе. Это смесь марксизма-ленинизма, некоторых древних корейских традиций, расистской веры в уникальную чистоту корейской расы и обожествление семьи Ким Ир Сена. Никто не называет Кимов потомками богини солнца, но им поклоняются с таким усердием, с каким не чтили ни одного бога в истории. Возможно, памятуя о поражении Японской империи, жрецы северокорейской религии чучхе упорно настаивали на добавлении в волшебное зелье ядерного оружия, называя его разработку священным долгом, ради которого можно пойти на самые большие жертвы.

Независимо от того, как будут развиваться технологии, мы вправе ожидать, что споры о религиозной идентичности и религиозных ритуалах по-прежнему будут влиять на использование технологий и сохранять способность вызвать мировой пожар. Почему бы не использовать для разрешения богословских споров о средневековых текстах самые современные ядерные ракеты и «умные бомбы»? Религии, обряды и ритуалы продолжат сохранять свое значение до тех пор, пока возможности человечества будут зависеть от сотрудничества масс, а сотрудничество масс – от веры в общие мифы.

К сожалению, все это действительно делает традиционные религии частью проблемы, а не инструментом ее решения. Религии по-прежнему обладают политическим влиянием, поскольку способны укреплять национальную идентичность и даже могут спровоцировать третью мировую войну. Но когда речь идет о решении более чем актуальных глобальных проблем XXI века, они не способны предложить практически ничего. Многие традиционные религии проповедуют универсальные ценности и претендуют на вселенское значение, однако сегодня они используются в основном в роли служанок современного национализма, будь то в Северной Корее, России, Иране или Израиле. И поэтому они еще больше затрудняют преодоление национальных различий и поиски глобального ответа на угрозы ядерной войны, экологической катастрофы и разрушительных технологий.

Например, когда речь заходит о глобальном потеплении или распространении ядерного оружия, шиитские священнослужители предлагают иранцам смотреть на эти проблемы с узкой, иранской точки зрения; израильские раввины убеждают израильтян думать только о том, что хорошо для Израиля, а православные священники твердят, что русским нужно прежде всего заботиться об интересах России. Каждый народ считает себя богоизбранным и верит: все, что хорошо для него, угодно Богу. Конечно, есть религиозные мыслители, которые отвергают крайний национализм и исповедуют более универсальные взгляды. Увы, в наше время они не обладают политическим влиянием.

Выходит, мы оказались в ловушке. Человечество стало единой цивилизацией, и решение таких проблем, как ядерная война, экологическая катастрофа и разрушительные технологии, возможно только на глобальном уровне. С другой стороны, национализм и религия по-прежнему разделяют человеческую цивилизацию на разные, нередко враждебные лагеря. Это противоречие между глобальным характером проблем и локальным характером идентичностей породило кризис, в который погружается величайший мультикультурный эксперимент в мире – Европейский союз. Построенный на обещании универсальных либеральных ценностей, ЕС балансирует на грани распада из-за трудностей иммиграции и интеграции.